Лианна отшатнулась, словно Элиот оттолкнул ее. Вот оно! Вот момент раздвоения личности.

Она посмотрела на Термана. Лианна всегда знала его как блестящего профессионала, умеющего владеть собой. Однако сейчас лицо его стало печальным. Ему было мучительно жаль и того ребенка, и этого взрослого мужчину, который не может вынести боль, видя, как умирают его родители.

— А что делает Эдвард?

— Спит. Ему больно. Ох, Эдварду очень больно. — Элиот скорчился в огромном кресле, как будто эта боль была его собственной. И, разумеется, так оно и было.

— Но если Эдвард спит, откуда вы знаете, что ему больно?

— Я всегда чувствую, когда Эдварду больно.

— А он чувствует, когда вам больно. — Сделав такой вывод, Лианна ждала ответа Элиота, но когда его не последовало, она осознала, что не задала вопрос. — А Эдвард чувствует, когда вам больно? — Ответ она знала еще до того, как он прозвучал.

— Да.

— Могу я поговорить с Эдвардом?

— Нет.

— Почему?

— Он спит. — Элиот заерзал в кресле, будто пытался освободиться от воображаемого ремня. Чувствовалось, что он все больше раздражается. Лианна подумала, что в этом, без сомнения, заключается источник его клаустрофобии. Он был пристегнут ремнем на сиденье в искореженной машине, а родители умирали у него на глазах.

Для одного сеанса было вполне достаточно.

— Ладно, Элиот, теперь мы будем возвращаться из прошлого. Сейчас вам четыре года. Пять. Десять. Двадцать. Тридцать. Все, вы уже в настоящем времени.

Лианне показалось, что Элиот постарел прямо у нее на глазах. Подбородок выдался вперед и приобрел квадратные очертания, вокруг глаз появились морщины. Лианна понимала, что это всего лишь оптический обман — тусклый свет, перемена позы и выражения лица плюс ее собственное воображение, — и все же ей стало не по себе. Да и вообще вся ситуация сбивала ее с толку.

— Элиот, сколько вам сейчас лет?

— Тридцать четыре. — Голос его тоже стал прежним.

— Где вы находитесь?

— В вашем кабинете.

— Могу я поговорить с Эдвардом?

Элиот наморщил лоб, он пытался сосредоточиться и в то же время испытывал смущение.

— Эдварда здесь нет.

Лианна посмотрела на Термана и пожала плечами.

— Позволь мне попробовать, — прошептал Терман.

— Элиот, теперь с вами хочет поговорить Терман Пауэрс. Вы не возражаете?

— Нет.

Лианна откинулась на спинку кресла, наблюдая, как Терман пытается получить ответы на те же вопросы, которые она задавала Элиоту во время первого сеанса. Однако и он не добился желаемого результата. Не удалось ему также вступить в контакт с Эдвардом.

Наконец Терман сдался.

— Можешь выводить его.

— Элиот, все в порядке, сейчас вы начнете просыпаться. Проснувшись, почувствуете себя отдохнувшим и будете помнить все, о чем мы говорили. Считаю до трех. Один… вы просыпаетесь. Два… почти проснулись. Три. Откройте глаза.

Элиот выпрямился в кресле, на лице его была тревога.

— Ну, все так, как я и думал? — прямо спросил он резким тоном. — У меня раздвоение личности? Это я убил Кей Палмер?

— Проведенный сеанс ничего не доказывает, — возразила Лианна, уверяя в этом не только Элиота, но и себя. — Он дал нам отправную точку для работы. — Она изо всех сил старалась говорить спокойно, пряча свои отчаяние и печаль.

Лианна поднялась с кресла, включила свет, используя это время для того, чтобы собраться с мыслями.

Элиот был Эдвардом. Если у нее и имелись какие-то сомнения… или надежды, то теперь ей следовало отмести их. Элиот болен психически. Элиот был Эдвардом, а это означало, что часть Элиота ненавидит ее.

— Можете вы рассказать нам побольше о той автомобильной катастрофе? — спросил Терман.

Лианна отнесла свое кресло назад к столу и села в него, наблюдая за Элиотом, который снова выглядел мужчиной, умеющим держать себя в руках.

