До Тюмени летели час двадцать. Кротов успел задремать и вышел сонный, с нарастающей болью во лбу – перебрали вчера с Лузгиным. Он был даже рад этой промежуточной остановке – можно покурить, погулять на свежем воздухе. В стеклянных дверях вестибюля он столкнулся с Гариком Чернявским, нефтестроевским начальником и когда-то партнером по бизнесу.

– Ты что здесь делаешь? – удивился Чернявский.

– Пролетом на Москву, – сказал Кротов. – Ты тоже в столицу? На нашем, транзитном?

– Я на «сто тридцать четвертых» не летаю, – гордо произнес Гарик. – Через сорок минут после вас идет нормальный борт.

– Тогда пошли покурим, – сказал Кротов.

Вышли на крыльцо и закурили, отгоняя дымом и руками редких, но настырных тюменских комаров.

– Как дела? – спросил Чернявский.

– Отлично, – сказал Кротов.

– Да уж наслышаны.

– Чего наслышаны?

– Как ты там... нарулил. Себе на шею.

– Это несерьезно.

– Уголовка – несерьезно?

– Какая, к черту, уголовка? – опешил Кротов.

– На тебя же дело завели.

– Дело? На меня?

– Ты что, не знаешь? – изумился Чернявский. – Да пол-Тюмени уже об этом говорит.

– Впервые слышу, – сказал Кротов.

– Ладно, не скромничай, это даже почетно. – Чернявский состроил уважительно-насмешливую мину. – Мы – люди дела, вот нам его и шьют. Настоящий бизнесмен все время с кем-то судится. Это образ его жизни, батенька, не так ли?

– Говори, что слышал, Гарик.

– Разбазаривание и растрата бюджетных средств и имущества, коррупция, получение взятки, – легко перечислил Чернявский. – Стандартный набор госчиновника.

– От кого взятка?

– Да от какого-то черного. Ты, говорят, толкнул ему задешево какой-то городской заводишко, названия не помню.

– И много я взял?

– Прилично взял, по слухам.

– Да, по слухам.

– Насчет дела – не слух. Окружная прокуратура возбудила.

– Когда?

– Три... нет, четыре дня назад. Ты что, не знал?

– Я и сейчас не знаю.

– Дела-а, – сказал Чернявский и замолк, с недоверием глядя на Кротова. – А это ведь правда, Сереженька. У меня данные верные, свой человек вчера в бане сказал.

– Спасибо, – сказал Кротов. – Я учту.

По радио объявили посадку транзитникам. Кротов пожал руку Чернявскому и пошел к турникетам. Гарик кричал ему вслед ободряюще, пока Кротов не затерялся в «накопителе». Местный буфет предлагал только пиво. Кротов достал фляжку с виски и выпил половину, не стесняясь окружающих. Во лбу потеплело, но затылок налился чугуном, и два с половиной часа до Москвы Кротов просидел, закрыв глаза, разрываясь между болью и тревогой. Перед самой посадкой он принял решение, допил оставшееся, и ему сразу стало легче.

Он был уверен еще в марте-апреле, после отставки Черномырдина, что девальвация рубля неизбежна, и ждал от нового правительства расширения валютного коридора. Конечно же, это ударит по импорту, цены взлетят, зато наш экспорт станет прибыльным, проснутся местные производители. И главное – страна перестанет тратить и без того оскудевший валютный запас на искусственное поддержание курса рубля. Кротов с ужасом читал закрытые центробанковские сводки: два миллиарда долларов в мае, в конце июня – до семисот миллионов долларов в неделю, к началу августа – по двести миллионов в день! Процентные ставки по государственным облигациям перевалили за сто процентов годовых – да ни один нормальный человек не станет брать в долг под такие накрутки, а Центробанк занимал безоглядно. Из девятнадцати миллиардов долларов, полученных ЦБ в девяносто седьмом от зарубежных инвесторов, только два миллиарда пошли на пополнение валютного запаса, остальные были растрачены в сомнительных играх с рублем. В итоге получили валютный кризис, внутренний долговой, кризис с уплатой процентов по внешнему долгу, фондовый кризис, инвестиционный, кризис реального сектора экономики... Страна давно была банкротом, просто об этом вслух не говорили.

Девальвировать рубль по весне Кириенко не дали, а в сентябре «деревянный» должен был рухнуть и сам, только с пылью и грохотом и в одночасье с правительством. Что и случилось, только чуть раньше – здесь кротовские источники и его собственная интуиция дали сбой. И тем не менее Кротов и сегодня был уверен, что действовал правильно и отнюдь не разбазарил, а спас деньги для бюджета, успев до дефолта сплавить убыточную городскую собственность – пусть со скидкой, но на доллары, которые теперь взлетели до небес. Но заточенный под дело о посадке прокурор не примет это во внимание. И вообще: говорила же бабушка...

Если власти обкакались и не знают, что делать, им надо найти виноватого. Недаром же в столичной прессе стали модны разговоры, что-де Москва чиста перед народом, правительство исправно гонит деньги в регионы, а местное чиновное ворье их тихо прожирает. И мелкий северный начальник Сергей Витальевич Кротов с его банкирским прошлым по всем параметрам годился для публичного и скорого битья.

Зачем он «дернулся»? Как заместитель мэра по финансам мог спокойно отсидеться за спиной начальника, пусть даже и уехавшего по делам в Москву. Но Кротов знал себя: именно когда ты никому и ничего не должен, что-то вдруг пинает тебя в зад.

В аэропорту Домодедово он не пошел, как обычно, к «депутатской» комнате, а в общей спешащей толпе прошагал через толкучку полутемного зала прибытия, где его хватали за руки остроглазые московские шоферы. В том же темпе свернул за дверями налево, к скрытой деревьями платформе электрички, где купил билет, постояв в короткой очереди, и выкурил подряд две сигареты в тенечке за торговой будкой, дожидаясь отправления.

У Павелецкого вокзала он не сразу отыскал вход в метро, потом с пересадками ехал к нужной конечной, поднялся наверх, опять долго курил, пока не вычислил тихого частника на старых «Жигулях» – гаишники таких в упор не видят – и сторговался с ним до Шереметьева.

– Опаздываем? – спросил шофер, озираясь и выкручивая руль.

– Отнюдь, – сказал Кротов, – времени море, прокатимся.

– В отпуск или по делам? – Шофер окинул пассажира взглядом.

– Жену встречаю, – ответил Кротов. – Ты смотри, куда едешь, папаша.

Шофер обиделся, замолчал, далее ехал по струночке.

Рейс на Гамбург вылетал через три с половиной часа. В кассе «Люфтганзы» нашли место для курящих в бизнес-классе. Русских денег было мало, а доллары отвергли с извинением. Пришлось искать обменный пункт с разорительным курсом, светиться, предъявляя документы, опять возвращаться к окошку «Люфтганзы», где по закону бутерброда возникла тетка из тургруппы с пачкой билетов и проблемами на регистрации. Он простоял бы здесь до вечера, тем паче что кассирша поменялась. Но повезло: в кабинке рядом появилась прежняя кассирша, узнала Кротова сквозь мутное стекло и поманила рукой: подавайте. Он передал ей деньги и паспорт и через десять минут уже заполнял таможенную декларацию.

