Озеро кромешной тьмы… Чудище Раданак… Мост лихоимства… Ад взыскивает душу за душу…

Вот достигают они пределов Озера кромешной тьмы, заключенного в чугунные берега, словно в гигантский котел. Озеро как бы прело, бурлило и беспрестанно расходилось маслянистыми волнами.

В нем обитали пучеглазые чудища, чьи жабьи тела были сплошь покрыты сосущими губами. Древнее имя чудищ — Раданак. Глаза их горели подобно пляшущим на ветру языкам пламени, их шеи раздувались пузырями, чтобы стать пригодными поглощать все, что дышало земным воздухом.

Длинный узкий мост, свитый как бы из железных терниев, провисал, едва не касаясь вздымаемых черных волн. Он был вдвое длиннее простиравшегося над Бездной отчаяния, но ширина оказалась вдвое уже и не превышала размер детской ладони.

Горе ступившим на Мост лихоимства! Страшный удел ожидает всех, присвоивших чужое благо. Вечная мука тому, по чьей вине голодали старики и дети, из–за чьей жадности не были воздвигнуты святыни. Не будет пощады тем, чья алчность разжигала междоусобицы и моры!

Мост из терний ожидает и тех, кто своим лихоимством губил чужие души! Это путь корыстных обольстителей, осквернителей святынь, попирателей Святого Писания, наживающихся на маловерии. Идти им по мосту стальных терниев! В лохмотья изорвут ноги и руки, до костей обдерут тело, кишками вымостят путь, ползя по колючей проволоке, лишь бы удержаться на Терновом мосту, не попасться Раданакам!

Но не удержатся, упадут. Проглотят грешников исчадия и станут заживо гноить, пока из глаз и черепов не заструится черная жижа. Мечтают грешники выбраться на мост, чтобы снова ползти по стальным шипам и колючкам, да вырваться из мерзкого чрева не могут. Не бывает их страданиям даже ничтожного облегчения. Нет в их участи и тени перемен.

Тогда среди множества корчащихся на мосту грешников различил Тундал простого крестьянина с мешком ячменя на плечах.

«Господин, в чем вина этого простолюдина? Разве мог причинить он столь великое зло, как иные лихоимцы и обольстители?»

На это отвечал Ангел: «К чему судишь грех судом человеческим, раз не можешь вместить, что зерно — это мера чужой жизни? Теперь, когда знаешь цену этому зерну, скажи, можно ли ее измерить медью, серебром или золотом? Ад всегда взыскивает душу за душу!»