Элиот покачал головой.

— Нет, боюсь, что больше ничего не помню. Помню только то, что видел под гипнозом, но ведь это на самом деле не имеет ко мне отношения. Лианна сказала, что это будет выглядеть так, будто я смотрю кино. Все верно, так оно и было. Я помню, что смотрел это кино, но реально не участвовал в нем.

— А может быть, вы помните что-нибудь еще об Эдварде в этой катастрофе? — продолжал гнуть свое Терман. — Вы сказали, что он спал.

— Да. Мне кажется, я видел, что он сидит рядом со мной, пристегнутый ремнем, как и я. Вроде бы отдельно, но как бы он — часть меня. Он спал, а может, был без сознания. Вы считаете, что с этого момента у меня и началось раздвоение личности, да?

— Возможно, но на данном этапе мы не можем быть уверены в этом. Понимаете, нам никак не удается вступить в контакт с Эдвардом. Он дважды появлялся по собственной воле, но нам не удается вывести его на передний план вашего сознания. И пока мы этого не сделаем, не сможем установить окончательный диагноз.

— Но все шансы против меня, не так ли?

— Давайте не будем столь категоричны. Просто скажем, что у вас наблюдаются симптомы раздвоения личности. Однако видеть во сне, как вы убиваете женщину, еще не значит действительно убить ее. Вы же видели сон, как убиваете Лианну, а она жива и здорова.

Элиот поднял взгляд на Лианну, и она увидела в его глазах настоящую муку.

— Терман… доктор Пауэрс… вы не согласились бы заняться моим случаем? Думаю, лучше не впутывать в это Лианну. Я боюсь, что Эдвард… что-то натворит.

— Вы считаете, что Эдвард захочет причинить вред Лианне потому, что она лечит вас? А не думаете ли вы, что если лечить вас буду я, Эдвард попытается причинить вред и мне?

Элиот улыбнулся.

— С такой защитницей, как Дикси, у него ничего не выйдет. И кроме того, гнев Эдварда направлен на женщин. Теперь я в этом убежден.

— Это потому, что вы перестали дружить с ним, когда увлеклись в школе Кей? — вступила в разговор Лианна.

— Мне она нравилась, — признался Элиот. — И я позволил ей встать между мной и Эдвардом. А теперь Кей мертва.

Лианна перевела взгляд с Элиота на свой стол. Намек Элиота был абсолютно понятен. Она ему нравится, и он не хочет и далее злить Эдварда, поддерживая отношения с ней.

— Вы считаете, что, действуя в качестве врача, я тоже становлюсь между вами и Эдвардом? — спросила Лианна, игнорируя первую часть заявления Элиота.

— Совершенно верно.

— Я с удовольствием возьму вас пациентом, — сообщил Терман. От него тоже не ускользнул намек Элиота. — Расскажите мне, каким был Эдвард во времена вашей юности.

— Он не был убийцей. Мой друг… товарищ по играм, которого я создал в своем воображении, отличный парень. Мы всегда здорово проводили время. Ему нравилось все то, что делал я. Он был веселым, очень благодарил меня, когда я взял его с собой в школу…

— Благодарил? Довольно странное понятие в применении к воображаемому другу. Почему вы считаете, что он испытывал к вам благодарность?

— Не знаю. Наверное, мне просто необходимо было ощущать его благодарность за то, что я его друг и играю с ним, хотя маме и папе это не нравилось.

— Вы говорили, что его опечалило недовольство родителей. Расскажите подробнее об этом чувстве.

Элиот покачал головой.

— Вы понимаете, какое это безумие — обсуждать чувства того, кто не существует?

— Элиот, это не безумие, — заверила его Лианна. — Я понимаю, как вам трудно, ведь это нечто такое, что кажется совершенно бессмысленным в контексте вашей повседневной жизни. Но это не безумие. Вы сами выдумали Эдварда, когда были маленьким. Тогда он был необходим вам, и чем больше мы узнаем о нем как о ребенке, тем яснее станет картина его проявления в зрелом возрасте.

