Анна несколько раз сложила и развернула кружевной веер, но обмахиваться не стала, несмотря на духоту, что стояла в спальне, как обычно в это время после заката. Просто смотрела на рисунок кружева с минуту и снова прятала его. А потом опять разворачивала и вглядывалась в переплетения тонких нитей. Как же ей нынче хотелось стукнуть этим веером! Какие усилия ей пришлось приложить, чтобы удержаться от этого!
С тихим шелестом веер снова сложился, пряча кружевной узор. Как и тогда, на вечере, когда она наблюдала за поведением того, кого уже считала своим. Разве так ведут себя женихи? Разве не должны они все время проводить со своими невестами — ухаживать за ними на раутах, развлекать беседами, приносить прохладительные напитки? Разве не должны все свое внимание уделять только своим невестам и никому кроме?
Андрей стал снова холодным и отстраненным, каким был в первые дни их знакомства, каким он ее злил — безмерно, до скрипа зубов. Она никак не могла взять в толк, отчего он стал так холоден с ней, отчего отвел ее ладони от своего лица, когда она попыталась уже привычно провести пальцами по его щеке, едва ступили в дом нынче днем из парка.
Анна знала, что лаской можно унять любое мужское недовольство, нежным словом и улыбкой снизить накал любой злости. Знала по мужчинам, что жили с ней в доме. Но Андрей убрал от своего лица ее руки тогда, не дал ей коснуться его, а только дальше повел к гостиной, где их уже ждали Михаил Львович и его тетушка. А после положенных случаю приветствий ее не попросили пройти в кабинет отца, а выслали, как маленького ребенка в парк, где продолжалась игра в лапту, не позволили присутствовать на обсуждении ее будущего. Это только разозлило Анну, а тот взгляд, которым наградил ее Андрей прежде, чем уйти вслед за лакеем, что провожал гостей к кабинету, только усилил ее тревогу.
Анна едва дождалась тогда, пока вернется из парка Петр, ушедший этим утром стрелять по мишеням, пока переменит платье к обеду и спустится вниз. Она отлично помнила, как вспылил Петр, когда отец сообщил ему о том событии, что предстоит вскоре в их семье, как вдруг подскочил с кресла, резко встал перед столом отца.
— Это невозможно, papa! Анна не может согласиться на этот брак! Это немыслимо!
Анна уже говорила с братом до завтрака о том, что дело сделано, чтобы тот готов был платить по счету за проигрыш в пари. От души поддразнила его с улыбкой на губах, разозлившись его неверию своим словам. Но о том, что согласие дала, умолчала отчего-то, скрыла от Петра. Предоставила сообщить о том Михаилу Львовичу, когда тот позвал детей к себе в кабинет после завтрака.
— Анна уже дала свое согласие, Петр. Дело решено, — отозвался на его реплику Михаил Львович, явно недоумевая поведению сына. — Как только будет получено разрешение из полка и благословение мадам Олениной на этот брак, будет сделано соглашение. Отчего ты против сего, mon cher? Коли ведаешь нечто, от чего я должен отозвать свое согласие, так и скажи, а не маши мне тут кулаками со злости. Ведаешь что? Мот он? В азарте замечен? Или что похуже? Анна, выйди, душа моя, сделай милость.
— Ну, уж нет! Это и мое дело, разве нет? — Анна смело встретила взгляд Петра, брошенный на нее через плечо. — Это мой нареченный, и я имею полное право знать, какие препоны могут встать на пути к тому, что уже решено, позвольте напомнить!
— Это переходит все границы! — вдруг и Михаил Львович вскочил со стула, встал, упершись кулаками в стол. — Все границы мыслимые! Анна Михайловна, коли я прошу выйти вон, вы должны встать и последовать моим словам! А вам смею напомнить, Петр Михайлович, что мои решения, коли приняты, обсуждению подлежать не могут. А я таковое принял! Андрей Павлович вполне достойная персона, чтобы составить счастье твоей сестры, судя по тому, что я наслышан, и судя по тому, что вижу собственными глазами. Коли есть, что сказать — говори, а нет — поди-ка вон, милый! Вскорости прибудет Модест Иванович, и у меня нет времени досужего выслушивать возражения моим решениям.
— Вижу, жених так стремится получить вести о приданом, что получит, коли тут же управитель был вызван? — побледнев, едко спросил Петр. — Уже подсчитывает выгоды? Только глупец поверит, что человек в таком положении, как у Оленина, будет искать иные выгоды в браке.