До посадки он решил побриться – похмельным утром не успел, и щетина его раздражала. Парикмахерской не нашел, пришлось справляться в туалете самому. В туалет заглянул худощавый мильтон, осмотрел помещение, вышел.

Отстояв положенное в нетерпеливой чемоданной очереди, Кротов протянул таможеннику паспорт с заложенными меж страниц декларацией и билетом.

– Пятьсот долларов? – спросил таможенник.

– Увы, – сказал Кротов, – все деньги у жены, а жена уже в Гамбурге.

– Что так? – усмехнулся таможенник. – Не доверяет?

Кротов вздохнул и развел руками.

– Раз пятьсот, могли не заполнять, – сказал таможенник и отодвинул декларацию в сторону.

– Знаю, – сказал Кротов. – Это я на всякий случай, вдруг у вас порядки поменялись. – Еще три с половиной тысячи «зеленых» лежали у него в кармане брюк, завернутые в носовой платок.

– Рубли есть?

Раскрыв бумажник, Кротов показал.

– Ваш портфель? – Таможенник перегнулся через стойку. – Откройте, пожалуйста.

– Конечно, – сказал Кротов. – О чем разговор. – Он поставил портфель на стойку и щелкнул пряжкой замка.

– Доставайте сами, – сказал таможенник.

– Что доставать?

– Да все доставайте.

– А зачем? – сказал Кротов. – И так ведь видно.

– Я же сказал вам, гражданин: доставайте.

– Как прикажете, начальник...

Он вытащил и разложил на стойке пакеты с бельем, рубашками и тапочками, кожаную папку, не читанный пока что детектив и влажный полиэтиленовый пакет с бритвенными принадлежностями.

– Здесь что? – показал пальцем таможенник.

– Деловые документы, – спокойно ответил Кротов.

– Достаньте, пожалуйста.

Кротов со свистом описал дугу замочком «молнии», раскрыл папку, продемонстрировал ворох пластиковых «корочек» с бумагами.

– А здесь? – спросил таможенник, потыкав пальцем в боковую полость папки.

– Здесь? Личные бумаги, мусор всяческий. Открыть?

– Открывайте.

За спиной у таможенника нарисовался как бы невзначай коллега с крутыми нашивками. Чуть поодаль с напускной беспечностью прохаживался мент из туалета. И Кротов понял, что так просто не прорвется.

– Не могли бы мы продолжить этот разговор, – тихо сказал Кротов, – в каком-нибудь другом месте?

Таможенники переглянулись, старший по званию кивнул:

– Пройдемте.

Запихнув вещи обратно в портфель, Кротов сунул папочку под мышку. Из очереди нервно закричали: «Как же так, кто будет пропускать, целый час пройти не можем!» Но таможенники и ухом не повели. Худой туалетный мильтон сближался с ними параллельным курсом.

Кротов обратил внимание, что формально уже пересек таможенную границу. Оставалось по-людски договориться с потрошителями.

Его привели в комнату с зарешеченным окном, усадили за стол. Кротов поставил портфель у ноги, а папочку положил перед собой.

– Доставайте, – сказал старший таможенник.

– Сами доставайте, – сказал Кротов.

– Ты не выгребывайся, дядя, – с угрозой произнес второй. – Пальчиков боишься? Так ведь сам туда ложил, забыл, что ли?

– Доставайте, гражданин, – повторил старший.

– Не-а, – сказал Кротов.

– Может, врезать ему? – предложил милиционер. Старший таможенник медленно раскрыл «молнию» бокового отделения, одну за другой достал оттуда десять аккуратных пачечек и выложил их рядом на столе.

– Что это такое, гражданин?

– Да сами видите.

– Разрешение на вывоз валюты имеется?

– Имеется.

– Предъявите, пожалуйста.

– Я его потерял.

– Все так говорят.

– Вот и я так говорю.

– Он наглеет, – подсказал милиционер.

– Значит, будем оформлять? – с подчеркнутым вопросом произнес старший таможенник.

– Зачем же оформлять? – Кротов оглядел по очереди всех троих. – И так все ясно, правда?

– Вы на что намекаете? – старший упер руки в боки и слегка покачался с носка на пятку.

– Я согласен, – сказал Кротов.

– На что согласен? – не вытерпел младший.

– Обсудить детали.

– Ладно, – сказал старший. – Покиньте помещение.

Младший с ментом затоптались, старший рявкнул на них: «Выметайтесь!»

– Слушаю вас, – сказал старший, скрестив теперь руки на груди.

– Предположим следующее. – Кротов провел пальцем над рядом зелененьких пачек. – На всю эту сумму, конечно же, у меня разрешения нет. Здесь сто, как видите. А у меня банковская справка... ну, скажем, на восемьдесят.

– Не пойдет, – сказал таможенник.

– Двадцать тысяч баксов – большие деньги. Особенно сейчас.

– Вот сто тысяч – это действительно большие деньги, – усмехнулся таможенник.

– Не пойдет, – сказал Кротов. – Это грабеж.

– Значит, будем оформлять.

– Оформляйте, – пожал плечами Кротов. – И хер что вам достанется.

Таможенник наклонился поближе.

– Слушай, мужик, мы ведь можем все забрать и выкинуть тебя к едрене матери... Ничего ведь не докажешь.

– Почему? – спокойно возразил Кротов. – Люди на контроле видели, как вы меня забрали. Будет шум, а шум тебе не нужен. Твое слово против моего – пойдут разборки, и тебя до времени с работы снимут. Чем семью будешь кормить, начальник?

– А тебе самому-то шум нужен?

– И мне не нужен.

– Так что ты корячишься?

– А ты чего? Давай уж по-людски.

– Пополам, – сказал таможенник. – И дуй на регистрацию.

– Пополам, говоришь? – Кротов пожевал губами с видом торгаша, считающего сдачу. – На каждого выходит меньше двадцатки. Давай так: тебе полные двадцать, им на рыло по пять. Нехрен шестерок раскармливать. Принимается, начальник?

– Я сказал: пополам. И быстрее давай, не тяни.

– Не могу, – сказал Кротов. – Не мои это деньги, начальник.

– Да брось ты, – скривился таможенник. – Забирай свое и уматывай, пока тебе по-доброму советуют.

– Пиши бумагу, – сказал Кротов.

Таможенник забарабанил пальцами по столу.

– Загремишь ведь!

– Да ну! Чистосердечное...

– Так деньги же сгорят, чудило!

– Сгорят, – согласился Кротов. – Но правильно сгорят, начальник. Если ты их просто хапнешь, мне ведь могут не поверить. А если будет протокол с твоей фамилией – к кому братки за деньгами придут?

– Ты не коси под синяка, – угрюмо проговорил таможенник. – Я же вижу, ты птица другого полета. Молчать будешь как миленький.

– Пиши бумагу, – сказал Кротов. – Кончен разговор.

– Сидоров! – рявкнул таможенник.

Младший потрошитель влетел в помещение с фуражкой в руках и глазами навыкате.

– Звездец! – прошипел он со злостью. – Полкан приехал. Довыгребывались.

Шумно ступая, в комнату вошел деловой милицейский полковник, за ним – приземистый майор и двое парней с автоматами. В комнате стало тесно и душно, все обступили стол, полковник сурово спросил:

– Что тут у вас, контрабанда?

