Домик возле парка
Фрамуга разбилась вдребезги; и осколок стекла, пролетев через комнату, впился в щеку Джона.
Булыжник, величиной с половину кирпича, упал на кружевную скатерть, покрывавшую полукруглый журнальный столик возле окна, и осколки градом посыпались туда, где мгновенье назад стояла Андреа.
Из раны на виске, у самого глаза Джона, полилась кровь, она стекала по щеке на белый воротник рубашки; на какой-то миг в комнате все замерло, кроме этой маленькой, появившейся вдруг струйки.
Брат и сестра застыли на месте, вглядываясь в черноту ночи.
Легкий ветерок, влетев через зияющую дыру в окне, всколыхнул штору, Андреа повернулась и истерически закричала:
— Ты ранен!
Джон дотронулся до порезанной щеки и с изумлением посмотрел на окровавленные пальцы.
— Хулиганьё, — сказал он.
Он бросился к двери и распахнул ее. Из темноты проступили просторы парка, обрамленного высокими эвкалиптами и мрачными смоковницами. На вершине холма шелестел листьями ветер; на обнесенном белой оградой широком овальном стадионе было пустынно — лишь звезды да уличные фонари тускло освещали его.
— Может, это случайно, — робко, неуверенно сказала Андреа.
Она старалась видеть во всем только хорошее, и Джон пробормотал что-то, как бы соглашаясь, хотя знал наверняка, что никакой случайности здесь нет. Если бы это был крикетный мяч…
Никто не бежал по парку, у входа не видно ни одной машины. А может, она только что отъехала?
Из соседних кварталов доносился глухой шум редких автомобилей.
— Боже мой, всё в крови! — крикнула Андреа и бросилась за пластырем..
Когда она вытирала его лицо влажным полотенцем и накладывала пластырь, зазвонил телефон. Джон, сидевший на ручке кресла, чтобы сестре было удобнее, встал и взял трубку.
Хриплый, низкий и приглушенный голос сказал:
— Ну как, Дарби, доволен? Это только начало.
— Кто говорит? Кто это? — Джон поспешил прервать хриплый грубый смех.
В голосе появился металл.
— Можешь не сомневаться, не твой друг. И камушек этот — не с неба свалился. Это для тебя, Дарби. Мое дело — предупредить.
— Но я не… Послушайте! Кто это? Кто говорит?
Голос снова изменился, из трубки хлынул поток площадной брани. Остолбенев от изумления, Джон прикрыл рукой трубку, прежде чем повесить ее, — сестра стояла совсем рядом, за его спиной.
Не успел он сделать и трех шагов, как телефон зазвонил снова, машинально Джон снял трубку и услышал тот же голос.
— Знай, Дарби, — ты у меня в руках. Мне все известно про твоих баб; мне много чего известно. И камушек этот — первый. Погоди, дождешься второго. И передай своей сестрице…
Нецензурные слова сыпались в таком изобилии, что теряли свое значение. Они звучали странно, словно их произносил намеренно человек, не понимавший их смысла. Джон нажал на рычаг — брань прекратилась.
— Кто это? Кто это? — повторяла Андреа дрожащими губами, раскрыв широко глаза.
— Иди спать, родная. Успокойся. Я все выясню. Иди ложись, я принесу тебе молока.
— Может, это просто шутка.
«Ничего себе шуточка», — подумал он.
— Надеюсь, ты права, малышка. А теперь иди ложись.
Телефон зазвонил опять, когда он разогревал молоко на газовой плите. Он снял трубку, поднес ее к уху и сразу же нажал на рычаг, но трубку на место не положил.
Сестра позвала его, он принес ей чашку молока и поставил на столик возле кровати; Андреа схватила его за руку.
— Мне страшно, — шепотом сказала она, он погладил ее по плечу.
— Не беспокойся, дорогая, — бодро сказал он. — Я позабочусь обо всем.
