Хлоя, разумеется, исчезла. Он понял это даже раньше, чем поднялся наверх в крохотном лифте, но все равно пошел в номер, просто чтобы убедиться. Там было темно, и она оставила окно открытым. Ледяной ветер задувал внутрь снежные хлопья. Он закрыл окно и задернул шторы, прежде чем включить свет. Бастьен не знал, наблюдают ли за ним, но у него не было настроения это проверять.
Признаков взлома не было, крови тоже. Ее одежда лежала на месте, но пропало его пальто, и кто-то перерыл весь гардероб. Если за ней пришли, они вряд ли дали бы себе труд ее одеть. Да и вряд ли они потрудились бы забрать ее с собой — она лежала бы мертвой в его кровати.
Выходит, она ушла по собственной воле, и больше он за нее не отвечает. Он ее предостерегал, как безумный донкихотствующий рыцарь, зачем-то пытался спасти ее жизнь. Даже ради нее подверг опасности свою легенду, хочет он это признавать или нет.
А она проигнорировала его инструкции и сбежала. Скатертью дорога.
Удивило его то, что она очень тщательно обыскала номер. Что она рассчитывала здесь найти? А если она все же ухитрилась его обмануть, если она все-таки не была невинной жертвой, в чем так успешно его убедила? Но тут он вспомнил, какими глазами она на него смотрела, когда он довел ее до оргазма. Нет, она ничего не могла скрыть. В чем, в чем, а в этом Гарри Томасон был абсолютно прав: никто не может скрыть от него истину, если он решил ее добиться.
Она нашла наркотики, хоть и не прикоснулась к ним. Бастьен держал их здесь для подстраховки — как ходкий товар для некоторых информаторов, которым не нужны деньги. Он положил их в карман, просто на всякий случай, затем методично и спокойно обошел комнату, тщательно вытирая поверхности. Это не помешает провести экспертизу ДНК, но заходить так далеко вроде бы не было причин. Мертвые тела здесь не валялись, признаков преступления не было. Просто таинственный жилец, который исчез, бросив свою одежду и туалетные принадлежности, не оставив ни единого отпечатка пальцев.
Если бы это было необходимо, он мог бы поджечь отель. Его номер был на верхнем этаже — большинство людей остались бы невредимыми. Но пожар привлечет слишком много внимания. Лучше просто уйти из безымянной комнаты, забыв в ней досадные воспоминания о Хлое Андервуд и ее заслуженной судьбе.
Он вышел на улицу, в промозглую сырую ночь, одергивая на себе куртку и кляня незваную гостью, которая не только не покорилась ему, но и украла его пальто. Он брел пешком, опустив голову, потому что машину тоже пришлось бросить. Слишком многие ее видели, и не следовало оставлять свидетельств, которые могли выдать его истинную роль или связь с Комитетом.
Уже почти наступила полночь, когда он вошел в прокуренный кабачок на рю де Розьер. Это была его третья остановка — он пообедал у Оперы, немного поиграл в одном из маленьких клубов, куда часто заглядывал в своем теперешнем обличье, и наконец добрался до грязной забегаловки в квартале Марэ, успешно скрывавшейся от облагораживания района, которое продолжалось последние лет двадцать.
— Этьен! — поприветствовал его бармен, когда он протиснулся сквозь забитое людьми помещение. — Как это тебя сюда занесло? Мы не виделись с тобой лет этак… сколько, два года? Я думал, тебя и в живых нет.
— Меня убить трудно, — ответил Бастьен, машинально переключаясь на гортанное произношение Этьена, марсельского жителя. — Как у тебя, Фернан?
Фернан пожал плечами:
— Да так… Что тебе подать? По-прежнему любишь русскую водку?
На самом деле Бастьен не особенно страдал любовью к водке, но благожелательно кивнул, заняв табурет у стойки бара и вытаскивая сигареты «Житан».
— Я смотрю, ты сменил марку, — заметил Фернан, кивая на его сигареты. — Я думал, ты куришь только американские.
