8 декабря 1903 года

«Сегодняшней ночью сбежали мои носильщики, прихватив с собой всю мою поклажу. Проводник тоже скрылся вместе с ними. Проснувшись с первыми лучами солнца, я вышел из своей палатки и обнаружил, что остался наедине с сельвой без проводника, вещей и припасов. Трусливые, суеверные свиньи покинули меня, пока я спал, и ушли в неизвестном направлении. Где я нахожусь в данный момент и в каком направлении мне следует двигаться, я знаю лишь приблизительно, но это не пугает меня, поскольку я не новичок в сельве и могу выжить в ней не хуже любого индейца. Предыдущие экспедиции многому научили меня. Из всех вещей у меня остался только винчестер, с которым я не расстаюсь даже ложась спать, фляга с водой да палатка.

Поутру я снова слышал далекий рык ягуара, а днем, взобравшись на холм, видел его. Он следует за мной, и мне представляется прекрасная возможность заполучить его великолепную шкуру, которая послужит прекрасным украшением гостиной моего дома в Нью-Йорке».

Январь 1530 года. Территория современного штата Чиапас

Языки пламени, словно стая грифов-падальщиков, с жадностью пожирали остовы индейских хижин, а поляна перед деревушкой была усеяна десятками трупов воинов. Их изуродованные тела не оставляли сомнений в том, кто оказался их противником. Только белокожие пришельцы обладали оружием, способным легко разрубать человека надвое. Легкий порыв ветра на мгновение рассеял клубы едкого дыма, и Чимай увидел почерневшие от копоти тела женщин и детей, повешенных за шею на ветвях огромной сейбы. Кими, Бог Смерти, торжествовал здесь свою победу.

Чимай на мгновение остановился, внимательно осмотрелся, а затем, осторожно ступая через останки погибших людей, медленно двинулся к деревушке. Он не видел ни единой живой души, и только вездесущие обезьяны оглашали окрестности испуганными криками, прячась в густой листве высоких деревьев. Бой был тяжелым, и чужеземцы тоже понесли потери. То там то тут индеец замечал тела белокожих, панцири которых не смогли защитить их от безумной ярости краснокожих воинов.

Чимай подошел к одному из них. Он лежал на спине с раскинутыми в стороны руками и искаженным в застывшем крике ртом. Его панцирь на груди был измят многочисленными ударами индейских палиц и копий. Рядом с ним, изогнувшись в предсмертной агонии, застыло тело индейского воина. Его спина была распорота ударом кинжала, но мертвые, посиневшие пальцы до сих пор продолжали сжимать ноги чужеземца. Чимай опустился перед воином на одно колено и прочитал молитву, восхваляя храбреца, пожертвовавшего своей жизнью, чтобы дать сородичам возможность прикончить врага. Чуть поодаль нашел свою смерть еще один чужеземец, и тела нескольких майя, валявшиеся вокруг него, говорили о жестокой схватке. Чимай поднялся, сжимая кулаки в приступе бессильного гнева. Слишком много жизней уносили столкновения с белыми бойцами. Он посмотрел в сторону догоравшей деревушки, и в этот момент длинная стрела ударила в землю около его ног.

Чимай сделал шаг в сторону стены джунглей, скрывавшей невидимого стрелка, развел руки в стороны ладонями наружу и крикнул:

– Мы чонтали! Мы преследуем чужеземцев!

Заросли расступились, и из них вышел молодой воин, сжимающий в руке лук. Его тело покрывала свежая кровь, струившаяся из многочисленных порезов, перепачканные волосы липкими прядями рассыпались по плечам, а по лицу причудливыми узорами растекались остатки боевой раскраски.

– Я Кин, – крикнул он в ответ. – Батаб этой деревни.

