Пожалуй, чаще, чем с кем бы то ни было среди людей литературы и науки, мне приходилось встречаться с Левоном Мкртычевичем Мкртчяном, профессором и деканом факультета русской филологии ЕрГУ, председателем Ассоциации русистов Армении, известным не только в Ереване, но и в Москве литературоведом и эссеистом, с которым я познакомился еще в июне 1992 года, когда приехал в Ереван для вручения верительных грамот.
С Левоном Мкртычевичем я виделся у него в Егварде, у меня дома, в нашем посольстве, на его кафедре в Университете и в домах его многочисленных друзей. В дни зимнего хашеедства или хашеедения – это все «термины» Левона – мы встречались с его соседями по Егварду, у каких-то приятелей Сурика в Аштараке, в университетской компании, собиравшейся в доме бывшего председателя Президиума Верховного Совета Армянской ССР Гранта Восканяна и поедали хаш в обществе министра высшего образования Вардкеса Гнуни и Президента Академии наук Фадея Тачатовича Саркисяна.
Левон Мкртчян – знаток армянской и русской литературы, друг Кайсына Кулиева и Михаила Дудина, Гранта Матевосяна и Амо Сагияна, публикатор на русском языке гребневских переложений из «Книги скорбных песнопений» Григора Нарекаци и любовных айренов Наапета Кучака, исторического эпоса «Давид Сасунский» и многого другого. Его книги с автографами я поместил на почетное место в своей домашней библиотеке, в одном ряду с дарственными надписями К.Симонова, В.Катаева, Ю.Трифонова, ЧАйтматова, Н. Шмелева, Е.Евтушенко, Г.Эмина, С.Капутикян и Г.Матевосяна. Там же стоит переданная мне в феврале 1993 года Левой книжечка его друга Амо Сагияна, про которого он тогда сказал: «Это сейчас самый крупный поэт Армении.» Его стихи переводили Б.Пастернак, О.Ивинская, М.Летровых, В.Звягинцева, М.Дудин. Воспевает он Армению, философствует, грустит, любит. И ни одной глупости, ни грана советского холуяжа, хотя издана книга в 1989 году, при советской власти. Левон, видимо, что-то хорошее обо мне сказал поэту, и Амо Сагиян написал: «Господину Ступишину с уважением к нему и великому русскому народу.» А вот лично познакомить нас Левон не успел. Амо Сагиян тяжело болел, его даже не было на 60-летии Левона Мкртычевича, которое мы отмечали почти в семейном кругу в Егварде 2 марта 1993 года, и вскоре Амо не стало.
Левон Мкртчян не только глубоко уважал этого поэта и преклонялся перед его поэзией, но искренне разделяя его уважение к русскому народу и русской культуре. Он мужественно боролся с националистическими перехлестами против русского языка, опасаясь, что и это будет способствовать уходу России из Армении. И искренне радовался, когда русоборец Рафаэль Ишханян получил летом 1992 года по носу от русистов, не допустивших его к преподаванию на кафедре русского языка ЕрГУ.
Но времена наступили трудные. Тех возможностей, которые позволяли Левону в советское время издавать книги очерков и литературоведческие работы, не стало. Публикации в маргинальной, резко оппозиционной газете «Голос Армении» (бывший орган КП «Коммунист») давали мизерный заработок, да и были не так чтобы уж очень частыми. Наиболее крупной публикацией того времени стал наш с ним разговор «на заданную тему», а по сути – о России, Армении, об их новых отношениях, о литературе и политике, о конституциях и гражданах, о трудностях повседневной жизни, об актуальности задачи возрождения русской нации. Разговор состоялся в марте, а напечатан был в конце апреля-начале мая 1993 года в пяти номерах «Голоса Армении», а затем оформлен в самиздатовскую брошюру, изготовленную «ответственной за выпуск» Карине Саакянц, то есть женой Левы, который и был инициатором этой затеи. Книжка называется «Россия и Армения». Соавторы – мы с Левоном.