— Неужели это сэр Джеймс? Неужели он подстроил все это? — спросила она и посмотрела поверх шторы — в бемском стекле фрамуги отражались возносящиеся к звездам огни особняка. — Мы стали ему поперек горла, ты же знаешь, что это за человек.
Он рассмеялся, но смех прозвучал натянуто.
— Сэр Джеймс не посмел бы. Не станет он рисковать своей репутацией, — сказал Джон.
Он поцеловал сестру в щеку и, выключив верхний свет, вышел из комнаты.
Ha следующий вечер, когда другой камень разбил еще одну фрамугу, у Андреа началась истерика.
Теперь они не появлялись на крытой веранде, выходящей в парк. Летом она служила укрытием от жары, но из предосторожности, несмотря на духоту, они оставались в гостиной.
Джон взял сестру на руки, успокоил ее и отнес в кровать, а потом вернулся, чтоб позвонить в полицию.
Бодрый голос с убийственной медлительностью расспрашивал его о подробностях происшествия.
— Пришлем машину, — сказал он.
Не успел Джон окончить разговор, телефон зазвонил снова. На этот раз он несколько минут слушал, как его поносят. Голос был не тот, что накануне, — брань для него была делом привычным. И на этот раз Джона обвиняли во всех смертных грехах, в том, что нормальные люди считают половыми извращениями, а Джон, как известно, был человеком нормальным.
Нажав на рычаг, Джон Дарби позвонил на телефонную станцию, и ему обещали переключить аппарат на одностороннюю связь, а до замены номера контролировать все звонки.
Двое прибывших полицейских действовали педантично, но по-деловому. Они осмотрели разбитые окна — первое временно закрывала асбестовая плита, возле другого на полу веранды все еще были разбросаны осколки.
— Здоровенный булыжник, — сказал один из полицейских, — с большого расстояния не кинешь.
— Значит, тот, кто бросал, рассчитал все как надо.
Джон был благодарен полицейским за то, что они не стали допрашивать сестру; и в лучшие времена Андреа стеснялась незнакомых людей, нервы у нее были не в порядке.
Любое нарушение заведенного уклада выбивало ее из колеи, и он уже договаривался о том, чтобы отправить Андреа на ферму к старшей сестре; это был вынужденный шаг — характер у его зятя был тяжелый.
Полицейские осмотрели участок.
— Они могли появиться откуда угодно, — сказал один из них. Он был прав. Овальная форма стадиона делала его доступным со всех пяти улиц.
— У вас возле дома нет наружного освещения, — сказал другой полицейский, как бы обвиняя.
Джон сделал попытку оправдаться.
— Но, позвольте, в этом не было необходимости. По вечерам, в хорошую погоду, я даже бегал по краю поля для тренировки — и света вполне достаточно, через дорогу на улице горят фонари. Но я непременно установлю наружное освещение. Перед входной дверью повешу лампу побольше.
— Вот это правильно, — одобрил полицейский, тот, что помоложе, а другой сказал:
— А я бы и сам не прочь потренироваться в беге.
— Я теперь не бегаю, — сказал Джон. — Не могу оставить Андреа одну.
Через пять минут после отъезда полицейской, машины примчалась «скорая помощь». Сидя у кровати сестры, Джон услышал вой сирены — сердце его упало: он понял, куда спешит эта машина.
Взвизгнув тормозами, «скорая помощь» остановилась перед большим, сверкающим огнями особняком, где царил сэр Джеймс, — у подъезда там всегда стояло несколько автомобилей, — а потом повернула к погруженному в темноту коттеджу Дарби.
Шофер выпрыгнул из кабины и побежал по дорожке.
— «Скорая помощь», — объявил он, когда властно прозвучал звонок и Дарби открыл дверь.
— Вас не вызывали, — возразил Дарби.
Шофер проверил адрес, записанный в наряде. Джон отрицательно покачал головой.