– Так точно, – ответил старший таможенник. – Оформляем изъятие.

– Где протокол? – полковник протянул мясистую ладонь.

– Еще не начали. Послал за бланками...

– Давай оперативно! И стул давай. А ты отсядь в угол, – махнул рукой на Кротова полковник. – Где документы?

– Паспорт вот, – подал книжечку таможенник.

– Так! – гаркнул полковник, быстро листая страницы. – Еще документы имеются?

Кротов достал из нагрудного кармана пиджака удостоверение городской администрации.

– Ага! – с явным удовольствием и даже с радостью воскликнул полковник. – Слуга народа! Ай-яй-яй! Ну, ты, шлагбаум, отличился!

– Я не шлагбаум, – пробормотал таможенник и посмотрел на Кротова с досадой.

– Да брось ты, – сморщился полковник. – Пиши изъятие, мы его сразу заберем. Майор, распорядитесь. Душно тут у вас. И что это вообще за помещение? Почему не в дежурку доставили? Темнишь, шлагбаум, знаю я тебя... Где стул, едрена мать? А тебе сказано: в угол!

Спиной вперед Кротов отъехал, не вставая, на стуле по гладкому кафельному полу и уселся в углу поудобнее, закинув ногу на ногу. Примчался растрепанный младший таможенник с бумагами и стулом, «полкан» зашумел: «Да не мне же, болваны! Садитесь и пишите протокол». Старший таможенник устроился напротив за столом, принялся царапать в протокольном бланке хорошей монблановской ручкой. Майор глянул на Кротова, быстро сказал: «Кстати, тащполковник...» – и вывел «полкана» из комнаты под руку. Один из автоматчиков прислонился к стене возле двери, другой взгромоздился на подоконник и принялся болтать ногами. Ремень его не нового, в соскобах, автомата шевелился, свисая с колен. Младший таможенник наблюдал через плечо начальника за наползающими строчками. Автоматчик у двери, совсем еще пацан, в раздувшемся бронежилете жевал резинку и смотрел с пустым интересом, как на расстоянии плевка от него ломают жизнь случайному чужому человеку.

– Кто настучал? – негромко спросил Кротов. – Тетка из обменного пункта?

– Разговорчики, – одернул его младший таможенник, и Кротов понял, что вычислил правильно.

– Хорошо вы тут устроились, ребята.

– Не осложняйте себе жизнь, – холодно вымолвил старший, а младший добавил:

– Сам же, дядя, виноват.

– Сидоров! – четко скомандовал старший. – На службу... шагом... марш!

Младшего таможенника выдуло из помещения. Кротов достал сигареты и закурил, не спросясь, потом кивнул на пачку автоматчикам. Тот, что дежурил у двери, подошел и сказал:

– Я две возьму. – Он присмотрелся к пачке. – Настоящие? Штатовские?

– Бери, бери, – ответил Кротов, усмехаясь.

Он мог бы вырубить его тычком в мальчишеский кадык. Прикрыться падающим телом и завладеть оружием. Второй на подоконнике наделал бы в штаны. Но его штурманут обязательно – ментам «шлагбаума» не жалко – и пристрелят как миленького. То-то шороху будет в Тюмени. Сгореть из жадности за стольник! Нет, не из жадности – противна фраерская наглость этих засранцев с нашивками. Берут как свое! А деньги-то и вправду не его – откат чиновнику из министерства. Смешно сказать: забыл про них банальным образом, последствия вчерашней пьянки и Гарикиных новостей с утра.

– Вот здесь и вот здесь распишитесь, – сказал ему старший таможенник, протягивая ручку колпачком вперед.

– Ничего подписывать не буду, – заявил Кротов. – Где, кстати, понятые, командир?

– Сейчас придут, – без выражения проговорил таможенник. – С этим делом у нас не проблема.

– Закончили? – спросил милицейский майор, заглядывая в комнату.

– Подписывать не хочет.

– У нас захочет, – пообещал майор. – Бойцы! Задержанного обыскать.

– Прям щас поедем? – не по уставу обратился автоматчик, сползая задом с подоконника. – Друган просил сигарет прикупить в «дьюти фри». Можно я сбегаю, тащмайор?

– Ис-пал-нять! – на три счета пропел милицейский начальник. Пацан у двери уронил на кафель сигарету. «Встать, лицом к стене. Ноги шире... шире, я сказал!» – и больно ткнул Кротова стволом автомата между ребер.

– О, блин, еще зеленые! – радостно воскликнул пацан, разворачивая кротовский носовой платок. Майор тем временем уложил деньги в папку, туда же сунул протокол изъятия, присовокупил заначку из брюк и скомандовал конвою:

– Выводи!

– Поговорим? – одними губами обозначил просьбу Кротов, двигаясь мимо майора, и тот сказал: – Конечно, – и тут же заорал: – А где же наручники, мля?

Ему защелкнули не спереди, а сзади, и это было нехорошим знаком. Кротов чувствовал с нарастающей тревогой, что ему никак не удается овладеть ситуацией, и решил вести себя спокойно в ожидании удобного случая. Такой настанет непременно, или это не родной любимый край.

Пришлось сидеть довольно долго в тесном отсеке задней части милицейского уазика. Потом пришли майор с полковником и автоматчики с ярким пакетом – уговорил-таки начальство парень с подоконника. Машина взревела и поехала, трясясь. В заднее окошко сквозь вертикальную решетку Кротов видел, как взлетают самолеты.

Ехали долго. Сначала по шоссе, затем по улицам окраин. Из кабины сквозь гудение мотора прорывался шум чужих беспечных разговоров. Остановились у старого здания с казенной вывеской. Кротова извлекли из «собачника» и повели внутрь подслеповатым узким коридором, где встречные менты – кто в штатском, кто в мундирах – смотрели на него с привычным службе равнодушием.

Кротов полагал, что немедля приступят к допросу, но его запихнули в пустую камеру в подвале. Две откидные койки были пристегнуты к стене. Сразу вспомнилась полковая гауптвахта. Он присел на корточки в углу. От стены тянуло сыростью. Кротов выкурил до фильтра сигарету, пересчитал оставшиеся. Снял боссовский пиджак, свернул, уселся на него, обхватив колени руками, чтоб не касаться спиной бетона. Так он сидел, потом ходил, потом снова сидел бесконечное время – часы у него отобрали. Наконец в коридоре послышались шаги, отворилась тяжелая дверь. Кротов поднялся с кряхтеньем, надел пиджак и подтянул узел галстука.

– Поговорим, майор? – начал он первым, пытаясь завладеть инициативой. – Распорядись, пусть койку отстегнут. Не по-людски.

– Еще просьбы имеются? – спросил майор, дождавшись, когда охранник закроет дверь снаружи,

– Я хочу выйти отсюда.

– Поздно, парень – майор порылся в карманах, достал связку ключей, не сразу подобрал нужный, открыл и вынул из петли замок. – Садись.

Они уселись рядом, глядя на стену перед собой.

– Баксы паленые?

– Нет, – сказал Кротов

– Что за деньги вообще?

– Какая разница? Сказал же: деньги чистые.

– Твои или чужие?

– Общие, – сказал Кротов. – Черт с ними, забирайте.

Майор выпятил губы и помотал головой.

– Не получится, парень. Полкан в тебя вцепился.

