Весь остаток вечера Дорис провела в ощущении какого-то нереального и малопонятного счастья. Она честно пыталась собраться, выискивала какую-нибудь свою самую соблазнительную блузку, шла ее примерять. Вспоминала Стива и его жадный горячий взгляд. Его бережные и страстные руки. А потом выныривала из грез… все с той же блузкой посреди комнаты. И еще несколько мгновений не могла понять, куда и зачем она шла. В конце концов, списав все на усталость, Дорис решила ложиться спать, чтобы завтра встать пораньше и с ясной головой закончить сборы.

Однако утренний звонок будильника показался ей резким отвратительным звуком бензопилы, которая пытается вскрыть ее черепную коробку.

Откуда такие странные ассоциации? — вяло подумала Дорис, но ответ потонул в головной боли. Ее знобило, ломило виски, а горло казалось распухшим изнутри и шершавым, как старая кора. Еще плохо соображая, что с ней происходит, Дорис сделала героическую попытку добраться до ванной. Добралась. Но то, что она увидела в зеркале, заставило ее об этом пожалеть. На Дорис смотрело зеленовато-белое лицо с красными глазами и волосами-паклей, сухо торчавшими во все стороны.

— У-у-у, — в тупой досаде мычала Дорис, проделывая обратный путь на подгибавшихся ногах.

Спокойно, сейчас я выпью аспирин и еще чего-нибудь убойное. И через пару часов буду в порядке. Она ведь пообещала Стиву! Эта мысль казалась ей самой главной из всей той сутолоки, которая теснилась в мозгу, как в переполненном автобусе.

Им просто тесно. Вот почему, наверное, так голова болит, осторожно укладываясь на подушку, думала Дорис. Она пообещала себе, что полежит совсем чуть-чуть, а потом пойдет на кухню искать это проклятущее лекарство. Пообещала — и провалилась в грязный снег болезненного сна.

Ей снилось, что кто-то забивает гвозди в луну. Та гудит как большой серебряный гонг и противно дребезжит. Дорис зажмурилась, пытаясь перебраться в другой сон, не так похожий на кошмар сумасшедшего музыканта, но вместо этого проснулась. На тумбочке рядом с кроватью заходился сотовый телефон. Вялой рукой она нащупала трубку.

— Стив?

— Прости, я тебя разбудил? — Голос у Стива был бодрый и очень теплый. Видимо, он пребывал в отличном расположении духа.

— Нет, все в порядке, — как могла членораздельно сказала Дорис.

— Мне не нравится твой голос. Сейчас ты мне расскажешь, что у тебя происходит. Только вначале продиктуй, пожалуйста, данные своего паспорта и страхового полиса. Скоро подойдет моя очередь в билетную кассу.

— Ох да, сейчас… — Дорис попыталась встать и зашлась сухим кашлем.

— Эй, ты что? — Обеспокоенный голос Стива доносился до нее как сквозь вату.

— Стив, прости, я заболела. — В мозгу пронеслась какая-то очень нелепая детская мысль. Сейчас он обидится, улетит один — и она его больше никогда не увидит.

— Дорис, держись, я сейчас еду. Только открой входную дверь. Сможешь? — Стив говорил очень собранно. — Какие нужны лекарства? Еда у тебя есть?

— Есть. Не знаю. Болит горло и голова, — прошелестела Дорис, надеясь, что он разберется, какой ответ относится к какому вопросу.

— А температура какая? — судя по всему, на ходу спрашивал Стив.

— Не мерила. Не помню, куда дела градусник.

— Видишь, какая ты молодец, — неожиданно заметил Стив. — Если бы ты часто болела, то была бы специалистом по градусникам и таблеткам.

— Угм, — пробормотала Дорис, что должно было означать «да, я великолепна».

— Я еду. Пока. — В трубке раздались гудки.

Дорис задумчиво посмотрела на сотовый и снова отключилась.

