Империи наслаждений

Они окажут тебе прием, достойный благороднейшего из князей, и станут почитать тебя как величайшего из богов. Они будут утирать пот с твоих бровей и собирать пыль с дороги, по которой ты прошел, они станут наперебой предлагать тебе своих сыновей и дочерей и вино из своих лучших виноградников. И мир их существует только затем, чтобы ублажать ангелов небесных, — а помнишь, мы тебе пообещали, что ты будешь свободен в своих желаниях поселиться средь верных, со всеми правами и почестями создания из божественной плоти.

Они станут услаждать тебя вином и маковым настоем, преподнесут тебе шелковые одеяния и золото, упадут перед тобою ниц нагими и пойдут на любое самоуничижение по твоей прихоти. Они — обитатели Империй наслаждений, ведущие межвременное существование волею властителей Стазиса и единственно с тем, чтобы услужить преданным слугам последних; подчиняться тебе и демонстрировать тебе свою любовь каким угодно способом станет их почетным правом и обязанностью, и такими они пребудут во все свои дни и на всех жизненных линиях на Земле. Ты же поселишься меж ними в алебастровом дворце, утопающем в райских садах, и постепенно поймешь, что тебе больше нечего хотеть.

Число дням твоих наслаждений будет тысяча и один, как и число твоим возлюбленным, но самим наслаждениям твоим не будет конца и края, а число вечеринок завтрашнего дня превзойдет любое разумение. Ты не покинешь сии пределы, пока услады плоти и разума не потускнеют в твоих глазах, а бесконечная роскошь не отягчит твою душу. И лишь тогда, только тогда, ты возжаждешь возвращения к труду и, значит, к жизни; обновленный и полный энергии, ты вновь поступишь на службу и станешь работать с энтузиазмом и чистотою помыслов. Твои коллеги даже отвлекутся от своих дел, чтобы подивиться твоей работоспособности, ибо хоть ты и провел целое столетие в Империях наслаждений, на работе в это время миновало время, едва достаточное для одного удара сердца. Ты — верный служитель Стазиса, и ты волен возвратиться в рай, как только пожелаешь, ибо нам угодно, чтобы наши сотрудники были счастливы на рабочем месте.

 

Засада в палимпсесте

Почти сто килолет миновало с той поры, как Йеллоустоунское извержение стерло с лица земли и бензинцев, и племена охотников-собирателей, населявших побережье Залива. Новый Пересев завершился почти двадцать тысяч лет назад, цивилизация укоренилась и распространилась повсюду по планете с энтузиазмом вновь расцветшей паразитической лозы. Сейчас осуществлялся постепенный переход к фазе торговой экспансии, разбросанные там и сям города-государства и племенные империи постепенно сливались воедино и продвигались к веку хрупкого просвещения. В конце концов они переоткроют электронику и, внедрив программу повсеместного наблюдения за гражданами, начнут этап истинной цивилизации. Никто, созерцающий сейчас эти цветущие города и белопарусные торговые корабли, не мог, вероятно, вообразить, что от их строителей не останется ничего, кроме славы.

Пирс, спотыкаясь на каждом шагу. брел по извилистой вымощенной камнем аллее, отходившей от Улицы Лавочников в городе Карнегра. Ему казалось, что лучше всего будет слиться с окружением, притворившись пьяницей. Суденышки моряков Ипсолианской Лиги не были тут особенной диковинкой, и присутствие их как нельзя лучше объясняло скудость его познаний в имагре, местном креольском наречии. Он был на очередном тренировочном задании, но теперь, располагая шестью субъективными годами опыта и имплантированным стазис-телефоном, Пирс ощущал несколько большую свободу. Ему уже доверяли достаточно, чтобы избавить от надоедливого кураторского надзора и поручить достаточно безопасное, как для агента на испытательном сроке, задание.

Следуйте по Дороге Маркграфа до «Красной Утки». Будьте там в третьем часу дня Корс. Закажите маленький бокал пива, но не забудьте принять детокс. Официально вы наблюдатель первого уровня, но вас используют и как манок нулевого уровня, чтобы прикрыть отход другого нашего агента. Ожидается стычка. Вам следует принять меры, чтобы защитить себя, но помните, что вы должны изображать пьяного моряка, так что не лезьте на рожон и играйте роль, пока возможно. Как только ваша цель скро ется из виду, вы вольны покинуть место операции. Если запахнет жареным, свяжитесь со мной, и я обеспечу ретрокаузальную перешнуровку.

