В ночь на 1 февраля мы вылетели в Ереван. Садились в пургу. Уцелели чудом. Но летчики армянские – отличные. Самолет посадили классно.

И пошла наша нормальная посольская жизнь в Ереване, о которой я уже рассказал: встречи, беседы, визиты, телефаксы, шифровки, справки, предложения, «окучивание» московских визитеров, которых в 1994 году стало больше, чему я радовался и встречал всех официальных и неофициальных гостей с удовольствием.

Первая половина года принесла перемирие в Карабахе, востановление академических связей, музыкальный фестиваль, много интересных вернисажей и встреч. И на грибоедовском перевале я побывал, и Григорию Просветителю поклонился. Но все это я делал уже как посол, завершающий свою миссию, ибо 14 февраля до меня дошел слух из Москвы о предстоящей замене ряда послов и меня в том числе. Слух дошел не только до меня. Через некоторое время меня начали информировать мои армянские друзья – не из МИДа, а не имевшие отношения к дипслужбе. Кое-кто из них воспринял мой вероятный отъезд как сигнал возможного возобновления антиармянских санкций в отместку за поражение Азербайджана на карабахском фронте.

27 февраля на утиной охоте в пойме Аракса – я впервые в жизни участвовал в таком увлекательном занятии – вице-спикер Верховного Совета Армении Ара Саакян, сославшись на слухи, деликатно поинтересовался, не собираюсь ли я уезжать. Ответил, что и мне, кроме слухов, ничего не известно, но в нашей жизни всякое бывает.

И тогда я решил, что пора спросить начальство, в чем дело. На мой запрос, отправленный Козыреву 27 февраля, через неделю пришел ответ за подписью одного из его замов, составленный в весьма уважительной форме: «решение о завершении Вашей миссии в качестве российского посла в Республике Армения», уважаемый Владимир Петрович, принято «в рамках плановой замены послов России в целом ряде стран», но это пока – на уровне коллегии МИДа, а президенту еще не докладывали.

Эту версию как официальную я и подавал без комментариев, когда меня спрашивали, почему я уезжаю. В принципе, она подтвердилась. Только первыми уехали в Москву послы в Казахстане и Армении, остальных меняли позже и не всех сразу, а поодиночке. Попытки спекуляций по моему адресу в связи с нападками маргиналов из крайне «левых» журналистов и не совсем адекватной подачей этих нападок ереванским корреспондентом «Известий» были дезавуированы МИДом России. Директор департамента информации Григорий Карасий совершенно четко заявил: «Это – плановая замена, ничего сенсационного, драматического здесь нет». В МИДе к работе посла претензий не имеют, – подчеркнул Карасий. Кстати, именно поэтому указ президента о моем отъезде из Еревана и содержал сакраментальную формулу: «в связи с переходом на другую работу». А некоторые заместители министра говорили мне, что в Москве меня ожидает достойное место.

По мере приближения моего отъезда я стал прощаться с Ереваном. Одним из таких прощаний была вертолетная прогулка с командующим ВВС Армении полковником Александром Суреновичем Абрамяном, который решил покатать меня в знак благодарности за мое внимательное отношение к нуждам армянских вооруженных сил. Вертолетом виртуозно управлял он сам. Очень интересно было разглядывать знакомые места в Ереване и его окрестностях с высоты птичьего полета.

12 июля вместе с делегацией Олеандрова прилетела моя жена, которая в Москве помогала младшей дочери «воспитывать» новорожденную внучку Нику. Она пробыла у меня двадцать дней и вернулась домой. А тут и подошло время агремана для нового посла. Я не стал дожидаться возвращения президента из его очередной поездки за рубеж и отнес ноту в МИД Армении, а сам наметил программу прощальных визитов и начал готовить прием, на проведение которого Москва по моей просьбе подбросила мне долларов, так чтобы все было прилично. Назначил я и дату своего вылета – 9 сентября.

Мое прощание с Арменией совпало по времени с печальным событием: умер католикос Вазген Первый. Я выразил соболезнования руководителям Армении и принял участие в траурных церемониях.

Мои последние официальные визиты начались с президиума Верховного Совета. Потом были Ереванский университет и Национальная академия наук, мэр Еревана, вице-президент.

