Когда пассажирский лайнер египетской авиакомпании приземлялся в Аммане, Макс Эвери чувствовал такое же облегчение, что и Лу Корриган двадцатью четырьмя часами раньше. Только совсем по другой причине.

Отправляясь вчера с Джерри Фоксом из Хитроу, он с изумлением обнаружил, что боковое место напротив него занимает не кто иной, как Брайан Хант.

Старший сержант специальной воздушно-десантной службы, наряженный в деловой костюм, не делал ни малейших попыток вступить с ним в контакт. Только пролетев полпути до Парижа, Эвери увидел его у себя за спиной в небольшой очереди в туалет.

— Думаем кончать со всем в Иордании, — тихо сказал его старый друг, улыбаясь специально для Фокса. — Знаешь, где место встречи?

— Нет. Нас будут ждать в аэропорту.

— Ребята прямым рейсом доберутся завтра раньше тебя. Главное — вытащить вас с Лу и Мегги, потом сторговаться с Мойланом и Фоксом, если начнут брыкаться, ну и иракцев прищучить. Только вы трое пригните головы, когда станет жарко.

— Понял, — кивнул Эвери. — Про Лу что-нибудь слышно?

— Ничего, — нахмурился Хант. — Мне очень жаль, дружище. В твоей фирменной сумке из Хитроу есть какой-то беспошлинный товар?

Очередь сокращалась, впереди оставалась только одна женщина.

— Есть, а что?

— Какой именно?

— Бутылка «Джонни Уокер» и две сотни сигарет «Стьювесант».

Из кабинки вышел человек, и женщина исчезла за дверью.

— Не зевай на досмотре в Аммане.

Открылась другая дверь, вышел еще один пассажир. Подошла очередь Эвери.

— Удачи.

Хант вышел из самолета в Париже. Пока Эвери с Фоксом летели на Мальту и пересаживались на рейс до Каира, старший сержант поехал на такси в роскошное здание британского посольства на улице Фобур-Сент-Оноре. Оттуда шеф местного отдела Интеллидженс сервис передал в Лондон сообщение с просьбой прислать в Иорданию ближайшим самолетом с дипломатической почтой несколько обозначенных шифром предметов вместе с фирменной сумкой аэропорта Хитроу, в которой должна быть бутылка виски «Джонни Уокер» и двести сигарет «Стьювесант». Потом Хант направился прямым рейсом в Амман, куда прибыл в тот же день поздно вечером. Его встретил британский военный атташе и привез в надежный дом, принадлежащий какому-то иорданскому эмигранту. Там он присоединился к сводной команде «Дельты» и десантников, которая прилетела из Лондона раньше, отправив спецоружие и средства связи по дипломатическим каналам в американское и британское посольства.

На следующий день Эвери после посадки проталкивался сквозь толпу в аэровокзале впереди Фокса, чтобы первым пройти иммиграционный контроль. Он выиграл несколько минут, и парень из «Дельты» по имени Баз успел притереться к нему в потоке пассажиров, ненароком уронив под ноги фирменную сумку аэропорта Хитроу. Эвери понял намек и шлепнул свою рядом.

Обмен занял долю секунды, пока Фокс еще топтался за барьером.

— Я сейчас, — небрежно бросил ему Эвери и пошел искать уборную. Зайдя в кабинку, присел, открыл сумку. Кроме виски и сигарет, там лежали еще два свертка. В одном оказался крошечный пистолет «Беретта-84» и обойма с тринадцатью девятимиллиметровыми патронами — вещь почти идеальная по компактности и убойной силе. В другом была черная пластиковая коробочка не больше пачки сигарет с торчащей короткой антенной и двумя мощными магнитами, а также авторучка-передатчик вроде той, которой когда-то снабдили Лу в Афинах.

Напечатанная на машинке записка гласила:

«Пользуйся снаряжением по своему усмотрению. Держи с нами связь через ручку. Постарайся прицепить радиокомпас к машине, в которой вас повезут на встречу.

Брайан».

Эвери прикинул, рискованно ли иметь при себе пистолет, и решил, что вряд ли у человека, прошедшего контроль в аэропорту, заподозрят наличие оружия, а если даже и заподозрят, никто не докажет, что он собирался пустить его в ход против своих союзников иракцев. Трудней всего объяснить, как он его провез: рискнул, крупно повезло с растяпами на досмотре… С другой стороны, с таким козырем, как «беретта», можно надеяться вытащить Мегги живой.

