Марина ступила в залу и на пороге огляделась, немного отогнув краешек домино, затруднявшего ей обзор. И почему так несправедливо распорядилась судьба — мужчины могут похвастаться любым оригинальным маскарадным костюмом, а вот женщинам суждено выделиться из толпы только цветом и украшениями домино да маской на лице? И вот сейчас по зале прохаживались в ожидании полонеза, открывавшего бал: многочисленные домино самых разных цветов — от самых ярких (замужние дамы) до нежно-пастельных, выдавших девиц с головой, арапы в замысловатых тюрбанах, рыцари в доспехах (интересно, как обладатели этих костюмов будут вести даму в танце?) и другие персонажи из самых разных сказаний и стран. Впрочем, немало было мужчин, которые были одеты во фраки и мундиры, которые отличались друг от друга только оригинальными масками, этой дани сегодняшнему маскараду.

Марину легко тронул за локоть стоявший тут же, в дверях залы, лакей и показал на корзину, что держал в руках. Она была полна самых разных цветов. Гостьи Юсуповых были предупреждены о том, что перед началом бала должны будут выбрать себе цветок и сохранить его в течение всего вечера. Подразумевалась игра по выбору кавалеров на ужин par les caprices du destin, посему некоторые чересчур уж осторожные маменьки, пришедшие сюда с дочерьми, запретили тем принимать участие в этой забаве — не приведи Господь, очарует за ужином ее несмышленое дитя какой polisson без копейки в кармане.

Марина наклонилась к корзине, но ее тут же остановил за локоть арап в белом тюрбане, украшенном алым пером.

— О, divine, позволь выбрать для тебя прекраснейший из цветов, который только подчеркнет твою красоту, сокрытую этой маской, — галантно предложил кавалер, но лакей остановил его:

— Прошу прощения, сударь, но цветок должна выбрать только дама. Мужчинам не дозволяется при выборе быть.

— Ah, les mystères, les mystères!— арап быстро поклонился Марине и затерялся среди остальных масок, а лакей протянул ей корзину с цветами, над которой Марина на мгновение помедлила, делая выбор среди этого цветастого и ароматного великолепия. Тут были и розы, и камелии, и синий василек, и невинная ромашка, и даже экзотический цветок из теплиц — орхидея. Маринина рука сначала коснулась маленького букетика из цветов чубушника, но потом она поменяла свое мнение. Она уже не отождествляла себя с этими белыми цветами, похожими на саму невинность, ей внезапно захотелось чего-то яркого и вызывающего, чего-то более женственного и страстного.

— Позвольте пособить вам, — второй лакей шагнул к ней и помог закрепить на руке шнурок, к которому был прикреплен цветок, ярко-алый, словно кровь, в тон платья и домино Марины.

Марина аккуратно расправила лепестки цветка и, одним движением раскрыв кружевной веер, ступила в залу, непринужденно им обмахиваясь. Она немного опоздала к началу бала, полонез уже оттанцевали, теперь пары двигались под звуки кадрили. Марина быстро огляделась, одним взглядом выхватывая из толпы знакомых. Она сразу же нашла Арсеньевых, узнала их обоих, несмотря на маски — Жюли в ярко-синем шелковом домино с бутоньеркой из васильков на запястье, Павел же во фраке и черной бархатной маске, без каких-либо излишеств и лишних украшений. Потом она снова обвела взглядом зал, но далеко не сразу заметила русоволосую голову Загорского. Она думала, что тотчас опознает его по отметине на его лице, но его белая маска, прикрывавшая не только верхнюю часть лица, но и всю правую щеку до уголка рта, искусно скрыла его шрам. Он был одет в черный фрак, на плечи накинут шелковый плащ. Просто и элегантно. Интригующе…

Марина только после обратила внимание, что он ведет в танце домино цвета чайной розы, и складка недовольства пересекла ее лоб. По темно-русым волосам, видневшимся из-под домино, она опознала mademoiselle Бельскую. Что ж, грех в такой вечер стоять в углу залы рядом с маменьками, бдящими своих дочерей, или проводить время в игорной! Самый момент кружить головы юным и наивным девицам!