Вопреки всем ее страхам Стив не только не обиделся, но и отменил свою поездку.

— Это ерунда, — объявил он, сверкая улыбкой. — Майами никуда от меня не денется. Часов переработки у меня столько, что мне не просто дадут отгул, а обвяжут его красной ленточкой.

— Стив, но твоя информационная служба? — вяло убеждала Дорис.

— Спасибо тебе, ты самая внимательная женщина в мире. Я бы в жизни не запомнил названий твоих спецкурсов или что ты там еще ведешь?

— Это все неважно.

— Важно. Важнее только твоя температура. Ну и сколько тут у нас? — Стив посмотрел на табло электронного термометра, потом на Дорис. Нажал кнопку сброса. — Мерь еще раз. Я сейчас приду.

Дорис послушно засунула термометр под мышку, сонно пытаясь понять, чем это позвякивает на кухне Стив. Оказалось, чаем с лимоном и медом.

— Я подумал, что есть ты сейчас хочешь вряд ли, но на всякий случай прихватил шоколадку. — Стив бережно приподнял Дорис, помогая ей сесть. — А лекарства просто скупил все, что нашлись в аптечном киоске. Выбирай, что понравится.

Он водрузил ей на колени бумажный пакет со всевозможными коробочками, пакетиками и склянками.

— Надеюсь, что большая часть этого тебе не пригодится, — заметив недоуменный взгляд Дорис, пояснил Стив. — Я совершенно не разбираюсь в тонкостях медицины.

— И я тоже.

Дорис снова до слез закашлялась. Обессиленно откинулась на подушки.

— Может быть, вызовешь врача? — Стив открывал и закрывал сотовый. — Вдруг это что-нибудь серьезное?

— Банальная простуда, — хрипло проговорила Дорис. — А еще выходит напряжение учебного года. Я иногда болею на выходных или в отпуске.

— Интересно. А в рабочие дни?

— Почти никогда, — гордо просипела Дорис.

— Чтобы у меня все сотрудники были такими ответственными, как ты, — усмехнулся Стив.

— Я не твой сотрудник, — возразила Дорис, — я твоя… я твой…

— Друг, — сухо закончил Стив, в его глазах промелькнула жесткость и что-то еще. Какое-то очень важное чувство, но, что именно, Дорис, в голове которой катались чугунные шары, понять не смогла.

Она выпила жаропонижающее и снова легла. У нее было такое чувство, будто она прошла какой-то очень сложный этап своей жизни и теперь ей больше всего на свете хотелось спать.

— Ты иди, — сквозь накатывающиеся волны дремы Стив казался ей то очень далеким, то очень близким. — Я все равно буду спать.

— Вот и хорошо, — задумчиво глядя на нее, ответил он. — Я взял с собой ноутбук, поэтому могу работать где угодно. — Он расположился на кресле, придвинув его поближе к кровати Дорис. — Мне будет приятно смотреть, как ты спишь, — уже почти шепотом добавил он.

Стив прислушивался к тому, что происходило в его душе. В его жизни такого еще никогда не было. Никогда еще ему не хотелось сидеть рядом с постелью больного человека. Переживать и заботиться. Ждать, пока он проснется, думать, чем бы развлечь и порадовать. В прошлых романах (Стива передернуло оттого, что он на секунду поставил ее на один уровень с теми, кого он раньше называл «моя девушка») бывали случаи, когда «его девушка» заболевала. И только сейчас он понял, что ничего, кроме отстраненной досады, это в нем не вызывало. Как холодно и жестоко.

А сейчас… Стив и сам не понимал, какая сила не дает ему отойти от постели Дорис. Что заставляет вглядываться в ее черты, словно он пытался запомнить их навсегда, впитать, вплести в образ его внутреннего мира, чтобы всегда можно было вернуться и вдохнуть? Света? Жизни?