– Что значит: вцепился?

– Он на тебе борьбу с коррупцией сыграет. Уже доложил в управление, завтра приедут смотреть.

– Кого?

– Тебя смотреть, кого еще! И в город твой он уже позвонил.

– И что?

– Ты, парень, чуть ли не в розыске, вот что.

– Мэру звонили?

– А мэр тут при чем? Ты же не депутат Госдумы, на тебя спецсанкция не требуется.

– Подонки, – сказал Кротов. – Я не про вас, майор.

– Я понял. Крепко дома влип?

– Да так, фигня, интриги, – сказал Кротов. – Клепают взятку идиотскую.

– Вот именно, – кивнул майор. – Какой-то азер, забыл фамилию... Ориентировку сбросили по факсу. До утра полкан тебя расколет на сознанку.

– Не расколет, – сказал Кротов.

– Расколет, – вздохнул майор. – Сделают тебе слоника или рыбку...

– Какого слоника?

– Увидишь, – пообещал майор почти с сочувствием. – Завтра вечером от вас кто-то прилетает.

– Ну?

– Баранки гну. – Майор соскочил на цементный пол, оправил под ремнем рубашку. – Короче, могу сделать один звонок. Если выкрутишься – полтинник.

– Годится, – сказал Кротов. – Записывай.

– Я запомню, – сказал майор, – я тренированный.

Кротов назвал номер своего друга Лузгина.

– Межгород не пройдет. Эти звонки фиксируются. Давай любой московский.

– Слышь, майор, я так не вспомню. В записухе...

– Бесполезно. Все вещдоки в сейфе у полкана. Давай вспоминай, и по-быстрому. Я тут вообще не должен находиться.

– Вот хреновина, – вымолвил Кротов. Мысленно листая записную книжку, он представил себе страничку на букву «ю», где были несколько фамилий: два Юдина, Юхновский, Ющенко и один номер без фамилии, записанный пониже черными чернилами – первая цифра больше других, как заглавная. И еще в этом номере был какой-то внутренний ритм. На три четверти, как в вальсе. Двести пятнадцать ноль три сорок семь.

– Молодец, – сказал майор, глядя на часы. – Это рабочий телефон?

– Да.

– Еще успею. – Майор подошел к железной двери, дважды пнул ее ботинком. – Готовься, скоро вызовут.

– Спасибо, друг, – сказал Кротов.

– Какой я тебе друг, – сказал майор.

– На полтинник в Москве долго не протянешь.

– Кому как, – усмехнулся майор. – Пятьсот зеленых в месяц – выше крыши, я по заграницам не летаю. – Он снова стукнул в дверь, на этот раз кулаком. – Сто месяцев выходит, восемь лет... У меня дача за Сетунью, «Жигуль» еще бегает... И пошли они к чертовой матери. Ну, будь здоров, – сказал он, когда охранник заскрежетал ключом в замке.

...В камеру Кротова приволокли под утро. Он мог дойти и сам, ноги еще слушались, но потащили намеренно, чтобы унизить. В коридоре он прохрипел: «Дайте умыться, сволочи», – и его запихнули в клозет. Стояли рядом, когда он мучился над унитазом, потом брызгал на лицо водой из полусорванного крана.

Кротов сел на койку, потрогал ладонью под носом. Кровить перестало, только жгло внутри, как от паяльника. Сосуды полопались, видно, когда ему делали «слоника» – натянули на голову противогаз и пережимали хобот воздуховода. Он ревел внутри на манер паровоза и думал, что лопнут глаза, а лопнули сосуды в носу, и он забрызгал кровью изнутри противогазные стекла. Менты были внимательны и сразу маску сдернули. Потом его били резиновой палкой по почкам. Потом устроили «электрический минет»: подсоединили, куда надо, провода и крутили ручной генератор, он так по-детски жужжал. Кротов закричал и обмочился темным. И все думал, когда же придет время «рыбки», но «рыбки» не случилось – ребята, наверное, запарились с ним и про «рыбку» забыли. На рассвете пришел энергичный «полкан», показал Кротову убойную, по его мнению, бумагу из окружного УВД, пришедшую по факсу. Поверх распоряжения о мере пресечения знакомым почерком было написано: «Не возражаю». Когда Кротов увидел подпись мэра, то окончательно решил: он не подпишет ничего. К тому же за спиной полковника появился знакомый майор и кивнул со значением. Оставалось терпеть.

Брюки были мокрые и липкие, он снял их и бросил на койку. Стоило бы снять и трусы, но оставаться совсем голым Кротову было противно. Зато рубашка и пиджак не пострадали – его там сразу раздели до пояса. Вот только галстук от Готье куда-то задевался в суматохе правосудия. Черт с ним, к тому же Готье – голубой, так написано в прессе. Вот пусть проклятый мент и носит «тай» от голубого.

Он попытался улечься на койке, но как ни вертелся, не мог найти положение, чтобы хоть чуточку притихла боль в боках, у поясницы, пока не вспомнил разговор с одним знакомым почечником. Кротов лег на живот, потом медленно подтянул под себя колени, выставив оттопыренный зад к потолку. Его вначале окатило дикой болью, до пота и железного вкуса во рту, а затем отпустило. Голову заволокло сладким туманом, но вскоре боль вернулась. Тогда он припомнил рассказ до конца и принялся кусать и грызть край деревянного настила.

В коридоре послышался топот. Скрипя зубами, Кротов сел. Вошел караульный, с ним двое мужчин средних лет в хороших деловых костюмах. Один был лысый, другой – с короткой модной стрижкой. Лысый молча посмотрел на Кротова, потом на мокрые трусы и произнес сквозь зубы:

– Вот же суки ментовские!

Караульный засопел и покинул камеру, оставив дверь открытой.

– Одевайтесь, Кротов, – сказал лысый. – Мы вас забираем.

– Пусть вещи принесут, – выговорил Кротов чужим каким-то голосом.

– Уже несут, – сказал тот, что со стрижкой. – Вы одевайтесь.

– Я эту гадость надевать не стану.

Кротов думал почему-то, что вещи ему непременно доставит тот самый майор, но приплелся мордатый сержант, свалил все грудой на койку. Кротов достал из портфеля чистые трусы и запасные брюки, переоделся, не стесняясь наблюдающих. Пристегнул на запястье часы, Рассовал по пиджачным карманам бумажник, авторучку и записную книжку, удостоверение, заграничный и обычный паспорта и авиабилет на вчерашний несбывшийся Гамбург. Затолкал в портфель, не проверяя содержимого, застегнутую папку и сказал:

– Пошли отсюда.

– А это? – спросил лысый, кивнул на брошенные брюки и трусы.

– Пусть подавятся, – ответил Кротов и закашлялся.

– Где Юрий Дмитриевич? – спросил он у лысого в коридоре.

– Все в порядке, – сказал тот, не обернувшись.

Его провели служебным выходом, где прямо у кирпичного крыльца стояла черная машина, указали на открытую заднюю дверь. Кротов нырнул внутрь, притиснулся к сидевшему там человеку. Третьим сел стриженый. Получалось, будто снова под конвоем. «Мерещится», – подумал Кротов, пристраивая на коленях портфель. Лысый сел впереди, водитель резко принял с места, и Кротова скрутило болью. Он простонал и заворочался, и стриженый сказал:

– Потерпите, мы быстро доедем. Здесь рядом.

