Последние восемь лет Любимый Брат, Командующий Армией и Флотом, жил в бункере под землей. Брата переселили под землю из просторных покоев Юсуповского дворца по необходимости. Так получилось, что проживание во дворце не пошло Командующему на пользу. Каждое утро военачальника начиналось с приема военкомов, а заканчивалось почти всегда одинаково – к часу Брат уже не мог подняться от чрезмерного употребления алкоголя. Он сидел, выпучив стеклянные глаза, и бессмысленно пускал слюнявые пузыри. Мятое, ничего не выражающее лицо с невидящими воспаленными глазами и стойкая вонь вокруг, где бы Брат ни находился, пронизывала все, наполняя пространство отвратительным запахом, таким, как будто собака наделала в углу на паркетный пол и эту гадкую лужу долго не убирали. Иногда в таком печальном, расхристанном виде Брат показывался в собственной приемной, где, ожидая аудиенции, толкался с десяток генералов, а он, весь вонючий, измятый, с расстегнутой ширинкой, босиком, нечленораздельно мыча, появлялся из-за дверей. Ничего не могли с ним поделать ни врачи, ни Вожатый. К часу Брат был невменяемым, и его старались уложить в постель. Первые три года обходились капельницами и таблетками, пытались знакомить с женщинами, но на них он совсем перестал реагировать, впрочем, как и на мальчиков, про которых навязчиво упоминал бритый наголо широкоплечий адъютант. В таком жутком состоянии Брат выезжал в город. По дороге правительственный кортеж мог несколько раз останавливаться, и Командующий, шатаясь, расталкивая охрану, выбирался отлить, справляя нужду прямо у обочины, на виду у прохожих. Пару раз, выпрыгивая из машины, он падал и мочился в штаны. После того как фотография спившегося Командарма попала в иностранную прессу, Вожатый распорядился перевести Брата в подземный бункер, строительство которого только-только закончили – на случай ядерной атаки.

– Пусть там спивается и ссытся в катакомбах, чтоб глаза мои его не видели!

Брат, по существу, был человек неплохой, бесхитростный, от природы неглупый, поэтому Вожатый и доверил ему командование. С пьянством Брата и командование, и управление школами стало Его заботой. Ни капельницы, ни обереги Святой Татьяны, ни молитвы оптинских старцев не могли вывести из кризиса. Пользуясь своим высоким положением, Брат заставлял подчиненных тайком приносить в бункер спиртное. Он залпом опрокидывал содержимое бутылки, а потом истерически хохотал, отталкивая ординарцев и тыкая пальцем на подоспевшего дежурного врача. От имени Брата продолжали издавать приказы и циркуляры по армии, за его подписью присваивались очередные воинские звания и вручались награды пограничникам.

– Пусть думают, что нас много – Я и Брат! – тяжело вздыхал Вожатый. – Пусть боятся!

Вожатый велел подыскать человека, похожего на Брата, и сделал с ним несколько снимков для Газеты, чтобы больше верили, что в государстве все хорошо. Любимая Сестра Татьяна, которой Вожатый хотел передать управление образованием, а может, впоследствии и войсками, со страхом отказалась.

– Какой из меня военный! Это ты у нас маршал, вот и командуй.

– Теперь и Армия, и Безопасность, и школы – все на Мне! Кругом одни разгильдяи, один Я, как лось двужильный, вкалываю! – жаловался Он грациозной Наталье Сергеевне.

– Вы справитесь, – прижимаясь плотнее, шептала девушка. – Справитесь, я знаю!

– Иди, иди ко мне, лань моя! – целуя Наталочку, приговаривал Вожатый.

С большим трудом Вожатый упросил Святую Татьяну временно принять шефство над школами и воспитательными домами.

– А командующего искать буду, устаю один. Сын еще не укрепился, а то бы его!