Откинутая тонкая кисть, еле видная голубая жилка на запястье. Золотистые волосы, беспомощно рассыпавшиеся по подушке. Длинные темные ресницы. Горящие от жара щеки. Почему она его не подпускает? Жалеет о случившемся? Нет, не похоже. Слишком она была искренна в ту ночь. Боится? Не доверяет?

Стив открыл ноутбук, стер несуществующую пыль с клавиатуры.

А почему ему самому так важно, чтобы она ему верила?

Подобные переживания хороши для безусого молокососа, восторженно обожающего предмет своей первой страсти. Стив передернул плечами. Захотелось курить. Эта реакция его озадачила, потому что курить он бросил уже четыре года назад. И с тех пор вспоминал об этом только с гордой усмешкой, а уж никак не с сожалением. Работа, вот что должно ему помочь. И Стив яростно уставился в экран ноутбука.

Вечером температура снова поднялась. Дорис отказалась есть и лежала, молча слушая рассказы Стива про его путешествия.

Потом он вышел, чтобы поставить чайник, а когда вернулся, увидел, что Дорис досадливо листает блокнот.

— Они не знают, кто такие сименолы. — Глаза Дорис болезненно блестели, на щеках играл нездоровый румянец.

— Что? — Стив обеспокоенно коснулся ладонью ее лба, очевидно подозревая, что последнее изречение было спровоцировано температурным бредом.

— Я говорю, сименолы. — Дорис сфокусировала на Стиве укоризненный взгляд. — Помнишь, самые непокорные и дикие индейские племена?

— Да-да, как сейчас помню: томагавки, скальпы и все такое. Может, тебе лучше попытаться уснуть?

— Я не хочу спать. И не издевайся надо мной. — Дорис приподнялась на локте.

— Если ты вменяема, тогда объясни: при чем здесь сименолы? — проворчал Стив.

— Я все думаю про Майами, — медленно сказала Дорис. — Там ведь был один из форпостов обороны от сименолов. Ох, и дали нам тогда жару.

— Так. Майами. А не знают про сименолов… — Стив замолчал, ожидая продолжения.

— Мои ученики. — Дорис отшвырнула блокнот. Это был ее рабочий список пометок, сделанных на уроке и во время перемен. Идеи и мысли, к которым она собиралась вернуться когда-нибудь в свободную минуту. Она хотела прочитать Стиву несколько забавных высказываний, подаренных ей учениками. А вместо них наткнулась на свои собственные негодующие возгласы, которыми пестрела последняя страничка блокнота. Дорис откинулась на подушки. — Понимаешь, им совершенно все равно.

Я им говорю: сименолы были необычайно отважными и сильными людьми. А они в ответ ухмыляются.

Я им говорю: они были настолько непокорными и свободолюбивыми, что их не приняли даже индейцы. Сименолам пришлось уйти из собственных племен. А они переглядываются и пожимают плечами.

Я говорю: сименолы олицетворяют саму идею Нового Света — это такая же ватага изгоев и авантюристов. Чтобы выжить, они должны были поддерживать друг друга и стать почти государством. А они в ответ — зевают.

— Так и должно быть. — Стив смотрел на нее с непроницаемым лицом. — Вот скажи, что для обычного человека — неважно, большой он или маленький, — сейчас более значимо: реальный способ раздобыть баксов или какие-то там индейцы? — Поправил одеяло, невесело усмехнулся. — Знаешь, еще неделю назад я бы сказал, что для меня, безусловно, важнее деньги. И карьера.

Дорис недоверчиво на него взглянула.

— Это правда. — Взгляд Стива был холодным и жестким. — Это для тебя мне хочется делать сюрпризы, искать самые красивые цветы, рассказывать об Амазонке. А за дверью твоего дома я снова вцеплюсь кому-нибудь в глотку и расшвыряю тех, кто будет стоять на моем пути. Такова моя суть. — Стив смолк и теперь смотрел на нее проницательно и испытующе: не отведет ли взгляд, не дрогнут ли презрительно губы.

Не отвела.