Видимо, последнюю фразу Марина произнесла вслух, потому как рядом раздался женский смех. Она повернула голову и заметила, что подле нее стоит маска в пурпурном домино.

— Жалеете, что уже не принадлежите к сонму юных девиц? — раздвинулись накрашенные губы в усмешке. Мушка в правом уголке рта при этом резко поднялась вверх. Княгиня Голицына перевела взгляд с танцующих на Марину. — О, моя дорогая, вы сейчас более свободны, чем они, даже сами не зная об том! Уж кому и надо испытывать зависть, так это мне. Моя молодость, моя красота… где они нынче? И не говорите мне, что я также прекрасна как раньше, и что годы только красят! Они убивают! Время убивает, моя дорогая! Вот смотрю я на вас…вы такая молодая, такая полная жизни и в то же время тоски. Равно как и я в свое время, — она взяла Марину под руку, и они медленно пошли по зале. — Я смотрела нынче на вас — и утром, и на прогулке, а видела себя молодую. Нет, в нас нет внешнего сходства, но сколько в вас огня… огня, что когда-то горел в моей душе. Да, иногда мы нарушаем правила bon ton, но разве столько восхищенных мужских взглядов не стоят того? — княгиня остановилась и посмотрела Марине прямо в глаза, а потом вдруг произнесла. — Разве тот единственный взгляд не стоит того?

Марина слегка смутилась от прямоты Голицыной. Она впервые сталкивалась с подобной откровенностью за многие годы в свете, и потому не знала нынче, что ответить этой женщине, глядящей на нее с проницательным выражением глаз сквозь прорези маски.

Да, княгиня была абсолютно права. Марина нынче непозволительно смело вела себя на прогулке, которую затеяли после последнего завтрака, когда почти все гости в имении Юсуповых пробудились от долгого сна. Предполагалось, что мужчины поедут верхом, а дамы — в колясках. Прокатившись до луга, на восточной границе имения, гостям будет предложено откушать на открытом воздухе, а после вернуться в усадьбу, чтобы успеть подготовиться к маскараду нынче вечером.

Но при выезде из усадьбы вдруг выяснилось, что некоторые молодые люди выразили желание самим править колясками, места в которых были заняты привлекательными им дамами, и возникла небольшая заминка с выездом, пока определялись, кто и в какой коляске возьмет вожжи. Марина и предположить не могла, что Сергей вдруг тоже примет участие в этой затее, поэтому, когда она заметила, что он занимает место в экипаже, где расположились княгиня Голицына и ее родственница, мадам Соловьева с дочерью, ее кровь закипела от ярости и (в чем она никогда не призналась бы сама себе!) жгучей ревности. Ну, что ему не ехать верхом? Куда его потянуло?

Марина сама от себя не ожидала, но она в мгновение ока, даже не дожидаясь, пока ей предложат руку лакеи, стоявшие подле и наблюдавшие за сборами господ, спрыгнула из коляски на землю и подошла к коляске хозяев.

— Нынче такая хорошая погода, — проговорила она им. — Я бы хотела проехать верхом, а не в коляске avec votre permission.

Желание гостя — закон, особенно для князя Юсупова. Марине была предоставлена статная лошадь из конюшен усадьбы, и, что удивительно, нашлась амазонка подходящего размера, но немного длинная для роста Марины.

— Ну, моя хорошая? — потрепала Марина холку лошади. — Прокатимся с ветерком?

Она с помощью берейтора взлетела в седло и тут же взяла приличный галоп, чтобы быстро нагнать коляски и всадников, что отбыли со двора усадьбы, пока она меняла платье. Она настигла их спустя некоторое время, с размаху пронеслась по краешку дороги мимо этого кортежа открытых экипажей под удивленные и испуганные возгласы женщин и восхищенные, но слегка встревоженные мужчин, выехала в авангард.

— О Боже, она убьется! — воскликнула Жюли, наблюдая этот маневр подруги.

— Не думаю, — возразил ей супруг, едва повернув к ней голову от дороги. — Она всегда скакала так, совсем не по-женски безрассудно. Ты просто не видела ее на гоне.

