Чета Робинзонов собиралась покинуть Шанхай и выехать в Соединенные Штаты. Отъезд носил несколько спешный характер. Еще месяц назад сам Джек Робинзон не предполагал, что ему придется в скором времени покинуть Дальний Восток и говорил своей златокудрой Эдит, что пройдут годы, прежде чем они снова увидят небоскребы Нью-Йорка или прерии Дальнего Запада.

Но вот пришло письмо от главного отделения его фирмы из Чикаго с предложением немедленно выехать к месту новой службы в Южную Америку.

Робинзон отнесся к этому известию с философским хладнокровием человека, уже достаточно мотавшегося по белому свету.

Он был инженер по образованию и, в качестве эксперта, часто посылался своей фирмой в самые забытые Богом уголки земного шара для того, чтобы ознакомиться с положением на месте и затем посылать официальные рапорты в совет директоров, которые в своей политике руководствовались всецело данными инженера Робинзона. Он пользовался неограниченным доверием и уважением в своей фирме, несмотря на сравнительно нестарый возраст в тридцать семь лет.

Он был дисциплинирован, малоразговорчив, исполнителен. Одно слово от совета директоров и он укладывал чемодан, собираясь то в долину озера Чад, то в снега Аляски.

Правда, с тех пор, как два года назад он женился на золотоголовой Эдит, ему неожиданно захотелось покоя, более оседлой жизни, семейного комфорта. Он намекнул об этом на одном из совещаний с директором-распорядителем. Тот усмехнулся и потрепал его по плечу.

— Я могу это устроить, Робинзон, — весело заметил он, — но едва ли вы найдете тихую пристань в обществе Эдит.

Я знаю ее с детского возраста. Она мечтательна, взбалмошна и темпераментна. Вы ищете покоя, а она — житейских бурь и треволнений.

Робинзон пожал плечами, улыбаясь.

— Мы любим друг друга, господин Блеквуд, — коротко ответил он. — И Эдит уже не маленькая девочка. Ей двадцать семь дет.

— Знаю, — кивнул годовой Блеквуд. — Я помню только один случай, лет пять тому назад, когда она поссорилась с матерью и пропала из дому. Две недели вся американская полиция искала ее, подозревая похищение. А на третью неделю она преспокойно вернулась домой, объяснив матери, что теперь она «успокоилась» и не сердится на мать. Оказалось, что она просто переехала на Ист Сайд и поступила продавщицей в маленький магазинчик. Во-первых, для того, чтобы испытать «новые ощущения», будучи бедной продавщицей в мрачных кварталах Нью-Йорка, а во-вторых, чтобы как-то просуществовать вообще. Две недели ее вполне удовлетворили.

— Да, она рассказывала мне об этом случае, — слегка усмехнулся Робинзон.

— Этот случай очень ярко характеризует ее, мой мальчик, — поучительно заметил Блеквуд, закуривая новую сигару. — И не думайте, что пять лет утихомирили ее бурлящую натуру. Ей все так же хочется объять необъятное, узнать что-то новое, неизведанное.

— Я отправлю вас на Дальний Восток, — после некоторой паузы добавил Блеквуд. — В Шанхай. Вы произведете ревизию нашему шанхайскому отделению и системе разработки наших рудников в долине реки Янцзы. А Эдит будет интересно повидать Китай и убедиться лично, насколько были правы Мирбо и Пьер Лоти, описывая таинственный Восток.

После этого разговора чета Робинзон выехала на «Президенте Джефферсоне» в Шанхай. Джек — молчаливый, рассудительный, хладнокровный, и Эдит — вся трепещущая, порывистая, жадно впитывающая в себя новую, незнакомую для нее жизнь и обстановку.

По приезде в Шанхай чета Робинзонов поселилась в уютной, небольшой вилле по Бабблинг Вэлл род — самой красивой и широкой улице города, полной зелени, с неумолчно звенящими цикадами в жаркие дни шанхайского лета.

В то время, как Джек добросовестно работал в конторе и выезжал на инспекторские осмотры рудников в долину реки Янцзы, Эдит весело проводила время в Шанхае, веселилась на самых различных «парти», выезжая танцевать в «Старый Карлтон», купаться и загорать в Циндао, лазить по горам в Моканшане, отдыхать в Пейтахо и покупать сокровища китайской старины в Пекине.

Вокруг молодой, привлекательной, веселой женщины с эффектными золотыми локонами быстро образовался круг поклонников. Управляющие крупных иностранных контор, молодые дипломатические чиновники из местных консульств, таможенники и так далее и так далее.

Эдит веселилась, флиртовала, но никто из поклонников не мог похвастаться серьезной победой над златокудрой Эдит.

Самые отъявленные сплетники и сплетницы из среды старых дев и брюзг иностранного общества не могли создать сплетни и грязные слухи вокруг Эдит в связи с именем какого-либо определенного поклонника. По всем внешним признакам, Эдит любила своего молчаливого мужа и была верна ему.

— Очаровательная женщина, хотя и легкомысленна, — говорили одни дамы.

— Тонкая штучка и хитра, как черт, — ворчали другие, не находя все же никаких более веских данных к своим определениям.