Вот такого сорта ошибки безошибочно помогают получить пулю, подумал Бастьен, мимолетно содрогнувшись от чего-то, что походило на предчувствие.
— Я и сам меняюсь, — небрежно произнес он. — Не держусь за старые привычки.
— Это я помню. — Фернан плеснул ему водки в стакан, и Бастьен тут же его опрокинул, протянув за новой порцией. — Ты выглядишь как всегда. Как жизнь, сильно тебя побила?
— Как отбивную. Все как всегда, — небрежно ответил Бастьен. На самом деле он сейчас совсем не был похож на Этьена, роль которого когда-то играл. Этьен принадлежал к рабочему классу, носил джинсы и кожаную куртку, волосы его были высветлены прядями и подстрижены гораздо короче, а на его лице вечно держалась двухдневная щетина. Дело всего лишь в том, как он себя держит, давно понял Бастьен. Он мог перевоплотиться в Этьена, Жан Марка, Фрэнки, Свена и бесчисленное множество других масок, просто изменив манеру речи и жестикуляции, и мало кто способен разглядеть за этим прикрытием, каков он на самом деле.
— Ты так и не сказал, чего тебя сюда занесло, — не унимался Фернан. — Чем я могу тебе помочь?
В прошлом Фернан был спецом по поставке наркотиков, информации и отмыванию денег, но сейчас у него не было ничего из того, в чем нуждался Бастьен.
— Может человек просто зайти и пропустить рюмку со старым другом? — сказал Бастьен, стараясь говорить беспечным тоном.
— Только не такой человек, как ты.
Бастьен глянул на улицу. Снег еще падал редкими хлопьями, и улицы были почти пусты. Те, кто еще бодрствовал, в такую стылую суровую ночь сидели по теплым домам. И вдруг он с искренним удивлением понял, что он делает в этой убогой части квартала Марэ в полночь, когда у него полно более важных занятий.
— Есть одна женщина, Фернан. — Бастьен выдавил из себя самоуничижительную улыбку. — Я тут в этих краях искал одну бабенку, вот и подумал, что надо бы согреться, прежде чем она устроит мне скандал.
— Ясно. — Фернан удовлетворенно кивнул, получив исчерпывающий ответ. — Так она что, где-то здесь живет? Может, я ее знаю?
— Может быть. Она итальянка, — сообщил Бастьен, на ходу подчищая легенду. — Она маленькая, пухленькая и очень вспыльчивая, моя Марсела. Может, скажешь, видел ли ее здесь? Хочу узнать, не завела ли она себе кого. Она клянется, что нет, но кто верит женщинам?
— И то правда. Нет, вроде такой не видел. Где она живет?
Хлоя делила с английской девушкой крохотную квартирку в двух кварталах отсюда — он выяснил это через несколько часов после того, как она появилась в замке. Остальные тоже наверняка это знали, но ведь даже у нее хватит мозгов, чтобы держаться подальше от того места, где ее будут искать в первую очередь. А точно ли хватит?
Впрочем, она больше не была его проблемой. Вот только он почему-то сидит в баре за два квартала от нее, хотя у него на то нет ни малейшей причины. С тем же успехом он может прекратить сопротивление, пойти и посмотреть, там ли она сейчас.
Если ее там нет, он может забыть о ней. Он уже должен был бы забыть о ней, но теоретически об этом рассуждать легко, а вот сделать оказалось сложно. Он любил четкие ответы, а исчезновение Хлои оставило слишком много тревожных вопросов.
Фернан разглядывал его с растущим любопытством Что ж, информация была в числе наиболее ходких товаров, которыми он торговал, и ему хотелось вытянуть из Бастьена все, что можно, дабы в дальнейшем использовать.
Бастьен назвал улицу в противоположной стороне.
— И лучше я перетащу свою задницу туда, пока ей не вздумалось меня искать.
— Так мы еще увидим тебя здесь? С твоей подружкой? — не отставал Фернан.
— Да я вообще тут у тебя поселюсь, — торжественно заявил Бастьен, следуя образу слегка подвыпившего крутого парня, известного под именем Этьен.
