Над сопкой, где тускло поблескивал торчащий из воронки купол, висел белый дымок. Там еще что-то тлело и время от времени глухо потрескивало. Гальцев с красными глазами сидел, обхватив колени руками, и смотрел на сопку. Руки его были обмотаны бинтами и вся левая половина лица стала черной от грязи и копоти - он так и не умылся, хотя солнце взошло уже давно. У костра спал Сорочинский, накрыв голову замшевой курткой.

Ашмарин лег на спину и заложил руки под голову. Не хотелось смотреть на сопку, на белый дымок, на свирепое лицо Гальцева. И было очень хорошо лежать и смотреть в синее-синее небо. В синее небо можно смотреть часами. Он знал это, когда был Десантником, прыгал на северный полюс Венеры, штурмовал Ганимед, сидел один в разбитом планетолете на Трансплутоне. Там вообще не было неба, была черная звездная пустота и ослепительная звезда - Солнце. Тогда казалось, что он отдал бы последние минуты жизни, лишь бы еще раз увидеть синее небо. На Земле это чувство забывается быстро. Так было и раньше, когда он годами не видел синего неба и каждая секунда этих лет могла стать его последней секундой. Но Десантнику не пристало думать о смерти. Зато надо много думать о возможном поражении. Но поражение - это всегда только неудачный вариант дороги к победе, иногда случайность, через которую можно перешагнуть. Нужно перешагнуть. Только мертвые не могут бороться. Впрочем, нет. Мертвые тоже могут мешать и даже наносить поражение.

Ашмарин приподнялся и посмотрел на Гальцева, и ему захотелось спросить, что он обо всем этом думает. Ведь Гальцев тоже был Десантником. Правда, он был плохим Десантником. И, наверное, думал, что нет ничего на свете хуже поражения.

Гальцев медленно повернул голову, пошевелил губами и вдруг сказал:

- У вас глаза красные, Федор Семенович.

- У вас тоже, - сказал Ашмарин.

Надо было связаться с Маклаковым и рассказать все, что случилось. Он встал и, тяжело ступая по траве, направился к птерокару. Он шел, запрокинув голову, и смотрел в небо. Можно было часами смотреть в небо, такое оно синее и удивительно хорошее. Небо, под которое возвращаются.