Дотронулась до руки кончиками пальцев. А в лучистых голубых глазах свет и… любовь?

Стив нахмурился, отвернулся, стал поднимать блокнот.

— Кроме того, ты ведь не можешь изменить судьбу этих подростков. Все они, как правило, из тех неудачников, которые никогда «не смогут зажечь Темзу». А их судьба заключается в том, чтобы выбрать в качестве идеала героя комиксов. И, глядя в телевизор с ползунков и до инвалидного дома, считать, что весь мир зависит от них.

Дорис молчала, словно заглядывая внутрь себя. А потом очень спокойно сказала:

— Стив, а я ведь такая же, как они. И моя жизнь так же мало меняет в этом мире, как и жизнь любого из них.

— А вот это уже решать тебе. Изменить мир ты не можешь, это правда. Да и сам мир будет против, если ты попытаешься его менять. Но зато ты можешь другое. — Он смотрел ей в глаза и улыбался.

— Что, Стив?

— Ты можешь изменить себя и свою жизнь. — Он положил свою руку на ее пылающую ладонь. — Конечно, если ты этого хочешь. — Он вглядывался в ее глаза, словно ждал ответа.

Дорис убрала руку. Ее внезапно окатило волной озноба и давящей усталости.

— Не знаю, Стив. — Она постаралась натянуть одеяло повыше. — Пожалуй, мне и вправду лучше поспать.

— Поспи. А я пока сделаю пару деловых звонков и раздобуду что-нибудь на ужин. — Он коснулся губами ее сухого горячего виска.

Это утро Дорис началось со звонка входной двери.

На пороге стоял сияющий Стив.

— Ты еще в постели, лежебока? А нас, между прочим, уже заждались в Майами.

Дорис сонно хлопала глазами:

— Стив, ты же сказал, что отменил поездку. — Она переминалась босыми ногами по ковру прихожей.

— Не топчись тут, — строго предупредил Стив. — Я сейчас к тебе приду. — В его руках выразительно шуршали большие пакеты.

Сонно улыбаясь и мурлыча себе под нос, Дорис вернулась в спальню. Взяла круглую массажную расческу и, свесив ноги с кровати, принялась тщательно расчесывать волосы. Сегодня ей определенно было лучше. Правда, мерить температуру она бы не рискнула. Зато гудящая мутная головная боль, отравившая весь вчерашний день, прошла вместе с долгим глубоким сном.

Стив не показывался довольно долго. Дорис слышала, как звякнул отключаясь чайник, коротко пиликнул сигнал микроволновки. Интересно, что он там ваяет.

Дорис накинула на пижаму тонкий халат, который обычно надевала после душа. Проверила результаты в зеркале. Вздохнула и полезла обратно в кровать. Сил на то, чтобы принимать душ и приводить себя в достойный вид, не было. Хорошо, что хоть причесалась. Впрочем, с учетом длины и густоты ее волос это тоже можно было назвать маленьким подвигом во имя красоты. Закрылась махровой простыней до подбородка. Чем меньше будет видно, тем лучше.

Открылась дверь, и на пороге возникла фигура с большим четырехугольным подносом в руках.

— Уважаемые пассажиры, благодарим вас за то, что вы принимаете участие в рейсе «Атланта — Майами», выполняемом компанией «Трайд» внутренних авиарейсов. Просьба пристегнуть ремни безопасности и не покидать кресла до окончания набора высоты, — изрек Стив полузадушенным голосом, который должен был изображать дребезжание внутренней связи на борту лайнера. Лицо его было невероятно серьезным, и только в глазах плясали довольные искорки. — Я вот подумал, что у тебя в доме явно недостает мебели, — сообщил он. — Пришлось купить для тебя этот кроватный столик.

— Стив! — ахнула Дорис.