Когда Фернан вышел вслед за ним из бара, чтобы проследить, куда он идет, он скрылся в тени. Маленький человечек, стоя под редкими падающими снежинками, вглядывался во тьму, не зная, что невидимый Бастьен прячется в двух шагах от него. Фернан выругался, затем завернул за угол дома, подальше от света, и достал мобильный.
Он был слишком далеко, и до Бастьена донеслось всего несколько слов, но он услышал достаточно, чтобы понять, что его смерть подобралась ближе. Еще одна подобная ошибка — и придет конец. Скверно, что он допускает такие промахи. Не имеет значения, на кого работает Фернан и почему. Он связан с полудюжиной людей, которые желают его смерти.
Фернан закрыл телефон, в последний раз осмотрелся и сплюнул. Потом направился обратно в бар. Интересно, когда прибудет подкрепление, подумал Бастьен.
Значения это не имело — к тому времени, как таинственные соратники Фернана доберутся сюда, он будет далеко. Чтобы проверить квартиру, потребуется не более минуты. А потом, если он не окончательно решил покончить с собой, ему следует отправиться в свой дом в Сен-Жермен-де-Пре и вновь превратиться в Бастьена Туссена. А малышка Хлоя позаботится о себе сама.
Сильвия и Хлоя снимали на двоих крохотную студенческую квартирку на верхнем этаже старого дома в беднейшей части квартала Марэ. Первый этаж занимала табачная лавка, второй снимали пожилые супруги, которые проводили большую часть жизни в путешествиях, а верхний этаж делили между собой склады и эта тесная крохотная квартирка. Когда Хлоя наконец завернула за нужный угол, во всем доме уже не горело ни огонька. Ее волосы намокли от снега, припаленные концы воняли. В первую очередь она хотела принять ванну и тщательно выскрести все тело, даже волдыри, покрытые зеленым воском. Прошло гораздо больше четырех часов с тех пор, как Бастьен намазал ее этой субмазью. Гораздо больше четырех часов с тех пор, как она сумела выбраться из отеля, и на нее даже никто не оглянулся. Она так закуталась в его черное пальто, что там могли подумать, что она и есть Бастьен. Вот только скопировать его походку было невозможно, этого не смогла бы не только она, но и вообще никто бы не смог.
Может быть, лет через двадцать она вспомнит его и поразится тому, какой припадок безумия овладел ею. Ей больше понравилось бы считать, что ее накачали наркотиками, потому что это сняло бы с ее плеч груз ответственности, но это было бы неправдой. Она пребывала в измененном состоянии сознания, это так — но оно не имело никакого отношения к наркотикам, зато имело… Боже, да как же она могла так влипнуть?! Ну да, ей было скучно, она жаждала романтики и приключений. Нет, на самом деле ей хотелось секса и острых ощущений. Вот именно это она и получила. Будьте осторожны со своими желаниями — так говорили китайцы, да? Или еще: «Чтоб тебе жить в интересные времена!» Что бы там ни было, сейчас ее желания заключались только в одном: принять горячую ванну и лечь в теплую постель, а завтра она улетит домой, под крылышко к любящим и заботливым родителям, и пусть наступит такая скука, о которой можно только мечтать.
Именно в этот момент она сообразила, что у нее нет с собой ключей. Ни от дома, ни от квартиры. Она чуть не завыла от отчаяния. Ее ноги изранены, ее волосы воняют мокрой псиной, все тело ноет от боли, и несмотря на то, что желудок ее был пуст, ее тошнило. И она окоченела от холода, хотя и была закутана в мягкий кашемир.
Она могла бы пойти в полицию, но там ей будут задавать вопросы, на которые она не хотела отвечать. Могла пойти в посольство, но до него не меньше мили в обратную сторону, а она не представляла, как сделать еще хотя бы шаг, еще меньше она представляла, как возвращаться по своим следам через заснеженные улицы.