В это время дорога вышла из небольшого лесочка на широкий луг. Марина вдруг резко свернула на него, пуская свою кобылу из аллюра, в который было перешла, догнав кортеж, в такой быстрый галоп, что юбки ее амазонки и длинный шлейф газового шарфа на ее шляпке стали развеваться на ветру, будто парус. За ней словно по невидимой команде на луг стала сворачивать часть всадников прогулочного поезда, с гиканьем и выкриками понукая своих лошадей на бег. Все это действо сопровождалось женскими возгласами вслед и смехом.

— Словно бес в них вселился, — проворчала madam Соловьева, с недовольством глядя на веселье вокруг.

— Ах, ne faites grise mine, милая моя, — заметила ей княгиня Голицына. — Позвольте остальным наслаждаться прогулкой.

— Но все же это так безрассудно! — возразила madam Соловьева. Тем временем, коляски остановились на лугу — было решено не ехать далее, а расположиться тут, тем паче луг был такой же большой, как и тот, где намеревались pique-niquer, и тут также была тень от деревьев небольшого леска с западной стороны луга. Подтянулись телеги со скарбом для обеда, и слуги принялись разгружать столы, стулья и провизию, натягивать тенты от солнца, а господа и дамы покидали экипажи.

— La belle cage ne nourrit pas l'oiseau, — задумчиво проговорила княгиня Голицына, глядя на заливисто хохочущую Марину, которая сейчас возвращалась с другого конца луга среди других всадников. Загорский, помогавший дамам сойти на землю из коляски, вздрогнул при этих словах, и она, заметив это, устремила на него любопытный взгляд.

— О Боже, какая опасная игра! — вдруг воскликнула mademoiselle Соловьева, глядя вглубь луга на всадников поверх головы Сергея, который как раз помогал ей спуститься в этот момент. Он обернулся и увидел, как летит по воздуху подгоняемый легким ветерком газовый шарф со шляпки Марины, как несколько всадников несутся за ним по лугу, сломя голову. — А вдруг яма..? Так же можно и шею себе сломать!

Спустя некоторое время шарф был пойман одним из офицеров, в котором Загорский с досадой признал Бехтерева. Поручик с громким возгласом поднял свой трофей над головой и что-то быстро проговорил Марине, подъехавшей к нему тотчас. Та покачала головой и быстро отъехала от него прочь. Никто даже не заметил, что поручик, отъехав подальше от других гостей, украдкой (но не от внимательных глаз Загорского) спрятал шарф поближе к сердцу, затолкав его за полу мундира, вызвав в Марине, что также наблюдала поступок Бехтерева дикую злость и раздражение.

Fi! que c'est vilain! Требовать от нее так грубо пару вальсов нынче на балу в обмен на шарф. Будто какой-то купец! Марина со злостью дернула за поводья, резко останавливая кобылу, и, быстро спрыгнув на землю, подобрав длинные юбки амазонки, со всем достоинством направилась к Арсеньевым, расположившимся в креслах под большим полотняным тентом. Она взяла из корзины с фруктами, что проносил мимо лакей, ярко-красное яблоко и с удовольствием вонзила в него зубы, намеренно поворачиваясь спиной к вошедшим в тень тента князю Загорскому и матери и дочери Соловьевым.

— Ваш шарф…? — тихо спросил Арсеньев, наклоняясь к ней. Судя по всему, он тоже заметил, как быстро скрылся предмет туалета Марины под полой мундира Бехтерева. Марина перехватила внимательный взгляд Загорского, что помогал сейчас дамам занять места в креслах, и намеренно медленно пожала плечами, показывая всем своим видом, что ей все равно в этой ситуации. Арсеньевым же она произнесла тихо, чтобы никто кроме них не расслышал:

— Triple sot! Шарф от шляпки княгини Юсуповой. Пусть и вдыхает запах ее духов, rien à attendre de moi. Это совсем не стоит вашего внимания, Павел Григорьевич, а должно беспокоить лишь Бориса Николаевича и только его.

Вот и сейчас Марина заметила в зале маску в черном фраке, что носила на рукаве повязанный шарф. Тот самый шарф. Что ж, зато Марине известно от кого из масок ей следует держаться нынче вечером подальше. Да, молодость юна и безрассудна, но ей вовсе не хотелось, чтобы от этих безрассудств пострадала ее репутация.

