— Очередное завоевание Жана Марка, — вздохнула Морин, входя в комнату. — Бедняжка. Вы все так походите друг на друга с вашими трогательными глазами и милыми личиками. Жан Марк никогда не мог устоять перед милым личиком. — Она говорила приветливо. Чемоданчик, принесенный с собой, Морин положила на постель и, склонив голову набок, принялась внимательно рассматривать Хлою. — Хотя ты вообще-то не его обычный тип. Замученные девицы его никогда не привлекали. Удивительно, что он сам от тебя не избавился.

Ее бесцеремонная речь вызвала возмущение Хлои.

— Он не мог бы…

— Уверяю тебя, не только мог бы, но и вполне может. Но по какой-то причине он решил тебя спасти и потому обратился ко мне за помощью. Как ты его называешь? — Она отщелкнула замок чемоданчика и принялась вытаскивать чистую одежду.

— То есть?

— Ну ведь не назвался же он Жаном Марком. Сомневаюсь, что даже это его настоящее имя. Наверняка он и сам его забыл. В последний раз, как я слышала, его звали Этьен.

— Это имеет значение?

— Никакого, — ответила Морин. — Тебе надо переодеться в чистое, прежде чем мы отсюда уйдем. Господи, что у тебя с волосами? Такое впечатление, что на тебя напал Эдвард Руки Ножницы.

— Я их срезала.

В чемодане были черные брюки, черная рубашка, даже черный бюстгальтер и трусики. Должно быть, это форменная одежда всех… шпионов. Агентов. Черт их знает, кто они такие.

— Вижу, что срезала, — откликнулась Морин. — Ладно, я уверена, что, когда ты вернешься домой, кто-нибудь сумеет это исправить. Давай переодевайся. — Она сидела, опершись спиной о стену, положив ногу на ногу, и ждала.

Меньше всего на свете Хлое хотелось устраивать перед ней стриптиз.

— Могу я ненадолго уединиться?

— Вы, американцы, до смешного щепетильны. Я думала, что время, проведенное с Жаном Марком, должно было избавить тебя от излишней стыдливости.

Хлоя ничего не ответила. Поскольку Морин явно не собиралась уходить, Хлое не оставалось ничего иного, кроме как стащить с себя одежду.

В комнате было холодно. Хлоя осмотрела свои руки, но синевато-багровые отметины уже почти сошли. Двое суток назад ее пытали, она истекала кровью, теперь же выглядела всего лишь слегка уставшей и слегка замерзшей.

Она потянулась за новой рубашкой, но Морин ее остановила.

— Снимай все, — приказала она. — Ты удивишься, если узнаешь, сколько всего можно выяснить, если присмотреться к одежде. Нам не надо, чтобы все пошло прахом.

— Понятия не имею, о чем вы говорите.

— Естественно. Снимай лифчик. Хотя в какой дыре ты раздобыла этот свой предмет, я просто поражаюсь. Точно не в Париже. Такие, наверное, носят монашки. У тебя что, совсем отсутствует вкус?

— Примерно так. А кто сказал, что мне подойдут вот эти вещи?

— Жан Марк сказал мне, какой размер ты носишь. Поверь мне, они точно подойдут. Слушай, ну и как он?

Хлоя неохотно переодела бюстгальтер под любопытным взглядом Морин, сменив простой белый хлопок на черную кружевную вещицу, которая и вправду сидела на ней как влитая.

— Как он что? — переспросила она.

— В постели, глупышка, — нетерпеливо пояснила Морин. — У нас с ним пару лет назад был роман, и я до сих пор вспоминаю его… мастерство довольно нежно. Не похоже, чтобы тебя хватило на то, чтоб ему соответствовать.

Хлоя быстро закончила переодеваться, не дав Морин возможности прокомментировать ее физические недостатки.

— Это не твое дело.

— Разумеется, мое. Я должна знать, насколько он увлечен. Последние несколько месяцев он вел себя странно, но влюбиться в невинную овечку — это чуть ли не самый странный его поступок.

— Он не влюбился в меня. Он просто чувствовал, что несет за меня ответственность после того, как… — Хлоя замялась, не зная, сколько в точности известно Морин.

— После того как убил Хакима, — докончила за нее Морин. — Что ж, по крайней мере, эту часть задания он выполнил как следует, — пробормотала она себе под нос. — Хотя почему он не подождал до твоей смерти — это выше моего понимания. Как и то, почему он не прикончил тебя, когда убедился, что ты еще жива. — Морин покачала тщательно причесанной головой.