Она только сейчас заметила, что предмет, принятый ею за поднос, имеет четыре короткие ножки, неизящно, но, очевидно, очень надежно растопыренных по сторонам. На столике стояла кружка с чем-то горячим и оранжевым. И прозрачный чайничек с двумя маленькими чашками. Чайничек был битком забит ярко зелеными овальными листьями.

— Знаешь, что пьют настоящие майамцы и майамки, когда их сваливает простуда? — многозначительно спросил Стив, кивая на столик. — Они пьют «теквесту», что в переводе означает горячий сок апельсинов с корицей, гвоздикой и мускатом, и «эверглейдс», то есть мяту с имбирем и диким Медом.

— Стив, спасибо!

— Подожди благодарить, я еще сам не пробовал, что у меня получилось. Видишь ли, мед мне попался не дикий, а вовсе даже домашний. Да и рецепты я изобрел по дороге к тебе.

— Стив, во-первых, я уверена в твоем вкусе, а во-вторых — я же горожанка. Вдруг бы у меня началась аллергия на твой дикий мед, — лукаво улыбнулась Дорис.

— Ладно, ты меня успокоила. С чего начнешь?

— Вон с того рыжего. — Дорис подставила стакан.

Стив осторожно разлил дымящийся напиток. Яркий аромат пряностей и горячего цитруса оказался таким сильным, что Дорис уловила его даже сквозь тяжелый заложенный нос. Больше того, после нескольких глотков, приятным теплом разлившихся по груди, ей показалось, что стало легче дышать. Только под махровой простыней стало невероятно жарко.

Стив заметил, что щеки Дорис налились румянцем, а на висках выступили бисеринки пота.

— Если хочешь, я могу включить кондиционер, — предложил он.

— Да, пожалуйста. Выключатель на стене справа от окна. Можно было бы пультом, только я не помню, куда его дела.

Стив нажал кнопку кондиционера. Немного постоял под ним, подставляя лицо прохладному воздуху.

— Знаешь, эта «теквеста» оказалась хорошим согревающим напитком.

— Я же говорила, что у тебя замечательный вкус.

— Не у меня, — усмехнулся Стив, — а у сока апельсинов с пряностями.

— А что едят настоящие майамцы и майамки, когда они проголодаются? — невинно поинтересовалась Дорис.

— О, — поднял брови Стив, — они, наверное, едят какие-нибудь морепродукты. У тебя нет на них аллергии?

— Нет. Хочешь, я тебе помогу? — Дорис отодвинула простыню и осторожно начала приподнимать столик.

— Куда?! — возмутился Стив. — Хочешь испортить весь терапевтический эффект «теквесты»? С твоей микроволновкой мы давно на «ты».

Через несколько минут Дорис чистила королевские креветки. Стив, как и все, за что он брался, приготовил их превосходно. Сочное, непереваренное мясо креветок нужно было обмакивать в кисло-сладкий соус из смеси сока лайма, приправ и соевого соуса.

А потом они пили маленькими глотками острый «эверглейдс». Стив сказал, что назвал его в честь одного из самых красивых мест, где ему довелось побывать.

— Представляешь, огромные стволы, которые уходят в воду. Красные, черные, беловатые. От них под самыми причудливыми углами расходятся ветви, которые образуют вязь переплетений и через некоторое время тоже уходят под воду. Только это не ветви, а корни. Многоцветное переплетение корней. И теплая вода внизу.

— Мангровый лес? — спросила, расширяя глаза, Дорис.

— Да. Самый настоящий лес. Природная Венеция. Или миниатюрный потомок Мирового древа, где по корням, стволам и ветвям разгуливают самые разные животные и птицы. Как тебе, например, встретить на красноватом корне над водой пушистую пуму? Смотрит на тебя в упор своими дикими кошачьими глазами и раздумывает, а достаточно ли ты хорош для того, чтобы стать ее обедом. Потом решает, что, пожалуй, крупноват, да и пахнешь слишком резко, и бесшумной неторопливой походкой удаляется по своим, пумьим, делам.