Премьер-министр Грант Багратян искренне недоумевал, зачем меняют посла, когда межгосударственные отношения развиваются хорошо и вклад посла в это дело очевиден. Я постарался успокоить: смена послов не имеет политического значения и не должна отразиться на состоянии отношений между нашими странами.

Проводили в последний путь патриарха Армянской апостольской церкви, и я продолжил свои прощальные ходы. 31 августа, через двадцать дней после запроса, министр иностранных дел Ваган Папазян вручил мне ноту с агреманом для посла Урнова, о чем я тут же сообщил в Москву.

Ассоциация обществ культурных связей устроила мне теплое прощание, которое началось воспоминаниями о былых временах Эдуарда Михайловича Мирзояна, известного композитора и председателя Армянского Фонда мира. «Алаверды» от него приняли – председатель Общества «Армения – Россия» Владимир Маркович Григорян, председатель Союза кинематографистов Сергей Хоренович Исраэлян, худрук театра Станиславского народный артист Саша Григорян, председатель АОКС-а Георгий Закоян и другие мои друзья. Я расчуствовался и прочитал стихи, которые родились в последние дни, а Владимир Маркович отобрал у меня листки с моими виршами и напечатал в «Свободе».

Ко мне приходили ученые и дипломаты, политические деятели и военные, художники и журналисты. Много добрых людей приходило прощаться.

сентября я говорил с телезрителями с помощью очаровательной Лилит, ведущей воскресной передачи «Барев», что значит «Привет» или «Здравствуй». Поехал оттуда в Филармонию на концерт, посвященный Сильве Капутикян. Поэтесса сидела со мной рядом и тоже печалилась о моем отъезде. Когда отзвучала музыка и Лорис Чкнаворян произнес добрые слова в мою честь, публика устроила овацию. Это дорогого стоит.

сентября я – у президента. Перед телекамерами мы с Левоном Акоповичем обменялись краткими речами. Потом остались одни. Он высоко оценил мою работу как первого посла демократической России. И подарил на память прекрасную резную деревянную вазу ручной работы. После встречи с президентом краткое интервью у меня взяли московские «Вести».

Роберт Кочарян прислал письмо с благодарностью за понимание карабахской проблемы, две памятные медали и карабахский коньяк «Гандзасар».

А вечером – большой прием в «Раздане». Пришло практически все высшее руководство республики во главе с президентом, министры, дипломаты, ученые, писатели, музыканты, художники, журналисты, военные, пограничники, штатские чиновники, общественные деятели, дашнаки, рамкавары, ветераны, русские и армяне из «России», «Гармонии» и «Армении – России», православный батюшка из Канакерской церкви отец Владимир. А театр Станиславского устроил шоу-панегирик в честь русского посла. Трогательно до слез. Гуляли до поздней ночи, пели, пили, плакали, велели кланяться моей жене, желали счастья детям и внукам. Надарили картин и сувениров. Партия любителей пива приняла меня в свои доблестные ряды и выдала шутейный диплом. Все это снимали на пленку и потом показывали в программе «Мир», но я, к сожалению, этой передачи так и не увидел.

6 сентября возложил венок на Мемориале жертвам геноцида в Цицернакаберде. До меня это делал посол Греции перед своим отъездом. Я решил, что стоит превратить этот жест в традицию.

Вечером прощальный обед в мою честь устроил Ваган Папазян, на следующий день – американский посол Гарри Гилмор как старший в дипкорпусе после меня и дуайена: Франс де Артинг находилась в отпуске.

Утром 7 сентября директор Главного управления национальной безопасности Давид Шахназарян повез меня в Хорвирап, что у подножия Арарата. Здесь 14 лет томился в подземелье Святой Григорий Просветитель. К стыду своему, я не был там раньше. Спасибо Давиду, он помог мне исправить эту ошибку.

И снова вечер. На этот раз – прощание со своим коллективом. Мои сотоварищи по работе в блокадном Ереване подарили на память мне нарды.

А накануне отъезда ко мне пришел человек, который был первым, кто показал мне, что такое армянское гостеприимство, с которым мы часто встречались в разных компаниях, но особенно часто у него дома в Егварде. Это был Сурен Арамович Арутюнян, Сурик, кооператор и строитель, душа егвардской компании, очень добрый человек. Он пришел и сказал: «Владимир Петрович, а не посидеть ли нам вдвоем за рюмочкой коньяку в неофициальной обстановке?» – «А почему бы и нет?» – ответил я. И мы поехали в Парк Победы на горе, воз-вышающейя над городом, зашли в ресторацию «Аист» и хорошо посидели с Суриком, о котором мы с моей женой вспоминаем всегда с особой теплотой.