— Он не собирался убивать Хакима…

— Разумеется, собирался. Именно это он и должен был сделать помимо прочего. Ты просто попалась ему на пути. Только не говори мне, что он сумел убедить тебя, будто расправился с Хакимом исключительно ради твоих прекрасных глаз.

— Нет, — уныло сказала Хлоя.

Хлоя встала, и, к ее ужасу, Морин принялась тщательно осматривать одеяло, затем сорвала его с постели.

— Не похоже, что вы здесь занимались чем-нибудь за время вашего пребывания, но никогда нельзя сказать наверняка. Лучше перестраховаться, чем жалеть задним числом, когда сделают анализ ДНК.

— Ты глубоко заблуждаешься. Бас… Жан Марк мной не интересуется. Я всего лишь обуза, которую он взвалил на тебя.

— Похоже на то. Но я не могу себе представить, чтобы он хотя бы не попробовал товар. У него отличный аппетит, а тебя он находит привлекательной, то есть для американки, конечно.

Хлоя ничего не ответила. Даже при свете, проникавшем в комнату из открытой двери, она чувствовала клаустрофобию сильнее, чем прежде, — должно быть, из-за ядовитых шпилек Морин.

— Мы выйдем когда-нибудь? Если можно, поедем прямо в аэропорт.

Морин захлопнула чемоданчик, в который впихнула сброшенную Хлоей одежду и снятое с постели покрывало.

— Да, — весело отозвалась она. — Пора отправляться. Но боюсь, что ты не доедешь до аэропорта.

С каждой минутой становилось все холоднее. Старый дом не отапливался, а несмотря на солнечные лучи, под которыми искрился снег, мороз как будто крепчал.

— Тогда куда мы направляемся? — спросила Хлоя.

— Я направляюсь к своему начальству, которому и доложу, что наконец исполнила поручение. А тебе, милая моя, никуда ехать не придется. Тебе придется умереть.

Инстинкты Бастьена всегда срабатывали безошибочно. Он знал, когда задание обречено на провал, когда другая сторона перевербовывает агента, знал, когда удар оправдан, а когда от него следует отказаться. Он знал, кому может доверять и до какой степени, и знал, кто в конце концов может его предать.

Это свое умение он то ли подрастерял за последний год, то ли все это попросту перестало его заботить. Его работа была несложной — он должен был избавиться от Хакима, проследить за перераспределением территорий и устроить так, чтобы Кристос не возглавил картель.

Но он перестал прислушиваться к голосам, которые предупреждали его об опасности. Нет, они не замолчали — они нашептывали ему что-то в самое ухо, эти тайные голоса, они предупреждали его. Предупреждали о чем?

Он вел машину по заснеженным улицам Парижа со своей обычной самоубийственной скоростью. Машин на дорогах было лишь немногим меньше, чем в обычные дни, но у них заметно уменьшилось пространство для маневра, и снегопад не улучшил поведения водителей. Автомобиль, который подогнала ему Морин, был БМВ последней модели, слишком мощный для езды по засыпанным снегом улицам, но он ловко лавировал и на всем пути до отеля лишь раз зацепил такси.

Такси. Того водителя, которого он связал, заткнув ему рот кляпом, и оставил в подземном гараже, нашли. Его нашли мертвым, его глотка была перерезана от уха до уха, как у Хлоиной подруги. Он должен был быть готов к этому — даже при всех его предосторожностях они все-таки сумели за ним проследить. Он захватил газету, когда отправился искать Морин, и в голове его промелькнула мысль о жене водителя, раздавшейся до размеров водяного буйвола, и их четверых детях. Если он провернет операцию за несколько дней, можно будет даже позаботиться о том, чтобы передать им сколько-то денег. Они не заменят им мужа и отца, но хоть немного уменьшат груз проблем, который обрушился на них стараниями Комитета.

Должно быть, это Томасон приказал его убить. Томасон его преследовал, Томасон убирал всех свидетелей, всех уцелевших. Должно быть, он видел Бастьена насквозь, хоть тот и умел искусно лгать. Это была стандартная оперативная процедура — организация, подобная этой, не могла бы просуществовать долго, если бы оставляла живых свидетелей, способных болтать и строить догадки. Секретность всегда оставалась важнейшим принципом — важнее даже, чем цель, которую они должны были достичь. Цель всегда была одна и та же — спасение мира. Но сколько бы людей он ни убивал, мир все никак не удавалось спасти.