— Sortez! Немедля! Оба! — стукнул кулаком по столу Михаил Львович. Его крик был даже слышен за пределами кабинета, судя по тому, как обернулись к дому дворовые, подметавшие площадку подъезда. — А вы, Петр Михайлович, зайдите ко мне всенепременно после визита управителя! Полагаю, к тому времени я смогу вам многое сказать. О вашей просьбе отдать вам в пользование деревни под Москвой y compris . И напомнить о том, как следует вести себя дворянину и офицеру! Sortez! Sortez! Оба! Немедля!
— Ты разозлил отца. Весьма, — заметила Анна брату, когда они вышли из кабинета. — Неужто забыл, что папенька не имел довольно средств, чтобы войти в семью grand-père Александра Тимофеевича? Забыл, как свершился их брак с маменькой? Не думаю, что его влекли к ней деньги и земли grand-père.
— Зато ныне пользуемся ими от души, — ответил брат, и Анна не удержалась от едкой реплики:
— Ты в особенности, mon cher!
— А ты просто глупа, если думаешь, что твой случай схож с историей отца и матери! — не стал молчать Петр. — Ты просто дура, если полагаешь, что именно твоя красота поставила на колени Оленина.
Это был первый раз за этот день, когда Анна с трудом удержалась от того, чтобы не ударить. Залепить пощечину по этому холеному красивому лицу, по этой злой усмешке, искривившей губы. Это была первая ссора с братом за последние пять лет, и первый раз за всю жизнь, когда он оскорбил ее намеренно, задев своими словами до глубины души.
— Ты просто зол за проигрыш, только и всего. Что ж, пускай свои стрелы, mon cher, до моей вершины победителя они едва ли долетят! — она хотела развернуться и убежать прочь, чтобы наконец дать волю слезам, навернувшимся на глаза, в тишине своей спальни, но Петр успел ухватить ее за руку.
— Ты серьезно намерена выйти замуж за Оленина? Или это просто игра, ma chere? Скажи мне, я поддержу тебя в ней, коли так решила, помогу выйти из того угла, куда ты так неаккуратно поставила себя этим поспешным решением.
Анна только улыбнулась в ответ на его слова, но даже головой не покачала, отрицая нелепость его слов. Петр должен был знать ее как никто иной, а предполагает подобное… И те слова, что он сказал ей…
Они разошлись в разные стороны, злясь и кляня друг друга последними словами, в то же время чувствуя в душе глубокое сожаление из-за сказанного друг другу, из-за жестокости, проявленной к родной крови. Впервые Петр ушел, прихрамывая, стрелять в парк один — обычно он брал с собой Анну, когда отец не мог составить ему компанию в этой забаве, и они до обеда стреляли по тарелкам или старой обманке, несмотря на возражения мадам Элизы. Правда, потом ладони пахли порохом, а мышцы правой руки нещадно болела от нагрузки, но Анна обожала эти часы, эти легкие подтрунивания промахам и восторг при попаданиях в цель, когда она кидалась от радости на шею брату, а тот целовал ее в лоб.
В этот раз Петр даже не послал за ней, и Анна со злости порвала тонкий платок, рыдая от той ссоры, что вдруг так разделила их. Она долго сидела одна в своей спальне потом, размышляя, ища пути к примирению. Спустилась только, когда приехали с визитом соседи — Павлишины и Красновы с дочерьми. Затеяла игру в лапту, от души колотя битой по мячу, пуская тот так высоко и далеко, как было возможно, вымещая на нем свою снова вспыхнувшую при отдаленных звуках выстрелов злость.
Вскоре азарт от игры захватил Анну с головой, тем более их команда стала вести в счете, несмотря на то, что пришлось взять в нее лакея против Павла Родионовича у противников. Даже Катиш стала повышать голос и громко смеяться, окунувшись в игру с головой, забыв о своей скромности. Всем было так весело, так легко. Забылись тревоги. А потом из парка вышел Андрей…
Анна с легким щелчком снова разложила веер, покрутила им из стороны в сторону, спряталась за кружевом, глядя в собственное отражение в зеркале. Вспомнила выражение глаз жениха, когда он встал в паре шагов от нее на гравийной дорожке. Словно он сейчас свернет ей шею. И эти странные слова: «Votre partie est termine» . Что он хотел тем сказать? И она помнила, каким мимолетным огнем вспыхнули его глаза, когда Анна взглянула мимо него в ту сторону, откуда раздавались выстрелы. Неужто Петр настолько зол на нее, что мог…? Но тогда бы Оленин сказал не «partie», а «jeu» , разве нет?
Она не стала долго мучиться сомнениями, а решиться дождаться, когда брат спустится в малую столовую к обеду, на который остались и прибывшие в то утро в Милорадово визитеры. Перехватила Петра, едва он только показался в ближней комнате, придержала за рукав сюртука.