С помощью обнаруженной в сумке эластичной ленты он прикрепил пистолет под коленом, сунул в карман радиокомпас и авторучку. Снаружи дергался в ожидании Фокс.

— Тебя что, понос прохватил?

— Есть немножко.

— Ну, пошли. Я тут торчу на виду, как хрен моржовый.

— Куда?

— В отель «Финиковая пальма».

Так же, как Корриган день назад, они обнаружили, что вся экзотика в безалаберном отеле исчерпывается его названием. Эвери обрадовался, увидев в регистрационной книге подпись американца.

Но в ответ на его вопрос администратор сказал:

— А его нет. Вчера ушел и еще не вернулся.

Через два часа снизу позвонили по телефону, уведомив их, что пришло такси. Подходя к машине, Эвери пропустил Фокса вперед и обронил в водосток зажигалку. Наклонившись за ней, на мгновение скрылся из виду, сунул зажатый в ладони компас под колесо, услышал слабый щелчок магнитов. Потом забрался в такси рядом с Фоксом и захлопнул дверь.

Метрах в ста поодаль в потрепанном «ниссане» шофер из местного отдела ЦРУ, крутнув рычажок приемника, поймал сигнал.

— Будем надеяться, старичок не отвалится по дороге, — лаконично бросил он Ханту и Бакли, сидевшим сзади.

Когда цэрэушник запустил мотор и двинулся за такси, из приемника донесся голос Эвери, допытывающегося у таксиста, куда они направляются. Тот, разумеется, отказывался понимать.

Четыре машины местного отдела ЦРУ по очереди сменяли друг друга, держа в поле зрения такси, упорно заметающее следы. Оно чуть не ускользнуло от них, сделав резкий разворот на перегруженной транспортом улице. Шедшая на хвосте машина была слишком близко, чтобы повторить маневр, не выдав себя. Но водитель «ниссана» с Хантом и Бакли, двигавшийся в обратном направлении, был настороже, ибо сигнал радиокомпаса неожиданно смолк. Он успел вовремя выполнить головоломный тройной вираж и остановился в нужном месте, поджидая такси. Когда оно пронеслось мимо, «ниссан» снова начал осторожное преследование.

— Ну, родимый, давай! — простонал шофер, прождав еще десять бесплодных минут.

И не успел договорить, как примолкший датчик запищал, сообщая, что такси повернуло налево.

«Ниссан» быстро рванул вперед, чтобы не упустить его из виду, промчался по узкой боковой улочке и нырнул в тучу пыли, поднятую колесами такси.

— Что это, прачечная? — неожиданно прорвался сквозь треск статических разрядов голос Эвери, который рассчитывал, что его слышат ангелы-хранители.

— Что-то происходит, — предупредил водитель.

— Смотрите, — ткнул пальцем в окно Джим Бакли, — вон такси. И прачечная.

— Проезжай! — прошипел Хант.

Шофер сердито зыркнул на него в зеркальце.

— Помалкивай, старичок, я свое дело знаю.

«Ниссан» приткнулся в ряду припаркованных автомобилей метрах в пятидесяти дальше по улице; позади них Эвери и Фокс поднимались по ступенькам.

— Лучше обождем, — решил шофер. — Их могут просто пересадить в другую тачку. Я пошлю наших к черному ходу на параллельной улице.

Он быстро заговорил в висящий на шее микрофон, сообщая их местонахождение трем другим машинам, чтобы окружить прачечную со всех сторон.

— Нам на второй этаж? — снова задал вопрос Эвери, стараясь держать подслушивающих в курсе, и тут же спросил: — Лу Корриган здесь?

— Не знаю такого, — ответил незнакомый голос.

— Высокий большой американец, — настаивал Эвери.

Вмешался явно встревоженный Фокс:

— Макс, ради Бога, мы все узнаем через секунду.

— А женщина с длинными черными волосами? — допытывался Эвери.

— Пожалуйста, не задавайте вопросов, — последовал вежливый уклончивый ответ.

Бакли взорвался от огорчения.

— Черт возьми, он ведь должен знать, есть там женщина или нет! Не нравится мне все это. — Он перегнулся через спинку сиденья к шоферу. — Свяжись со штаб-квартирой, вызывай сюда всю команду, быстро.

— Как скажете, шеф.

Пока цэрэушник приказывал по рации прислать фургон без опознавательных знаков с вспомогательной группой из восьми человек и специальным снаряжением, Бакли связался с людьми в четырех машинах слежения, велев всем собраться рядом на пустыре.