Следом за ним из зарослей постепенно начали выходить люди – сперва десятка три воинов, затем женщины, старики и дети. Чимай и его товарищ Чан-Пель остались стоять на месте, а Кин в сопровождении нескольких воинов двинулся им навстречу. Когда они оказались в нескольких метрах друг от друга, Кин поднял руку и произнес:

– Я приветствую вас, братья чонтали, на моей земле. – Он стоял прямо, гордо вскинув голову, но Чимай ясно видел скорбь в его глазах, которую тот пытался скрыть от него. – Мне жаль, что я не могу принять вас в своем доме. Его больше нет. Чужеземцы сожгли его. Мы накормим вас и дадим новую одежду. Но сперва нам нужно похоронить погибших. Мой человек позаботится о вас, – Кин указал на высокого, мускулистого воина, стоявшего рядом с ним. Лицо его пересекал ужасный шрам, половина носа была полностью срезана, а щека распорота так, что кусок кожи свисал вниз, обнажая поломанные зубы. Сгустки запекшийся крови покрывали его грудь и плечо со стороны страшного пореза. Он крепко сжимал рукоять тяжелой дубинки и, казалось, вовсе не замечал своей раны. Воин сделал шаг вперед и сказал:

– Мое имя Ах-Той. Идите за мной. – Кровь снова потекла из разорванной щеки, капая на обнаженную грудь. Он поднял руку и прикоснулся к лицу, поправляя свисавшую кожу, затем посмотрел на окровавленные пальцы и, ухмыляясь, добавил: – Я убил того, кто сделал это, и зверя, на котором он ездил верхом, тоже. Идем.

Чимай и Чан-Пель последовали за ним в сторону сожженной деревни. Мимо проходили люди, укрывавшиеся прежде в джунглях. Они шли маленькими группами, склонив головы и тихо подвывая, по лицам их текли слезы. Только испуганные дети плакали навзрыд, не скрывая своих чувств, но взрослые сдерживались, насколько хватало сил. Придет ночь, и тогда по обычаю они смогут дать волю своим эмоциям. Некоторые шли сами, других вели под руки или несли на сделанных наспех носилках из двух жердей, перетянутых плотной материей. Сгорбленный старик с отрубленной рукой, женщина с отрезанной грудью и распоротыми гениталиями, мальчик, из бедра которого была вырвана плоть клыками натасканного на людей пса… Чимай сжал челюсти так, что заскрежетали зубы, не в силах бороться с нахлынувшей яростью. Молодая мать, нежно прижимающая к себе мертвого младенца месяцев трех от роду, прошла мимо него. Ее глаза смотрели вперед, но в них не было жизни. Она шла, не разбирая пути, спотыкалась и падала на колени, затем вставала и шла дальше. Какая-то старуха обняла ее за плечи и мягко попыталась взять из ее рук тело младенца, но женщина еще крепче прижала его к себе и зарыдала.

Чимай остановился и закрыл глаза:

– Ицамна, Бог Неба, обитающий на облаках! – его губы шевелились в беззвучной мольбе. – Порази белокожих демонов силой своей или надели меня силой наказать их. Пакок, Бог Войны, несущий ужас! Укрепи меня, направь мою руку в смертельном ударе, карающем демонов с заросшими волосами лицами!

Кто-то положил ему руку на плечо, и Чимай открыл глаза. Ах-Той внимательно смотрел на него, немного склонив голову вбок:

– Мы тоже убиваем на войне своих врагов. – Кровавая пена запузырилась из разорванной щеки, когда он заговорил. – Но мы не режем всех подряд. Я видел, как сражались белокожие чужаки. Они сильны, словно демоны Подземного мира, и убивают они с наслаждением. Им нравится убивать. – Глаза Ах-Тоя сверкнули. – Они пришли с запада, как и вы, но пришли как враги, захватив на тропе отца Кина. Мы вышли им навстречу, чтобы защитить своих людей и свою деревню. Сперва белокожие выпустили металлические стрелы из своих странных луков. Эти стрелы легко пронзали щиты и панцири наших воинов. А наши стрелы оказались не способны пробить их сверкающие панцири. Затем они врезались в наши ряды на своих длинноногих зверях, сбивая на землю попадавшихся на пути бойцов. Их оружие легко разрубало воинов на куски, а наши копья и палицы были бессильны и не причиняли им вреда. Мы храбро сражались, но вскоре нам пришлось отступать. Звери, на которых ездят чужаки, быстры, как олени, и белокожие начали нагонять тех, кто не мог оказать сопротивления, и хватать их.