Беседовали мы, греясь у «буржуйки». Запись расшифровала Карине, сделала это блестяще, я практически ничего не правил. «Голос Армении» нам даже гонорар заплатил. По этому случаю мы с Левоном посетили редакцию газеты. Правда, там в основном жаловались на перебои с бумагой, и интересного разговора не получилось.
Зато в находившейся в том же здании редакции еженедельника «Урарту» его шеф-редактор Иосиф Вердиян собрал всех своих сотрудников и в тесной редакционной комнатке развернулась оживленная дискуссия, настолько интересная, что мне от них даже уходить не хотелось.
За два года, что я провел в Ереване, Левону Мкртчяну выбраться за рубеж удалось лишь дважды. В мае 1993-го вместе с Размиком Давояном он летал в Нью-Йорк. В тамошнем университете проводился международный симпозиум, посвященный Григору Нарекаци. Он был организован и финансировался Армянским общенациональным культурно-просветительским союзом «Амазгаин», связанным с дашнаками. В Нью-Йорке Левону удалось заработать немного долларов, на которые он купил себе грузовик дров и радовался, что следующую зиму проведет в тепле.
В марте 1994 года он побывал в Москве на торжествах по случаю 75-летия Сильвы Капутикян. Эти мероприятия, по-моему, спонсировал «Империал» Аркадия Вартаняна, президента Центра русско-армянских инициатив. Лева давно в Москве не был, и эта поездка была для него как подарок судьбы.
Но накал отрицательных эмоций, ежедневно вызываемых тяготами жизни дома, этот «подарок» был не в состоянии уменьшить.
Жизненные трудности семьи университетского профессора и литератора были, конечно, реальными и типичными. Они усугублялись тяжелым положением, в котором оказались высшая школа, творческая интеллигенция, научные работники из-за крайней недостаточности бюджетных ассигнований и отсутствия живого контакта с руководством страны, что представлялось противоестественным, если учесть, что само это руководство в большинстве своем состояло из докторов и кандидатов наук, завлабов и писателей.
Я чувствовал, что при всем своем критическом настрое подобные Левону профессора и литераторы совсем не прочь были вступить в диалог с властью, если бы она проявила к ним внимание. При каждом удобном случае я старался довести до сознания этой самой власти необходимость такого диалога.
11 марта 1993 года я посетил министра культуры Акопа Мовсесовича Акопяна, выступающего на поэтическом поприще под псевдонимом Акоп Мовсес (к сожалению, на русском его стихи не публиковались и познакомиться с ними не представилось возможности). Обсуждая проект соглашения о культурном сотрудничестве, Акоп Мовсес упомянул о том, что в ближайшее время планируется-таки встреча с интеллигенцией на уровне премьер-министра Гранта Багратяна. Я сказал, что это прекрасно, но было бы еще лучше, если бы состоялась подобная встреча и с президентом, намекнув, что мне известно о настроениях в пользу такой встречи в кругах армянской интеллигенции. Я был вправе об этом говорить, ибо знал, что конфронтация, раздуваемая безответственной оппозицией, игнорировавшей специфические условия, в которых жила республика, задыхавшаяся от блокады, не устраивает очень многих видных деятелей искусства и науки. В газете «Айастани Анрапетутюн» 5 марта было опубликовано «Слово к соотечественникам» против пропаганды ненависти, ведущейся со страниц некоторых газет. Обращение подписали директор Матенадарана, член-корреспондент Академии наук Сен Аревшатян, народная артистка Гоар Гаспарян, худрук Оперы Тигран Левонян, прозаик Грант Матевосян, поэтесса Маро Маркарян, поэт Амо Сагиян, композитор Авет Тертерян, сам Акоп Мовсес и ряд других известных и уважаемых людей.