— Все правильно, рядом с парком… Других домов здесь нет?
— Это сделали нарочно. У нас тут неспокойно.
В эту ночь ему, видно, не суждено было заснуть. И когда в дверь постучали, он взял в руки палку. Перед ним стоял Билл Гейдж, сосед, живущий в доме у дороги.
— Зашел узнать, не нужно ли чего, — сказал он. — Звонил по телефону, но меня не соединили, пришлось отвечать на кучу разных вопросов, похоже, у вас тут какие-то неприятности.
— Неприятности — это точно, — шепотом сказал Джон.
— Я видел, как к твоему дому подъехала полицейская машина, а потом «скорая помощь».
Гейдж, глядя на осколки стекла, все еще не убранные с пола, хотел было пройти в знакомую уютную комнату, но Джон подтолкнул его к дверям и вышел за ним на тропинку.
Они остановились в тени под большой магнолией, и здесь Джон рассказал ему о событиях двух минувших ночей.
— Меня трясет как в лихорадке, — сказал он, — места себе не нахожу. Но нельзя подавать виду: Андреа — комок нервов. Бог даст, отвезу ее завтра к Мардж; хоть она будет в безопасности.
— Но кому понадобилось все это? Ты подозреваешь кого-нибудь? — спросил Билл. — Послушай, а может, это агенты по продаже недвижимости? Я слышал, они нанимают хулиганов, чтобы те выживали жильцов. Читал где-то о бандах, которые могут освободить любой дом. На Кингс-кроссе нанимают молодых ребят, чтобы эта шпана всю ночь напролет орала и буянила под окнами. А ведь агенты по продаже недвижимости обращались к тебе?
— Да. Но все было по закону. Ассоциация футболистов хотела устроить здесь свой клуб. Они не могли найти подходящего дома на территории парка.
— Как же, помню, они заручились поддержкой больших шишек.
Но они действовали в открытую, а потом сделал заход Дестрайн со своими миллионами. — Он кивнул головой в сторону особняка.
— Сэр Джеймс? На него это похоже. На каждом Шагу вопит о том, что твой домишко портит вид из его окон. А цену-то он предлагал приличную?
— Солидную. Но я не хочу уезжать отсюда. И когда я отказался, он взвился. С тех пор добрым соседом его не назовешь.
— А раньше у вас с ним все было в порядке? И зачем это ему понадобился твой дом?
Особняк Дестрайна стоял на просторном участке, окруженный тенистыми деревьями; к нему вели асфальтированные дорожки для подъезда машин.
— Он объяснял мне: надо будет вырубить большие деревья, сделать теннисный корт. И футбольная Ассоциация, пожалуй, сможет устроить здесь свой клуб. Да и сам он не прочь был выступить в роли щедрого патрона: эдакий благородный жест — на благо общества. Правда, разговоры эти он вел в прошлом году, до того как ему пожаловали дворянство.
— И он продолжает давить на тебя?
— Ну как тебе сказать, не то чтобы в открытую. С тех пор ко мне, правда, не раз обращались со странными предложениями. Месяца два подряд приставал какой-то тип с кукольным личиком, плел всякую сентиментальную чепуху.
Разговор с Биллом немного успокоил Дарби.
После ухода Гейджа к особняку собственной персоной подкатил сэр Джеймс. Он вылез из машины и вбежал в дом с видом человека, озабоченного важными делами.
Наутро, когда Дарби проснулся, в комнате воняло, как в хлеву. Бочки с навозом опрокинули прямо на крыльцо, и вонючая жижа через входную Дверь вползала в дом.
Он получил освобождение с работы, собрал вещи рыдающей Андреа и повез ее к сестре на ферму, жила она далеко, за девяносто миль.
По пути он заехал к электрику и ненадолго появился в чертежном бюро, где занимал должность старшего служащего — он имел право принимать самостоятельные решения при условии, что впоследствии их одобрит Совет директоров, и получал за свои труды весьма скромное вознаграждение.