Так незаметно промелькнули два года, когда, за месяц до убийства синьора Толедоса, Джек Робинзон явился однажды вечером домой и за ужином сообщил Эдит:

— Дорогая, сегодня я получил письмо от старика Блеквуда. Меня вызывают в Рио де Жанейро. Наша компания приобретает там новые большие рудники и ей необходимо знать мое мнение, как эксперта, об этих рудниках. На этот раз я думаю, что мы задержимся в Южной Америке на несколько лет. Ты найдешь себе новых друзей и знакомых и так же не будешь скучать, как и здесь. Прежде всего, мы не будем жить в Рио де Жанейро, а в маленькой вилле на берегу моря, вдали от городской пыли и шума. А, кроме того, самое главное, я буду зарабатывать там в два раза больше, чем здесь, в Шанхае.

Тени наступающих сумерек не дали возможности Робинзону заметить, как сильно побледнело лицо его жены при этом известии.

Она выпрямилась в своем кресле и тонкие пальцы ее судорожно сжали веер, находившийся у нее в руках.

— Уехать? — переспросила она немного дрогнувшим голосом. — Уехать из Шанхая?

— Что ж поделаешь, — пожал плечами Джек. — Мне самому нравится Шанхай. Да и ты, кажется, не скучала в нем, — с добродушным укором в голосе добавил он. — Но успокойся, милочка, Рио-де-Жанейро прекрасный город. Он понравится тебе.

Эдит хотела что-то сказать, но потом раздумала и промолчала. Только легкий веер треснул в ее руке и сломался.

Отъезд был назначен на середину сентября. В последний месяц перед отъездом из Шанхая Эдит резко прекратила все приемы и увеселения. Она много времени проводила дома, читая все один и тот же роман, и выходила только в кино. Правда, раз или два она выезжала в закрытом такси в каком-то неизвестном направлении и возвращалась обратно с лихорадочным румянцем на щеках и с блестящими от какого-то сильного возбуждения глазами. Но никто, кроме верной амы-китаянки, не знал об этих редких и таинственных отлучках из дома златокудрой Эдит Робинзон.

Днем, накануне отъезда из Шанхая, в доме Робинзонов царил полный разгром. Исчезли дорогие ковры и бесчисленное количество изящных безделушек с этажерок. Картины, купленные Эдит в Пекине, были сняты со стен и упакованы. В спальне также стало неуютно. Повсюду валялись вещи, стояли чемоданы и сундуки. Джек Робинзон методично и неторопливо укладывал свои костюмы в большой дорожный чемодан. Это дело он никогда не доверял слугам, предпочитая сам знать, где и что лежит у него в пути. К такому же порядку он приучил и Эдит. Она, хорошенькая, в легком кимоно, открывающим ее стройные ноги, также возилась над своим огромным чемоданом, укладывая какие-то безделушки, карточки, письма и другие сувениры.

— Ты читала сегодня газеты? — неожиданно спросил Джек, стоя спиной к своей жене и возясь над чемоданом.

— Нет, — равнодушно ответила Эдит, думая о чем-то далеком и чуждом этой комнате и этим раскрытым чемоданам.

— В деле убийства синьора Толедоса произведен первый арест, — спокойно сообщил Джек.

Эдит вздрогнула. Руки ее бесцельно перебирали письма в ящике чемодана.

— Арест? — деланно спокойным тоном переспросила она. — Кого же арестовала полиция?

— Старого боя синьора Толедоса, — пояснил Джек. — Своими показаниями на следствии он возбудил подозрения против самого себя и в результате полиция нашла необходимым задержать его, как соучастника убийства. Жаль, что мы уезжаем и не узнаем, чем кончится эта история. Я хорошо знал Толедоса. Встречался с ним несколько раз. Красивый парень. Да ты, конечно, тоже была знакома с ним.

— Да, — медленно ответила Эдит каким-то странным тоном, на который занятый муж не обратил никакого внимания. — Да. Я тоже была знакома с ним.

Она бесцельно возилась около чемодана, а затем вышла из спальни на просторную веранду.

Там она стояла долго, очень долго, бессмысленно глядя в зеленую гущу сада, пока голос амы не вернул ее к действительности.

— Что тебе? — недовольно спросила Эдит, отрываясь от своих тяжелых дум.

— Мастер Джек уехал на автомобиле в город и просил передать, что он вернется через час домой, — неторопливо ответила ама.

Эдит нетерпеливо пожала плечами.

— Прекрасно. Это все. Можешь идти.

— Нет, это не все, мисси. Внизу, в гостиной, сидит какой-то господин. Он прислал свою карточку и просит вашего разрешения повидать вас. Он говорит, что пришел по важному делу.

— Хорошо, — так же нетерпеливо воскликнула Эдит, выхватывая визитную карточку из рук амы. — Как ты всегда тянешь. Кто это такой? Опять какой-нибудь комиссионер или дорожный агент.

Но при взгляде на карточку сердце Эдит дрогнуло и краска сбежала с ее лица.

Карточка гласила кратко:

А. ПРАЙС

Детектив Ш. М. П.

Эдит стояла несколько секунд, сжимая карточку и сдвинув тонкие брови. Затем она глубоко вздохнула и спокойным тоном приказала ожидавшей ответа аме:

— Передай господину внизу, что я спущусь к нему через пять минут.