Некоторое время Элиот молчал, пристально, даже подозрительно глядя на Лианну.

— Ладно, — произнес он наконец, соглашаясь с ее доводами. — Значит, нам надо проанализировать поведение Эдварда. Сначала он расстроился. Он хотел, чтобы мама и папа относились к нему точно так же, как ко мне. Затем он разозлился. И каждый раз, когда мама и папа говорили что-то плохое о нем, он напоминал мне, что они — всего лишь приемные родители.

— Похоже, вас обижало отношение родителей к Эдварду, — заметил Терман.

— Нет, — медленно проговорил Элиот, словно обдумывая эту мысль. — Я на них не обижался. Но все же расстраивался, что они не понимают меня, когда речь идет об Эдварде. Родители хотели, чтобы я играл с настоящими детьми, а мне никогда не было с ними так весело, как с Эдвардом. Понимая, что они желают мне добра, я старался делать приятное им. Перестал заводить разговоры об Эдварде, хотя всегда брал его с собой, куда бы ни шел. Некоторое время его воспринимали и другие ребята, мы все вместе играли в игру, которая была секретом от взрослых. Но прошел всего год или два, и я осознал, что должен скрывать Эдварда и от ребят.

— Но продолжали дружить с ним вплоть до эпизода с Кей.

— Да.

— Понимаю. — Терман погладил усы. Лианне был знаком этот жест, означавший, что Терман переваривает полученную информацию.

— Однако я предал Эдварда, — взволнованно сказал Элиот, — поэтому он и убил ее. А когда я пришел к Лианне, чтобы снова избавиться от него, он решил убить и ее.

— Вы делаете слишком поспешные выводы, — возразил Терман. — Вы порвали со своим воображаемым другом ради девочки, в которую влюбились в школе. Но вы ведь даже не уверены, что Кей Бекер и Кей Палмер — одно и то же лицо. И не знаете наверняка, что ее убил Эдвард.

Элиот наклонился вперед, лицо его напряглось.

— Сегодня я виделся с мужем Кей. Он собирался дать ей развод. Поэтому у Кей имелся повод позвонить Эдварду и пригласить его отпраздновать это событие.

— Если только он говорит правду.

Элиот кивнул.

— Да, если только он говорит правду. Но я думаю… такое может быть.

Лианна почувствовала, что Элиот намеревался сказать: «Но я думаю, что он говорит правду», — однако передумал. Если он действительно так думает, то значительно возрастает вероятность того, что он убил эту бедную женщину. И Лианна обрадовалась, что Элиот не сказал этих слов, потому что тоже не хотела считать его убийцей.

— Вы сказали, что она позвонила Эдварду. Но насколько я знаю из рассказа Лианны, полиция сообщила вам, что у нее имелась ваша визитная карточка и что в салоне узнали вас, а не Эдварда.

— Да, это так.

— Значит, Эдвард пользуется вашим именем.

— Очевидно.

— Тогда откуда вы знаете, что это Эдвард?

Глаза Элиота расширились, словно от удара, затем сузились.

— Вы уже второй раз намекаете, что в моей голове существует еще один монстр.

Терман молчал, ничего не отвечая. Лианна была вынуждена подавить в себе настойчивое желание вмешаться в разговор и успокоить Элиота. Но теперь он уже был пациентом Термана. В основе любой реакции и теперь лежали личные чувства, и она становилась необъективной, и может даже вредной.

— Сменяющие друг друга личности не являются монстрами, — подал наконец голос Терман. — Это просто различные аспекты одной личности, как бы разведенные по разным комнатам. Надо сломать стены этих комнат, и тогда все эти личности сольются в одну. И если мы будем считать, что у вас действительно раздвоение личности, то первым делом вы должны будете признать существование этих личностей.

Мускулы на подбородке Элиота напряглись, он упорно не желал это признавать.

— Как вы смотрите на то, чтобы закончить на сегодня? — спросил Терман, не пытаясь надавить на Элиота. Он посеял семена и прекрасно понимал, что сделать большего пока не может. — Не хотите приехать ко мне домой в понедельник вечером, часов в семь, а?