Все это было не более чем обычным напутствием, хотя, строго говоря, участие Пирса в карнегранской операции, как и в любом другом проекте этой эпохи, изначально не предусматривалось. Агентам Стазиса даже изнурительными тренировками было трудно достичь идеального слияния с чужеродной культурой, так что они работали преимущественно в своих родных эрах, или так близко к ним, чтобы их знание местных реалий оказывалось полезным. Как бы там ни было, два месяца полного погружения дали ему достаточно навыков, чтобы замаскироваться под иностранного моряка в распыленном по архипелагу обществе, все еще отделенном тремя веками от переоткрытия телеграфа. Это испытание специфично для меня, понял он и внезапно приободрился, как если бы только что выпил кружку мате. Кто-то наверху в Отделе Операнализа будет следить за его работой и вынесет вердикт о его умении приспосабливаться к условиям. Он решил показать все, что умеет.

У него ушло два месяца тяжелых тренировок, включавших изучение языка, культуры и вылазки в поле, на подготовку к миссии в Карнегре продолжительностью менее шести часов. Имелась причина, по которой он счел ее личным делом: куратор Харк перевел разговор на другую тему, стоило ему спросить, кто будет объектом прикрытия.

Дорога Маркграфа представляла собой вымощенную булыжниками аллею, в петлянии черех каждые несколько метров следовавшую прихотливому наклону склона, а на другой стороне ее теснились одноэтажные бамбуковые лавчонки торговцев рыбой и прочих лавочников. Пирс прокладывал себе путь в толпе слуг, выбравшихся за покупками, водоносов, продавцов фруктов и овощей или просто попрошаек; рядом проследовал караван принадлежавших рисоторговцу карликовых верблюдов, навьюченных тяжелыми мешками; затем он счастливо увернулся от парочки одетых в темные одежды семинаристов, выделявщихся в многоцветной толпе на холме, точно редкие волоски на лысине старого священника. Флаги реяли на слабом ветру с моря; вырезанные из бумаги черепа с отполированными до блеска глазами, отпугивавшие злых духов, колыхались над выступами крыш, наблюдая, как он заходит в гостиницу.

«Красная Утка» была размалевана краской цвета, отраженного в ее имени. Пирс протиснулся под низкой притолокой и дал своим глазам привыкнуть к темноте, прежде чем начать выбираться во двор, но даже там они все еще слезились. В этот час внутренний дворик был наполовину пуст, поскольку основной доход таверна получала именно продажей еды. Над беседкой висел тяжелый запах жимолости, кусты гибискуса по углам дворика полыхали ярко-красным. Пирс устроился на скамейке у задней стены так, чтобы четко видеть вход и дорожку к уборным, затем осторожно оглядел других клиентов, избегая прямого взгляда в глаза. Даже в полупустом дворике было предостаточно народу: тут околачивались сынки владельца (снуя туда-сюда, они сноровисто наполняли клиентам чаши), четверо пьяных матросов (вероятно, настоящих), трое затянутых в ливрею семинарских прислужников, парочка кричаще разодетых баб, чей подход к пьяным морячкам производил столь бурлескное впечатление, что наверняка был профессиональным, а также троица закутанных в дорожные плащи паломников из горного края, некогда именовавшегося Каскадией. — очевидно, они явились поклониться святыням и источникам южных земель. Ну, это все в первом приближении.

Какой-то паренек изогнулся у Пирсова локтя, что-то спрашивая о том, как его обслужить и какие яства подать.

— Пива, — запинаясь, приказал Пирс. — Хорошего светлого пива за пару монет.

Мальчик на побегушках исчез и тут же вернулся с керамической кружкой, полной теплого пенного напитка с банановым запахом.

— Хорошо, спасибо.

Пирс полез в карман за деньгами и стал рыться там, точно в замешательстве. Наконец он выудил на свет и вручил пацану две почерневшие выщербленные монеты, снабженные пассивными радиомаячками. Они должны были подать сигнал его связнику.

Когда Пирс поднял кружку к губам с нахлынувшим откуда ни возьмись ощущением несомненного счастья, его телефон завибрировал. Это было довольно неприятно, совершенно неестественно, и у него ушло немалое время, чтобы научиться не подскакивать, когда такое происходит. Он оглядел пивной сад, стараясь прикрывать рот кружкой. Студенты-богословы, совершив паломничество к водопроводной дырке, теперь хрипло, как умирающие вороны, переругивались в вестибюле, определяя более добродетельного; один матрос упал плашмя, перевалившись через стол, а товарищи теперь пытались привести его в чувство; одетая в красное женщина, по виду из рабочих, неспешно шаркала к задней стене, что-то напевая себе под нос безо всякого ритма. Бинго! — подумал он с чувством мимолетногоудовлетворения.