Княгиня Голицына что-то проговорила, указывая на левую руку Марины, где был повязан цветок — обозначение ее маски на нынешний вечер, и Марине пришлось вернуться из своих мыслей на грешную землю.

— Que dites-vous? — переспросила она Голицыну, показывая знаком, что не расслышала из-за музыки. Та склонилась поближе к уху Марины и заговорщицким шепотом проговорила, подмигивая:

— Allusion discrète? Très intrigant.

Марина перевела взгляд на свое запястье и уставилась на него недоуменно сначала, а потом, когда осознала смысл, что княгиня вкладывала в свою реплику и тон, почувствовала, как ее бросило в жар.

— О, mais non, просто этот цветок был единственным, что подходил мне к платью и домино, — рассмеялась Марина, но ее смех прозвучал слишком натянуто и оттого слегка фальшиво. Княгиня снова подмигнула ей и наконец-то оставила одну, заприметив на горизонте знакомую маску. Марина повернулась к лакею, разносившему напитки, и поманила его, схватила с подноса бокал и отпила изрядное количество шампанского.

«Будь смелее! Я страстно желаю тебя!», — гласила алая камелия у нее на запястье. Марина ничуть не солгала княгине — она выбрала ее без какого-либо подтекста, что померещился Голицыной. Или ее подсознание само сделало свой выбор, желая позлить в который раз князя Загорского? Ведь пора уже признаться самой себе, что почти все ее поступки нынче у Юсуповых продиктованы одним лишь желанием досадить ему, вызвать холодный прищур стальных глаз, что неизменно выдавал ей злость и волнение князя.

— Cotillon de fleurs, — меж тем объявил распорядитель бала и подал знак лакею, что подошел к нему с коробкой в руках. Марина увидела, что в коробке ровными рядами лежат карточки с названиями цветов, что нынче прикреплены на запястье у каждой дамы. Теперь очередь кавалеров получить свой цветок, а значит, и пару на котильон, и последующий за ним ужин.

Началась игра. Мужские маски подходили поочередно к распорядителю, и тот вынимал из коробки, не глядя, карточку с названием цветка. Тут же на середину залы выступала женская маска, демонстрируя запястье с цветочной бутоньеркой, кавалер брал ее под руку и уводил в сторону, где уже стояли пары для котильона.

Князь Загорский шел двадцать первым по счету, что вызвало пересмешки в толпе приглашенных, памятуя о неимоверном везении Сергея в азартные игры. Когда он ступил к распорядителю, Марина заволновалась, отчего-то сжав вдруг ладони в кулаки. Они не видели друг друга нынче вечером — оба были слишком злы друг на друга, чтобы даже встретиться ненароком взглядом средь бала, потому она знала, что никак не может быть, что сейчас выпадет ему выбранный Мариной цветок. Во-первых, шансы просто малы, если он понадеялся на судьбу, а во-вторых, если же все же решил изменить ее в свою сторону, то догадаться о нынешнем выборе Марины, столь противоположном обычному…

— Camélia écarlate, — вдруг ворвалось в мысли Марины. Она вздрогнула от неожиданности, едва осознавая смысл произнесенных только что слов. Может, она ослышалась?

— Camélia écarlate, — повторил распорядитель громче, и толпа заволновалась, словно предчувствуя тут какую-то интригу, перешептываясь, переглядываясь меж собой.

Нет, она не ошиблась. Голова Марины пошла кругом, а ноги стали внезапно ватными. Нахлынула дурнота. Марина изо всех сил ущипнула себя за кожу ладони, чтобы сохранить ясное сознание. Не хватало еще в обморок упасть прямо здесь, у всех на виду. Вот будет разговоров!

Она расправила плечи и стала пробираться через приглашенных, чтобы выйти на середину зала. Ее охватила внезапно злость, услышав, как распорядитель, словно птичка в клетке, снова повторил: «Camélia écarlate!», будто он не был услышан с первых двух раз, привлекая к этой ситуации ненужное внимание. Она быстро ступила из круга гостей и подошла к распорядителю и Сергею, что ждали ее в центре залы.