В воскресенье 21 марта президент пришел на встречу с представителями интеллигенции в зал заседаний Верховного Совета. Но подлинного диалога не получилось. Недавние обличители властей поджали хвост и вместе с лояльными деятелями выступили в роли обыкновенных просителей. Премьер-министр в ответ ничего не пообещал. Министры отмолчались. Президент говорил при закрытых дверях, но не о науке и искусстве, а о своей политике. После встречи оппозиционная интеллигенция вновь обрушила град упреков в адрес властей.
Особенно яростно и сверхполитизированно выступал ЕрГУ, ученый совет которого еще в феврале 1993 года обратился к народу, парламенту, президенту и политическим партиям с «Заявлением по поводу ситуации, создавшейся в Республике». Ученый совет осудил внутреннюю и внешнюю политику президента, потребовал срочно создать «правительство национального согласия на широкой коалиционной основе» и созвать Учредительное собрание для выработки в шестимесячный срок Конституции, предупредил против попыток установления военной диктатуры и потребовал «стойко стоять за справедливое решение проблемы Арцаха, совместными силами бороться за вывод Республики Армения и армянского народа из адского состояния.» Целая политическая программа, очень близкая к тому, за что выступали оппозиционные партии.
Президент проигнорировал эту программу, но летом пришел в Университет на расширенное заседание Ученого совета. В его присутствии прочитали очередное заявление забастовочного комитета, и выступил ректор. «Других желающих не нашлось.» Это – слова Левона Мкртычевича Мкртчяна. Он взял слово уже под занавес, после пространной речи президента, и рассказал о бедственном положении университетских преподавателей, которым порой даже хлеба не на что купить. «Надо признать, что президент был, как говорят в таких случаях, на голову выше нас, безмолствующих. Надо это признать, если даже надо этого стыдиться. Этот свой раунд президент выиграл, я бы сказал, нокаутом. Пришел, увидел, победил.» Это тоже слова Левона Мкртчяна. Президент пришел, выступил и во время объявленного после его выступления перерыва ушел, не попрощавшись, а собравшиеся интеллигенты бросились обвинять друг друга в трусости. Диалога и тут. не получилось, а проблемы остались.
Об этих проблемах, только применительно к преподавателям русского языка и литературы, шел разговор с послом России на факультете русской филологии ЕрГУ 15 декабря 1993 года. Присутствовали ректор Радик Мартиросян и проректор Семен Ахумян, а говорил в основном Левон Мкртчян. Говорил о наболевшем. Вот немцы, англичане, французы помогают своим армянским коллегам, а с Россией связи оборвались, и Запад завоевывает культурное пространство за счет России. У нас даже учебников нет, не получаем журналы «Русский язык», «Вопросы языкознания», «Литературную газету», не ездим на стажировки, не защищаем в Москве диссертаций, да и здесь, у себя в Ереване, именитых гостей не видим. В Армении хорошая школа русистики, но и она умирает. Правительству Армении не до нас. Оно экономит даже на студентах: готовим 45 словесников-русистов в год вместо 75 еще совсем недавно. Министр высшего образования заговорил о целесообразности создания Русского университета наподобие Американского, уже работающего в Ереване. Но ведь в отличие от американских армян, полностью финансирующих свой университет, от российских армян денег на нечто подобное не дождешься.
Может быть, лучше, продолжал Левон Мкртычевич, создать Институт Русской филологии при ЕрГУ на базе существующего факультета? Ректор поддерживает эту идею. Надо, чтобы посольство помогло.