Пирс поиграл мускулами живота, понукая телефон. Другой агент Стазиса должен был почувствовать внезапную дрожь и услышать жужжание, точно от облака рассерженных пчел, — и действительно, он тут же увидел, как женщина в красном резко развернулась. Пирс еще раз напряг мышцы, когда ее взгляд упал на него: на сей раз скорее бессознательно, поглощенный чем-то вроде дежа вю. Не может быть, понял он в следующее мгновение. Откуда она здесь, на полевом задании!?

Женщина в красном повернулась и пошла к его скамье, одновременно глоттируя: Это ты мой манок? Быстрей смываемся, дело плохо.

Пирс начал подниматься.

Ярроу? — спросил он. Моряк, который пытался привести в чувство своего друга, потянул его за плечо.

Ну да. Слушай, какой у тебя план отхода? Это прозвучало раздраженно.

Но… Он замер, все мышцы скрутило судорогой. Она меня не знает, понял он. Извини. Ты не могла бы перебраться через стену, пока я тутустрою маленькую диверсию? — передал он, его сердце бешено бухало. Он не видел ее три субъективных года — она пронеслась через его жизнь, как сошедший с рельсов поезд, потом исчезла так же внезапно, как и появилась, нацарапав на прощание лишь краткую записку о том, что Служба Контроля срочно вызвала ее в верховремя, и оставив беглый набросок углем.

Думаю, да, но здесь двое… Моряк поднялся на ноги и заорал ей что-то бессвязное как раз в тот момент, когда телефон Пирса опять завибрировал. Кто это? — спросила она.

Огневой контакт через пять секунд! Звонивший агент, кем бы он ни был, казался сильно встревоженным. Отходите!

Моряк завопил снова, и теперь Пирс понял его слова: «Убийца!» Он вскарабкался на столешницу, вытащил длинный изогнутый клинок и подался вперед.

Прячься за меня. Пирс встал между Ярроу и моряком, мысли его метались от Как же это глупо до Что она тут натворила? и А кто еще? — пока он вызывал куратора Харка.

— Мир? — предложил он на сквернейшем карнегранском. — Друг? Хочешь выпить?

За спиной разъяренного моряка застыли студенты-богословы, их темные мантии странно растянулись и заколыхались. Студенты о чем-то быстро говорили. Ярроу юркнула за его спину, телефон завибрировал снова, потом, что было и вовсе неслыханно, в четвертый раз. Слишком уж тут много агентов. Что происходит? — спросил Харк.

Думаю, это палимпсест, отправил сообщение Пирс. Целая секция истории была переписана несколько раз, точно исписанный чернилами пергамент — дочиста выскоблена и использована снова. Он воздел руки, обращаясь к моряку.

— Ты хочешь. Чего? Вещи? Деньги?

Третий агент, который предупреждал о столкновении: Падай! Сейчас!

И Пирс начал падать, когда кто-то — Ярроу? — схватил его за плечо и толкнул.

Мантия одного из студентов расползлась и соскользнула с одного плеча, обнажая что-то неприятно подвижное, текучее, зияющее промоинами, потом оно приобрело контуры человеческого тела, но все еще оставалось подвижным и рябило, точно застывающее из расплава стекло. Верхний край этой массы перетек на шею и подбородок владельца, а затем она разбухла достаточно, чтобы поглотить и его голову, одновременно высвобождаясь из черной студенческой мантии. Моряк тем временем опускал поднятый было клинок, целясь в Пирса. Поле зрения Пирса сузилось, он пытался как-то контролировать падение, готовясь перекатиться через голову и выдвинуть спрятанную в рукаве телескопическую дубинку.

Но в этот момент в вечернем воздухе раскатился неожиданно оглушительный выстрел. Голова моряка исчезла в розово-красных брызгах, попавших и на лицо Пирса. Тело беспомощно дернулось и сверзилось со стола, точно падающий мешок. Кто-то — Ярроу? — кричал за его спиной, но когда Пирс завел за спину левую руку и оперся на нее, пытаясь встать и проморгаться, красный туман не исчез из его поля зрения. Мантия же студента, казалось, была наделена собственной жизнью, она извивалась и сокращалась, точно отделенная от хозяина тень, а обретший грубое подобие человека пузырь подвижной жидкости развернулся и воздел одну конечность к потолку. Послышались дружные вопли, когда еще какой-то семинарист, неосмотрительно потянувшийся к мантии, упал наземь и конвульсивно задергался.