«Ниссан» запрыгал по булыжникам, а навстречу уже бежали первые члены команды.

Сначала появились Большой Джо Монк и Поуп с тяжелыми девятимиллиметровыми браунингами, пристегнутыми сзади под куртками, с наушниками и висящими на шее неприметными со стороны микрофонами.

Хант не стал терять время.

— Макс с Фоксом на втором этаже прачечной. Лезьте на крышу соседнего дома и посмотрите, есть ли там обходной путь.

Двое мужчин кинулись бежать, им на смену подоспели Гретхен Адамс и Баз.

— Вы оба в прачечную. — Хант сорвал с себя куртку. — Возьмите, покажите пятна, плетите, что хотите, только оставайтесь там.

— Эй, Брайан, — позвал из «ниссана» Бакли, — Макс снова в эфире.

Так же, как Корригана вчера, Эвери с Фоксом, не знавших, что группа преследования снаружи готовится к атаке, ввели в темную комнату.

Только на этот раз Фадель сразу зажег настольную лампу. Фокс оглянулся на шесть выступающих из тени фигур с оружием наизготовку. Он не раз видел в Ольстере расправу над предателями и моментально понял смысл этой зловещей сцены.

— Где, черт возьми, Кон? — спросил он, чувствуя, как жгучая удавка страха перехватывает горло.

Фадель изобразил любезную улыбку.

— Мистер Мойлан шлет привет и сожалеет, что не может присоединиться к нам.

Сердце Эвери сжалось.

— А где моя жена?

— Наверное, с мистером Мойланом.

— Где они оба? — рявкнул Эвери, приходя в ярость.

— Я не уполномочен отвечать.

Теперь Фокс точно знал, что произошло нечто серьезное.

— Здесь должен быть Лу Корриган или он тоже с мистером Мойланом?

Фадель, играючи, вертел в руке сигару.

— Полагаю, сейчас мистер Корриган уже в Багдаде. — Улыбка преобразила его, уголки рта разошлись в собачьем оскале. — Там нам удобнее разбираться с предателями и шпионами.

Фокс открыл рот, слыша неровное биение сердца.

— Ничего не понимаю…

Но Эвери сразу все понял. Каким-то образом Мойлан разнюхал правду о них обоих и преподнес их иракцам на блюдечке.

Рассчитывая, что его слышат снаружи, он отчетливо произнес:

— Поэтому вы нас здесь поджидаете вместе с шестью вооруженными людьми?

Джим Бакли в машине услышал и мигом передал информацию Ханту, который уже велел двум американцам, Брэду Карверу и Лютеру Диксу, и десантникам Вильерсу и Рэну Рейду мчаться к черному ходу в прачечную.

— Шесть вооруженных противников, — повторил Хант. — И Макс, похоже, раскрыт. Пока будем ждать подкрепления, с ними могут расправиться, а нам придется стоять и слушать.

— Господи, — пробормотал Бакли, — кто это может выдержать?

— Надо идти, — решил Хант.

Бакли кивнул, внимательно выслушивая сообщения каждого члена группы, подтверждавших, что заняли свои позиции.

Последними доложили Монк и Поуп:

— Слушай, Брайан, мы спустились на крышу пристройки. Прямо под окнами второго этажа. Ставни закрыты, но я слышу голоса. Говорят по-английски. По-моему, это то, что нужно. Прием.

— Понял, Джо. Мы двинем за вами. Скажи, когда будешь готов. «Солнечный луч» всем — полная готовность, ждите, ждите. — Он повторил команду и повернулся к Бакли. — Что с подкреплением?

Командир «Дельты» покачал головой.

— Еще десять минут, а на дороге сплошные пробки.

Хант поморщился. В фургоне вторая половина команды и штурмовые спецсредства, включая респираторы, бронежилеты, газовые гранаты, альпинистские кошки — в сущности, все, что гарантирует успешный и безопасный захват. Но надо ждать еще десять минут. Десять минут или жизнь. Жизнь человека. Старого друга. Сам черт предлагает подобный выбор.

— «Солнечный луч», это Джо, — пробился голос Монка. — Я готов, подтверждаю, готов.

Хант тревожно взглянул на Бакли, который внимательно слушал авторучку Эвери. Американец мрачно кивнул.

И тогда старший сержант сказал:

— Вызываю всех — пошли, пошли, пошли!