А под твоими ногами, в зарослях, которые покрыты толщей воды, сидит аллигатор. Вот он-то уж точно уверен, что очень рад тебя видеть. Только по ветвям, бедняга, бегать не умеет.

Дорис прыснула. Стив усмехнулся и поставил на освободившийся столик свой ноутбук.

— Вот, смотри. У меня есть несколько фото. К сожалению, не аллигатор и не пума. Но тоже красивые.

У Дорис перехватило дыхание. На узловатом черном стволе рассыпались пунцовые орхидеи. Изысканнейшие обводы лепестков, жемчужно-алые переливы красок.

Она была так увлечена, что не заметила, как Стивен встал.

— Дорис, — тихо позвал он.

Она несколько мгновений не могла понять, то ли сама попала в зеленую реальность Эверглейдса, то ли кусочек заповедного леса оказался у нее в руках. Орхидея. Такая же пунцовая орхидея в маленькой коробочке.

— Это тебе. Чтобы радостнее было выздоравливать.

Потом Дорис отдыхала, а Стив работал, сосредоточенно щелкая по клавишам ноутбука и время от времени выходя с телефоном в гостиную, чтобы отдать распоряжения Мэдлен или узнать последние сводки от начальников младших подразделений.

Обедали привезенной на заказ пиццей и смотрели какой-то старый фильм из коллекции Дорис.

День прошел светло и незаметно. И когда вечер с его бархатной синевой и пением цикад окутал маленький домик Дорис, оба почувствовали, что приходит пора расставаться. И каждый постарался оттянуть этот момент как мог.

— Кто-нибудь говорил, что тебе удивительно приятно дарить подарки? — Стив аккуратно устраивал на журнальном столике, придвинутом к кровати, коробочку с орхидеей.

— Нет. О чем ты?

— Ни о чем, а о ком. О тебе. — Он откинулся на спинку стула, задумчиво глядя на Дорис.

— Хватит меня смущать, — попыталась перевести в шутку она.

— Хватит смущаться, — ей в тон парировал он. — Я серьезно. Ты никогда не замечала, что одним людям хочется дарить подарки, потому что они их принимают с благодарностью и искренним теплом, а другие всегда ждут от тебя чего-то еще, все время находят повод для недовольства и желчных замечаний.

— Не знаю, может быть. — Дорис пожала плечами. — Никогда не обращала внимания.

— А есть еще другой вариант, тоже отталкивающий и не дающий делать подарки искренне и без оглядки. Это когда в каждом твоем движении видят корыстный умысел: ты подарил мне цветы, значит, хочешь сделать меня должной. И тогда от тебя стараются откупиться, делая подарки значительно более дорогие и респектабельные. Либо подозрительно смотрят на тебя — уж не собираешься ли ты этими своими орхидеями сказать, что перед тобой всего лишь слабая зависимая женщина.

— А ты хотел бы, чтобы рядом с тобой женщина была слабой и зависимой? — поддела его Дорис.

— Я хотел бы, — жестко ответил Стив, — чтобы рядом со мной был живой человек, а не бездушная маска.

Дорис молчала, задумчиво теребя уголок махровой простыни.

— Послушай, Дорис, когда я дарю тебе цветы, ты удивляешься и радуешься им так, словно они выросли у тебя на глазах прямо из кирпичной стены. И мне хочется тебя удивлять и радовать снова и снова. Понимаешь?

— Понимаю, — торопливо кивнула Дорис. Еще немного — и разговор станет слишком личным, поэтому она поспешила сменить тему. — Расскажи мне еще про Майами, пожалуйста.

— Я уже рассказал все, что знал. — Стив поднялся и стал собирать ноутбук. — Мои фото ты сама можешь посмотреть на диске, я тебе его оставляю.

— Тебе уже пора? — с плохо скрытым разочарованием проговорила Дорис. Закусила губу: только бы он не обиделся.

— Да. Мне еще нужно немного поработать. До завтра, Дорис.