— Ты сказал ему? — она не стала ходить кругами, спросила прямо, понимая, что у них так мало времени ныне на разговор. Петр сначала не понял, о чем она речь ведет, а потом вдруг стиснул зубы от злости, стряхнул ее пальцы со своего рукава.
— Tres bien! Отменного ты обо мне мнения, милая! — он взглянул через двери столовой на Андрея, что наблюдал за братом и сестрой, а потом склонился к тетушке, уже занявшей место за столом и что-то спрашивающей у него. — Что, переменился вмиг? Я же сказал тебе! Не во мне ищи причины его хладности. Я не видел его с третьего дня, когда у графини вечер был, не говорил с ним.
А после был этот бесконечный для Анны обед, за которым она тщетно пыталась разгадать причину перемены к ней со стороны Андрея. Только убедилась, что ее страхи и сомнения, из-за которых она не спала прошлой ночью, верны.
Этот человек, что сидел за противоположной стороной стола, за которым она наблюдала украдкой, был ей совсем незнакомым, чужим. Не поторопилась ли она дать ему свое согласие на замужество? Сколько она знает его, сколько встречала? Вот господина Павлишина Анна знает, как облупленного, знает, что может ожидать от него в какой момент, а Оленин… Андрей только доказал ей ныне своими поступками, своей отстраненностью, что она не ведает, что скрывается под его благородным обликом. Караташев имел располагающую к себе внешность, а как обманулась она жестоко в нем несколько лет назад!
И Анна ясно увидела снова, как заметила прошлым утром, что Андрей не способен быть таким мягким, как ее отец, как тот же Павел Родионович. Ее и привлекала эта сила, и в то же время отталкивала. Нет, она видела это и в князе, что гостил у них этой зимой — эту непоколебимость идти до конца, пока не получит желаемое. Но отчего-то ей показалось, что в Андрее эта решимость иная, что натура его мягче. Но нет, ныне она ясно видела, что ошибается, судя по тому, как сжимал тот крепко челюсти, каким огнем иногда вспыхивали его глаза, когда он ловил на себе ее взгляд. Разве это тот самый человек, что когда-то так нежно гладил лепестки розы? Что так ласково и нежно целовал ее? В присутствие того Андрея к ней приходил какой-то странный покой. Этот же заставлял волноваться, и это волнение ей совсем не нравилось. Как и его странная настойчивость.
— Я все же прошу вас переменить решение, Аннет, — завел Андрей разговор позднее, в тот же вечер. У Шепелевых еще за седмицу был запланирован музыкальный концерт, были разосланы приглашения, по которым после заката в Милорадово приехали соседи из окрестных земель. Она сидела, обмахиваясь веером от той духоты, что стояла в салоне от множества свечей и от дыхания собравшихся, а Андрей стоял аккурат за ее креслом. Его рука, обтянутая лайкой, лежала на спинке кресла, вызывая в ней какой-то странный трепет и тревогу. Она боялась коснуться ненароком его пальцев обнаженной кожей спины в вырезе платья, оттого и сидела, гордо выпрямившись, словно палку проглотила.
— Вы знаете, что мне вскорости предстоит вернуться в полк, Аннет, — прошептал он, склонившись к ее уху под редкие любопытные взгляды гостей. Анна не могла не занервничать еще больше, заметив эти взгляды. Многое было позволено жениху, но ведь из присутствующих только единицы знали, что Андрей имеет право вот так интимно что-то прошептать ей. — Я прошу вас, пусть огласят о предстоящем венчании после службы до моего отъезда.
— Отчего вы так спешите под венец, Андрей Павлович? — попыталась свести к шутке Анна, но улыбка при том вышла такая жалкая, такая искусственная, что самой стало неудобно.
— Оттого, что вы туда не особо торопитесь, как я погляжу.
Она хотела обернуться на него, чтобы убедиться, что он тоже шутит, на миг испугавшись тона его голоса, которым он произнес эти слова. Но в этот момент крепостная актриса закончила исполнение арии, и гости дружно зааплодировали, а некоторые даже встали со своих мест в восхищении. Андрей же выпрямился, аплодируя, и Анна не успела поймать его взгляд.
Зато потом вдоволь насмотрелась на него, когда сама стояла подле клавикордов и музыкантов, сидевших кругом у окна, когда сама пела перед гостями, уступив их настойчивым просьбам. Анна не заметила, как и когда к Андрею подошла Мария, будто только и выжидавшая, когда сама Анна оставит свое место рядом с ним. Она едва не сбилась с такта, когда заметила, как Андрей что-то шепчет Марии, отвечая на реплику в его сторону. А потом эти реплики стали чаще, разговор оживленнее.