Приказ раздался в наушниках Монка и Поупа на плоской крыше пристройки. Натянув балаклавы, чтобы остаться неузнанными, оба одновременно с силой ударили в ставни. Когда Поуп разнес рукояткой браунинга засиженное мухами стекло, Монк швырнул внутрь оглушающую гранату.

Несмотря на пластиковые затычки в ушах, взрыв оказался почти невыносимым, темную комнату осветила жгучая вспышка в три миллиона свечей. Поуп сунул браунинг в окно между свисающими сталактитами осколками стекол.

— Макс, ложись!

Прямо возле окна стоял стол, и Фадель успел нырнуть под него. Стул, на котором сидел Макс Эвери, теперь валялся на боку, сам он, невредимый, откатился в угол, когда влетела граната, и, пошатываясь, поднимался на ноги, держась за стену.

Посреди комнаты стоял ошарашенный Фокс, широко раскрывший глаза, зажавший руками уши, чтобы унять нестерпимую боль.

Но первым Поуп сразил одного из шести вооруженных арабов, выстрелив почти наугад, ибо осматриваться было некогда. Два выстрела, прозвучавших один за другим, пропев одну длинную ноту, прошили тело, припечатали его к стене, с которой посыпались куски штукатурки. Дуло браунинга чуть повернулось вправо. Еще одна цель — попавшаяся на глаза рука, поднимающая оружие. Еще раз пистолет, зажатый в обеих руках Поупа, выплюнул вспышку пламени.

Теперь заговорило оружие Монка, свалив третьего, который закружился в гротескном балетном волчке и рухнул на пол лицом вниз.

Фокс стряхнул с себя оцепенение и рванулся к двери. Монк навел на него револьвер, спустил курок, но со спины Фокса прикрывал кто-то из раненых. Страх придал ирландцу сил, и пули, прошив полу куртки, попали в дверь, расщепив косяк. Монк пригнулся, услышав вдруг топот за дверью и громкие выстрелы крупнокалиберного оружия. Раздался крик Фокса, он, пятясь, держась за грудь, шагнул обратно в комнату и тяжело упал, а вслед за ним ворвались Гретхен и Баз, с порога стреляя в трех все еще стоявших на ногах человек. Они повалились в разные стороны, выронив автоматы, которые так и не успели пустить в ход.

Монк влез в окно, отмахиваясь от удушающих клубов кордита. Пока двое американцев стояли в дверях начеку, следя, не шевельнется ли кто-нибудь, он направился к Эвери.

— Ты живой, старина?

Эвери немо кивнул, с трудом выдавливая улыбку. В руке он держал свою крошечную «беретту».

— Вы, черти, так и не дали мне пострелять.

В отверстии балаклавы блеснули великолепные зубы Монка.

— Ты что, собрался на кроликов поохотиться?

Эвери вытаращил глаза, заметив, как за спиной Монка из-под стола протянулась рука Фаделя и забегала, словно белый паук, пытаясь нащупать оброненный убитым иракцем пистолет.

— Сзади! — заорал Макс, толкая Монка в сторону и вскидывая «беретту».

Но Гретхен первой поймала цель и выпустила из своего автоматического кольта 45-го калибра три пули, от мощных ударов которых тело Фаделя трижды подбросило вверх почти на два фута.

— Стой! — отчаянно закричал Эвери.

— Макс, ради Бога, — сказал кинувшийся за ним Монк, — его обязательно надо было пристрелить.

Эвери отдернул руку, испачканную кровью.

— Это ей удалось.

— В чем дело? — подскочила удивленная Гретхен.

— Он один знал, где Мегги и Кон Мойлан. И что этот подонок задумал.

— Он один? — словно эхо, повторила она.

Эвери с трудом поднялся на ноги.

— Если не считать Лу Корригана.

— А где он? — спросил ничего не ведавший Монк.

— В Багдаде.

Корриган очнулся с жуткой головной болью и сразу понял, что трясется в машине.

Хлынувший в лицо свет мгновенно ослепил его. Он заморгал, сощурился, медленно осознавая, что над ним близко, всего в нескольких дюймах, склоняется человеческое лицо.

Где он? Он ничего не мог припомнить. Приезд в Иорданию. Такси. Прачечная. Темная комната. О Господи Иисусе Христе, это был не сон!

— Эй-эй, американец, просыпайся. Добро пожаловать в Багдад.

Молодой солдат в зеленом камуфляже подался вперед и улыбнулся, обнажив чуть кривоватые зубы. Он выглядел так, словно имел обыкновение бриться раз в неделю, сквозь густую щетину его юношеские усы были практически неразличимы.