Но Москва есть Москва, и везли его долго – двадцать четыре минуты. За ночь Кротов успел соскучиться по часам на руке и теперь то и дело посматривал.

Они заехали в старый двор с высокими деревьями – где-то в центре, между Пречистенкой и Арбатом. Было солнечно, тихо. Мужичок в синем халате елозил метлой по асфальту. Посреди детской площадки стояла заспанная бабка, вокруг нее кругами бегала собака.

– А где Юрий Дмитриевич? – спросил Кротов, выбираясь с трудом из машины.

– Как это где? – осклабился лысый. – Спит еще. Начальника не знаете?

– Да уж знаю, – ответил Кротов с внезапным облегчением.

Юрий Дмитриевич и в самом деле любил поспать, если было делу не во вред. Кротов работал с ним на губернаторских выборах. Бывший сотрудник разведки, Юрий Дмитриевич был теневым «смотрящим» от Москвы и обналичивал в кротовском банке деньги для «черной кассы» выборной кампании.

– Второй этаж, – сказал стриженый, под руку ведя Кротова к подъезду.

Квартира явно была «точкой», «конспиративкой», снятой на время у каких-нибудь стариков, коротающих лето на даче. Мебель дешевая, старая, всё в ковриках и коврах, синтетических дорожках. Множество семейных фотографий по стенам. И только в центре гостиной на круглом столе, покрытом плюшевой скатертью, инопланетным гостем лежал раскрытый и готовый к действию ноутбук с периферией. Кротов скинул туфли в коридоре, носки были влажными – надо же, как обоссался!

– Сейчас мы сделаем укол, и вы поспите, – сказал лысый.

– Сначала душ, – помотал головою Кротов. – И чаю покрепче, а там уж колите.

– Принимается, – усмехнулся лысый. – Неслабо вам досталось.

– Могло быть хуже, – сказал Кротов и вздрогнул.

В ванной не было лосьона – только мыло и полотенца крошечные. А чаю не имелось вовсе, только кофе в термосе у стриженого. Все правильно: в такой квартире не живут и лишнего не держат. Кротов посвежел и ободрился, отказывался спать, требовал Юрия Дмитриевича, однако лысый был непреклонен. Кротова с мужскими шуточками завалили в спальне на высокую пружинную кровать, приспустили штаны и всадили укол, от которого задница окаменела, потом отнялись ноги, исчезли поясница и спина, стало шуметь в голове, голова растворялась в подушке.

Проснулся он в двенадцать по Москве, не сразу понял, где и почему находится. Сел на кровати рывком, охнул и замер от боли, тихонечко поднялся на ноги – так легче, вроде отпустило. Направился неспешно в туалет, где долго брызгал темным в ржавый унитаз.

– С добрым утром, – сказал лысый, когда Кротов приплелся в гостиную.

Они со стриженым сидели рядом за столом. Напротив, у компьютера, расположился незнакомый парень студенчески разболтанного вида. Возле серванта с посудой стоял шофер с заложенными за спину руками. Куда же делся третий, с заднего сиденья? Лысый показал ладонью на кресло в углу.

– Присаживайтесь, Сергей Витальевич.

Кротов сел и сказал:

– Может, познакомимся? Грешно не знать своих спасителей. В Ватикане вам свечку поставлю.

– Мы не католики, – проговорил с улыбкой стриженый. Заулыбались все, и хуже всех осклабился шофер. Студент побрякал клавишами ноутбука и замер с посторонним выражением. Одет он был, как на рекламе жвачки «Риглиз». – К тому же у вас, Сергей Витальевич, есть более практичный способ отплатить друзьям за своевременную помощь.

– Баксы в папке? – спросил Кротов. – Забирайте. А где Юрий Дмитриевич?

– Какой Юрий Дмитриевич? – стриженый расширил ясные глаза.

– Кончайте ломаться, – Кротов едва справился с окатившей его волной предательских мурашек. – Дайте-ка мне телефон, дальше я буду говорить только с ним.

– Говорить вы будете с нами, – возразил лысый, поиграв затекшими плечами. – И говорить по-дружески, без крайностей. Время дорого. Мы и так заждались, когда вы проснетесь. Цените нашу деликатность, Сергей Витальевич.

– Телефон! – потребовал Кротов и вытянул руку.

Шофер у серванта сделал быстрое движение и направил на него черный брусок. Кротов видел такие: электрический парализатор ближнего действия, черт знает сколько тысяч вольт. Ему резко захотелось в туалет, и он подумал: до конца жизни теперь буду ссаться от страха, как пудель.

– Чего вы хотите?

– Всего лишь пароль, – лысый поднял со стола двумя пальцами его, Кротова, карточку кипрского банка. – И номер счета, соответственно.

– Там мало что есть, – вяло произнес Кротов. – И как вы сможете...

– Мы сможем, – сказал парень за компьютером, а лысый отчетливо назвал банковскую сумму.

– О, вот теперь я точно знаю, – печально выговорил Кротов, – что вы действительно от Юры. Все снимете или оставите на жизнь?

– Мы вам папочку оставим, – ответил стриженый. – Ну как, будем сотрудничать, или вам прошедшей ночи маловато?

– Дайте подумать, – сказал Кротов. – И курить дайте, где мое курево?

Свободной рукой шофер положил в пепельницу сигареты и зажигалку, протянул, как в ресторане, – склонившись, но не приближаясь.

– Какие гарантии, что я выйду отсюда и смогу улететь из страны?

– Вас мы не тронем, – сухо пообещал лысый. – На этот счет у нас прямые указания. Улететь из страны – это ваша проблема.

– Я хочу поговорить с Юрием Дмитриевичем.

– В Москве его нет, – сказал стриженый.

– Мобильный?

– Оставим эту тему, Сергей Витальевич. Диктуйте, я записываю.

Когда Кротов закончил диктовать, лысый спросил делово:

– В конце пароля – с точкой или без?

– С точкой, – сказал Кротов.

– Смотрите мне, Сергей Витальевич, – стриженый дружески погрозил ему пальцем. – Нам бы очень не хотелось...

– Мне тоже, – сказал Кротов. – На дорожку укольчик поставите? Очень уж больно сидеть.

– Мы дадим вам таблеток, – пообещал лысый. – От укола вы снова заснете.

Шофер увел его на кухню. Кротов курил, прихлебывал кофе, слушая долетавший из гостиной стрекот компьютерных клавишей и малопонятные реплики студента. Потом на кухне появился лысый с листком бумаги и чернильной авторучкой.

– Нарисуйте свою подпись, банк требует факсимиле. И аккуратнее, пожалуйста... Помните, как раньше было: все ждут зарплату, а бухгалтер из банка приехал пустой – подпись «не идет»... Снова с точкой?

– С точкой, – подтвердил Кротов. – Эта штука хорошо работает? – спросил он шофера, когда лысый вернулся в гостиную.

– Напрочь вырубает.

– Ну-ну, – сказал Кротов.