Лежи! — Это был третий агент. Притворись мертвым.

Но мое колено…

Пирс ухитрился оглянуться и поймал на лице Ярроу выражение страха, а с ним и — да, что-то вроде запоздалого узнавания. Я отвлеку их, передал он. Затем, ощутив в голове неожиданную ясность, он перевернулся и пополз ко входу в таверну, и в следующие три секунды произошло вот что.

Во-первых, прямо перед задней стеной пивного садика возник сверкавший ослепительно-бирюзовым светом круг двух метров в диаметре, а из него вылетели два облачка шершней неестественно розового оттенка. Большая часть их направилась к студентам-богословам, которые в панике повалили к выходу, тесня и калеча друг друга, двое, однако, развернулись и ринулись вверх, к балконам.

После этого сверкающая искра проскочила между воздетой рукой человекоподобной фигуры и кровлей садика.

И наконец, что-то ударило Пирса в грудь с такой немыслимой силой, что у него тут же, к его немалому удивлению, отнялись руки и ноги.

Агент поражен, возвестил чей-то голос, и это сообщение показалось ему удивительно осмысленным, но смысл этот быстро потерялся в назойливом жужжании рассерженных шершней, цвет которых из розового стал серым. А потом очень долго не было слышно вообще ничего.

 

Департамент внутренних дел

— Знаете ли вы кого-нибудь, кто желал бы вашей гибели, агент-схолиаст? — Следователь Департамента Внутренних Дел склонился над Пирсом, его ладони то и дело хлопали одна о другую со звуком, наводившим Пирса на мысль о голодном богомоле. Его уши (Пирс был бессилен ему помочь, зато волен наблюдать) были розового цвета и сильно выдавались по сторонам худого лица, точно радарные антенны. Издевательским, если не прямо оскорбительным, было явно намеренное его сходство с Францем Кафкой. А может, человек из Департамента Внутренних Дел просто не хотел, чтобы его узнавали в лицо.

Пирс слабо хихикнул. Результат был немного предсказуем. Как только кашель улегся, а поле его зрения немного прояснилось, он покачал головой.

— Жаль, — Кафка слегка подался назад и ссутулился. — Это бы многое упростило.

Пирс отважился задать вопрос:

— А в Библиотеке что-нибудь осталось?

Кафка фыркнул.

— Разумеется, нет. Кто бы ни устроил эту засаду, он обладал достаточными знаниями и как следует подчистил палимпсест, прежде чем заявиться на эту смертельную пирушку.

Так это был палимпсест. Пирс почувствовал себя облапошенным.

— Они сначала пожертвовали собой? Чтобы удалить все доказательства из времяпоследовательности?

— Вы умирали трижды, агент-схолиаст, не считая вашего нынешнего состояния. — Он показал на то место, где под пижамой угнездился на груди Пирса аппарат сердечной стимуляции. Прибор ритмично пульсировал, исполняя функции естественного органа, пока в грудной клетке новое сердце постепенно дорастало до полного размера. — Агент Ярроу умерла дважды. Из рапорта старшего агента Алисаида явствует, что, пытаясь приостановить расширение палимпсест-секции, он вынужденно прибег к помощи Высшего Контроля. Кто — то… — Кафка снова наклонился над Пирсом, пытливо вглядываясь в его лицо глазами раздражающе темного оттенка, — приложил немало усилий, пытаясь убить вас. Да еще и не один раз.

— М-м, — Пирс уставился в потолок больничной палаты. Там были нарисованы развратные сатиры, преследовавшие херувимчиков с рогом изобилия. — Думается, вы бы хотели знать, зачем?

— Нет. Если порыться в вашем библиотечном файле, можно найти сколько угодно зачем и почему; я хочу знать, почему это случилось теперь. — Кафка начал улыбаться, растягивая рот в усмешке до тех пор, пока не показалось, что он вот-вот вывихнет челюсть. — Вы все еще на тренировке, — по сути, зеленый новичок. Довольно странное время они выбрали, чтобы покушаться на вас, вам не кажется?

Пирс ощутил страх и напрягся.

— Если вы читали мою учетную запись в Библиотеке, вам должно быть известно, что я вполне лоялен…

— Мир, мир, — Кафка сделал демонстративно-примирительный жест. — Я ничего такого не знаю. Библиотека не может сказать мне, что у вас в голове. Но, во всяком случае, вы не под подозрением в связи с попыткой убить самого себя. Одно я знаю наверняка: до настоящего момента ваша карьера развивалась просто космическими темпами. А отраслевые папки Библиотеки можно переписать с такой же легкостью, что и любой иной палимпсест. Впрочем, мы, возможно, сумеем сделать некоторые выводы о личности покушавшегося на вас, сличив ваши воспоминания и локально задокументированную версию вашей личностной истории в поисках несоответствий.