Корриган сообразил, что солдат сует ему фляжку с водой.

— Пить хочешь, американец? Давай пей.

Руки его были связаны, пришлось глотать из протянутой фляжки. Занятый этим, он одновременно осматривался. В обшарпанном кузове фургона сидели еще два солдата, оба вооруженные, разглядывавшие его с ленивым любопытством. Боковые стекла занавешены грязными шторками, но сквозь тонкий материал проникает дневной свет.

Солдат завинтил фляжку.

— Ты раньше бывал в Багдаде?

Корриган внимательно посмотрел на него — вроде бы спрашивает серьезно.

— Нет, я в Багдаде никогда не был.

Одна шторка резко отлетела в сторону, и он мельком увидел гудронное шоссе, траву, деревья — все в ровном свете слабого утреннего солнца.

— Скоростная автострада, — с гордостью пояснил солдат. — Удобно, быстро, как в Америке. — Шторка вернулась на место. — Ты из Нью-Йорка?

Сначала Корриган инстинктивно намерился строго следовать правилам и ничего не говорить. Но парень казался таким простодушным деревенским мальцом или обитателем городских окраин, что игнорировать его было бы просто глупо.

— Конечно, оттуда.

Солдат снова ухмыльнулся.

— Нью-Йорк, ага. «Большое яблоко». Я бы хотел побывать в Нью-Йорке. Поглядеть на статую Свободы, на Белый дом, Диснейленд.

— Когда-нибудь обязательно побываешь.

— Да, только не сейчас. Мистер Буш не очень-то рад иракцам, — расплылся он в широченной улыбке. — А мы тебе рады. Меня зовут Низар.

Несмотря на свое незавидное положение, Корриган почувствовал симпатию к этому парню.

— А меня — Лу. Извини, не могу пожать тебе руку.

Низар передернул плечами.

— Ты скоро поедешь домой. Войны не будет. Я верю мистеру Пересу де Куэльяру из Объединенных Наций. Он добьется мира. Не думаю, что мистер Буш бросит в меня бомбу. Мы станем друзьями. Я приеду в Нью-Йорк к тебе в гости.

— Доставишь мне удовольствие, — хмыкнул Корриган.

Пару раз повернув, грузовик замедлил ход. Низар снова отдернул штору, и Корриган разглядел, что они проезжают через ворота за высокую ограду из колючей проволоки. Через минуту задние двери фургона широко распахнулись. Снаружи стояли армейский капитан и человек в безупречном гражданском костюме — отутюженном синем пиджаке, белоснежной рубашке с золотыми запонками и шелковым галстуком от «Гермеса», в кожаных мокасинах. У него были седоватые, поредевшие на лбу волосы и маленькие усики щеточкой. Взгляд из-за стекол очков в черепаховой оправе производил необычайный гипнотический эффект.

— А, вот и вы, наконец, мистер Корриган. — Его английский оказался таким же безупречным и гладким, как костюм. — Надеюсь, вас не утомило долгое путешествие из Иордании?

Корриган весь сжался, чувствуя опасность.

— Приятней, чем в скоростном экспрессе, — пробормотал он.

— Вы здесь очень почетный гость, мистер Корриган. Приятно будет познакомиться с вами поближе. — Он сделал Низару знак. — Мне очень жаль, но сейчас вам завяжут глаза.

С накрепко завязанными глазами Корриган ощущал под ногами неровную почву, догадываясь, что идет по земляной тропинке. Потом, в помещении, запахло мокрым бетоном и плесенью. Большая комната, бронированная дверь, ступеньки. Много ступенек. Вниз, вниз, пока он не почувствовал существенный перепад температуры.

Когда повязку сняли, он оказался в комнате с голыми выбеленными стенами и обычной конторской мебелью. Было необычайно тихо, только гудел кондиционер.

Человек в галстуке от «Гермеса» сидел за пустым, без единой бумажки столом. На стене за его спиной висел портрет Саддама Хусейна.

— Нам о многом надо поговорить, мистер Корриган.

Лу промолчал.

— Меня зовут доктор Хассан. Так вы будете меня называть. А ваше имя, ваше настоящее имя?

— Оно вам известно. Лу Корриган. Перед вами собственной персоной.

— И вы работаете на ЦРУ.

Он уже решил держаться своей легенды, которая была столь близкой к правде.

— Я работаю на ирландца по имени Кон Мойлан.

— А он считает вас американским шпионом.

— Ну и дурак. Лучше бы вы его сюда привезли.