9 сентября я улетел в Москву. Моя миссия в Армении завершилась. Она продолжалась три лета и две зимы, которые, мне кажется, прошли далеко не впустую. Вернувшись домой, я подвел – для себя – итоги моей работы. Именно для себя, ибо, как оказалось, никому в Москве даже в голову не пришло послушать первого посла России в Армении хотя бы ради галочки, не говоря уже о том, чтобы планировать дальнейшую работу с учетом работы, уже проведенной.

Вот эти итоги:

Что сделало посольство для обеспечения государственных интересов Росии в Армении?

1. Прежде всего в форме соответствующих предложений мы участвовали в конкретизации внешнеполитической доктрины России относительно Армении и Нагорного Карабаха на основе уяснения государственных интересов России на этом направлении и выявления точек соприкосновения и совпадающих элементов между этими интересами и государственными интересами Армении.

2. Посольство своей деятельностью способствовало закреплению официальной Армении на позициях преимущественной ориентации на Россию, в том числе путем посильного содействия строительству прочной правовой основы двусторонних межгосударственных отношений.

3. Мы установили тесные деловые контакты с представителями практически всех слоев насления и основных политических сил, включая оппозицию, поддерживая русофильские настроения и пропагандируя перспективность СНГ.

4. Нам приходилось разъяснять внешнеполитическую концепцию России в процессе ее становления, фактически не имея никаких указаний Центра на этот счет и в условиях сильного дефицита официальной информации из Москвы даже по вопросам, касающимся Армении и армяно-российских отношений.

Кстати, линия посольства с самого начала его существования была такой, что ее не надо было корректировать после опубликования очередных посланий президента Федеральному собранию.

5. В критические моменты новейшей истории России посольство публично поддерживало продолжение курса демократических реформ, чем способствовало укреплению позитивных для тогдашнего российского руководства умонастроений в армянском обществе.

6. В отдельные, причем особо трудные для армянского народа периоды времени, посольство было фактически единственным зримым свидетельством интереса России к Армении: с ноября 1992 года по март 1993-го и зимой 1993-94 гг. в Ереван из Москвы ни одно официальное лицо вообще не приезжало.

7. Посольство оказывало посильную политическую помощь российским войскам и пограничникам, дислоцированным в Армении.

8. Оно начало исподволь проводить линию на восстановление позиций русскоязычного образования в Армении в своих контактах с официальными властями и с общественностью. Мне кажется, нам кое-что удалось сделать для продвижения идеи создания Русского университета и русской классической гимназии.

9. Оно ориентировало общественные организации выходцев из России на культурно-просветительскую и благотворительную деятельность в русской общине. Две основные организации – «Россия» и «Гармония» – не попали в сети московских национал-патриотических демагогов, а взяли курс на лояльные отношения с армянскими властями и российским правительством.

10. Посольство поставило под свой контроль гуманитарную помощь из России, чтобы она распределялась как можно справедливее и не попадала в руки махинаторов.

11. Мы поддерживали русские мотивы в культурной жизни Еревана, контактируя с Фондом Станиславского и Вахтангова, с Русским драматическим театром, с Филармонией, творческими союзами, прессой.

12. В активе посольства – содействие конструктивному участию НКР в переговорном процессе. Это мы начали делать еще летом 1992 года.

13. Мы последовательно поддерживали миротворческие усилия России в Карабахе и в деловом, и в пропагандистском плане. И, как могли, «просвещали» Центр, рассказывая ему о том, что такое Карабах и какое значение он имеет для защиты и российских интересов от пантюркизма и стоящих за ним «цивилизованных» натовских политиков.

Думаю, что для двух с небольшим лет моего посольства в Армении сделано было не так уж мало. Поэтому я уехал домой с ясным сознанием того, что свою миссию, насколько это было возможно в условиях отсутствия какой бы то ни было поддержки со стороны козыревского МИДа и проазерского уклона в политике Москвы в Закавказье, я все-таки выполнил, оставив добрую па-мать о себе в Армении, а это важно и для межгосударственных отношений.