Пирс откинулся на подушки совсем без сил.

Я не под подозрением.

— Как со мной поступят? — спросил он.

Усмешка Кафки исчезла.

— Да никак, собственно. Выздоравливайте, занимайтесь чем вам угодно. Рано или поздно вы узнаете, что же было столь важно для ваших врагов — так важно, что они попытались стереть вас. Когда это случится, свяжитесь со мной, если вас не затруднит. — Он поднялся, намереваясь уходить. — Еще увидимся. И, пожалуйста, имейте в виду, что вы привлекли к себе внимание важных персон. Считайте, что вам повезло, и постарайтесь получше использовать подвернувшуюся возможность.

Через три дня после того, как Кафка ушел — без сомнения, призванный обратно в ту пустынную безвременную бездну, где и обретаются служащие Департамента Внутренних Дел, — к Пирсу явился другой посетитель.

— Я пришла поблагодарить вас, — сказала она, слегка запинаясь. — Вам вовсе не было нужды так поступать. Прикрывать мой отход. Большое вам спасибо.

Это должно было звучать как наперед подготовленная речь, но Пирс не слушал. Она была совсем молода и выглядела сногсшибательно даже в строгой форменной одежде агента-инициата.

— Вы могли снова погибнуть, — заметил он. — Считайте, что я был вашей резервной копией. Плохо ведь, что первичную версию не удалось спасти. Да и я сам вам обязан.

— Вы мне обязаны? Но мы не встречались раньше! В моем библиотечном файле нет никаких сведений о вас.

— Это была ваша более поздняя версия, — сказал он мягко. Хотя у Стазиса на всех что — нибудь да было, агентам разрешалось просматривать и комментировать лишь информацию, относившуюся к их личному прошлому. После паузы он добавил: — Я надеялся, что мы когда — нибудь встретимся снова.

— Но… — она замялась, потом, прищурившись, глянула на него. — Я не выставляю себя на продажу. У меня есть партнер.

— Как ни забавно, она мне об этом не говорила, — он смежил веки на несколько секунд. — Она сказала, что у нас была долгая история взаимоотношений. И наказала сообщить ей, когда я ее первый раз встречу, что ее первое домашнее животное — кошка по имени Хлоя — погибла, задранная одичавшей собакой. — Пирс снова открыл глаза и уставился на барочные росписи. — Простите мне эти вопросы, Яр… уважаемая коллега. Пожалуйста, простите меня. Я и не думал, что вы выставляете себя на торги. Просто у меня сердце пока не на месте.

Спустя миг до него донеслось шокированное и одновременно бесцеремонное хихиканье.

— Это часто бывает, когда твою броню протыкают насквозь, — добавил он.

Когда к ней вернулся дар речи, она снова покачала головой.

— Я с вами искренна, агент-схолиаст… Пирс? Пирсинг? О, простите! — Она попыталась взять себя в руки и не показать, что чем-то задета, хотя вспышка изумления была очевидной. — Простите, если я… не хотелось бы мне как-то вас огорчать, но вы должны знать, что, пусть даже вы знаете меня, я никогда не встречала вас, ясно?

— Я и сам уже это понял. — Кардиостимулятор пульсировал на его груди, прогоняя кровь сквозь аортальный шунт. — Видите ли, в данный момент я не только бессердечен, но и вполне безвреден, принимая во внимание, что еще дней десять мне и с постели-то трудно будет встать без посторонней помощи. Можете меня не бояться, я не стану вас преследовать. Я просто хотел… э-э, отрекомендоваться и дать вам понять, как она сделала, встретив меня, что у нас могла бы появиться история взаимоотношений, если будет на то ваша воля. Когда — нибудь. Но не сейчас, разумеется.

— Но, разумеется, — она поднялась, — это не то, чего я ожидала.

— Как и я.

Он горько усмехнулся.

— Так всегда и получается, разве нет?

Она задержалась на пороге.

— Я не говорю нет, о нет, никогда, агент-схолиаст. Но не сейчас, разумеется. Может, когда-нибудь… думаю, если мы еще встретимся, у нас будет время этим заняться. История может и подождать. Ах да, и, конечно, я вам так благодарна, что вы меня спасли в некоторых временах! Одна успешная попытка из трех — совсем неплохой результат, особенно для практиканта.