Глазки за стеклами очков сверкнули.

— Вполне возможно, что привезем, мистер Корриган. Только после того, как он разберется с вашим другом. Иначе мы уже пристрелили бы его за глупость. Уверяю вас, наш обожаемый президент долго и тщательно все обдумывал. К счастью для мистера Мойлана, наш афинский агент поверил ему, а президент прислушивается к Фаделю. — Он откинулся на спинку стула. — Кроме того, начатое вами дело необычайно важно для исхода войны, которая вот-вот разразится.

— Знаю, — раздраженно сказал Корриган. — Я сам делал снаряды, которые собирается использовать Мойлан. Спросите себя, ради Бога, похоже это на шпионскую деятельность?

Доктор Хассан поиграл золотой ручкой, лежащей перед ним на столе.

— Как я понимаю, вы с мистером Эвери должны были обеспечить вмешательство ЦРУ на завершающем этапе операции.

— За Эвери не могу отвечать. Я никогда не доверял этому подонку. — Сейчас Корриган боролся за свою жизнь.

— Мы знаем, что вы были членом американской группы «Дельта», и знаем, что ЦРУ уклончиво именует вас одним из возможных своих агентов.

Корриган увидел брешь и ринулся в нее очертя голову.

— А вам не приходит в голову, что я прежде всего присягнул на верность Ирландии, а уж потом Соединенным Штатам?

— Что вы хотите этим сказать?

— Да, я действительно стал кем-то вроде неофициального сотрудника ЦРУ, это правда — я вышел на пенсию и нуждался в деньгах. Никто тебе куска дерьма не даст за годы беспорочной службы. Потом вернулся в Ирландию, и мне там понравилось. Люди понравились, я решил, что могу им помочь. Помочь таким, как Кон Мойлан, вести войну. Я это дело знаю. — Он замолчал, как можно спокойней вытаскивая из кармана куртки последнюю сломанную сигару, изо всех сил пытаясь сдержать дрожь в руках, когда доктор Хассан перегнулся через стол и протянул ему зажигалку. — Вы же понимаете, я не мог рассказать Мойлану, что связан с разведывательным управлением и служил в «Дельте».

— Вы хотите сказать, что мистер Мойлан и мои люди заблуждаются?

— Вот именно. Просто спросите себя, какой черт в ЦРУ позволил бы мне делать для вас или для ИРА то, что я делал? — Он внимательно всматривался в лицо иракца, уверенный, что заронил первые зерна сомнений. — Я и теперь, несмотря ни на что, хочу вам помочь. Вы на пороге ужасной катастрофы, и я помогу, чем смогу. Разумней всего вам сказать Кону Мойлану, что он ошибся, и вернуть меня в его группу. Я вам нужен.

Доктор Хассан глубокомысленно кивнул.

— Конечно, вы нам нужны, мистер Корриган. Но только здесь, в Багдаде, где уж наверняка больше не сможете навредить. Мы вместо этого сделаем вас заложником истины. Когда придет время, вы поведаете миру, как по заданию ЦРУ собирались дискредитировать Ирак, развязав от имени Саддама Хусейна бактериологическую войну. — Он медленно и многозначительно улыбнулся. — Ибо я не верю ни единому вашему слову. Но отныне вы будете говорить правду — это я вам обещаю.

Мегги сидела под апельсиновым деревом, укрываясь от дождя. Он целое утро с нарастающей силой хлестал со свинцового неба. Ее джинсы и куртка промокли насквозь, длинные черные волосы облепили голову, концы мокрых прядей свисали в пластмассовый ящик, который она держала на коленях. Стекавшие по лицу струйки дождя смешивались со слезами.

После спешного отъезда Корригана в Иорданию она чувствовала себя безнадежно одинокой. Одно его присутствие каким-то образом возводило барьер, защищавший ее от Кона Мойлана. Теперь она была беспомощной и уязвимой. Уязвимой для его взглядов и насмешливых ухмылок, с которыми он выжидал момент, когда она будет сломлена.

Каждый день Мегги отправлялась на плантации вместе с Мойланом и Софией, а с некоторых пор к ним присоединились О’Хейр и Салливен. Оба больше помалкивали, но она читала их мысли и знала, что мужчины помнят ее так же хорошо, как она помнит их. И мысленно снова невольно видела свое белое голое тело, распятое на полу ольстерского амбара. Она подчинялась не идее и даже не Мойлану, а воле Мойлана. Эту картину она сейчас наблюдала сверху, словно дух, отделившийся от собственной плоти.