Он знал. Знал ее цветок. Марина легко поняла это по выражению его глаз, видневшимся в прорезях его необычной маски, по этой странной улыбке, когда правый уголок его рта поднимается вверх. Она резко протянула Загорскому руку, демонстрируя запястье, а он как можно медленнее взял ее ладонь и положил на свой локоть, чтобы увести ее к ожидающим начала котильона парам.

— Я знаю тебя, маска, — насмешливо произнес Сергей, пока распорядитель соединял остальные пары на танец и ужин. Марина посмотрела ему в глаза и протянула ему руку ладонью вверх, как того требовали правила маскарада. Он взял ее ладонь в одну руку и указательным пальцем другой руки медленно стал чертить первую букву ее имени на ее ладони, не отрывая своего взгляда от ее широко распахнутых глаз. Это простое прикосновение его пальца, медленное и чувственное, заставило голову Марины пойти кругом, а сердце быстрее гнать кровь по жилам. То, что не удавалось супругу длительными ласками, легко удалось сейчас Сергею одним прикосновением — в ней вдруг проснулось желание, такое горячее и необузданное, что Марина сама испугалась своих чувств.

— Вы угадали, князь, — быстро проговорила она и вырвала свою ладонь из его рук. Сергей лишь усмехнулся и позволил ей отстраниться от него.

Вскоре музыканты начали играть мелодию котильона, и пары двинулись в танце по зале. Сначала Марина и Сергей шли молча, но потом любопытство взяло вверх в Марине, и она прошептала ему:

— Как ты узнал мой цветок? Ведь я никогда не отличалась пристрастием к камелиям.

Сергей внимательно посмотрел на нее, потом медленно растянул губы в улыбке:

— Все очень просто. Я подкупил лакея и распорядителя. Лакей получил два рубля золотом, когда шепнул мне твой цветок. А распорядитель уже заранее знал, что именно он должен сказать при выборе.

— И что он за это получил? — поинтересовалась Марина.

— Я обещал ему отрезать уши, если он назовет мне иной цветок.

Марина при этих словах споткнулась и на мгновение сбилась с ритма танца. Она быстро взглянула на Загорского, но по его лицу было трудно угадать — говорит он правду нынче или подтрунивает на ней.

— Ты сущий дикарь, — прошептала она ему, а он только широко улыбнулся ей в ответ. Эта улыбка заразила Марину каким-то весельем, и она еле сдержала смешок, так и рвущийся с ее губ. О Боже, это ж надо такое придумать!

— А что же полуцвет? — вдруг вырвался у Марины невольно намек на цветок mademoiselle Соловьевой, и она покраснела, осознав, что выдает себя с головой. Загорский тотчас приподнял правый уголок рта в усмешке.

Но за ужином благодушное настроение Марины быстро пошло на убыль. Каким-то образом по правую руку от Сергея за столом оказалась mademoiselle Соловьева, а почти напротив Марины ее мать, глядящая на нее чуть не в упор все время ужина. Да еще завела к концу трапезы разговор о Маринином супруге, мол, как жаль, что его нет нынче у Юсуповых, нарушая правила маскарада — ведь таким образом, она явно выдавала маску Марины.

— Вскорости состоятся парад и маневры на Бородинском поле в честь большой годовщины того великого для нашей Отчизны сражения, — проговорила Марина, едва сдерживая желание бросить в нее чем-нибудь, чтобы убрать это недовольное выражение с лица Соловьевой. — Он чересчур занят подле императора.

— Но вы ведь будете сопровождать вашего супруга в Москву на сии празднества, верно? — пытала Марину собеседница, особенно выделив в своей речи слово «супруг». Той очень хотелось проигнорировать назойливую даму, и если бы к их разговору не прислушивались соседи по столу, она бы так и сделала. Но неожиданно в тех сыграло любопытство по поводу сего предмета разговора, и они, дождавшись ее подтверждения, что она, скорее всего, поедет в Москву вместе с супругом в конце лета, засыпали ее вопросами о предстоящем торжестве. Особенно это интересовало московских дворян, что сидели подле madam Соловьевой.

Марина отвечала скупо, она была плохо осведомлена, какие именно мероприятия состоятся в Москве и в Бородино, не особо вникала в подробности, когда недавно Анатоль рассказывал ей о них. Смогла поведать лишь о больших маневрах, о возможных награждениях ветеранов и о закладке храма в Москве в честь той битвы и спасения Отчизны от неприятеля. Но соседи по столу удовлетворились и тем, принявшись со смаком обсуждать возможные балы, что будут даны по случаю приезда императорской семьи в Москву.