Здесь его, конечно, не убьют, да и не было смысла его убивать – он теперь никому не опасен. Стольника ему на время хватит. Половину обещал майору – а где тот майор? Обвели и его вокруг пальца. Надо ехать поездом до Питера, там Выборг и автобусом в Финляндию. Оттуда самолетом куда хочешь. Но пускают ли финны с «шенгеном»? Проще в Турцию, русских там принимают без визы. Но главное – не дергаться сейчас, выбраться отсюда и спокойно все обмыслить на свободе.

В гостиной началась ходьба, донеслись разговоры вполголоса, затем шелест одежды в прихожей. Кротов глянул с вопросом в глаза шоферу, но тот помотал головой.

– Эй! – крикнул Кротов задиристо. – Куда вы мои бабки перегнали? В Джорджтаун? Я найду!

Ему не ответили. Вскоре открылась и хлопнула дверь, стало тихо и пусто, только он и шофер с «вырубателем» на табуретке возле кухонной двери.

– Не надо, парень, – сказал шофер. – Лучше не пробуй, зачем тебе сейчас. Посиди минут пять, потом выпущу.

– Где мои вещи?

– Наверно, там. – шофер глазами показал на стену.

– Можно я пока побреюсь?

– Почему нет? – сказал шофер и задом ушел в коридор.

Ноутбук с проводами исчез, его место на столе занимал распахнутый портфель, рядом лежала папка с застегнутой «молнией». Кротов поднял папку, прикинул содержимое на вес, потом открыл ее, обследовал внимательно. Его не обманули, но это ничего не значило: шофер мог вырубить его в любой момент, забрать все деньги и сказать, что отпустил и ничего не знает. К тому же неизвестно, как Юрины ребята договорились с мусорами: замяли дело окончательно или просто одолжили Кротова на время для собственных нужд и ментовская засада ждет у подъездной двери.

«Скорее всего, так и будет», – решил Кротов, а потому, выйдя с шофером из подъезда, совсем не удивился, увидев за большим деревом на краю асфальтовой дорожки майора с пистолетом.

– Стоять, – сказал майор. – Кротов, ко мне. А ты – в подъезд. До трех считать не буду.

Кротов выдернул из рук шофера свой портфель и пошел к майору, взяв левее, чтобы не перекрывать ему линию прицеливания. Майор опустил ствол пониже и рявкнул:

– Крутом! Бегом!

– Об стенку лбом, –добавил Кротов, вдруг развеселившись.

Поравнявшись с майором, он оглянулся в тот самый момент, когда спина шофера исчезла в сумраке подъезда.

– Беги за дом, – сказал майор, не отрывая глаз от двери. – Там синий «Жигуль», вот ключи. Садись за руль и заводи. И не дури, пожалуйста.

– Не буду, – сказал Кротов. – За деньгами приехал?

– Беги же, твою мать! – сердито прикрикнул майор.

«Жигуль» оказался старой «шестеркой». Двигатель завелся с пол-оборота. Кротов слегка погазовал, прислушиваясь к мотору, подумал про майора с уважением: умеет содержать автомобиль.

Машину качнуло. Кротов глянул направо, потянулся и выдернул черную «пипочку» фиксатора замка. Майор с руганью свалился на сиденье. Кротов рванул, куда стояли носом. Майор заорал: «До конца и направо!» Они выкатили из двора на проезжую часть, майор скомандовал: «Быстро меняемся!» Обходя машину сзади, Кротов посмотрел на угол ближнего дома и прочел табличку: «Могильцевский пер.». Мрачный юмор ему нравился всегда.

– Вот салаги! – пробормотал майор, вертя баранку и газуя. – От кого уйти хотели! Салаги, блин...

– Как ты нашел? – спросил Кротов. – Сообщили?

– Кому, блин, сообщили? Чекисты хреновы... Я у вас на хвосте, как отъехали.

– И ты на этой колымаге за «бээмвэшкою» успел?

– Уметь надо ездить, парниша! – воскликнул майор, двумя руками стукнув по баранке. – Вообще я думал, ты уже плывешь.

– Где плыву, куда? – удивился Кротов.

– Да по реке с бетонным поплавком.

– Красивая картина, – усмехнулся Кротов.

– А что? – вдруг разобиделся майор. – Пронесли бы подвалом к другому подъезду, загрузили в ящик... Но я бы все равно заметил, – закончил он хвастливо.

Кротов достал сигареты: две штуки. Закурил и протянул последнюю майору.

– О, вовремя, – сказал майор. – А я свои все искурил, пока вас караулил.

– Едем-то куда? – как бы невзначай поинтересовался Кротов.

– А куда скажешь, – ответил майор. – Деньги отдашь – и свободен.

– Спасибо, – сказал Кротов. – Я когда тебя увидел, думал: опять к полкану.

– Ты извини, – сказал майор, – ничего не мог сделать. Полкан всю ночь не уходил. Крови много?

– Где?

– В моче, блин, в моче!

– Есть маленько.

– Подлечись, не запускай, а то потом мучиться будешь. Куда везти-то, парень?

– Черт его знает, – сказал Кротов. – В Шереметьево нельзя. Надо бы поездом куда-то, где большой аэропорт.

– Можно пригородным до Твери, а там до Ленинграда.

– Вот и я так прикидываю. Жалко, билет пропадет.

– Какой билет?

– Ну, до Гамбурга,

– Так он же вчерашний.

– Доплатил бы немного...

Майор нахмурился и замолчал, потом сказал задорно:

– А давай мы их всех нагребем!

– То есть как?

– А давай в Шереметьево!

– Ты что, рехнулся?

– Вот и они так же думают, парень! Обменяешь билет потихоньку, а через таможню я тебя, так и быть, проведу. Штука баксов – и ты за границей.

– Штука баксов – не проблема, – сказал Кротов.

– Ты что! – обиделся майор. – Я из своих. Деньги целы?

– Целехоньки.

– Тогда сделаем так: отдаешь мне мои, я их домой заброшу – это по дороге. А то ведь в порту, если что...

– Я понял, – сказал Кротов. – Все равно рискуешь, если со мной попадешься.

– Ну и хули? – проговорил майор. – Ну уволят, ну дадут условно года два... А я им в рожу плюну.

– Хороший ты мужик, – сказал майору Кротов. – Давай, камикадзе, гони в Шереметьево.

– Сначала домой, – напомнил майор.

Кротов поразмыслил и сказал:

– Домой опасно. С обыском заявятся – найдут.

– А я домой, да не к себе! – расхохотался за рулем майор. – Кого учить вздумал, салага!

– Баба, что ли?

– Какая баба? Мы народ семейный... Мать с отцом!

В Шереметьево майор заехал нагло – прямо на служебный двор. Закрыл «Жигуль» и повел Кротова через подсобки в главный вестибюль аэропорта. По дороге Кротов спросил майора, нет ли у того русских денег с собой – в кассе придется доплачивать, ему бы не хотелось светиться вновь в обменном пункте. Майор спросил: «Сколько?» – «Да тыщи три-четыре-то всего», – прикинул Кротов. Майор подумал и сказал: «Давай, я у барыги поменяю».

Кротов ждал его за одним из высоких круглых столов, где улетающие заполняли декларации, и тоже делал вид, что чиркает в бумажке. Майор вернулся вскоре, поманил головой из густой толкотни возле входа.