Он приближался к отелю. Для него там был забронирован небольшой номер; большая часть картеля уже собралась, ожидали лишь приезда Кристоса. Бастьен был соответствующим образом одет и готов вернуться к прежней жизни, зная, что заботу о Хлое Андервуд взяла на себя лучшая агентесса из всех, кого он знал. Морин на пару с ним выполнила множество заданий, в последнем из которых выступала в роли его жены. Она в целости и сохранности доставит Хлою на самолет, после чего девушка перестанет быть их проблемой. Его проблемой. Собственно говоря, поручив Хлою попечению Морин, он уже выполнил свою часть задачи. Он был готов двигаться дальше, сосредоточившись на том, что имело значение, а не на том, что временно отвлекло.

И все-таки что-то было не так. Его что-то грызло, что-то теребило его нервные окончания, и он никак не мог определить, что же это такое. Он бы доверил Морин свою жизнь. Их связь переросла в крепкую дружбу, не регламентированную рамками всемогущего Комитета, и знал, что может на нее положиться.

Так почему же его так тянет вернуться? Что он хочет проверить?

Может быть, он просто слишком много труда потратил, чтобы избавиться от Хлои. Он уже много лет не позволял себе брать на себя ответственность за чужую судьбу, да еще так надолго. Не то чтобы он действительно беспокоился о Хлое, нет, в этом он не был уверен. Но он решил ее защитить, а это установило между ними некую связь, которую не установил даже секс.

Если все было так просто — он всего лишь не хотел от нее отказываться, — тогда он мог с легкостью игнорировать этот зудящий внутренний голос. Сентиментальности в его жизни не было места. Всякие следы ее стерлись давным-давно, да и существовали ли они на самом деле хоть когда-нибудь? Получив известие о том, что его мать и тетя Сесиль погибли при пожаре в афинской гостинице, он только пожал плечами. Эта часть его жизни осталась в далеком прошлом, и он давно выбросил ее из головы.

Точно так же ему надлежит выбросить из головы Хлою и сосредоточиться на завершении последнего задания. Она больше не была его головной болью, он за нее не отвечал. Собственно, он никогда за нее не отвечал. Просто решил позаботиться о ней, а теперь может про нее забыть.

Он развернулся на месте так резко, что машину занесло, она перегородила улицу, которая стала узкой из-за сугробов по обочинам, и очередное такси едва избежало удара. Он действовал как идиот и не собирался с этим спорить, но сейчас направлялся обратно, к старому дому на окраине Парижа. Может быть, просто чтобы попрощаться. Может быть, убедиться, что с ней все в порядке. А может быть, ему захотелось еще раз ее поцеловать. И заняться с ней любовью — по-настоящему, так, как она того заслуживала.

Этого не должно произойти. Если у него еще осталась хоть капля здравого смысла, он должен, игнорируя и предчувствия, и всякую прочую чушь, забыть этот эпизод и заняться делом. Ликвидировать Кристоса, а затем проверить, действительно ли Томасон собирается убрать также и его самого.

Но сейчас ему не до здравомыслия. И он не сделает ни шага к цели, пока не убедится, что его невольная подопечная находится в безопасности.

Хлое незачем было задавать дурацкие вопросы вроде «что ты имеешь в виду?». Она точно знала, что имеет в виду Морин. Знала с тех пор, как эта женщина вошла в их крохотное безопасное убежище, а Бастьен ее покинул, знала, несмотря на ее разговоры о новой прическе и фасонах нижнего белья. Эта женщина не собиралась переправлять ее ни на какой самолет. Вот для чего была нужна новая одежда: чтобы ее не могли опознать ни по каким меткам на собственных вещах. Чтобы не могли опознать ее тело.

Она уже перешла предел, за которым ужас был над ней не властен.

— Затем Бастьен и привел тебя сюда? — спросила она. — Потому что сам не мог этого сделать?

— Ах, Бастьен… Эта его ипостась не слишком удачлива. Если бы он сохранил свое прежнее «я», ты бы никогда не покинула замок. Потому-то я и здесь, что нужно устранить беспорядок, который он развел вокруг себя. Внимание к деталям — единственный путь к успеху.