Эти несколько дней, проведенные рядом с Дорис, казались Стивену Тайлеру едва ли не самыми теплыми и настоящими за всю его жизнь. Он с большой неохотой уезжал по вечерам домой. Дорогая, со вкусом обставленная квартира казалась ему безлюдным музеем, в котором по странной прихоти судьбы ему придется провести ночь. Домработница, которая была весьма заинтересована в сохранении такого выгодного места, старалась изо всех сил. В квартире Стивена Тайлера всегда был безукоризненный порядок, даже стояла парочка растений в кадках. Но почему-то это только добавляло помещению сходства с офисом. Холодильник, всегда полный свежих продуктов из супермаркета, не вызывал даже тени аппетита. Идеально застланная постель рождала в душе необъяснимую тоску. И больше всего на свете хотелось оказаться в маленьком домике посреди яблоневого сада, слушать пение цикад из раскрытых окон и держать в ладонях ее горячую руку.

Шел к концу третий день вынужденного безделья. Полуденная жара спала, и вечерняя прохлада ласково смывала с Атланты душную поволоку летнего марева.

Сегодня Стив полдня провел в офисе и появился пару часов назад, сосредоточенный, с заострившимися чертами лица. Дорис пришлось немало потрудиться прежде, чем он оттаял. Вначале настроиться на его волну, так чтобы чувствовать его, даже глядя в другую сторону. Осторожно, чтобы не вызвать отторжения и волны агрессии, адресованной другим людям и другим ситуациям. Потом вспомнить что-нибудь забавное и теплое, развеселить и согреть своей женской мягкостью и уютом. Ей нравилось наблюдать, как теплеют серые глаза Стива, как из его движений уходит нервная напряженность, а улыбка перестает напоминать белозубый оскал.

После душа Стив уединился на кухне, загадочно предупредив Дорис, чтобы она никуда не уходила. Конечно, самое время прогуляться, уныло подумала она. Термометр пискнул. Дорис с досадой на него посмотрела и зарылась под махровую простыню. И это называется отпуск.

— Ну и что ты изображаешь из себя ящерицу под барханом? — Веселый голос Стива заставил Дорис высунуть нос из убежища. — Вылезай и посмотри, что я тебе принес.

На кроватном столике был сервирован импровизированный ужин. Свежие тосты, на которых таяли кусочки сливочного масла и медленно плавился сливовый джем, уютно расположились на любимой тарелке Дорис. Интересно, когда он успел запомнить такие тонкости, как ее излюбленное лакомство и дорогая сердцу посуда? А еще на подносе оказалась большая чашка с горячим молоком.

— Не знал, сможешь ли ты выпить теплое, да еще и сладкое молоко, — пояснил Стив, — поэтому мед отдельно в баночке. Твоему горлу это должно понравиться.

В груди Дорис защемило. Дорис так привыкла к одиночеству, что уже почти его не замечала. Если тебе что-то нужно — встань и сделай это. По этому принципу строилась ее жизнь, даже когда она была с Дейвом. Что уж говорить о бесконечных неделях после его предательства. Болеешь — отлежись и снова вперед. Устала и скверно на душе — побалуй себя чем-нибудь или нырни в бескрайние просторы выдуманных миров. А сейчас… Три дня непрекращающегося волшебства, невыразимого тепла и понимания. Появление Стива дало ей возможность по-другому взглянуть на себя саму. Теперь уже не было необходимости отказываться от той своей части, которая нуждалась в понимании и заботе, которая хотела близости и любви.

— Спасибо тебе, Стив. Ради этого стоило заболеть.

— Не слишком ли много шума из-за молока и тостов? — усомнился Стив. Впрочем, его глаза излучали такое тепло, что Дорис только счастливо улыбнулась, принимая у него из рук теплую тяжелую чашку.

Молоко было вкусным и мягко обволакивало саднящее горло. Дразняще пахли горячие тосты.