Может быть, именно так все и было. Ведь Мойлан говорил, что хочет пробудить в ней темные силы, показать, что таится в потаенных глубинах ее сознания, лишить способности и желания принимать собственные решения. Подчинить чужой власти. Своей воле.

— Ты похожа на Северину из «Дневной красавицы» Бунюэля, — сказал он ей как-то.

Только три года назад ей удалось посмотреть этот фильм в маленьком лондонском кинотеатре. Игра Катрин Денев взволновала ее до глубины души, она ушла, не досидев до конца.

Сквозь сетку дождя Мегги разглядела приближающийся джип. За рулем сидела девушка из Восточной Германии, с которой она познакомилась в кафе «Неон».

Никто из окружающих не обращал внимание на Мегги, сборщики толпились возле фляг с горячим кофе.

Ни Мойлана, ни остальных среди них не было; как всегда, на работу отправили одну Мегги. Она понимала, что Мойлан делает это нарочно. Старается сломить ее дух, снова подмять ее под себя. По вечерам улыбается, глядя на ее изнуренное лицо, смеется, увидев ее под душем, исхудавшую, с обвисшей кожей, с выпирающими костями. Не прикасается к ней. Не таков Кон Мойлан. Он будет ждать, когда она сама приползет.

Ну и черт с ним! Вскочив, она побежала, спотыкаясь и скользя по размокшей земле, чуть не упав перед резко тормознувшим джипом.

— Мегги! — крикнула немка. — Ты что?

— Мне плохо, Эрика. Ты в город?

— Везу ящики. Тебя подбросить?

Фермер наблюдал, не сводя с них глаз. Он получил от ирландца инструкции, не собирался их нарушать и полез в свой фургон за рацией.

Через полчаса джип уже катил по лужам на площади Платании. Мегги поблагодарила подругу и бросилась под дождем к белому зданию переговорного пункта, замерла перед кабинками у стены и постояла минутку в своей мокрой одежде, с которой на кафельный пол текли струйки воды.

Она вдруг сообразила, что у нее нет денег. Мойлан предусмотрительно давал денег в обрез, чтобы хватало только на еду.

Мегги нерешительно направилась к окошечку.

— Я хочу позвонить в Лондон.

Служащий равнодушно кивнул.

— Пройдите в четвертую кабину. Потом заплатите.

Сердце ее стукнуло. В конце концов, можно поговорить, а потом уж думать о последствиях. Звонить домой нет смысла. Макс, конечно, еще в Иордании с Лу Корриганом. Она вызовет Флойда. Узнать, как там маленький Джош, что нового…

Страшно волнуясь, она дважды неправильно набирала номер. Попробовать еще раз… Послышались знакомые гудки. Ей казалось, что она пытается через много миль дотянуться до прежней реальной жизни и прикоснуться к ней. Еще гудок. Не отвечает.

Ну же, ну!

Щелчок. Гудки прекратились. Мегги услышала приглушенный детский плач.

— Алло?

— Ровена, это я, Мегги!

— Мегги? — недоверчиво переспросила Ровена.

— Да, да! Как Джош?

— Он… хорошо… — Ровена заволновалась. — Слушай, тут приходили люди, спрашивали, где ты…

Рука Кона Мойлана нажала на рычажок, и разговор оборвался.

— Вот глупая сука!

Она испуганно отпрянула и выронила из рук трубку.

— Кому ты звонила?

— Только менеджеру Макса… — Она судорожно сглотнула. — Узнать про ребенка…

— Глупая сука, — повторил он, вешая трубку. — Хочешь, чтоб нас нашли?

— Я ничего не сказала бы, Кон, поверь!

— Они могут проследить за звонком.

— Флойд? — недоуменно нахмурилась Мегги. — Ничего не понимаю.

— Да не Флойд, — прошипел Мойлан, — контрразведка.

— Я все-таки не пойму, зачем?

Он оглянулся.

— Не важно. Иди домой. Не спорь и не поднимай шум.

Он заплатил за разговор и потащил ее в дом на пляже. Грубо втолкнул в открытую дверь, так, что она ударилась о кровать, покорно присела на краешке, умоляюще прошептала:

— Кон, ради Бога, не бей меня…

Он захлопнул за собой дверь и подскочил к ней.

— Ты хотела, чтоб нас нашли?

— Не мели ерунды. Я беспокоюсь о своем ребенке.