И все-таки под конец ей улыбнулась удача. Дверь, ведущая на лестницу к верхнему этажу, была не заперта, как случалось частенько. Сильвия обычно не трудилась ее запирать, а больше никто за последние несколько дней сюда не заглядывал. Войдя в темный холодный вестибюль, Хлоя затворила дверь и потянулась к выключателю, чтобы осветить себе два марша лестницы.
И отдернула руку. Стояла густая тьма, но она знала дорогу на ощупь, и незачем было привлекать внимание к своему присутствию. Крайне маловероятно, чтобы кто-нибудь выяснил, где она живет, но Бастьен слишком сильно подействовал ей на нервы. Если она поднимется в темноте, тихо, словно привидение, она сможет более или менее быть уверена, что никто не заглянет сюда вслед за ней.
Дверь в квартиру была заперта, но Сильвия всегда оставляла ключ на подоконнике в коридоре, просто на случай, если потеряет свой, что она умудрялась делать регулярно. Хлоя открыла дверь, и ее окутал холод квартиры. Сильвии не было, должно быть, она весело проводила время в объятиях своего пожилого любовника.
Хлоя заперла дверь, привалилась к ней и потихоньку перевела дух. На самом ли деле она должна была отсутствовать так долго? Две ночи, вот уже пошла третья, а Сильвия наметила себе долгий уикэнд. Ничего удивительного, что она еще не вернулась, да это, наверное, и к лучшему.
Луна заглядывала в окна мансарды, освещая загроможденное помещение достаточно, чтобы Хлоя могла передвигаться по нему без помех. Она зажгла газ, вздрагивая в пальто Бастьена, затем стала набирать ванну. Квартирка не являла собой шедевр планировки. В ней была одна спальня, которую занимала Сильвия, крохотная кухонька, еще меньшая по размеру ванная комната и заставленная вещами гостиная. Хлоя спала на полу на матрасе, доблестно отказываясь считаться с тем фактом, что в старом здании могут водиться насекомые или грызуны.
Она прикрыла дверь в комнату Сильвии и заглянула внутрь: даже в слабеньком лунном свете можно было видеть, что в комнате как будто бомба взорвалась. Сильвия, должно быть, швыряла вещи куда попало, когда собирала Хлое чемодан для волшебного уик-энда на природе. Она не обрадуется, когда узнает, что несколько ее лучших вещей пропали бесследно.
Это было ничто в сравнении с душевным состоянием Хлои. Сильвия, сколько она ее знала, могла не возвращаться неделю или даже больше, а к тому времени Хлои давно здесь не будет. Сразу по возвращении в Соединенные Штаты она вышлет деньги, чтобы покрыть свою долю квартирной платы, пока Сильвия не найдет кого-нибудь ей на замену, и вдобавок надо помочь ей возместить коллекцию дизайнерской одежды. У Хлои было очень мало денег, зато у ее родных было более чем достаточно, больше, чем они могли потратить. Они с ума сойдут от радости, что она решила вернуться домой, и наверняка вышлют Сильвии столько, что она сможет долгое время жить безбедно.
Срывая с себя рубашку и штаны Бастьена и пинком отшвыривая их в сторону, Хлоя даже не бросила взгляд в зеркало. Залезая в старомодную ванну, она напряглась в ожидании обжигающей боли, но горячая вода приняла ее в себя, точно в любящие объятия. Она погрузилась в нее, испустив стон чистого наслаждения, и закрыла глаза, ощутив, как по ее телу разливается спокойствие, впервые за все то время, что казалось ей нескончаемым кошмаром.
Но вода стала остывать, и надо было возвращаться к реальности. Хлоя выбралась из ванны, поймала уголком глаза отражение своего тела в зеркале. И застыла, потрясенно уставившись на него.
Ядовитая, жгучая зеленая дрянь сделала свою работу. Отметины, оставленные огнем и сталью, еще виднелись, но у них был такой вид, словно они нанесены много месяцев назад. На ее бедрах темнели синяки, и, когда она пригляделась, смогла различить расплывчатые отпечатки пальцев Бастьена там, где он держал ее. Бастьен. Только недоставало, чтобы эти следы остались, когда все остальное заживет.