Подошедшая старуха протянула чонталям плошки с маисовой мукой, разведенной небольшим количеством воды, и Ах-Той предложил им сесть на землю и поесть. Чимай пальцами зачерпнул горсть маисовой кашицы и отправил ее себе в рот. Люди сносили трупы погибших сородичей на край деревни и тушили догорающие хижины водой из озера. Ах-Той повернулся, отошел к старухе, которая ожидала его чуть поодаль, и сел рядом с ней на землю. Женщина развернула небольшой сверток, вытащила из него пару кусков домотканой материи, костяную иглу, длинную нить и несколько корешков. Промокнув материей кровь с лица раненого, старуха быстрыми, уверенными движениями сшила его разорванную щеку, прокалывая кожу иглой, после чего разжевала один из корешков и сплюнула его себе на ладонь. Произнеся несколько заклинаний, она осторожно втерла полученное зелье в рану, после чего четырежды дунула на нее. Торопливо замотав сверток, старуха встала и твердым шагом направилась к толпившимся у догорающей деревни людям. У нее еще было много работы. Ах-Той вернулся к чонталям, присел около них на корточки и продолжил:

– Белокожие схватили нескольких женщин и детей. Одних повесили, других замучили пытками или затравили собаками. Мы ничего не могли поделать. Когда мы проведем соответствующие обряды над телами погибших, Кин соберет воинов и отправится в погоню. Мы отомстим или погибнем. А пока отдыхайте. Силы вам потребуются.

Январь 2004 года. Штат Чиапас

К тому времени, как мы пересекли границу штата Чиапас, солнце уже встало. Дорога, как и повсюду, шла через дикую сельву, и лишь изредка на нашем пути попадались небольшие поселки, где скорость приходилось снижать до минимума. Почти повсюду, как и на Юкатане, сельву от дороги отделяла проволочная ограда, тянущаяся на многие километры. Она преграждала путь всякой дикой живности, чтобы та случайно не попала под колеса несущихся машин. Временами мы проносились мимо одиноких индейцев, плетущихся на своих стареньких велосипедах. Некоторые из них добродушно махали нам вслед руками, другие провожали настороженными взглядами. Часам к десяти утра мы с Ником начали клевать носом, и он предложил где-нибудь выпить кофе, поскольку ехать нам предстояло еще довольно долго. Я достал из бардачка карту. До ближайшего поселка оставалось километров шестьдесят, но в пяти километрах справа от основной дороги находился довольно большой поселок, где, судя по нанесенному на карту значку со скрещенными ножом и вилкой, мы могли выпить кофе, чтобы не заснуть окончательно. Вскоре показалась проселочная дорога, и мы свернули на нее. Вслед за нами туда же свернула машина, в которой, как я мог разглядеть в зеркало заднего вида, сидели два молодых мексиканца, один из которых оживленно болтал с кем-то по мобильному телефону. Ребята явно спешили, но дорога была узкой, и мы не могли пропустить их. Ник прибавил скорости, и через некоторое время глаза его вновь начали слипаться.

– Кстати, что нового слышно от черепа старика Каб-Чанте? – повернулся я к Нику, желая отвлечь его от наплывавшего сна.

– А ты вперед посмотри, и сам увидишь, – напряженно проговорил он.

Впереди поперек дороги стоял красный джип, за которым, направив на нас автоматы, расположились четыре человека в черных одеждах, с натянутыми на головы масками с прорезями для глаз и рта, а следовавшая за нами машина начала поджимать нас сзади. Сворачивать на узкой дороге было некуда, поскольку с обеих сторон ее окаймляли густые заросли сельвы, и, не желая таранить красный джип или напороться на автоматную очередь, мы были вынуждены остановиться.

– Интересный дед твой Каб-Чанте, – мрачно сказал я, глядя, как к нам направляются двое в черном.

Ник ничего не ответил.