В этот вечер он ужинал в городском ресторане. На обратном пути при виде «роллс-ройса» у соседских ворот Джон Дарби принял решение. Он поднялся к особняку по асфальтовой дороге и позвонил у входной двери. Сэр Джеймс открыл тотчас же; можно было подумать, что он ждал его.
— У меня возникли кое-какие неприятности, — начал Дарби; узкие, как у ящерицы, глазки сэра Джеймса были непроницаемы.
— Весьма сочувствую, Дарби, — сказал он. — Видит бог, весьма сожалею. В таких случаях трудно помочь. Когда за тобой начинают охотиться — плохо дело. Но вы меня удивляете. Я и понятия обо всем этом не имел.
— Я-то думал, что вы по крайней мере слышали вой сирен, — возразил Джон.
— Видите ли, я редко бываю дома. Особенно в последнее время. Вот и сейчас я должен бежать. — Он взглянул на часы, массивное изделие с множеством циферблатов. — Боже праведный, я уже опаздываю. Рад бы помочь вам, Дарби. — С этими словами сэр Джеймс захлопнул дверь.
Джон направился к своему домику, который все еще казался ему уютным и приветливым. Он остановился возле почтового ящика и вынул оттуда конверт без адреса, где лежал ключ от входной двери.
Он обошел дом сбоку, там, где чахлая живая изгородь отделяла крытую веранду от парка, — красные перышки каллистемона только-только начали проклевываться на свет божий.
Вверху на крыше, под карнизом, электрик установил несколько больших ламп. «Нельзя сказать, что красиво, зато будет светло, — подумал он. — И выглядит вполне внушительно».
Вечером, вынося мусор, он заметил, как на дорогу выскользнул «роллс-ройс».
Минут через двадцать третий камень врезался в третье окно. Джон бросился к новому рубильнику — поток света залил все вокруг; где-то в глубине парка мелькнул человек; петляя, он бежал к воротам, откуда доносился шум включенного мотора автомобиля; судя по звуку, машина была спортивная.
Джон выскочил на улицу и наткнулся на взволнованного Билла Гейджа.
— Я засек его, Джон. Я запомнил его номер, — взволнованным шепотом сказал Гейдж, — какой-то парень в спортивной машине; он только что проехал мимо с выключенными фарами. Ты устроил в парке настоящую иллюминацию!
— Как тебе удалось засечь его? — спросил Джон.
— Я заметил эту машину примерно полчаса назад. Хотел позвонить тебе, но вспомнил, что у тебя изменился номер телефона. Он ехал по дороге с выключенными фарами; когда машина остановилась, я, честно говоря, подумал, что какой-то тип приехал в парк поразвлечься со своей пташкой. Но он дважды просигналил фарами. И тогда я вернулся, чтобы посмотреть, в чем дело. Никакой пташки. Сидит один в машине за рулем. И тогда я записал его номер. Номер — Н. П., знаешь, бывают такие с инициалами владельцев. Н. П. — 1304. «Странно, — подумал я, — сидит за рулем один, сигналит». И тут на своем «роллс-ройсе» появился сэр Джеймс; развернулся на полном ходу — только его и видели. А потом я услышал звон стекла, увидел яркий свет в парке и как отъехала спортивная машина. Хорошо, что я следил за ним. Далеко он не уехал. Я слышал, как он остановил машину.
— Странно, не станет же он возвращаться, по крайней мере сегодня. — Джон подумал немного. — А может, он остановился, чтобы подобрать своего напарника.
— Похоже, он заехал на соседнюю улицу. Может, он еще там. Пойдем посмотрим. Кашу маслом не испортишь.
Брэндон Мьюс был небольшим тупичком, туда редко заглядывали люди, разве только в дни футбольных матчей — пройти на стадион и оставить свою машину.