— Ну, так не беспокойся. С ним все в порядке. Я знаю, что там происходит. А если и ты хочешь знать, спроси меня. Я тебе запретил звонить кому бы то ни было.

С несчастным видом глядя на свои сложенные на коленях руки, она пробормотала:

— Когда ты отпустишь нас с Максом?

Он выпрямился в полный рост.

— Я уже отпустил Макса. И этого ублюдка американца.

— Лу? Как отпустил? Куда?

— Отправил обоих в Багдад.

— В Багдад? — тупо повторила она, думая, что ослышалась. — Ты хочешь сказать, в Ирак?

— Прямехонько в лапы врага. Их в Иордании поджидала ловушка — иракская разведка.

— Но вы ведь работаете на иракцев?

— Я — да, мышка, а Макс и Лу — нет.

— Да ты о чем говоришь?

Он бросился на нее, схватил за мокрые волосы, скрутил жесткой хваткой, заламывая ее голову назад, пока она не начала задыхаться.

— Ты, глупая долбаная сука, путалась все эти шесть лет с кровавым английским шпионом! Ты спала с врагом. Ты трахалась с проклятым доносчиком.

— Что ты несешь? — простонала она, корчась от боли.

— Твой возлюбленный — подсадная утка. Бог знает, как англичане его подсунули, только они тебя специально приметили. Через тебя до других добирались. Бросили тебе наживку, и ты ее проглотила. Крючок, удилище, поплавок и грузило…

Она наконец вырвалась и вызывающе глянула на него полными слез и боли глазами.

— Я тебе не верю.

— Меня не интересует, веришь ты мне или нет. Если ты думаешь, что этот ублюдок тебя любит, дело твое — хана. Я просто сказал тебе правду.

И вдруг сквозь сумбурный вихрь проносящихся в голове мыслей до нее дошли его слова. Как будто какой-то чувствительной точки в мозгу коснулся электрод и замкнул цепь. Она поняла, что Кон Мойлан говорит правду.

Он молча смотрел, как разомкнулись, дрогнув, ее губы, как раскрылись и горестно померкли глаза. Медленно, очень медленно Мегги легла на кровать, уютно свернулась клубочком. На голой стене перед ней, как в немом кино, проплывали картины шести прожитых лет.

Все было ложью. С самого начала. С момента первой встречи. И она всеми силами облегчала ему эту задачу. Кому — ему?

Лоб ее покрылся испариной, она посмотрела на Мойлана, высившегося рядом, бесстрастно наблюдая за ней, чуть сгорбив широкие плечи, по которым так же буйно вились длинные волосы, как в старые времена.

— Кто он такой, Кон? — тихо спросила Мегги.

— Этого я не могу сказать. Не знаю, действительно ли его зовут Максом Эвери, или нет. Знаю только, что он никогда не был Патриком О’Рейли — они просто воспользовались историей погибшего в автомобильной катастрофе ребенка.

Ребенок. Это слово задело болезненную струну. Джош. Их малыш. Еще одна ложь. Он говорил, что не хочет ребенка, и теперь она поняла почему. Ей было радостно думать, что Джош — дитя их любви. Дьявольская шутка! Как он, наверное, был потрясен, когда она забеременела. Или это тоже входило в легенду?

— Мы узнаем побольше через иракцев. У них есть свои методы, — сказал Мойлан.

Мегги подняла на него глаза, сама удивляясь, что с ее губ не срывается ни слова протеста, хотя она хорошо понимает, что они сделают с человеком, который лгал ей все эти годы. Использовал ее и ее тело. Точно так же, как Кон Мойлан когда-то, а до него — ее отец. Точно так же, как все другие. Больше ее не волнует, что будет с Максом. И что будет с нею самой.

Она ощущала только полную пустоту, помнила только о предательстве и в отчаянии зарылась лицом в подушку, не в силах сдержать сотрясавших все тело рыданий.

Мойлан долго стоял, молча глядя на нее. Разглядывал ее выгнутую спину, раскинутые ноги. Ждал, пока она выплачет всю любовь, все тепло. Ждал, пока в ней иссякнут все чувства. Ждал своего момента.

Почти забыв о его присутствии, она вдруг почувствовала прикосновение его руки. Твердой, но не жестокой, как раньше, поглаживающей ее волосы.

Рука скользнула по шее, пальцы пробежали по ложбинке спины, ладонь плотно легла на поясницу. Она почувствовала, что от нее исходит тепло, как от руки опытного целителя.

— Не надо было тебе покидать меня, мышка-норушка.