– Буэнос диас, уважаемые гринго, – начал один из них, подойдя к машине. – Вас приветствует Армия национального освобождения имени Эмилио Сапаты. Просим вас выйти из машины и оплатить налог за проезд по нашим владениям.

– Мы не гринго, – открывая дверь и вылезая наружу, вставил Ник. – Мы русские.

– Это не имеет значения, – осклабился человек в черном. – Платить все равно придется.

Я молча последовал примеру Ника, поскольку говорить что-то или пытаться сопротивляться под дулами автоматов было бессмысленно. К тому же из подпиравшей нас сзади машины вышли еще двое. Один из сапатистов вытряхнул содержимое наших рюкзаков на сиденье, но в скудном наборе одежды не нашел ничего интересного.

– Попрошу предъявить к осмотру ваши документы, кредитные карточки, наличные деньги и драгоценности, – вежливо попросил он, подойдя к нам.

Ник вытащил из заднего кармана джинсов портмоне, а я отстегнул маленькую поясную сумочку. Быстро посмотрев документы, мексиканец вернул их нам, а кредитки и наличные деньги сунул себе в карман. Затем, немного подумав, улыбнулся:

– Поскольку вы не гринго, налог с вас будет несколько меньше, – сказал он и бросил в салон нашего автомобиля смятую банкноту в десять песо. – До свидания. Вы можете продолжать свой путь по нашей земле.

Сапатисты уже готовы были вернуться к своим машинам, когда один из остававшихся у красного джипа людей что-то крикнул им и быстро направился к нам. Он шел, держа в правой руке автомат, а левой стаскивая с головы черную маску. Когда тряпичная маска оказалась у него в руках, пред нами предстал наш старый знакомый – Длинный с кампечийской аллеи. В следующее мгновение я почувствовал, будто в мой затылок влетел терпящий бедствие космический корабль…

Когда я очнулся, Ник все еще был без сознания. Мы лежали на земляном полу в какой-то хижине со связанными за спиной руками. На улице слышались голоса, но внутри нашего нового пристанища никого, кроме нас, не было. Ник застонал, и я тихо окликнул его.

– Где мы? – он с трудом приоткрыл глаза и повернул голову ко мне. Судя по его виду, космический корабль влетел в него дважды.

– Полагаю, что мы в гостях у Длинного, – ответил я.

– Твою мать, этого еще только не хватало, – тихо выругался Ник. – Давай сваливать отсюда.

– Боюсь, хозяева будут против, – прошептал я, чувствуя, как внутри пробегает мерзкий холодок.

Снаружи послышались звуки шагов, дверь скрипнула, и в хижину проник дневной свет. Мы с Ником не сговариваясь закрыли глаза и затихли. Кто-то пнул меня ногой в бок, а потом несколько раз ударил ладонью по щекам, но я стойко продолжал оставаться «без сознания». Чьи-то пальцы коснулись моей шеи в районе сонной артерии.

– Живой, – услышал я голос склонившегося надо мной человека. – А второй?

– Второй тоже живой, хотя и выглядит, как мешок с дерьмом.

– Этот не лучше, – произнес голос надо мной, а затем скомандовал: – Принеси воду.

Было не сложно догадаться, что сейчас нас попытаются привести в чувство, и я надеялся, что Ник также подготовится к водным процедурам и будет до конца разыгрывать «бессознательный мешок с дерьмом». Нам следовало попытаться хотя бы немного потянуть время, чтобы спокойно оценить ситуацию и постараться разобраться в ней. Поток холодной воды обжег мое исцарапанное лицо. Видимо, где-то меня тащили либо через кусты, либо лицом вниз. Но я не вздрогнул. Следующим по очереди оказался Ник, и ему также удалось выдержать испытание.

– Хорошо же вы их отделали, – проговорил кто-то из столпившихся людей.

– Да, – я узнал голос Длинного. – Перестарались немного.

– Что будем с ними делать?

– Пусть валяются здесь. Ты, Хорхе, хотя они и полутрупы, не спускай с них глаз, – продолжил Длинный после некоторой паузы. – Я вернусь часа через три, и, думаю, к тому времени они уже оживут. Я хочу сам заняться ими, прежде чем мы передадим их брату.

