— Накамура-сан идет! Накамура-сан идет!
Ясуко бросила куклу и отвела с лица упавшую прядь:
— Где Накамура-сан?
— Вон, зашел сейчас к Хада…
— Побежим навстречу?
— Побежим!
Ребятишки наперегонки кинулись к соседнему дому. Через минуту оттуда вышел старый почтальон с большой, битком набитой сумкой через плечо.
— Здравствуйте, Накамура-сан!
— Здравствуй, Ясу-тян. Здравствуй, Таро.
— Как ваше здоровье?
— Спасибо, дети, хорошо. Что у вас новенького?
— Умэ-тян вернулась из столицы!
— Вот как? Это хорошо…
— Накамура-сан, нам есть?
— Как всегда.
Почтальон не спеша шел к домику Кубосава. Ясуко семенила рядом, вцепившись в его куртку с правой стороны, Таро шагал слева, жадно заглядывая в сумку.
— Интересно, — сказал он, — откуда сегодня письма госпоже Кубосава? Вы не скажете, Накамура-сан?
— Не знаю, не смотрел.
— Посмотрите, пожалуйста, мне очень хочется знать, какие на них марки.
Ясуко забежала вперед и погрозила ему пальцем:
— Ты всегда так, Таро! И обдираешь марки, прежде чем письма попадают к маме.
— Но ведь ей не нужны марки, правда? А я собираю их.
— Все равно, — серьезно сказал почтальон, — нужно сначала отдать письма адресату… госпоже Кубосава, а потом ты у нее спросишь.
— Она мне всегда позволяет брать. Верно, Ясу-тян?
— Конечно. Только сначала нужно отдавать письма ей.
Они остановились у входа. Ясуко раскрыла дверь и поклонилась:
— Пожалуйста, заходите, Накамура-сан. Маленькая Ацу в скромном синем кимоно, как всегда, пригласила почтальона посидеть и выпить чашку чая. Накамура-сан опустился на циновку, но сейчас же снова поднялся, чтобы поздороваться с высокой красивой девушкой в европейском платье, появившейся из соседней комнаты.
— Никак, это Умэ-тян… — пробормотал он.
— Я, Накамура-сан. Это я. Что, очень изменилась?
— Да-а… Выросла, похудела. Стала настоящей барышней.
Умэко грустно улыбнулась:
— Почти полгода в столице…
Ясуко и Таро, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, заглядывали через плечо Ацуко, перебиравшей конверты.
— Из Австрии… Индонезии… из России, еще из России… из Америки, из Америки, из Америки… из Австралии…
— Ах, тетя Ацу! — Таро чуть не выпрыгнул из своих гэта []. — Подарите мне эту марку… Вот-вот, такой у меня еще нет! Пожалуйста, тетя Ацу…
— У тебя, наверно, самая большая коллекция в Коидзу, — заметила старая Киё.
— Что вы, бабушка! — смутился мальчик. — У младшего брата господина Хомма, вероятно, больше. Но и у меня не маленькая.
— На, возьми. — Ацу осторожно вырезала угол конверта с маркой. — Очень красивая, верно? А теперь идите играть во двор. Я стану читать.
Но дети подсели к почтальону, разговаривавшему с Умэко.
— Значит, Умэ-тян вступила в «Поющие голоса»?
— Да. Мне сказали, что старшей дочери Кубосава это просто необходимо. К тому же я немножко умею петь и плясать. Меня научила бабушка. Всем очень понравилось, как я танцую «Сакура».
— Вот как!
— Да. «Поющие голоса» — это голоса всех свободных сердец нашей родины. Мы разъезжаем по всей Японии и песнями, декламацией, танцами убеждаем народ выступать против испытаний атомных и водородных бомб, против превращения Японии в атомный полигон. А потом, возможно, отправимся и за границу… В Китай, Россию… в США.
Почтальон с изумлением и уважением смотрел на нее и тихонько вздыхал. Впервые в жизни он слышал такие слова от шестнадцатилетней девочки, дочери рыбака.
— «Поющие голоса» объединят всех, кто любит свой народ и хочет видеть его счастливым и независимым.
— Смотрите, Накамура-сан, какой красивый значок у старшей сестры! — сказала Ясуко, осторожно дотрагиваясь указательным пальцем до груди Умэко.
На платье девушки был приколот маленький металлический значок в виде красного листка с золотыми прожилками. Накамура сощурился, стараясь получше разглядеть его.
— Очень красивый, — сказал он.
Умэко скосила глаза на значок.
— Это будут носить все честные люди Японии, — проговорила она. Затем отколола его и перевернула: — Видите? Здесь написано: «6 августа 1945 года» — дата взрыва атомной бомбы над Хиросимой. Листок означает жизнь, а красен он от крови, пролитой сотнями тысяч погибших. Все, выступающие с лозунгом «Долой атомную и водородную бомбу!», носят или скоро будут носить такой значок. Мы выступаем за то, чтобы больше никогда не повторились Хиросима, Нагасаки, Бикини.
Умэко коротко вздохнула и подняла глаза на портрет отца в черной рамке. Таро и Ясуко переглянулись.
— Правильно, — сказал Таро, стараясь говорить низким, взрослым голосом. — Чтобы больше не повторились Хиросима, Нагасаки, Бикини. Значит, мы тоже будем носить такие значки. Правда, Ясу-тян?
— Обязательно!