Мелкий, унылый дождь тарабанил в оконную раму. Начало сентября выдалось неласковым, кругом хлюпала вода. В комнате было зябко, неуютно. Чтобы уберечься от всепроникающей бессолнечной сырости, Надя принесла сухих полешек и затопила печурку, которая одновременно являлась и плитой. Марфа обернулась в сторону помощницы и заулыбалась:
— Тепленько!
Женщина вынула из сумки небольшой газетный кулечек. В корзинке у двери оставалось немного картошки.
— Картошечку отварим, — сказала она и стала разворачивать сверток.
Там оказалось с десяток голов жирных дунайских сельдей.
— Ну, запах! — всплеснула ручками Марфа.
— Сестренка передала. Из горкомовской столовой. Остатки унесть им позволяют, вот Таня с нами и поделилась! К вам, матушка, напрашивается.
— Пускай идет.
— Авось на выходных выберется.
— Будем ждать, — пообещала немощная и потянула носом вкусный запах.
Надя суетилась у плиты.
— Застудила твоя Танечка ножки по молодости, теперь мучается, — выдала Марфа.
— И это вам известно! — с благоговением перекрестилась помощница.
— Летом боль отпускает, а осенью становится нестерпимой. Скажи, пусть терпит, тут ей никто не поможет, к докторам ходить бестолку. И сама я страдаю немилосердно, — взмахнув своими крохотными ручонками, продолжала женщина-инвалид. — Помолюсь за нее, рабу божью Татьяну, и ей передай — пусть молится!
Марфа стала усиленно креститься:
— Помилуй нас, Господи! Помилуй нас! Многомилостивый и Всемилостивый Боже наш, Иисусе Христе, ради любви сошедший во спасение человеческих душ, заступись!
И Надя с усердием крестилась.
— Господь человека постоянно спасает, да только люди у нас, прости меня, грешную, слабые, от соблазнов, как дерево от ветра, прогибаются. Оттого Господь и болезни насылает, чтобы, преодолевая страдания, человек лучше становился, оттаивал, чтоб не огрубели вконец души, чтобы, глядя на мученья великие, мы делались лучше! — выговаривала молитвеница. — В немощи сила духовная крепнет! Еще неизвестно, у кого силы больше, у здорового человека или у болезного. Мне многие сочувствуют, смотри, говорят, какая калека-уродица, видать, крепко страдает! А я не страдаю, я всей душою радуюсь, каждой частичкой бренного тела к Господу тянусь, потому что любовь к Господу всякое зло истребляет и исцеляет! Одна великая любовь у меня на душе цветет! Любовь и Свет! Грешны мы, милая, сильно грешны, вот и страдаем за паденье человеческое! — заключила Марфа.
— Ты-то, матушка, тут причем? Ты-то никого в жизни не обидела!
— Так дано. И сестричку твою болезнью отметили, знай, терпи и молись! Спаситель ради нас смерть принял, — изрекла старица. — Пусть Танюша твоя прилежней молится.
— Ругают, матушка, сегодня за веру православную, но Таня втихаря иконки целует.
— Молиться и про себя можно, боженька нас за руку ведет! — отозвалась пророчица. — Сестренке твоей жить долго. Всегда она при памяти будет, хоть с болью, но на своих ногах. Ребятишек выучит, внуков доведется понянчить, да только супруг у нее пропащий, уж больно пьющий.
— Отчаянно пьющий! — подтвердила работница.
— А с ножками, пусть и с больными, проживет! Так и передай.
— Передам.
— Вот мы и потолковали про Таню твою. Теперь она может ко мне не спешить.
— Все равно придет!
— Ну, пусть, пусть!
— Вы что же, про каждого знаете?
— Ничего я, милая, не знаю, слушаю просто.
— Что же такое слушаете?
— Ответы.
— Кто же говорит их? Я ничего не слышу!
— Захочешь — услышишь! Знак будет.
— Никто мне знака не подает.
— Придет время — и откроется! Попои меня, что ль, чайком!
За разговором Надя почистила картошку, поставила на плиту воду и накипятила чайник.
— Сейчас, матушка испьем! — отозвалась женщина. — У меня еще и прянички есть!
Печь разгорелась, железная труба уютно завыла, тепло расползлось по комнатке.
— Отец-то Василий, про нас не забыл?
— Навестить обещался.
— Заскучали по нем!
— Угостим его сегодня на славу: и пряничками, и картошечкой, а то все он балует, — подавая чай, скороговоркой выдала Надя.
Поставив варить картошку, она добавила к ней жирные головы сельди. Засаливали селедку в пряном рассоле. Рыба придавала картофелю пикантный аромат. Надя раздобыла где-то сливочного масла.
— Настоящий пир получается! — ощущая невероятные запахи, выговорила Марфа.
— Гуляем, матушка, гуляем! — довольно улыбалась помощница. — Позволено ведь, поста нет.
— С молитвою невелик грех! — отозвалась Марфа.
Повернув голову в сторону плиты, она словно пыталась разглядеть своими невидящими глазами хлопоты: как Надя бережно чистит картофель, любуется на жирные, истекающие терпкой вкусностью головы сельдей, круто заваривает чай. На Пасху появилась у них литровая банка меда, медок тот мигом скушали, а сегодня вот — прянички! За комнатку, где ютилась Марфа, Надя отдавала треть собственной санитарской зарплаты. В родильном доме она работала акушеркой.
— Радуюсь я за тебя, родимая, — проговорила Марфа. — Каждый день ты новую жизнь встречаешь, с великим чудом соприкасаешься, с чудом рождения!
— И верно, рождение — чудо! — соглашалась Надя.
Сегодня у нее не получилось заплатить за марфину комнату, купила племяннику, которого после успешной сдачи экзаменов зачислили в горный институт брюки. А то что же получится — парень пойдет на занятия в обносках? Теперь женщина мучилась, как ей идти к злобливой марфиной хозяйке? В прошлый раз за опоздание в оплате жилплощади пришлось отдать бутыль молока и баночку смородинного варенья, а сейчас что нести?
— В отъезде наша хозяюшка, — нюхая аппетитные запахи, выговорила Марфа, — через недельку появится.
— И это известно! — изумилась Надежда.
Марфа пожала плечами.
— Скорей бы отец Василий нас ближе к себе перетянул! — вздохнула помощница.
Из-за дождей и серой промозглости вторую неделю не выносили Марфушку на прогулку. Сколько можно дождям идти, лето закончилось, а дожди льют и льют! В ближайшее воскресенье надеялись погреться на солнышке, подышать свежим воздухом, по приметам погода должна быть теплая, и обязательно — в храм! От того, что Марфа вторую неделю не появлялась в церкви, прихожане забеспокоились, ведь почти у каждого был к ней вопрос, многим помощь ее требовалась. Марфа никому не отказывала: помогла советом, заступилась молитвою. Со всей Москвы, с ближайших деревушек и с окрестных городков устремились в Коломну люди.