Мексиканцы вышли, и через некоторое время я отважился немного приоткрыть один глаз. Мы снова остались одни. Хижина ничем не отличалась от множества других, встречающихся в южных районах Мексики – стены из тростника и крытая пальмовыми листьями крыша. Через щели в стене было хорошо видно спину привалившегося к двери охранника, но снаружи увидеть нас было невозможно. Я повернул голову к Нику:

– Как ты?

– Нормально, – прошептал он. – После воды даже лучше стало.

– Мне тоже, – тихо сказал я. – Надо как-то выбираться.

– И как же мы это сделаем? – в голосе Ника слышались упаднические нотки. – Может, «911» позвоним?

– Для начала давай руки развяжем. – Я пошевелил пальцами. Мы, видимо, были настолько плохи, что они не особо утруждали себя, связывая нас. По крайней мере, меня.

Мы повернулись друг к другу спинами, и я на ощупь начал пытаться распутать намотанные на запястьях Ника веревки. Задача оказалась не из легких, но спустя минут двадцать, разодрав пальцы в кровь и поломав ногти, мне все же удалось ослабить узлы и освободить его. Ник размял затекшие руки, после чего быстро развязал меня. Я привстал. Голова гудела, словно кто-то внутри нее бил в огромный и очень звонкий колокол. Уперевшись руками в землю, я поднялся, потянулся и несколько раз присел. Кровь медленно возвращалась в мышцы.

– И что теперь? – Ник вопросительно посмотрел на меня.

Я медленно и тихо подошел к стене и посмотрел сквозь щель между двумя столбами. На небольшой поляне среди сельвы стояло несколько хижин. Наша задней стороной примыкала к лесу, а дверь выходила на центральную часть поселка. Людей практически не было видно, но силуэт охранника оставался на своем месте. Уходить он никуда не собирался. Метрах в тридцати от места нашего заточения стояли несколько машин, среди которых я различил красный джип Длинного и наш «Ранглер». Когда я повернулся к Нику, он держал в дрожащей руке выуженную откуда-то большую ржавую сковороду на длиной ручке. Глаза его затравленно бегали.

– Оружие, – с надеждой глядя на меня, произнес Ник, вытягивая ее перед собой.

– Да, – скривившись, согласился я. – Против автоматов в самый раз.

– Как будем выбираться? – не унимался он, будто у меня был готовый ответ, который я тщательно от него скрывал.

– Как, как?! – сквозь зубы передразнил его я. – Сейчас ты выскочишь наружу и отхерачишь всех своей сковородкой. А потом я выеду на белом коне.

– Давай попробуем через крышу, – предложил он, и я кивнул в ответ, поскольку выбирать по большому счету было не из чего.

Мы тихо подкрались к задней стенке хижины, выходившей к лесу. Обхватив Ника за ноги, я приподнял его, и он попытался разворошить покрывавшие крышу пальмовые листья, но они настолько плотно прилегали друг к другу и в таком количестве, что проделать в них дыру без шума не представлялось возможным. Ник немного повозился, отколупывая маленькие кусочки от нижнего слоя листьев, а потом отрицательно покачал головой, показывая, что заниматься ему этим придется еще года полтора. Аккуратно опустив товарища на землю, я оглянулся на силуэт охранника. Тот продолжал оставаться на месте, надвинув шляпу на глаза и, вероятно, подремывая.

– Теперь план «Б», – отдышавшись, сказал я.

– Это что за план? – Ник снова взял в руку сковородку.

– План тупой, но может сработать, – прошептал я.

– Чтобы я всех сковородой? – он недоверчиво взглянул на меня.

– Всех едва ли, а вот охранника можно попробовать. Один из нас затаится у двери, а второй застонет или закашляется, чтобы охранник решил, будто мы начинаем приходить в себя. Я думаю, что должен же он заглянуть к нам и посмотреть, что происходит. Тут мы его сковородкой по башке и грохнем.

