Алексей Аджубей сидел на террасе и курил. Солнце сияло, но на улице было ветрено и прохладно. Новый пиджак согревал, защищал от непогоды. Удобный пиджак, купленный за границей, в Америке, добротный, но не броский, именно такой, чтобы внимание Никиты Сергеевича не привлечь. Из командировки в Соединенные Штаты Алексей привез себе этот замечательный пиджак, две рубашки (одну с короткими рукавами), галстук и туфли; Раде — красную юбку, кофточку и куртку; Нине Петровне шикарный набор для ванной — с семью кусочками разноцветного мыла, морской солью, ароматными маслами и причудливыми мочалками из полинезийских водорослей, также подобрал теще шелковый платок с коричнево-оранжевыми узорами и расческу из панциря черепахи, правда, набор для ванной и расческу Алексею Ивановичу презентовал советский торговый представитель. Тестю в подарок зять приобрел электробритву последней модели. Хрущев с нескрываемым интересом относился к любой технике. Никита Сергеевич повертел подарок в руках и сразу отправился бриться.

— Хорошо бреет, гладко, — ощупывая ладонью щеки, констатировал он. — Повезу на работу, Косыгину отдам, пускай разберут и такую же сделают. Портативная бритва для мужика драгоценность!

Перед самым отъездом в аэропорт, в магазине напротив гостиницы, Алексей углядел пудреницу с перламутром, решил и ее взять для Нины Петровны, а рядом с пудреницей лежало ожерелье из сердолика, им муж решил порадовать жену.

— Бусы — лишнее! — рассматривая сердоликовое украшение, покачал головой Никита Сергеевич. — Мещанство, пустой выброс денег. Сколько стоит?

— Два доллара, — ответил Алексей, — могу себе позволить. В сутки за границей шестнадцать с половиной полагается!

— Валюту переводите, скажу Минфину, чтобы ставки урезали! Хватит на всякую муть народные деньги переводить.

— Не урезайте! — взмолился Аджубей. — Я для любимой Рады старался. Урежете, командированным на подарки не останется!

Если кто-то вырывался за границу, обязательно привозил родне подарки, так уж было заведено, все с нетерпением ждали иностранного чудо-гостинца.

— Отучу буржуйствовать! — ворчал Хрущев.

— Мы не буржуйствуем! Не отбирайте деньги, пожалуйста! — Алексей Иванович не на шутку встревожился.

— Ладно, не стану, — миролюбиво отозвался тесть.

Радиному брату Сергею Аджубей привез часы.

— Часы тоже заберу, — сказал Никита Сергеевич. — Механизм изучим. Вечером верну, не переживай!

Возвращая часы, Первый Секретарь заметил:

— Это они должны у нас часы передирать. Говно одноразовое!

Алексей Иванович находился в приподнятом настроении, в голосе тестя он уловил теплоту, которой раньше не проскальзывало. И то, что поругал — хорошо, значит, небезразличен.

Аджубей докурил сигарету и оглядел себя сверху донизу. До блеска начищенные туфли, безупречно отглаженные брюки. Ему нравилось, как рукава белоснежной сорочки чуть выглядывали из-под толстой шерсти пиджака, обнажая позолоченные, с синей эмалью, запонки. От восхищения молодой человек прищелкнул языком. Он был рад себе, такому значимому, такому везучему — за короткое время уже две зарубежных поездки! А курить надо бросать, не любит Никита Сергеевич сигаретный дым.

Сегодня Алексея Ивановича назначили первым заместителем главного редактора газеты «Комсомольская правда». Завтра в этом качестве он будет представлен коллективу. В «Комсомолке» Аджубей проработал около трех лет, был исполнительным, безотказным, не то чтобы на побегушках, но и не без того. А сегодня, ему всякий позавидует — выбился в люди! В газете раньше не существовало должности первого зама главреда, но неделю назад товарищ Суслов подписал распоряжение, где говорилось, что в каждой центральной газете (к ним относилась и «Комсомольская правда») вводится должность первого заместителя главного редактора.

— Под Аджубея сделали, — шушукались сотрудники редакции.

Поздравлять Алексея Ивановича образовалась целая очередь. Непосредственный шеф «Комсомолки» Горюнов зашел первым и крепко пожал новому заместителю руку. Товарищ Шепилов, заведующий Отделом Центрального Комитета по агитации и пропаганде и одновременно главный редактор газеты «Правда», позвонил, поздравил. Особенно сердечно напутствовал Секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов. Он два раза с Аджубеем соединялся. А под вечер генерал-полковник Серов удосужился пару теплых слов по белому правительственному телефону высказать. «Кремлевку» с полчаса назад установили в его новом служебном кабинете.

— Проверка связи! — гаркнул Иван Александрович. — Это кабинет первого заместителя главного редактора газеты «Комсомольская правда?» — весело спрашивал он.

«Кремлевка» — кремлевский телефон, хотя и являлась правительственной связью, имела свои особенности. Если ранг хозяина был невысок, то начинался его номер с четверки, а значит, звонить обладатель этого номера мог только на номера, начинавшиеся с цифры четыре. Если же абонент был по положению выше, то первой цифрой в номере стояла тройка, а значит, звонить можно было всем, у кого номер с тройки и четверошникам — то есть тем, кто рангом ниже. Номер на двойку стоял на порядок выше, такими номерами пользовались и министры, и маршалы, и секретари обкомов. На единицу начинались номера членов Президиума Центрального Комитета. Алексею Ивановичу достался номер 22–24, хотя главный редактор «Комсомолки» имел номер 42–15. Теперь Аджубей мог напрямую, минуя секретарей и помощников, связаться с кем угодно из высших государственных лиц: с министрами, маршалами, работниками ЦК. Исключением остались члены Президиума Центрального Комитета, там, разумеется, были свои порядки.

Алексею Ивановичу теперь полагалась персональная машина, а не просто разгонный автомобиль, который как проклятый шнырял по городу, набитый газетчиками — черная «Победа» ожидала замглавреда у подъезда. Увидев до рези в глазах отполированную красавицу, Алексей Иванович и ходить стал по-другому, более плавно, что ли, более убедительно, как будто он вдруг стал весить не шестьдесят два, а все сто килограмм. Кроме персональной машины, как заму главного редактора ему полагался продуктовый паек из столовой лечебного питания, кремлевская поликлиника, бесплатный пансионат на выходные, словом, он перешел в разряд номенклатуры Центрального Комитета. До этого в спецполиклинике на улице Грановского, в доме отдыха, в пошивочной мастерской, да везде — он проходил как член семьи члена Президиума Центрального Комитета, а теперь — руководство!

Сидя в просторном кабинете, Алексей Иванович самодовольно улыбнулся. Ему было всего двадцать семь лет.