Она стояла между Хлоей и открытой дверью. Она была выше, чем Хлоя, и, несмотря на изящную одежду, создавалось впечатление, что намного сильнее. К тому же Хлоя была не в лучшей форме.

Хлоя присела на краешек кровати в своей новой, идеально сидящей одежде и взглянула в глаза своей убийце. Оцепенение охватило ее, и она презирала себя за это, не в силах двинуться. Она будет сидеть здесь, как агнец, отданный на заклание мяснику, не оказывая ни малейшего сопротивления…

Черта с два не оказывая. Она выпрямилась, но Морин уже возвышалась над ней.

— Ты не желаешь послушно отойти в мир иной? — с легкой усмешкой поинтересовалась она. — Отлично. Ты слишком больно меня ударила, а я не собираюсь терпеть боль и выглядеть дурой в глазах моих старших товарищей.

— О чем ты говоришь?

— Жан Марк. Или Бастьен, или как ты там его зовешь. Ты просто очередной пример его непоследовательности. Ты свела его с ума. А он был человеком, которого нелегко свести с ума. Я убью тебя и тем самым сделаю ему подарок.

— Он для этого привел тебя сюда?

— Ты меня уже спрашивала, дорогуша. И как ты могла заметить, я не ответила. Будешь до самой смерти гадать, так ли это. А теперь вставай и пошли.

— Куда?

— Эта комната укреплена стальными щитами, а прямо под нами ванная. Они с большой вероятностью уцелеют, когда загорится эта старая поленница, а я не желаю полагаться на удачу. Достаточно одной ошибки.

— Ты собираешься поджечь дом? Тогда зачем было трудиться и менять мою одежду?

— Бог прячется в деталях. То есть в Бога я, разумеется, не верю. Впрочем, я всегда рассчитываю только на себя. Твои останки могут достаточно сохраниться, их найдут, а я не желаю, чтобы тебя идентифицировали. Если бы ты была немкой или англичанкой, я бы так не старалась, но американцы, когда их соотечественников убивают за границей, поднимают неимоверный шум. На выход, дорогуша. Мы уже и так слишком долго копаемся.

— А что, если я откажусь сдвинуться с места? Заставлю тебя убить меня здесь?

— Ты этого не сделаешь. Ты будешь оттягивать смерть, сколько сумеешь. Это в природе человеческой. Ты будешь выполнять все, что я тебе прикажу, в надежде, что отыщешь слабое место, получишь шанс на побег. Ничего ты не получишь, хотя и не в силах в это поверить. Поэтому сейчас ты встанешь, как я сказала, выйдешь через дверь, спустишься по лестнице и дойдешь до самого дальнего закутка на втором этаже. Там я перережу тебе горло, а затем подожгу дом. Я уже разложила в нужных местах горючие материалы.

Но Хлое было не до горючих материалов.

— Ты перережешь мне горло?

— Это наилучший вариант. Достаточно тихо — никакой пальбы, никакого грохота. Разве что ты немного побулькаешь, пока жива. Тебе может показаться недостатком то, что при этом ты умираешь не сразу, но для меня в этом как раз заключается достоинство. У меня к тебе личный интерес. Не только из-за Жана Марка. Обычно я не совершаю ошибок, но из-за тебя я ошиблась по-крупному. И собираюсь отомстить по всем правилам.

— Да о чем ты говоришь?

— Ты что, совсем тупая? О твоей подружке. У меня был номер квартиры, общее описание, и она оказалась на месте. Откуда мне было знать, что у тебя есть соседка? Я очень расстроилась, когда мне сказали, что я убила не ту.

— Расстроилась?!

На столе все еще стояла пустая бутылка из-под вина. Не то чтобы она могла послужить хорошей защитой против ножа или пистолета, но это было хоть что-то, если только у нее хватит храбрости.

— Хотя в конечном счете ничего страшного не произошло. Мне в любом случае пришлось бы ее убить — для этого просто нужно было дождаться другого приказа. Но на этот раз я выполню задание до конца, и больше никаких ошибок.

— Ты убила Сильвию?

Морин испустила раздраженное рычание.

— Ты что, оглохла? Разумеется, я ее убила. А она сопротивлялась куда ожесточенней, чем, похоже, будешь сопротивляться ты. В темноте она, наверное, приняла меня за грабителя, потому что дралась как дьявол. У меня еще синяки не сошли. Но ты-то, понятное дело, не доставишь мне проблем…

Хлоя врезала ей по лицу пустой винной бутылкой. Тяжелое стекло раскололось, но она уже неслась прочь, спасая свою жизнь, а позади нее в ярости визжала Морин.