– Давай я. – В испуганных глазах Ника загорелись злобные огоньки.

– Хорошо, только оберни ее вон тем тряпьем, – я указал на валявшуюся в углу ветошь. – Чтобы смягчить звук. Подкрадись к двери, только очень тихо, посмотри внимательно в щель, и, когда убедишься, что на улице никого, кроме него, нет, подай мне знак.

Ник кивнул и на цыпочках двинулся к двери. Ждать долго не пришлось. Как мы и предполагали, когда я тихо, но протяжно застонал, охранник кряхтя поднялся, открыл дверь и зашел внутрь. После яркого солнца его глазам требовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте хижины, но Ник ему этого времени не дал. Сковорода резко опустилась на затылок нашего стража, и он начал заваливаться лицом вниз. Пока он падал, Ник успел ударить его еще раз, после чего тихо прикрыл за ним дверь. Моей помощи не потребовалось. Охранник лежал плашмя, а из его головы и рта текла темная, густая кровь, но он дышал. Я с облегчением вздохнул. Несмотря ни на что, я не был готов убить человека, даже если он был моим злейшим врагом. Оружия при нем не оказалось.

Я взглянул через щель на улицу. Она была пуста, только в моторе одной из машин ковырялся какой-то человек, но он был настолько увлечен своей работой, что едва ли мог заметить что-то из происходящего вокруг него.

– Будем его связывать? – Ник стоял над телом со сковородой наготове.

– Время только потеряем, – махнул рукой я. – Вдруг кто сейчас на улицу выйдет или заметят его пропажу. Бежим отсюда быстрее.

Я медленно приоткрыл дверь и сделал шаг наружу. Ник последовал за мной, пропуская впереди себя сковородку.

– Да брось ты ее сейчас же, – решительно остановил его я. – Как ты с ней по чащобам скакать собираешься?

Ник со скорбным лицом расстался со своим оружием, дававшим ему обманчивое чувство защищенности, после чего, пригибаясь на ходу, мы тихо проскользнули вдоль стены хижины и быстро добрались до края леса. Осторожно ступая в высокой траве, чтобы случайно не хрустнуть сухой веткой, мы вошли в заросли. Временами мы останавливались, прислушиваясь, не раздадутся ли за нашей спиной звуки погони, но пока все было тихо. Когда мне показалось, что мы удалились на достаточное расстояние, я побежал. Ник не отставал.

Спустя некоторое время мы выскочили из зарослей и очутились у подножия скалистой гряды, метров трех высотой. Ник ухватился пальцами за нависающий на расстоянии вытянутой руки каменный выступ, подтянулся, но тут же скатился вниз, раздирая в кровь руки. Я огляделся. Непреодолимая стена тянулась в обе стороны, отрезая нам все пути к отступлению. Делать было нечего, и мы побежали вдоль зарослей туда, где гряда казалась более низкой и не такой крутой. Деревья и кусты подходили к самому склону, и приходилось перепрыгивать через их толстые, корявые корни, выставляя на бегу руки перед собой, защищаясь от хлещущих по лицу ветвей. Неожиданно в стене гряды образовался просвет, в котором мы увидели огромное поле, густо заросшее высокими кустами. С двух сторон его окаймляли склоны, а вдали за полем, виднелись спасительные джунгли. Ник кинулся туда, ломая на ходу высокие стебли и сбивая наземь зеленые листья, а я последовал за ним. Он мчался по полю, словно ледокол, раскалывающий на своем пути могучие льдины. Признаться, такой прыти я от него не ожидал. Однако след, оставляемый нами на поле, смог бы заметить даже слепой преследователь, да и шум, создаваемый нами, казалось, должны были слышать все обитатели джунглей на сотню миль в округе.