Нет, не это явное пренебрежение, это невнимание к ее пению разозлило Анну. В конце концов, некоторые гости также перешептывались друг с другом, ей это было видно отменно со своего места у музыкантов. Ее разозлил тот свет, которым вдруг вспыхнули глаза Андрея на одну из реплик Марии, то, как смягчились черты его лица. И его смех… Он никогда не смеялся с ней, Анной, и видеть со стороны…
Тогда в Анне второй раз за день вспыхнуло горячее желание ударить. Ударить сильно, чтобы хоть как-то унять ту обиду, что бушевала в душе. Наотмашь, сложенным веером, который держала в руке нынче. Ей — по полным губам, которые так красиво изгибались в улыбке. Ему — в лоб или тоже по губам, чтобы прекратить этот смех. О, теперь Анна понимала ревнивцев, о которых читала в романах! А потом снова едва не сбилась с такта, поймав себя на этой мысли…
— Что со мной творится? — спросила негромко Анна у своего отражения в зеркале, складывая веер. Прикусила губу, чтобы не заплакать снова при воспоминании о прошедшем вечере. О Господи, она за последние полгода столько слез выплакала, сколько не пролила за три года до того! Все плачет и плачет ныне, себе на злость. А потом вдруг улыбнулась, представив, что было бы, если бы она поддалась эмоциям и от души отхлестала бы своих обидчиков веером. Да уж, забавно!
— Toc-toc, la belle! Vous permettez? — она вздрогнула и обернулась к двери спальни на брата, стоявшего на пороге. — В доме тишина, и оттого мои мысли стали такими ясными… не дают уснуть. И твоя обида на меня уснуть не дает.
— Я не в обиде, — покачала головой Анна и протянула брату руки, которые тот поднес к губам, улыбаясь их примирению. — Это ты меня прости. Я не должна была думать о тебе столь дурно. Не в твоих правилах низость, не по духу тебе.
— Не будем о том, — качнул головой Петр. — Я просто зашел пожелать тебе покойной ночи. И убедиться, что ты не злишься на меня, ma chere, — а потом тут же спросил, не давая ей времени на раздумья. — Отчего ты за него идешь, Анечка? Скажи мне. Мне надобно знать о том.
— Отчего иду за него? — переспросила Анна, а потом вдруг улыбнулась, вспоминая, как Андрей целовал ее в залитом солнечным светом лесу. — Мне с ним хорошо, мне с ним покойно, Петруша, — она попыталась найти слова, чтобы описать то чувство, которое вспыхивает в ней в присутствии Андрея, но не смогла, потому умолкла, улыбаясь.
— O mon Dieu, не хотел бы я, чтобы обо мне когда-нибудь сказала прехорошенькая особа, что ей со мной покойно! — пошутил Петр, но Анна заметила, что его глаза остались серьезными. — Странная причина, чтобы идти в жены, не находишь? Я думал, ты мне будешь говорить о горячей любви, вдруг ударившей тебя в самое сердце стрелой Амура.
— Я хочу жить подле него, — произнесла тогда Анна коротко. — Всю свою жизнь.
Петр кивнул задумчиво, а потом снова поцеловал ее ладони, погладил их ласково.
— Было бы отменно, коли и он чувствовал то же самое, что и ты ныне. От души желал бы того, от души желал быть уверенным в том, — он помолчал, а после сказал тихо. — Все же проще выбирать себе ровню по средствам. Только тогда ты можешь быть уверен в том, что брак вершится не по нужде, а по зову сердца. Только так!
Он отпустил ее ладони, видя, как она нахмурилась, замолчал, а потом развернулся к двери. Чуть поморщился, когда ступая от нее к двери спальни, неаккуратно наступил на больную ногу, неровно поставив трость, с которой ходил из-за своего временного увечья.
— Накликала ты мне своим сном вещим! — шутя, показал он на больное колено, уже стоя на пороге. — Сапогом тем. Неспроста виделся он тебе.
— Неспроста, — нахмурилась Анна. — Петруша, отчего папенька кричал на тебя давеча после обеда, когда все разъехались? Что стряслось? Из-за нынешнего разговора? Из-за него зол на тебя?
Петр только грустно улыбнулся ответ.
— Не думай о том, ma chere. Нет нужды ныне.
— Les dettes? — не унималась Анна, догадываясь, что нащупала ту нить, что могла связывать князя, известного своим везением в карточные игры, и брата, азартного до невозможности. Тот даже на бег муравьев по лесной тропе готов был ставить, пытаясь потакать желанию испытать свою фортуну. А уж как входил в раж, играя с домашними в карты на палочки! И его странная просьба дать ему в отдельное пользование имения в Московской губернии, и тот разговор зимний о женитьбе с выгодой…
— Не думай о том, ma chere, — но видя ее упрямо вздернутый вверх подбородок, понял, что сестра не отпустит, пока не выведает все. А сказать ей ныне не мог, когда видел ее глаза — она светилась, едва вспоминала об этом ротмистре. Нет, он просто не мог, не имел права на это! — Я непременно откроюсь тебе. Но позднее, d'accord ? Обещаюсь в том. И никогда не говори мужчине, что тебе с ним покойно, Анечка… Это не то слово, которое ему будет приятно услышать от женщины. Покойной ночи, ma chere. Приятных сновидений.