Сергей же снова замкнулся, когда речь за столом пошла об Анатоле. Он более не шутил с Мариной, не подтрунивал над ней, а вел степенный, слегка холодный разговор, а под конец трапезы и вовсе прервал его, отвлекшись на тихую речь mademoiselle Соловьевой. Марина не слышала, что именно та повествует, но ее неприятно удивила длительность их беседы, то, с каким выражением глаз та смотрит на Сергея. А один раз та даже коснулась его руки, потянувшись одновременно с ним к десертной вилке, будто перепутала его прибор со своим. А ведь слывет богобоязненной скромницей, подумалось Марине с едва сдерживаемым раздражением.

Его еще более усугубил Бехтерев, пожелавший вальсировать с Мариной и атаковавший ее, едва она переступила порог бальной залы, в которую гости вернулись, отужинав. Она, разумеется, отказала ему и пошла от него прочь по зале, лавируя среди гостей, намереваясь отыскать в этой толчее Арсеньевых. Но их не нашла, даже обойдя по периметру всю залу, не было их и среди танцующих. Она еще раз огляделась вокруг и вдруг с удивлением осознала, что в числе вальсирующих не видит и знакомой маски в домино цвета слоновой кости. Марина глянула на madam Соловьеву и увидела, что та целиком погружена в беседу с графиней Строгановой, словно не замечая, что ее дочери нет нынче в зале. Не было и необычной маски Загорского.

Куда эти двое могли подеваться, подумала Марина. За приоткрытыми окнами залы ясно слышался шум дождя, иногда даже заглушавший тихие звуки музыки. Этот нежданно хлынувший с небес ливень нарушил многие планы гостей сегодняшнего маскарада.

Марина прошлась в небольшой салон, где под бдительным присмотром старшего поколения молодежь вела игру во флирт-карты, а часть гостей в возрасте пила кофе и вела неспешные беседы о политике и светских происшествиях. Ни mademoiselle Соловьевой, ни князя Загорского среди них не было.

В игорной, куда Марина заглянула после, Загорского среди игроков там тоже не оказалось. Зато там она нашла Арсеньева, что играл в фараон. Он заметил Марину и глазами показал ей, что Жюли уже удалилась наверх. Марина кивнула ему в ответ и повернулась, чтобы идти обратно в залу, но передумала. Ей вовсе не хотелось сейчас танцевать, а уж опять столкнуться с этим навязчивым поручиком Бехтеревым… Впервые за несколько дней, проведенных в имении Юсуповых, она пожалела, что подле нет супруга, который мог бы пресечь это преследование. Пусть даже ее после ждало бы обвинение, что она сама виновата в нем.

— Quart d'heure avant minuit, — прозвучал голос распорядителя, оповещающего маски о том, что скоро минет полночь, и все маски должны будут открыть свои лица.

Марина помедлила немного, но после все же решительно шагнула в сторону гостевой половины дома, где располагались предоставленная ей комната. Ей хотелось сейчас остаться одной, скинуть с себя это платье, эту золоченную маску… и до боли хотелось плакать. А ей-то думалось, что, быть может, он еще раз пригласит ее на танец, ведь неспроста же Сергей выбрал именно ее цветок в cotillon de fleurs.

Марина вдруг осознала, что размышляет, как юная институтка, а не как женщина ее лет, и разозлилась на себя. Потому и накричала на Дуняшу, столкнувшись с ней у самых дверей своей спальни:

— Одна хочу остаться. Ступай в людскую, — и тут же пожалела о своих словах. Бедная девушка ведь не виновата, что ее барыни дурное настроение. Она смягчила немного тон и добавила. — После позову раздеться, после. Ступай, отдохни. Тебе нужно.