Я попытался объяснить собравшимся, что вряд ли стоит противопоставлять идею Русского университета, выдвинутую русской общиной Армении, интересам восстановления места русского языка и литературы в высшей школе республики, поскольку речь идет о совершенно разных вещах: университет мыслится не как языковой вуз, а должен готовить специалистов прежде всего в области юриспруденции и экономики. Во всяком случае, так мне представляется. Поэтому попытки создания такого университета никоим образом не мешают превращать факультет русской филологии ЕрГУ в Институт. Были бы средства. Но, к сожалению, их-то никто не гарантирует ни для того, ни для другого. Даже с русской гимназией, о которой министры просвещения России и Армении договорились минувшим летом, пока не видно никакого серьезного движения. И российские учебники для армянских школ застряли где-то на московских складах. Посольство обо всех этих неурядицах и проблемах неизменно докладывает в Москву, но у него самого нет абсолютно никаких возможностей оказать финансовую помощь какому бы то ни было начинанию. Поэтому сравнивать нас с нашими коллегами из посольств ведущих западных держав некорректно: мы с ними никогда и нигде не имели равных возможностей и не пытались соперничать ни в чем, кроме, пожалуй, пропаганды, на которую в советские времена денег не жалели. А вот поддержать ваши предложения мы можем и сделаем это со всей душой. Только давайте их нам в конкретном, обоснованном виде. К примеру, почему бы не попытаться, вслед за Академией наук, которая заключила договор о сотрудничестве с Российской академией, подготовить такой же договор с Московским университетом?
Радик Мартиросян поддержал эту идею, подчеркнув, что восстановление контактов между ЕрГУ и МГУ – жизненная необходимость, ибо нет никакой реальной перспективы развития науки и высшего образования в Армении без ориентации на Россию.
Сразу же даю справку: договор между академиями, подготовленный еще в 1992 году, был подписан их президентами 24 сентября 1993 года, договор между университетами Радик Мартиросович Мартиросян и Виктор Антонович Садовничий подписали в Ереване 11 ноября 1994 года (то есть уже после моего отъезда).
Мои высказывания русисты приняли вроде бы с пониманием, но сам Левон продолжал думать, что посольство должно материально поддержать и, может быть, даже каким-то образом (каким?!) финансировать реализацию его идеи Института русской филологии. Никак не мог он принять и мой решительный отказ публично критиковать армянское правительство за те его дела или бездействие, за которые осуждает его оппозиция. Вместе с тем, он соглашался со мной, когда я убеждал его, что общеизвестные конкретные шаги в области двусторонних межгосударственных отношений, несомненно, полезные для Армении и ее народа, были бы просто невозможны без активного участия руководителей армянского государства.
Наши споры не мешали нам, однако, продолжать по-хорошему встречаться и дружить.
В начале 1994 года мы вместе отметили наступление Нового года на елке в художественном кружке при ЕрГУ, руководимом Женей Оганян-Исабекян. Часто встречались за хашем у наших общих друзей в Егварде, Аштараке, Эчмиадзине, Ереване. В конце марта мы с ним отправились записываться на ТВ. Пока ждали, все спорили. Все о том же. Должна Россия или не должна вмешиваться во внутренние дела Армении. Лева развивал свою излюбленную тему «не хочу быть иностранцем в России» и требовал, чтобы всем армянам предоставили российское гражданство.
– Всем не можем, даем только тем, кто подпадает под соответствующие статьи закона, – отвечал я.
– А вот Достоевский говорил, что следовать закону – не всегда человечно.
– Может, Достоевский так и говорил, только это – литература, а государственное учреждение обязано во всем следовать исключительно закону. И посольство, как ты хорошо знаешь, как раз таким учреждением и является.
Передача не состоялась из-за разгильдяйства телевизионщиков. Потеряв почти два часа, я предложил уйти, и Левон согласился, но, по-моему, ему очень хотелось подискутировать со мной публично, перед телекамерой.
25 мая он пригласил меня в Университет на встречу с московским профессором-юристом Юрием Георгиевичем Барсеговым и журналистом-предпринимателем, тоже из Москвы, Аркадием Аршавировичем Вартаняном. Собрались профессора и преподаватели, были ректор, проректоры, а также Зорий Балаян, Сильва Капутикян и назначенный послом в Москву ученый-этнограф Юрий Израэлович Мкртумян.