В кассе «Люфтганзы» ему посочувствовали, – Кротов наплел убедительно о служебных капризах начальства, – и предложили место на полночный рейс, ближе по времени на Гамбург рейсов не было. Кротов недовольно заворчал: мол, опоздает безнадежно, посмотрите на Франкфурт, Ганновер. Оказалось, есть вылет на Ганновер через час, идет посадка, и если он поторопится... «Тогда и вы поторопитесь», – сказал Кротов, шелестя купюрами.

Через служебные помещения майор вывел его наружу. Нырнули в безликую обшарпанную дверь, за которой была путаница серых коридоров, двери с табличками. Мужик в униформе проехал на пустом электрокаре, заставив их прижаться спинами к стене. В каком-то закутке майор сказал: «Посиди здесь, я схожу договорюсь». Через пятнадцать минут в закутке появился таможенник, спросил тихо: «Вы Кротов?» – и приказал идти следом. Еще через минуту Кротов уже топтался у регистрационной стойки. Женщина в синем спросила: «Виза есть?» – «Есть», – ответил Кротов, забрал посадочный талон и встал в очередь к будке пограничного контроля. Пацан в зеленой форме полистал его паспорт, спросил, какова цель поездки. «Туризм», – сказал Кротов с улыбкой. Пацан кивнул, стукнул в паспорт отметку, и Кротов пересек границу, так и не увидев своего майора.

В самолете он не пил спиртного и не спал из-за боли в спине. Четыре раза сбегал в туалет. Съел предложенный обед до последней крошки и выпил несколько стаканов безвкусной минералки. Из англоязычных газет давали лондонскую «Таймс» и «Интернешнл геральд трибюн», где он прочел почти без интереса, что в Думе прокатили Черномырдина, намеревавшегося вернуться.

Он чуть не получил инфаркт в Ганновере, когда в зале прибытия увидел родные тюменские морды, но догадался: делегация, прилетели брататься с Силезией. Он сам однажды так летал прямым авиарейсом из Тюмени. Зачастили, однако, товарищи. Прошел он неопознанным, чему способствовали темные очки «Картье», купленные им от скуки в самолете.

Кротов отыскал валютное окошечко и поменял часть долларов на марки. В бюро проката автомобилей Кротов арендовал маленький «опель», оплатил страховку и договорился, что оставит машину в гамбургском бюро. Купленная карта автомобильных дорог ему не понадобилась: над шоссе, ведущем в Гамбург через Целле и Люнебург, на каждом километре висели указатели, да и сворачивать особо было некуда. «Опель» оказался быстрой послушной машиной, и за два с лишним часа Кротов благополучно добрался до цели. В Гамбурге пришлось петлять и спрашивать у полицейских, что не понравилось ни полицейским, ни ему. Но он в конце концов нашел бюро, избавился от «Опеля», взял такси и поехал в порт.

На пассажирских пирсах он не нашел «Аркадии». В диспетчерской долго объяснялся на английском с настырными немцами в штатском, те звонили куда-то, уходили и приходили, потом явился мужик с галунами и нехотя поведал Кротову страшную тайну: «Аркадия шип» пришвартовался в Любеке – это рядом, сорок минут на автобусе. «В гробу я видел ваш автобус», – по-русски вежливо поблагодарил его Кротов. Спустился на пирс, где выпил пива и поел креветок под тихим ветром, пахнущим рекой, в компании горланящих туристов.

В Любеке, сросшемся с Гамбургом старинном городке, такси выехало к набережной, и Кротов сразу увидел белую «Аркадию», стоящую у парапета со спущенным высоким трапом. «Ну вот и все», – подумал Кротов, расплачиваясь с таксистом.

На набережной он уселся на железную скамейку спиной к кораблю, курил беспошлинные сигареты, купленные в Шереметьево, и слушал, как гуляет в желудке немецкое пиво, которое вскоре ударит по почкам, и надо будет мчать в гальюн.

Кротов приметил ряд телефонных будок, встал и направился туда, но спохватился вовремя и стал искать киоск с газетами, где купил за десять марок телефонную карточку. Аппарат заглотил картонку, пошел гудок, и Кротов выщелкал на кнопках российский код и сотовый номер жены.

– Да-да? – ответила Ирина через космос.

У Кротова перехватило горло.

– Привет, – сказал он. – Ты где находишься, подруга?

– А сам ты где? – воскликнула жена. – Почему не звонишь, у меня уже всякие мысли...

– Я тебя спрашиваю: где ты находишься?

– Как это где? Мы в Любеке стоим.

– Ты где, на пароходе?

– Ну да, – растерянно произнесла жена,

– Тогда возьми мою путевку и быстренько спускайся вниз, на набережную.

– Зачем? – испугалась Ирина.

– Потому что я стою внизу, дуреха.

– Где внизу?

– У трапа, блин, у трапа!

– Здесь, в Любеке?

– Нет, в Гонолулу, – сказал Кротов и с грохотом повесил трубку. Телефон услужливо возвратил карту, но Кротов оставил ее в прорези аппарата – русский подарок портовым бичам.

Он встал возле трапа, у нижней платформы с резиновым ковриком, посмотрел наверх, где дежурил матрос с нарукавной повязкой. Первой на верхнюю площадку выскочила Наташка, завопила: «Батяня!» – и стремглав помчалась вниз. Затем появилась жена с заплаканным лицом и Митяй в матросской форме с лямочками накрест. Наташка уже висела на шее и болтала ногами. Кротов опустил ее на коврик, обнял за плечи и повел наверх, задевая портфелем металлические ребра ограждения. Жена смотрела так, будто знала или чувствовала что-то. Митяй обхватил его за ногу, прижался щекой к бедру. И не хватало рук, чтобы всех и обнять, и погладить.

Матрос с повязкой требовал пропуск, что выдавали всем туристам, сходящим на берег. Кротов сказал, что его задержали дела, вот паспорт, вот путевка – где, блин, путевка? – вот она! Матрос замешкался, Кротов потребовал вызвать начальство. Пришел морской офицер с загорелым лицом, посмотрел документы, велел пропустить. Они гурьбой шли по внутренним трапам и коридорам, Митяй не поспевал, путался у взрослых под ногами.

В каюте Кротов осмотрелся, сказал: «Недурственно», – скинул пиджак, брюки и рубашку. Жена достала из стенного шкафчика полотняные белые шорты, легкую маечку, пляжные тапки без задников. Кротов стал одеваться, Ирина сказала: «Сними трусы, жарко будет, ходи в одних шортах, здесь все так ходят». В другой момент он обязательно спросил бы у жены, каким же образом она определила, что все мужчины здесь гуляют без трусов, а нынче согласился молча и все надел, как было ему сказано. Сунул в боковой карман шортов сигареты и старую добрую «зиппо», а в задний – свой любимый «крокодиловый» бумажник. Жена сказала: «Когда ты его сменишь? Смотреть стыдно». Кротов ответил: «Никогда».

Наташка водрузила ему на голову мягкую панаму. Он вспомнил про очки, достал и нацепил их на нос. Дочь фыркнула: «Ну, ты, папан, колонизатор!» – и сдернула очки, заявив, что ему не идут. Прочитала буковки на дужке и захапала добычу окончательно. Митяй сказал: «Хоцю купаться. Мы с папой будем иг’ать в аку’у и в дейфина». – «Кто будет акулой?» – грозно спросил Кротов. «Конесно, ты, – сказал Митяй и засмеялся. –А я будудейфин. Он волсебный».