Она завернулась в полотенце. Ее мокрые волосы были кошмаром и не позволяли ждать, пока вернется Сильвия. У нее не было выбора, кроме как взяться за это самой. Она нашла ножницы и принялась отхватывать концы прядей, роняя обрезки в раковину.
Хлоя надеялась сотворить нечто вроде тех киношных чудес, когда занудная очкастая секретарша берет маникюрные ножницы и превращает себя в очаровательного сорванца, похожего на Одри Хепберн. У нее не вышло, и она отложила ножницы, чтобы не зайти слишком далеко, — может, будет смотреться лучше, когда высохнет. Парикмахерша ее матери вскрикнет от ужаса и тут же возьмется за дело — и через несколько дней Хлоя будет выглядеть шикарно и восхитительно. Сейчас она чувствовала себя драной кошкой.
Тепло заполнило большую комнату, но воздух здесь был еще спертым, так что она приоткрыла щелочку в одном окне и принялась рыться в своих вещах, отыскивая самую теплую ночную рубашку, фланелевую бабушкину сорочку, которая всегда смешила Сильвию до колик. Сегодня ночью над ней некому было смеяться, а ей были необходимы тепло и уют мягкой окутывающей ткани.
Есть в доме было нечего, кроме хлопьев и сыра. Она съела в темноте два прессованных батончика «Витабикс», запила их стаканом вина, легла на свой тонкий матрас и укрылась пуховым одеялом. Сегодня ночью по ней могут бегать стада крыс — она даже не шевельнется. Она хотела спать, только спать, и больше ничего.
Хлоя заснула. Ей снились кошмары. Это было хуже всего — лицо Хакима нависало над ней, его тихий вкрадчивый голос вызывал больший ужас, чем мог бы вызвать приступ гнева, и он нежно водил ножом по ее телу и насмешливо уговаривал не кричать.
В ее снах он не останавливался. В ее снах она умирала, истекая кровью, Хаким одобрительно улыбался ей сверху, а Бастьен сидел в кресле, похожем на трон, женщины падали к его ногам, а он попивал виски из стакана и наблюдал.
Это еще можно было вытерпеть. Хлоя знала, что это сон, пусть и чертовски похожий на реальность, но крохотный неспящий участок мозга убеждал ее, что это всего лишь сон.
Однако сон не отступал так легко. Она больше не умирала, истекая кровью. Она лежала в белой постели, в кружевах, а Бастьен был на ней, был в ней, занимался с ней любовью с медлительной, порочной силой, и наслаждение было таким острым, что она ощутила, как содрогается ее тело даже во сне.
Ее бросало то в жар, то в холод, покрывала были слишком легки, слишком тяжелы, и она все время ощущала присутствие Бастьена, точно он заключил ее в объятия, его запах дразнил ее, когда она глубже уходила в свой сон. Она не хотела видеть эти сны, она не хотела вспоминать — хотела только тепла и темноты.
Где-то вдали церковный колокол пробил четыре часа. Ей нужно было встать и закрыть окно, но она наконец-то согрелась и могла теперь провалиться в сон. Утром, при свете дня, она сможет взглянуть в лицо реальности. В темноте она могла только прятаться.
Что-то было не так. Странно: ведь сейчас в ее жизни вообще мало что было «так», но нельзя цепляться за эти мысли, от них никакой помощи. Могут помочь только время и дневной свет.
Хлоя поерзала на своем тонком матрасе, натянула пуховое одеяло до самого подбородка и высунула из-под него руку, намереваясь достать пальто, которое забрала у Бастьена, и укрыться еще и им — еще одна защита против холода.
Но пальто не было там, куда она протянула руку — а она ведь бросила его поперек кресла.
Хлоя открыла глаза в темноте — и увидела, что сам Бастьен неподвижно сидит на полу рядом с ней, прислонясь к стене, и наблюдает за ней с полнейшим спокойствием.