— Покойной ночи, Петруша, — прошептала Анна, и брат чуть прикрыл дверь, вновь оставляя ее одну со своими мыслями. Постель совсем не манила ее, несмотря на поздний час, но Анна все решила ложиться, памятуя о том, что хотела съездить с утра на службу в церковь. Она надумала переговорить со своим духовником, с отцом Иоанном, о своих сомнениях и страхах. Отчего-то не желала пока говорить о предстоящем замужестве ни с мадам Элизой, ни с кем другим.
Ох, и огорчится мадам позднее, нахмурилась Анна, что Пантелеевна скорее нее узнала о том! Будет обижаться непременно, что утаили от нее. И Полин. И Катиш… Но открыться пока им Анна не хотела. Хотя бы еще немножко подождать, потянуть с известием этим, пока у самой в душе все успокоится, уляжется этот ворох эмоций, что возникает при мысли, что ей предстоит уехать из любимого дома, жить совсем с непривычным ей человеком. Как же страшно даже думать о том!
А потом представила себе, как сидит за одним трапезным столом с Андреем, как тот улыбается ей — мягко и нежно, как там, в лесу, просит ее о чем-то через стол. Или как они вместе встречают гостей на бал, данный ими по случаю… по случаю, ну, какому-нибудь случаю. Он — в парадном мундире, с орденом в петлице. Она — в изумительном платье сапфирового оттенка, как был давеча на мадам Красновой на концерте, в роскошном гарнитуре из камней в тон платью. Хотя, вспомнила Анна, Петр говорил, что у Оленина финансовые проблемы. Тут уж не до собственных балов и раутов. Тогда она будет представлять себе, как они будут пить чай на террасе, наблюдая за летним закатом над вершинами парковых деревьев.
Мысли плавно перешли с чаепития на террасе усадебного дома на то, что произошло в лесу недавно. Вспомнились те поцелуи, от которых кругом шла голова, подгибались колени. Его широкая спина, такая твердая даже под шелком камзола. Его ладони, что жгли огнем через ткань сорочки и платья. Ах, отчего он переменился? Отчего так пугал ее ныне?
Анна резко задула свечу, что стояла на столике перед зеркалом, но ложиться сразу не стала, прошлась по комнате и зачем-то плотно затворила дверь в будуар, где спала на диванчике Глаша. Через распахнутые окна доносился откуда-то из паркового сумрака плавное пение соловья, и Анна вдруг повернула к одному из окон, отодвинула занавесь, вдыхая свежесть летней ночи, ступившей на место душных сумерек.
Что мне делать, Господи, вдруг подумала Анна, поднимая глаза к загоравшимся на небосводе звездам. Как поступить? По верной ли дороге ступать решила? Но только тишина летней ночи была ей ныне ответом да трель соловьиная.
А затем что-то мелькнуло в тени деревьев, и она склонилась ниже к подоконнику, уловив это неясное движение, попыталась разглядеть, показалось ли ей или вправду заметила что-то. Но вот от дерева к дереву все ближе к дому передвинулось что-то светлое, и она еле удержалась, чтобы не вскрикнуть, поняв, что фигура эта чересчур велика для кошки. Еще миг — и светлое пятно уже появляется из-за кустов сирени, которые росли вдоль дорожки, огибающей усадебный дом.
Это был Андрей. Андрей! И Анна безвольно прислонилась к стене, не в силах оторвать взгляд от его фигуры, ужасаясь тому, что в любой миг могут появиться собаки, которых спускали на ночь в парк, или сторож заметит непрошеного гостя, поднимет тревогу. Но пока было все тихо, только соловей заливался трелями. И вот Андрей перебежал открытое пространство между кустами и стеной дома, вот ухватился за шпалеры, по которым вились розы, и в несколько резких движений, как кошка, забрался по стене. Мгновение — и он сидит на подоконнике, свесив ноги, с задорной улыбкой поднося к губам свою ладонь.
— Похоже, я был ранен, пока стремился на зов своего сердца, — проговорил он, глядя ей в глаза, и Анна моргнула удивленно, все еще не в силах поверить, что это явь, и он действительно сидит в окне ее спальни. — Милая дама не поможет мне с моей раной? Шип от красивого цветка все же шип, и болит от него нещадно.