На корме возле бассейна круглились столики под белыми зонтами и рядом стойка палубного бара, за которой, сложив на сияющей белой груди волосатые черные руки, скучал одинокий гарсон.

– Угощаю, – сказал Кротов. – Кому что?

Он заказал мороженое для Наташки, молочный коктейль для Митяя и слабенький «Экзотик» для жены. Себе взял двойную порцию бурбона со льдом, и будь что будет с почками. Увидев сотенную, гарсон развел руками: сдачи нет. «Журнал ведете? – знающе осведомился Кротов. – Тогда запишите на Кротова, двести восьмая каюта». Спросил гарсона, можно ли арендовать на судне личный сейф. Гарсон исполнился уважения и перелил ему бурбона минимум на палец. Кротов обхватил ладонями коктейли и мороженое, стакан с бурбоном прикусил зубами и так пошел, набычившись, к столу, где Митяй уже бузил и рвался из матроски нырять в бассейне голышом. За соседним столом грузные дядьки и тетьки дулись в преферанс, от них несло табачным дымом, и жена недовольно помахивала рукой, более всего оскорбленная тем, что курили не дядьки, а наглые тетьки, все в золотых цепях и перстнях. Кротов отпил полстакана, спросил, как понравился Лондон. «Чудесно», – ответила жена. Наташка сказала, что ей больше приглянулся Копенгаген: все такое маленькое, кукольное. Кротов еще хлебнул и посмотрел поверх плеча жены на тающий в вечернем мареве благообразный город с пиками готических соборов и белой башней то ли ратуши, то ли рыцарского замка в отдалении.

– Однако душновато, – заметил Кротов, вытирая со лба накатившийся пот.

– Когда спустимся южнее, к Португалии, обещают вообще тридцать градусов, – сказала Ирина. – Ты хорошо себя чувствуешь, Сережа? Чего-то ты бледный такой...

– Замотался, – вздохнул Кротов. – Отлежусь, и все пройдет. Здесь к ужину переодеваются?

– Кто как. Но в шортах на ужин не принято.

– Этикет! – заключил Кротов.

Посреди детской части бассейна стоял Митяй с птичьим ртом и смотрел в воду. Что ему чудилось, какие страхи подплывали к его тоненьким ногам? Кротов снял панаму и швырнул в бассейн, словно летающую тарелку. Митяй взвизгнул, схватил панаму, посмотрел восторженно на Кротова и стал зачерпывать воду панамой и выливать на себя.

– Ну вот, – надула губы Наташка, – теперь намокнет, форму потеряет.

– Нам, колонизаторам, сгодится, – сказал Кротов. – Я спущусь на берег, надо позвонить.

– Позвони из каюты по сотовому, – предложила жена.

– И то верно, – согласился Кротов. – Сидите здесь, я быстро.

Он спустился в кондиционированную прохладу корабельных белых коридоров с гравюрами по стенам, пришел и заперся в каюте. Достал из сумочки жены телефончик с жемчужными кнопками и свою записную книжку из кармана пиджака. Набрал код Кипра и длинный лимасольский номер. Покуда в трубке пикало, вспомнил милицейского майора и пожелал ему удачи.

– Калимера, кирия! – сказал он два слова из тех немногих, что помнил по-гречески. – Мистер Харлампиос Ставрианидис, плиз, ай эм хиз рашен френд Сергей... Эвхаристо, кирия.

– Сережа? – спросил через секунды настороженный голос. – Это ты?

– Итс ми, – ответил Кротов. – Привет, Харлам.

– Привет, Сережа. Как дела?

– Отлично.

– Откуда звонишь?

– Из Антальи, – произнес Кротов парольное слово.

– О, Турция, – сказал Ставрианидис. – Не есть патриотично. Турки наши враги. Ты меня пугал, Сережа.

– Ты бы знал, как меня напугали.

– Конец был хороший?

– Хороший.

– Я доволен.

«Еще бы, – подумал Кротов. – Три процента – не шуточки».

– Я тоже доволен, – сказал он в трубку. – Три раза доволен. Три раза подряд. – Это тоже были кодовые слова. – До свидания, Харлам.

– До свидания, Сережа, – сказал Ставрианидис. – Не надо Турция, надо ехать на Кипр.

До самого последнего момента у Кротова были сомнения, что все у них прошло как надо. Он знал твердо, что деньги со счета никуда не уйдут: заранее договорился с банком, что любые операции на серьезные суммы совершаются только в его личном присутствии и с официальной полицейской дактилоскопией. Сложнее было сымитировать реальную проводку денег – иначе лысый ни за что не отпустил бы его живым. Здесь вся надежда была на банковского оператора-компьютерщика, включенного в соглашение, – недавнего русского эмигранта с дипломом Бауманки, работавшего до бегства в системе «МММ». В случае успешного отбития грабительской атаки оператор получал два процента от сбереженной для клиента суммы. Три процента получал Ставрианидис. Цифра «три» в сочетании со словом «доволен» являлись распоряжением Ставрианидису перечислить ровно половину денег на счета, указанные в форс-мажорном плане номер три. Чтобы забрать вторую половину, следовало прилететь на Кипр. Сейчас это было опасно и глупо, однако Кротов мог не торопиться: когда-нибудь осаду снимут, а денег у него и с половиной будет больше, чем терпения у идущих по следу.

На обратном пути он запутался в лабиринте коридоров. Вышел не на корму, а ближе к носу и услышал над собой знакомые шлепки и крики. Палубой выше в обтянутом сеткой квадрате мелькали руки, возносился светлый мяч. Он побежал наверх по боковому трапу. На деревянном непокрашенном настиле играли две команды, одна неполная. Кротов застыл у линии подачи с видом мастера, и знакомый уже офицер, что пропустил его на борт, а нынче прыгал и гасил довольно сложные мячи, показал ему пальцем на свободную зону в расстановке команды противника. Кротов скинул тапки, вошел и сразу принял мяч на задней линии, сделал удобную передачу пасующему, тот выбросил по славненькой дуге, и кротовского возраста мужик в купальных плавках корявым, но надежным полукрюком вбил мяч «до пола», они выиграли подачу. Кротов вышел к сетке, на четвертый номер. Ему отпасовали, он разбежался и врезал мимо блока, потянув при ударе плечо. Его партнеры заорали одобрительно, знакомый офицер поднял большой палец. Матч в итоге они проиграли. Кротов пришел на корму с болью в боках, весь потный и в прекрасном настроении. Жена устроила скандал: мы тут ждем, понимаешь, а он уже скачет козлом с мужиками! Кротов поднял ее на руки и уронил в бассейн. Дочь насупилась в сдавленном смехе и отвернула к городу лицо. По корпусу лайнера прошла густая дрожь – они отчаливали. Митяй с Наташкой побежали к борту, за ними мокрая жена. Голенький Митяй, перекупавшись, весь дрожал. Кротов бросился к двери с табличкой «сауна», что маячила за баром под навесом, и выпросил у банщика два больших мохнатых полотенца. После ужина жена отправилась укладывать Митяя, Наташка умчалась на дискотеку. Кротов сидел в баре на корме в компании волейболистов, пил бурбон и прикидывал, когда и какими словами он сможет объяснить жене случившееся и что же с ними будет дальше.