Стив изучающе смотрел на Дорис, чуть склонив голову.

— А-а, я понял, — он насмешливо прищурился, — ты просто любишь молоко. Ну так бы сразу и сказала. А то я — все вино да коктейли!

Дорис фыркнула прямо в чашку с молоком, на одеяло выплеснулась маленькая лужица.

— Конечно, давай теперь еще будем плеваться. — Стив укоризненно покачал головой, отчего Дорис зашлась и вовсе уж неприличным хохотом. Стив еле успел забрать у нее из рук чашку.

— Я тебе покажу, как надо мной издеваться! — сквозь смех взвыла Дорис и метко швырнула в Стива подушку.

Он слегка опешил. Потом встал, по-офицерски одернул тенниску и поставил Дорис в известность, что мужская честь не позволит ему остаться без отмщения. И так вмазал Дорис подушкой, что та чуть не свалилась с кровати. С воплем атакующей кошки Дорис метнулась на грудь Стиву, пытаясь сбить его с ног. Они покатились по полу, хохоча и попискивая (пищала, разумеется, Дорис). Лохматая, в полосатой пижаме, она чувствовала себя венцом творения. Особенно когда оказалась под ним, а его руки стали жадно гладить и сжимать ее тело. Дорис тихо застонала, когда губы Стива коснулись ее груди, горячо и сильно, почти до боли сжали сосок. Он подхватил ее на руки и, не переставая целовать, отнес на постель, прижался к ней напрягшейся твердой плотью. Пижама снималась куда легче, чем платье, а под ней — обнаженное жаркое тело, обостренно-чувственное, трепетное. И завитки светлых волос. И горячая влага желания.

Настойчивый звон дверного звонка заставил Дорис вынырнуть из сладостного наваждения, готового захлестнуть ее с головой. Стив, разгоряченный и тяжело дышащий, стоял рядом с кроватью и вопросительно смотрел на Дорис. В его глазах читалось явное желание по-мужски разобраться с нахальным визитером. Или продолжить начатое, не отвлекаясь на превратности окружающей действительности. Секундная пауза — и снова звонок, резкий и бесцеремонный. Так звонить в дом Дорис мог только один человек в мире.

— Стив, одевайся скорее. — Лицо Дорис пылало как маков цвет. — Скорее же. Это моя мама!

— Ну и что? — Распаленный Стив толкнул ее, опрокидывая на смятые простыни. — Я ждал этого столько дней…

— Стив, милый, я не могу! — взмолилась Дорис, даже не пытаясь сопротивляться.

— Сделай вид, что тебя нет дома. — Стив не отпускал ее, но и не возобновлял натиска. — Это же невежливо, являться без предупреждения.

Звонок смолк, как будто человек, стоявший за дверью, прислушивается к тому, что происходит в доме.

— Она звонила. — Дорис мягко вывернулась из-под Стива и стала торопливо натягивать пижамные брюки. — Я ей сказала, что болею. Но я же не знала, что она приедет!

Стив нехотя отодвинулся.

— Ладно, не переживай. Нам все равно нужно было когда-то познакомиться. — Неизвестно, радовал Стива сей факт или же огорчал, потому что лицо его приобрело выражение, которое Дорис видела у него во время деловых звонков: уверенность, жесткость, спокойствие. Не сказать, чтобы это очень уж гармонировало с контекстом ситуации, но Дорис почему-то стало легко и счастливо. Как будто она сбросила с плеч рюкзак, который тянул ее к земле. К тому же был набит совершенно чужими вещами, не имеющими к ней никакого отношения.

Дом снова наполнился воплем звонка.

Дорис сунула в руки Стиву его тенниску. Поцеловала. Увернулась и помчалась к двери.

Все-таки она удивительная. Стив поправил одежду и опустился в кресло. Чтобы не испортить первого впечатления, лучше не вставать, по крайней мере пока, решил он и для верности водрузил на колени ноутбук.