Он протянул ладонь в ее сторону, и она кивнула, заметив в скудном свете летней ночи, шип, впившийся ему в кожу. Отошла от него к «бобику» , взяла из корзины с рукоделием иглу и, вернувшись к нему, без особого труда достала тонкую темную полоску из его ладони. Все это Анна проделала молча, не зная, что сказать, боясь, что дрожащий голос выдаст ее волнение в этот миг. Но странно — она совсем не боялась его присутствия в своей спальне, словно не было в том ничего предосудительного. Словно хотела видеть его здесь. Словно его присутствие было само собой разумеющимся в ее спальне в этот ночной час.
Когда шип был извлечен из кожи, Андрей забрал из пальцев Анны иглу и воткнул ее в стену , у самых штор. А потом обхватил ее лицо ладонями и заглянул в ее широко распахнутые глаза.
— Отчего ты молчишь? — прошептал он, почти касаясь губами ее губ, так низко склонился он над ее лицом. — Отчего ты молчишь?
— Это сон, верно? — прошептала она в ответ, совсем позабыв о том, что раздета, что на ней только сорочка без рукавов, капот же сброшен был, едва прикрыла дверь в будуар. Что и он толком не одет — в камзоле и рубахе, без мундира.
— Тогда нам снится один и тот же сон, милая, — снова мимолетное касание губ при этом шепоте, и она не смогла сдержаться, поддалась желанию, вспыхнувшему в ней. Сама поцеловала его, как он когда-то целовал ее в лесу — робко, вопросительно.
Его губы пахли вином и ягодами, и этот сладкий аромат закружил Анне голову. Андрей чуть качнулся, и она, испугавшись, что он не удержится на окне, упадет назад, на дорожку у дома, сжала его плечи, потянула на себя вглубь комнаты, не подозревая, как выглядит это движение со стороны. Он спустился с подоконника, даже не отрывая своих губ от ее рта, прижал ее к себе теснее, обхватив руками, и она поразилась тому жару, который шел от его тела ныне. Или это ей показалось в духоте ночи?
— Где твоя девка? — прошептал Андрей ей в губы, проводя руками по ее голым плечам и рукам, отчего кожа загорелась огнем, защипало в кончиках пальцев.
— В будуаре, — кивнула Анна на закрытую дверь, и он оставил ее, едва не вызвав у нее возглас протеста. Прошел к двери и запер ту на ключ, торчащий в замке.
— Что ты делаешь? — прошептала Анна, когда он вернулся к ней, снова положил ладони на ее обнаженные плечи. Странно, не ли она недавно боялась его? Ныне же никакого страха не было, только какой-то странный трепет в душе, легкая дрожь, бьющая тело.
— Тебе прохладно? — спросил Андрей, а потом взял ее руку и коснулся губами сгиба в том самом месте, где так отчаянно сейчас билась тонкая жилка. Но Анна только головой покачала, сама не понимая, что с ней творится, не понимая, жарко ли ей или холодно в этот момент. Что он здесь делает? Так нельзя, мелькнуло в ее голове, но тут он снова целовал ее. Сначала эти поцелуи были схожи с теми, которые он дарил ей там, на лесной тропе, а позднее они стали совсем иными, такими, от которых ушли все мысли до единой из головы. Только жар в теле остался, вкус его губ, тяжесть его рук на своем теле.
Анна вернулась из этого морока только дважды. Первый раз, когда почувствовала странный холод на своем теле и, оторвавшись от губ Андрея, прервав поцелуй, вдруг обнаружила, что уже лежит в постели, а ее сорочка спущена, обнажая грудь.
— Что…? — но он не дал ей договорить, снова стал целовать, касаясь ее обнаженной кожи, уже не через ткань сорочки, без преград, и она снова отдалась тому сбивающему с разума вихрю эмоций и чувств, который становился все сильнее с каждым прикосновением.
Его руки и его губы. Его горячая кожа под ее пальцами. Ей казалось, что она тает в его руках, таким обжигающим был огонь, пылающий в ее крови в те минуты. Каждое прикосновение, каждый поцелуй только распалял этот жар, только обещал что-то. Она помнила, как Андрей смотрел на нее между поцелуями, лаская ее. Пристально, внимательно приглядываясь к каждой эмоции, что мелькали на ее лице, словно прислушивался к каждому вздоху, к каждому шепоту. Словно ждал от нее чего-то…
А Анна только смущенно улыбалась в ответ, отдаваясь целиком тому странному желанию, что становилось все сильнее и сильнее с каждым прикосновением губ и рук, ощущая, как сладко замирает сердце в груди при каждом его выходе в ее губы.