Хлоя плохо помнила планировку старого дома, но даже панический ужас не помешал ей найти лестницу. За спиной послышался топот Морин, но у нее еще оставалось немалое преимущество, и она слетела по ступеням как молния.

Проскочив последний марш, она споткнулась, упала и потеряла драгоценные секунды. Прежде чем успела вскочить на ноги, маршем выше показалась Морин.

Лестница кончилась, Хлоя продолжала бежать, не оглядываясь, слыша за спиной, как приближается тяжелое дыхание Морин.

В последнее мгновение ей улыбнулась удача — она наткнулась на дверь, которая вела наружу, в сумрачную тьму, освещенную лишь белизной снега. Она находилась на верхней площадке лестницы, спускающейся во двор. Отсюда был виден даже белый холм, наметенный вокруг такси, на котором они приехали сюда, но все следы ног скрылись под глубоким снежным покровом, и снег лежал на каждой ступеньке сугробом по крайней мере в фут высотой.

Хлоя стала спускаться по ступенькам, увязая в тяжелом мокром снегу, но было уже слишком поздно. Она была на полпути, когда Морин догнала ее, вцепилась в короткие стриженые волосы и рванула назад.

— Сука, — прорычала она. По ее лицу стекала кровь. От былого шика и очарования не осталось ничего, она превратилась в разъяренную тигрицу. Схватив Хлою, она ударила ее и швырнула на заснеженные ступени. Небольшой нож удобно лежал в ее руке, и Хлоя ощутила мгновенно вспыхнувшее безнадежное отчаяние. Ну почему всегда возникает нож? Почему никто не пытается попросту пристрелить ее чисто и быстро, вместо того чтобы ковыряться в ее теле, точно хирург, наглотавшийся амфетаминов?

Она закрыла глаза, разом утратив всю храбрость, готовая встретить смерть, и услышала гортанный смешок Морин.

— Вот хорошая девочка, — сказала та. — Больше не перечит.

— Морин! Остановись!

Не может быть, чтобы это крикнул охрипший голос Бастьена — он ведь все и подстроил. Он что, изменил свое решение и вернулся? Изменил свое решение, как тогда в замке, и хочет ее спасти?

— Убирайся, Жан Марк! — со зловещим спокойствием произнесла Морин, не отводя взгляда от Хлои, лежащей на заснеженных ступенях. — Ты сам знаешь, что это лучший выход. У нас нет выбора.

— Отойди от нее! — Голос приблизился и звучал отчетливей, но Морин не слушала.

— Выбирай, Жан Марк, — продолжала она. — Ее или… — Ее голос прервал негромкий хлопок выстрела из пистолета с глушителем. Она изумленно перевела взгляд вниз, пробормотала: — Черт… — и, опрокинувшись на спину, соскользнула по снежному откосу лестницы до самой земли, упав к ногам Бастьена.

Там, где сползало ее тело, по снегу протянулся широкий алый след, ярко выделявшийся на снежной белизне. Хлоя дернулась, но голос Бастьена ее остановил:

— Не двигайся. — Слова его звучали странно безжизненно. Бастьен наклонился и без усилий поднял обмякшее тело Морин. Какое-то время казалось, что он забыл о Хлое. Он понес Морин к забытому такси, расшвыривая снег на своем пути. Дверца открылась с трудом: для этого понадобилось расчистить снежные наносы.

Хлоя поднялась, нетвердо держась на ногах, и сошла вниз по ступеням вдоль кровавого следа. Ноги ее увязали в глубоком снегу. Надо выбежать со двора и затеряться в путанице улиц, он не станет ее искать…

Она никуда не побежала.

Бастьен уложил Морин на заднее сиденье. Глаза ее были открыты, он протянул руку и нежно опустил ее веки.

— Прости меня, любовь моя, — прошептал он, попятился и закрыл дверцу.

Должно быть, его удивило то, что Хлоя стоит с ним рядом, так близко. Все в порядке, оцепенело подумала она. Она уже не в состоянии ни на что реагировать. Только могла стоять рядом с ним в сумрачном безмолвии зимнего вечера и смотреть на него — а снег падал и падал, засыпая все вокруг…