Дуняша сделала быстрый книксен и пошла в людскую, а Марина вошла к себе, плотно затворив за собой дверь. Она немного постояла, собираясь с мыслями, глядя на медленный огонь в камине, растопленном горничной — Марина не терпела прохладу, потому даже летними, но холодными ночами, как нынешняя, в ее комнате было натоплено. Свечей зажигать не стала — догорающий камин давал мало света, но и его было достаточно, чтобы разглядеть очертания мебели и передвигаться по комнате без опасения ушибиться, а принялась стаскивать с рук длинные кружевные перчатки.

С правой она справилась легко, а вот левую не смогла стянуть. Расправив ее, Марина заметила, что ей мешает бутоньерка, завязанная на запястье на шнурок. Лакей привязал камелию столь крепким узлом, что Марина, безуспешно пытавшая развязать его несколько минут, вконец вышла из себя, порвала шнурок, потянув из всех сил его с запястья, и, наконец избавившись от бутоньерки, с громким вскриком, швырнула цветок через всю комнату. И тут же застыла, разглядев в неверном свете камина, ответное быстрое движение в самом отдаленном и темном углу комнаты. Она вгляделась в сумрак и заметила, что из угла к ней направилась высокая широкоплечая фигура с удивительно бледным лицом, ярко белеющим в темноте.

Марина должна бы испугаться, заметив эту странную фигуру, поджидающую ее в темноте. Должна была бы, но она сразу же узнала не зрением, а каким-то внутренним чутьем, кто этот странный посетитель, что прятался в глубине комнаты, выжидая ее приход сюда. Ей вдруг показалось совершенно естественным его присутствие здесь, хотя это и противоречило всем ее убеждениям, всем правилам поведения, впитанным ею с малолетства.

Она шагнула навстречу мужчине и, развязав завязки, сняла с его лица белую маску, скрывающую знакомые ей черты.

— Minuit. Démasquer, — прошептала Марина и отбросила ее куда-то в сторону. Он тут же схватил ее лицо в свои большие ладони и привлек к себе, страстно коснулся губами ее рта. И она ответила ему на поцелуй, чувствуя, как сладко замирает сердце. Марина запустила пальцы в его волосы, прижала его голову еще сильнее к себе, чтобы их поцелуй стал еще глубже. Она внезапно ощутила желание раствориться в этом мужчине без остатка, снова почувствовать те ощущения, то наслаждение, что когда-то они делили вместе.

Сергей отстранился от нее и заглянул ей в глаза, задавая одним взглядом один-единственный немой вопрос. Она подняла руку и провела пальцами по его лицу, словно не веря, что он здесь, рядом с ней. Потом запустила обе руки за ворот его фрака, легко стянула его вниз, к локтям. Он опустил руки и позволил фраку скользнуть дальше и упасть на ковер. Затем снова обнял ее и притянул к себе.

— Знаешь ли ты легенду происхождения цветка, что нынче выбрала себе? — прошептал он, поднимая вверх бутоньерку, что поймал. — Появление камелий связано с досадой Амура, привыкшего к безотказному действию своего оружия — стрел любви. Недоступными для чувств оказались ледяные женщины — обитательницы Сатурна. Обиженный бог любви пожаловался матери Венере, и та спустила бесчувственные существа на Землю, обратив в наказание в камелии, лишенные запаха и нежности. Так что камелия — цветок бессердечных женщин, завлекающих не любя. Я думал, ты слышала эту легенду и потому выбрала его. Это был последний удар по моим убеждениям из твоих орудий, и они пали.

— Нет, — улыбнулась Марина. — Я выбрала его только потому, что он подходил к платью, только и всего. А уж потом поняла, что означает цветок в такой окраске согласно langue de fleurs. Бессердечная женщина… Да, я верно бессердечная, ибо мое сердце уже давно не принадлежит мне. Когда-то я отдала его привлекательному офицеру, что проник через забор в сад Смольного, а тот обратно мне его так и не вернул.

Загорский ничего не ответил, только снова припал к ее губам, неистово целуя ее, словно выплескивая сейчас всю ту страсть, что накопилась в нем с момента их последнего свидания. Он вскоре оторвался от ее губ, чтобы тихо прошептать:

— У тебя есть еще время, чтобы остановить меня, прекратить все это. Еще несколько мгновений… Ибо потом я не остановлюсь, не смогу…

— Я не могу ждать несколько мгновений, — прошептала ему Марина. — Я и так слишком долго ждала.