Второй раз она очнулась от этого странного наваждения, когда Андрей вдруг навалился на нее всей тяжестью своего тела, когда спустя миг ее тело пронзила острая боль. Он тут же положил ладонь на ее рот, приглушая легкий вскрик, помимо воли сорвавшийся с ее губ, отвел взгляд от ее потрясенного взора. Анна попыталась отстраниться от него и этой боли, вмиг стершей то наслаждение, что вскружило ей голову совсем недавно, дернулась вверх, но только уперлась головой в изголовье кровати.
Лишь теперь она ясно поняла, что случилось сейчас. Лишь теперь она ясно поняла, что случилось сейчас. «Порчена», говорила Пантелеевна, вздыхая, когда очередная дворовая шла под венец нежданно. Теперь Анна поняла, что имела в виду няня, когда шептала это себе под нос. Именно такой вдруг ощутила себя Анна ныне — порченной, словно что-то сломали в ней этой ночью. Теперь все увидят, поймут… Как ныне на люди показаться? Хотя разве у них с Андреем иная дорога? Разве не под венец они собирались? Но так скоро… так скоро…
Когда он откинулся на постель возле нее после, Анна хотела уйти, убежать прочь из кровати и из этой комнаты вообще, гадая, сможет ли шевельнуться сейчас, когда, как ей казалось, пульсирует болью все тело. Но Андрей успел задержать ее, придавил ладонью к постели.
— Тихо, тихо, милая, — начал целовать ее лицо, губами стирая слезы, катящиеся из ее глаз, гладил ее волосы, отводя упавшие на лоб и нос пряди. — Прости меня, прости…
Сначала Анна не поддавалась его рукам, отстранялась от его губ, помня о той боли, что он ей причинил, а потом расслабилась, обмякла, приникла к его груди, обхватив его руками.
— О Боже, Андрей, это было так больно! Это просто невыносимо! — рыдала она тихо, а он укачивал ее в своих руках, уже сожалея о том, что совершил.
Но иного выхода у него уже не было: забрать свое слово обратно он не мог, но и позволить ей посмеяться над ним, оставить его в дураках тоже. Анна дала свое слово стать его женой, и он не вернет ей его. Она станет мадам Олениной, как обещала. Пусть даже сама того не желая. Ее игра обернется против нее самой. Ее партия проиграна, как он и сказал ей нынче днем.
Вскоре Анна затихла, взглянула на него покрасневшими от слез глазами, и сердце его дрогнуло. Андрей легко коснулся губами ее лба, опасаясь, что иное вызовет у нее неприятие в этот момент, но она сама вдруг прижалась к нему, коснулась губами плеча.
— Так будет не всегда, — прошептал он, зарываясь лицом в ее распущенные по плечам волосы, вдыхая их запах, мигом вскруживший ему голову. Как и тепло ее обнаженного тела так близко. — Не всегда, моя милая. Моя девочка… моя милая Анни…
Когда за окнами стал сереть рассвет, Андрей аккуратно переложил со своего плеча голову сладко спавшей Анны, выскользнул из постели, стараясь не потревожить ее сон. Но она все же открыла глаза, будто почувствовала одиночество и холод в своей постели. Села, наблюдая, как он одевается, только ныне со смущением разглядывая его тело. Он почувствовал ее взгляд, обернулся и, заметив, что она не спит, подошел к постели, сел корточки возле кровати, взяв ее ладони в свои. Улыбнулся, когда она поспешила натянуть покрывало на обнажившуюся грудь.
— Мне надо идти, — прошептал он, прижимая ее ладони к своим щекам. — Не надо, чтобы нас с тобой застали тут. Пусть никто не ведает о том, что случилось нынче ночью. Только надо с оглашением поторопиться, моя милая. Теперь уж нет нужды откладывать.
Анна окаменела, услышав эти слова, пусть и сказанные нежным и мягким голосом, распознала сталь в его голосе. Попробуй, откажи мне ныне, как отказывала ранее, казалось, читалось в нем.
— Знать, вот как, — произнесла она как-то тихо, и Андрей заглянул в ее глаза, пытаясь угадать, что за мысли у нее ныне в голове. — Вот зачем значит… Va-t'en! Hors d'ici! Вон, покамест я не кликнула людей!
— Подожди, выслушай…, - но она уже открывала рот, чтобы крикнуть, злясь не на него в этот миг с такой силой, что кругом шла голова, и кровь стучала бешено в висках. На себя она злилась, на глупость свою, на наивность. О Господи, так обмануться…
Андрей вдруг повалил ее на постель, зажимая рот ладонью, чтобы ни звука не сорвалось с ее губ, и она уставилась на него с ненавистью в глазах, впрочем, не делая ни малейшей попытки освободиться от его хватки. Только лежала под ним, даже не делая попытки прикрыть обнажившуюся грудь, смотрела в его глаза. Потом мотнула головой, сбрасывая его ладонь со своих губ.