— Я приеду, — согласился Элиот. Он понял, о чем говорил Терман, но все еще не мог признать частью себя такого злого и мерзкого типа, как Эдвард. Он вспомнил о своей юношеской проблеме с Кей Бекер, вспомнил даже ту автомобильную катастрофу, в которой погибли его родители. Так, может, больше его не будут мучить мысли и сны Эдварда?

Сильно надеясь на это, Элиот вышел с Терманом и Лианной на улицу.

— Позвоните мне, когда приедете домой, — попросила Лианна Термана.

Тот кивнул и замялся на секунду, переводя взгляд с Элиота на Лианну. У Элиота все внутри перевернулось от злости и презрения к себе. Неужели Терман намерен оберегать сейчас Лианну и останется с ними, пока он, Элиот, не уйдет? В кого же он превратился, если есть необходимость защищать от него женщину?

— Я позвоню, — пообещал Терман, переводя глаза на здание, из-за стеклянных дверей которого за ними наблюдал охранник. Затем он направился к своей машине.

Лианна посмотрела на Элиота.

— Наверное, завтра я вас не увижу. Тогда до следующей встречи.

— Да, думаю, не увидите.

— Терман хороший врач. Он вам поможет.

— Я знаю. Но вот вы оба говорили о слиянии личности Эдварда и моей. А мне этого не хочется. Я желаю избавиться от него. — Как он может принять в себя злого типа, который ненавидел Лианну, мечтал убить ее?

— Когда мы вступим в контакт с Эдвардом и выясним, почему он так зол, мы сможем вылечить эту злость, — пояснила Лианна. Такова была ее профессиональная точка зрения. Именно это и было нужно от нее Элиоту… и все же он хотел иного.

— Значит, теперь мне не следует задавать вам профессиональные вопросы, поскольку официально вы больше не являетесь моим лечащим врачом, да? — спросил Элиот, хотя подумал о другом: о том, что теперь ему вообще не следует разговаривать с ней.

— Ну что вы, можете задавать, — ответила Лианна.

В сумерках Элиот не мог разглядеть, но ему определенно показалось, что Лианна покраснела. Неужели ей в голову пришла та же мысль, что и ему? Раз он больше не ее пациент, то не существует запрета, касающегося личных отношений между врачом и пациентом. Но если он не сможет задавать ей профессиональные вопросы, то о чем он будет спрашивать ее?

Ни о чем, мрачно напомнил он себе. Его интерес к Лианне уже пробудил гнев и опасные мысли о ней у Эдварда.

Элиот сделал шаг назад, как бы уходя от Лианны.

— Спокойной ночи, — буркнул он, понимая, что слова прозвучали резко и недружелюбно.

Лианна посмотрела на него. В сумерках ее блестящие волосы казались темнее, а глаза — скорее серыми, чем голубыми. Губы Лианны в полумраке выглядели полураскрытыми, зовущими, жаждущими поцелуя.

— Спокойной ночи, — пробормотала она, но так и осталась стоять на месте, не сделав ни единого шага к своей машине.

Кроме них двоих на стоянке никого не было, уличные фонари еще не горели. Охранник в здании, наверное, вернулся к чтению своей книги. Элиоту надо было только чуть наклониться, и их губы соприкоснулись бы. Ему почему-то казалось, что Лианна не будет против. Но припасть губами к ее рту, прижать к себе ее стройное тело… Не подпишет ли он тем самым ей смертный приговор?

— Спокойной ночи, — повторил Элиот, повернулся и зашагал прочь, ругаясь про себя, но проклиная не Лианну и даже не себя, а обстоятельства, которые свели их, не позволяя быть вместе.

Эдвард кипел от ненависти.

Она точно такая, как и все остальные! Глаза его сверкнули, словно в мозгу вспыхнул огонь, и он внезапно переключил свое внимание на Элиота.

— Ты можешь слышать меня, Элиот, не так ли? Но не можешь блокировать, когда спишь, а скоро не сможешь в любом состоянии.