Так и есть. Черная спортивная машина, одна из последних моделей, стояла в темном закоулке.
— У самого входа к Дестрайну, — многозначительно заметил Гейдж.
Они притаились в тени деревьев, не сводя глаз с проема, темневшего в высокой кирпичной стене.
Примерно через час оттуда вышел худощавый молодой человек. Он захлопнул за собой дверь и направился к машине.
Джон преградил ему путь; до Билла донеслись их голоса.
Потом Джон окликнул его:
— Билл, иди-ка сюда. Есть на что посмотреть.
Билл стал так, что незнакомец оказался прижатым к стене между ним и Джоном. Вблизи он оказался не таким уж молодым. Худощавый, одетый по моде человек с аккуратно уложенными волнистыми волосами.
— Ваша фамилия? — спросил Джон.
— Ричардсон. А ваша?
— Думаю, вам это известно. А как ваше имя?
— Ноэл. Ноэл Ричардсон, если угодно.
— А что вы здесь делаете?
— Приехал в гости к друзьям. Послушайте…
— Значит, ваш друг сэр Джеймс? Сколько же времени вы пробыли у него?
— Весь вечер. Можете проверить, если хотите. Я провел у него целый вечер. А по какому, собственно, праву вы учиняете мне допрос?
— Готов ответить. Видите ли, я — ученый. Изучаю лжецов. Билл, обрати внимание, перед нами человек, у которого отшибло память. В прошлый раз он отрекомендовался Андерсоном. Ноэлом Андерсоном. Я не ошибаюсь, мистер Андерсон?
— Я вижу вас впервые в жизни.
— Ноэл Андерсон. Тот самый, которому понадобился мой дом для овдовевшей матери. Больная престарелая мамочка мечтает провести остаток дней в доме, где она родилась, возле парка, где играла в детстве. У вас что, память отшибло? Разве вы забыли, что хотели купить мой дом? Кому он нужен, мистер Андерсон? Вашему другу, сэру Джеймсу?
— Не понимаю, о чем речь…
— Разделаем его под орех, — сказал Билл Гейдж, глядя на хлипкого Андерсона.
— Не тронь его. Посмотри, запомни его хорошенько, и пусть убирается на все четыре стороны.
— Не понимаю, с чего это вы так взъелись на меня, — сказал Ричардсон-Андерсон. Но удалился он весьма поспешно.
— Теперь все ясно, — сказал Билл, — это сэр Джеймс. Как пить дать. Денег у него — куры не клюют. И все подонки округи работают на него.
— И все-таки невероятно, что все это происходит чуть ли не в его собственном доме…
— Известный хапуга. Это ни для кого не секрет, — сказал Билл, — такая у него слава. Никто не должен стоять у него на дороге. Когда он скупал коттеджи на снос в Кеннигтоне, чтобы построить на этом месте универсальный магазин, говорили всякое… И потом этот громадный торговый центр на побережье.
— Но всему есть предел, — упрямо сказал Джон, — Он не имеет права нарушать закон, когда ему вздумается, и считаться только с собой.
— Но у него есть друзья в верхах. Они его в обиду не дадут.
— Со мной у него ничего не выйдет, — сказал Джон. — Не может он заставить меня делать то, чего я не хочу. Закон на моей стороне.
— Венок будет доставлен. Похоронных дел мастер явится в положенный день и час. Как в кинофильмах, — заметил Билл, но шутка не получилась.
Мимо пронеслась пожарная машина, она затормозила у ворот парка. Джон бросился туда. Билл следом за ним.
Пожарные бегло осматривали домик без малейших признаков дыма; один из них записывал что-то в свой блокнот; подъехала еще одна пожарная машина с небольшим прицепом.
Уличное происшествие привлекло зевак, но, когда стало ясно, что ничего особенного не происходит, люди начали расходиться.
Дожидаясь возвращения Джона, Билл перекинулся несколькими фразами с шофером пожарной машины; вскоре пожарные уехали.