— Вы добились того, что так отчаянно желали, Андрей Павлович. Я выйду за вас замуж. В любой день, какой назначите для того. Но знайте — вы получите только мое приданое, но не жену. Женой я никогда не буду для вас, никогда! — она уже шипела ему в лицо, извиваясь от той злости и ненависти к собственной слабости, что рвала сейчас душу. Но внешне на удивление нынче казалась такой спокойной, словно и не было внутри той истерики, что заставляла говорить то, что никогда не сказала бы, не от души говорила.
И Андрей не понял, что она не в себе ныне. Не стал удерживать ее долее — отпустил из своих рук, отошел от постели и продолжил одеваться, с трудом перебарывая желание встряхнуть ее хорошенько, чтобы заставить умолкнуть ее. А Анна все не могла успокоиться, села в кровати, стала буравить его своим ненавидящим взглядом и продолжала свою тираду, стараясь, как могла, задеть, уколоть, ударить…
— И в Петербург за вами не поеду, слышите? Мне нет места отныне там, где вы! И не будет! Я ненавижу вас! Ненавижу! Я ведь спорила на то, что вы у ног моих будете! Оттого и привлекала вас, как могла. Как умею привлекать. Я ведь спорила и только! И отчего вам не отказала сразу? Отчего промедлила? Ведь думала же! Думала! Вы — это только пари! О Господи!
Она упала вдруг резко в подушки, расхохоталась в голос, и только тогда Андрей понял, что она в истерике, в два шага подошел к постели, сгреб ее в охапку и прижал к себе, невзирая на ее сопротивление. За окном уже занимался рассвет, стало светлее, но его не волновало, как он будет уходить из этого дома. Разве он мог оставить ее сейчас?
— Laissez-moi partir! — вдруг резко сказала Анна, выпрямляясь в его руках, и Андрей понял, что истерика так же резко прошла, как и наступила. Она отстранилась от него, подняла с пола свою сорочку и быстро натянула через голову. Потом выбралась из постели с другой стороны, стараясь держаться от него как можно дальше, подняла капот со спинки стула, набросила на плечи.
В будуаре что-то стукнуло, видимо, проснулась Глаша, и Анна бросила взгляд на дверь, успокоилась, вспомнив, что та заперта. Потом резко подошла к окну, заметила на углу дома сторожа.
— Доброго утречка тебе, Платон! — крикнула, высунувшись из окна. Сторож оглянулся на ее крик, поспешил подойти ближе, низко поклонился барышне, сняв с вихрастой головы шапку. — Ты собак бы посадил на цепь. Я нынче рано проснулась, выйти хочу к пруду. Не встретиться бы с твоими цепными!
— Доброго утречка, барышня. Нынче же и сделаю. Нынче же и посажу.
Анна наблюдала из окна, как Платон свистом призывает собак, а потом аккуратно цепляет тех на цепь, что была намотана на его руку, как уходит с теми к псарне, у которой заведет тех в загоны. Потом повернулась к Андрею, что, уже полностью одевшись, наблюдал за ней из глубины комнаты, сидя на кровати.
— Я не уйду из этой комнаты, покамест мы не поговорим, — твердо сказал он, и Анна вздрогнула от решимости, которую распознала в его голосе.
— Я не желаю говорить с вами! — отрезала Анна, поднимая подбородок вверх, а потом едва сдержала вскрик, когда Андрей вдруг откинулся на постели, удобно устроился на подушках, запрокидывая руки за голову.
— Тогда я подожду, покамест у вас появится это желание, позволите? — проговорил он, и она стиснула пальцы от злости, расслышав насмешку в его голосе, а потом подбежала к кровати, бросилась на него, заколотила кулачками по его плечам и груди, пытаясь ударить в голову. Он ловко перевернулся, подмял ее под себя, перехватывая руки, лишая ее возможности двигаться.
— Я укушу, — предупредила Анна, когда заметила взгляд Андрея на ее губы, его улыбку, но он только прижался губами к ее рту, в два счета подавляя ее протест. Откуда у него такая власть над ней? И почему так слабеет ее воля, когда он так близко к ней, так быстро тает ее злость?
— Я вас ненавижу! — прошептала Анна, когда он на миг прервал поцелуй.
— Тогда я прокляну тот день, когда ты перестанешь меня ненавидеть, — усмехнулся Андрей в ответ, и она вдруг тихо рассмеялась, удивляясь тому, как бьется сердце, когда он рядом. А потом оба замерли, когда в дверь спальни тихонько постучали, и голос мадам Элизы проговорил приглушенно из будуара: «Annette! Mademoiselle Annette! Il est temps de s'éveiller»