Эта твоя Лианна, она такая же, как и твоя мать… приемная мать. Не наша настоящая мать. Она — как твоя первая учительница, как Кей, как все другие девчонки… Теперь вот Лианна Уорнер. Каждая из них приложила руку к тому, чтобы я оставался в тюрьме. Они разлучили нас, тебя и меня. Это им удалось, но только потому, что ты сам позволил им сделать это.

Ты загнал меня в глубь своего сознания. В кино ты ходил с ними, а не со мной. Это твоя вина, что я не смог появиться до сегодняшнего дня. За тобой должок, Элиот. Убив Лианну, я избавлюсь от нее, и ты будешь страдать, потому что она тебе нравится, не так ли? Ты пойдешь в тюрьму за ее убийство и за убийство Кей. Ты прав относительно Кей. Кей Палмер и есть Кей Бекер. Я наказал ее за то, что она разлучила нас.

Теперь я намерен наказать и тебя. Скоро ты окажешься в тюрьме, а я буду свободен, буду наслаждаться тем, чем наслаждался ты без меня все эти годы. Настала моя очередь.

Посмотри на меня, Элиот. Я с каждым днем становлюсь все сильнее. Теперь ты от меня не уйдешь. Когда мне требуется твое внимание, я получаю его. Ты больше не можешь меня игнорировать, как бы сильно ни старался.

Эдвард последний раз затянулся сигаретой, швырнул окурок на тротуар и затоптал его. Затем он двинулся к дому Лианны, прошел по дорожке, завернул за угол, проверяя, нет ли открытого окна. Очень удобно, что вокруг много зелени, много мест, где можно спрятаться.

Все окна оказались заперты. Ну и ладно, он все равно пока не готов. Надо сделать еще кое-что.

Он вернулся к окну, которое выбрал раньше, прислонился к нему, закрыл глаза и принялся обдумывать свои дальнейшие планы. Представил себе, как снова смотрит на это окно, увидел в мыслях, как забирается через него в дом Лианны.

Внутри было тихо, дом казался пустым. Пока лишь неясные очертания, мебели как бы нет, все нереально, как во сне. Он мог видеть прихожую и входную дверь, возле которой стоял, когда она едва не пригласила его в дом. Да, эту часть дома он видел, мог четко представить себе, но дальше проникнуть не удалось.

— Она каким-то образом догадалась, что это я, а не ты. Она назвала меня Эдвардом и захлопнула дверь перед моим носом. Но это не имеет значения. В следующий раз все будет иначе. Она от меня не ускользнет. Разве я уже не доказал, какой я сильный и умный? Я гораздо сильнее тебя, Элиот. И умнее.

На первом этаже ее, конечно, не будет. Она спит на втором этаже, там он и видел ее через окно, когда стоял на другой стороне улицы.

Через секунду он в мыслях уже стоял в спальне Лианны. Она лежала на кровати под белым покрывалом, голова покоилась на белой подушке.

— Черт побери, да что она о себе возомнила? Ишь ты, кругом все белое. Кого она пытается одурачить? Может быть, тебя, Элиот, но не меня. Я знаю, что не такая уж она чистая и целомудренная, знаю, она — зло. Очередная женщина, которая пытается избавиться от меня.

Он наблюдал, как она дышит, как вздымается и опускается грудь.

— Ты ведь думаешь об этой груди, не так ли, Элиот? Ты фантазируешь, как касаешься ее, целуешь. О да! Мне известны твои мысли, как и тебе известны мои.

Он подошел к постели и положил ладони на груди Лианны, затем крепко сжал их.

— Смотри внимательнее, Элиот. Тебе тоже этого хочется, да?

Лианна открыла глаза, и он увидел в них боль, пробуждающееся понимание того, что сейчас произойдет с ней. Ее глаза были похожи на глаза Кей Палмер в тот момент, когда та все поняла.

— Элиот, ты хочешь отвернуться, да? Нет, я хочу, чтобы ты смотрел внимательно. Смотри, что сейчас с ней будет.

Медленно, осторожно он перенес ладони на горло Лианны и сжал пальцы, наблюдая, как ее глаза вылезают из орбит, губы раскрываются, тщетно пытаясь глотнуть воздух. Ее агония доставила ему наслаждение, возбудила и наполнила силой.