Барсегов говорил о Карабахе. Я с ним полностью солидаризировался. Вартанян посвятил свое выступление экономическим проблемам. Мне пришлось отвечать на вопросы о российской внешней политике, армяно-российских отношениях, роли в них армянского руководства, а также все о том же Русском университете.
Отметив конструктивность действий правительства Армении в развитии отношений с Россией, я несколько неосторожно зацепил «Голос Армении», который обливает грязью все, что ни делается в республике, игнорируя положительные начинания. Оказалось, в зале сидел корреспондент этой газеты. Других почему-то не было. В своем отчете о встрече журналист не преминул выделить мою критику в адрес его газеты, хотя это было всего лишь брошенное вскользь замечание, а никакая не критика. Но «Голос» из тех, кто считает себя чем-то неприкосновенным. И реакция не замедлила себя ждать. Сначала мое имя исчезло из сообщений о мероприятиях, в которых я участвовал, а до того не пропускали ни одного моего движения. А 2 июня тиснули гнусный поклеп в форме письма за подписью одного скандального отставного генерала, который только что лез ко мне с объятиями и после своих пакостей еще попросит предоставить ему российское гражданство вне очереди, и некоего политолога, не известного академическим кругам, но зато связанного с рогозинским КРО. Это был не просто поклеп, а скорее даже донос, адресованный российскому МИДу, которому предлагалось ни много, ни мало как убрать посла. С этого доноса маргинальная по существу газета, не представляющая никакую политическую силу, но подкармливаемая кем-то исподтишка, – не случайно, она вдруг начала выходить на хорошей бумаге, – развернула целую кампанию против меня, а заодно почему-то и против российского военного присутствия в Армении. Кампания вызвала возмущение у всех порядочных людей, знакомых мне и незнакомых. В ней местные агенты Рогозина непостижимым образом объединились с оголтелой левацкой «оппозицией», рупором которой стал «Голос Армении». Особенно изгилялся на страницах этой газеты один выкормыш какой-то районной партийной многотиражки советских времен.
Левон Мкртычевич от пакостей «Голоса Армении» отмежевался – в интервью еженедельнику «Урарту». Но, высказавшись обо мне с уважением, не удержался от упрека в том, что посол Ступишин якобы «с таким рвением защищает власть имущих» (и где только он это слышал или читал?), а вот его факультету поддержку (читай: финансовую) не оказывает в отличие от западных посольств, которые…и так далее, все в том же духе, что и полгода назад. Знаю, друзья пытались убедить его, что он не прав, но Левон не поддался и остался в гордом одиночестве, в то время, как все творческие союзы без экивоков и очень решительно выступили на моей стороне, заставив даже «Голос» опубликовать их протест.
Решительную поддержку получил я отовсюду: от русской общины, к которой пытались апеллировать пасквилянты, от ученых, деятелей искусств, деловых людей, политиков, в том числе оппозиционных, от многих депутатов и военных и от журналистов. Мне стало известно, что несколько собственных сотрудников «Голоса» покинули газету в знак протеста против антироссийской кампании, которую ее зачинщикам так и не удалось выдать за критику всего лишь в адрес нехорошего, «не нашего посла», не потрафившего допотопным, неисправимым коммунякам.
Однако нет худа без добра. Такое редкостное по своей подлости исключение, каким явилась кампания «Голоса» против меня, всего лишь подтвердило, что правилом в Армении 1994 года были прорусские настроения и доброе отношение к послу России, несмотря на полное отсутствие у него средств для того, чтобы прослыть благодетелем. В 1994 году, согласно зондажом общественного мнения, проведенным американцами, за тесные связи с Россией выступало уже не 34 процента армян, как двумя годами раньше, а три четверти.
В 1999 году в Ереване открылся Российско-армянский университет. Его ректором стал академик Левон Мкртчян, чему я очень рад.