— Туго тебе приходится, — сочувственно сказал он.
— Не знаешь, на каком ты свете, — согласился Джон Дарби. — Я опять позвонил в полицию. С минуты на минуту они будут здесь.
Полицейские не заставили себя долго ждать.
Пока Джон о чем-то говорил с ними, Билл стоял в стороне. Потом офицер, сидящий в машине слева, подозвал его.
— Вы видели парня в спортивной машине? Запомнили его номер?
— Н. П. — 1304, — сказал Билл, утвердительно кивнув головой.
— Тогда все просто, — сказал полицейский и вызвал по рации полицейский участок.
— Он назвал себя Ричардсоном, но его фамилия может быть и Андерсон, — добавил Джон, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
— Вполне возможно, — сказал констебль, положив микрофон. — Но машина зарегистрирована на имя Ноэля Петерсона, проживающего по Малберри-стрит, дом 18, квартира 27.
— Он самый, говорил, что его зовут Ноэл.
— Похоже на правду, если только он не угнал чужую машину. Мы проверим это.
— К тому же Малберри-стрит, — возбужденно сказал Джон, — находится за Кеннигстонским универмагом, принадлежащим Дестрайну. Там всего лишь один много-квартирный жилой дом; он тоже принадлежит Дестрайну.
— Предоставь это нам, — сказал полицейский, — Мы наведем справки.
— Но они творят бог знает что, — сокрушенно сказал Джон, — Вот уже четыре ночи я не смыкаю глаз.
— Следующую ночь ты проведешь спокойно, — сказал Билл Гейдж, и все с удивлением посмотрели на него; полицейский за рулем заерзал на сиденье.
— У Дестрайна завтра большое торжество — десятилетие со дня бракосочетания. Добрая половина политиканов явится отмечать это событие.
— Не торопитесь со своими домыслами, — строго сказал офицер. — Не вешайте всех собак на сэра Джеймса. Положитесь на нас. Это наша работа.
Торжество в особняке удалось на славу. Его не омрачали ни звуки сирен, ни звон разбитого стекла. За порядком наблюдали унылые, сонные полицейские — два наряда, — по одной машине на каждой улице.
На следующий вечер одна из этих машин остановилась у ворот Джона. За рулем сидел полицейский.
— Я проверил адрес, — с гордостью объявил Джон, — адрес владельца спортивной машины.
— Я же говорил вам, что мы разберемся во всем сами, — заметил полицейский, младший из тех двух, что приезжали накануне; он чувствовал себя не в своей тарелке.
— Да, но я сделал это так, что и комар носа не подточит. Петерсон, который проживает в этой квартире, и есть тот самый человек за рулем спортивной машины. Именно он называл себя Ричардсоном и Андерсоном. Он работает на магазин Дестрайна, и квартира его принадлежит Дестрайну. Вот где собака зарыта.
— Послушайте, — сказал полицейский, — мне велено кое-что передать вам: не лезьте на рожон. Прекратите, пока не поздно. Это совет людей сверху.
Джон уставился на него.
— О чем это вы?..
— Не лезь на рожон, старина. Тебя предупреждают.
Джон остолбенел. Потом повернулся — перед ним в глубине парка, в море огней сиял особняк. У подъезда — припавший к земле, будто готовый к прыжку, «роллс-ройс». Сквозь зашторенные окна пробивался красноватый свет. И вдруг, стоя у полицейской машины в пустынном парке, он остро ощутил свою беспомощность.
— Послушай — кто же меня предупреждает? — спросил он.
— Я же сказал — сверху. Это пока совет. Дружеский совет. Не больше. За этим я и приехал.
Боль беспомощности сменило отчаяние обреченности.
— Что же все это значит? — закричал Джон, хотя знал ответ наперед.
— Не лезь на рожон. Ничего не добьешься. Так и запомни, — сказал полицейский и включил скорость.