Но, видимо, не все. Когда мы достигли противоположной стороны поля и вырвались из объятий густых зарослей на прогалину, перед нашим взором предстал толстый мексиканец. Он сладко спал у небольшого костерка под пестрым одеялом и сейчас, разбуженный нами, привстал на колени и протирал грязными руками заспанные глаза. Заметив нас, он неожиданно резво для толстяка вскочил на ноги, и его правая рука потянулась к висевшей на боку кобуре. Ник, бежавший впереди, не останавливаясь, врезался в него, сбив незадачливого стража с ног, и они покатились по земле, вцепившись друг в друга, словно давно не видевшиеся влюбленные. Мексиканец был тяжелее и явно сильнее, и спустя мгновение он уже оказался наверху, нанося Нику мощные удары кулаками по голове. Я подскочил к ним и, вложив в удар всю силу, с остервенением впечатал кулак в висок противника. Исходя из моего прежнего опыта, после такого удара противник должен был упасть и долго не вставать. Но мексиканец даже не шелохнулся. Он лишь немного ослабил хватку и удивленно посмотрел на меня. Его маленькие, заплывшие жиром злые глазки налились кровью, а короткие, толстые пальцы потянулись ко мне. Я отскочил, а он начал приподниматься с Ника, намереваясь схватить меня. Получив передышку, Ник выскользнул из-под грузного тела, извернулся и двумя пальцами ткнул мексиканца в глаза. Тот взвыл от боли и закрыл лицо ладонями, а я еще раз ударил его по голове. Но на этот раз уже ногой. Мексиканец пошатнулся, и я ударил еще раз, а Ник выхватил из костра горящую головню и стал в ярости бить его ей по голове и спине. Искры посыпались во все стороны, а волосы и рубаха толстяка начали тлеть сразу в нескольких местах, обжигая его кожу. С него было достаточно. Он завизжал и, не разбирая пути, все еще зажимая глаза одной ладонью, а другой хлопая себя по загоревшимся волосам, бросился бежать в сторону поля.

– Черт. – Ник бросил головню и сплюнул кровью себе под ноги. – Мало того, что выбил мне зуб, еще и убежал вместе с пистолетом.

Вдали послышался шум и крики. Погоня приближалась. Преследователям не составляло труда найти оставленный нами на поле след, и было необходимо что-то срочно предпринять, иначе они схватят нас в течение нескольких минут. Я посмотрел на поле, откуда вскоре должны были появиться гнавшиеся за нами бандиты. Легкий ветерок, дувший в его сторону, волнами склонял длинные сухие стебли…

– Раздувай костер! – крикнул я Нику. – Быстрее! Торопись!

Подгонять его не пришлось. Он сразу же понял мой замысел и, склонившись над затухавшим костром, начал дуть на него, а я схватил брошенное мексиканцем одеяло и свернул его. Благодаря усилиям Ника, языки пламени вырвались наружу, и я поджег одеяло с одного конца. Ширина поля, тянувшегося между склонами двух холмов, составляла метров тридцать. Ник выхватил из костра две горящие головни и побежал к одному краю поля, а я с одеялом к другому. Стебли были достаточно сухими, и огонь занялся сразу, посылая ввысь клубы темного дыма. Мы двигались с Ником с разных сторон навстречу друг другу, спеша поджечь как можно больший участок поля, а легкий ветерок раздувал огонь и плотной стеной уносил его в сторону преследователей. Удаляющиеся испуганные крики, донесшиеся до нас из-за завесы разгорающегося огня, свидетельствовали о том, что бандиты бегут, спасая свои шкуры, и сейчас им совсем не до нас.

– А мы случайно не спалим всю сельву? – с тревогой в голосе спросил Ник, глядя на плоды нашего труда.

– Огонь направляется к ним, вот пусть они его и тушат, – отмахнулся я и зашагал в противоположную сторону, а перед глазами встали полосы центральных газет с нашими фотографиями и скромным заголовком: «Сельвы больше нет».

– Кстати. – Ник нагнал меня. – Знаешь, что мы спалили?

– Поле какое-то, дикое.

– Нет. Поле вовсе не дикое. Это кока. Ее перерабатывают и делают кокаин.

– То есть теперь какой-то наркобарон сидит плачет и подсчитывает свои убытки?

– Ага, – Ник кивнул и озабоченно добавил: – А еще точит на нас большой ножик. Объяснения типа «мы случайно» у таких людей не проходят.