— Значит, все сказанное тобой раньше было ложью? С самого начала ты меня обманывала, водила за нос, как наивного дурачка? Я не мог даже представить, что леди Тайви согласится жить в каком-то вонючем убежище среди дикарей да еще защищать их мечом и кинжалом!

— Я защищала свою страну и память о своих предках! А за что воевал ты? Вероятно, за богатое приданое?

Стрела попала в цель и больно ранила.

— Как по твоим, установленным тобой законам ты мною распорядишься? Ты не казнил меня за покушение на свою жизнь, но теперь можешь меня и не пощадить, потому что я наследница Луэллина. Твой король только и мечтает оборвать последнюю ниточку в этом роду и будет доволен, если ты это сделаешь за него.

Ричард был готов заткнуть ей рот ладонью, хотя знал, что она в ярости может укусить его.

— Не болтай вздора, Элен, придержи язык!

Он был груб с нею, но мысленно твердил себе: «Спокойствие, Ричард, спокойствие. Любого зверя укрощают выдержкой и терпением».

— Теперь-то ты можешь мне не лгать и не выкручиваться? Можешь рассказать мне все как на духу?

— Какой исповеди ты от меня ждешь? — с вызовом вскинулась Элен.

— Тихо, тихо, — попытался умерить ее пыл Ричард. — Ладно, говори все, что придет в голову. Выдумывать истории ты мастерица. А я уж сам постараюсь отличить ложь от правды.

«Почему бы не открыться Ричарду? — подумала Элен. — Не сбросить с плеч тяжкую ношу — ведь он часто был великодушен, поступал справедливо. Немало жизней было спасено благодаря его вмешательству и доброй воле».

Но первый же его вопрос насторожил Элен.

— Я хочу знать, кто такой твой Рхис? Он существует на самом деле или это тоже твоя выдумка?

И она опять ему солгала:

— Да, он существует, но о нем я ничего тебе не скажу.

— Знай, Элен, что я его все равно разыщу. Король Эдуард требует от меня его головы. Я пошлю отряды моих людей в горы и поймаю его. Он предстанет перед королевским судом — жалкий, глупый и упрямый разбойник. И тебе его не спасти!

Они оба одновременно, в унисон тяжело вздохнули.

— Кто он, скажи? — настаивал Ричард. — И почему о нем сейчас ничего не слышно?

Элен молчала.

— Ты его любишь?

— Что? — ошеломленно переспросила Элен и тут же кивнула, представив в воображении заключенного в темницу Оуэна: — Да-да, я люблю его…

— А я-то надеялся… — печально произнес Ричард. — Я на многое готов ради тебя, Элен, но не смею обманывать своего короля. Может быть, мне удалось бы потянуть время, но де Визи… все время маячит у меня за спиной. Он и сейчас уже спешит, наверное, сообщить Эдуарду о том, кто ты такая.

Элен знала, как тяжело было произнести Ричарду эти слова, и сочувствовала ему. Но злой язычок снова ее подвел.

— А почему бы тебе самому не преподнести в подарок Эдуарду мою голову в благодарность за богатую невесту?

— Нет у меня никакой невесты. Я отказал Ранульфу де Боргу. Давно, уже на прошлой неделе.

На прошлой неделе? Значит, когда Элен впивалась в него ненавидящим взглядом, грубила ему, гнала от себя прочь — он вовсе и не думал о женитьбе? Она не могла поверить. Что же заставило нищего рыцаря отвергнуть возможное богатство?

— Почему ты это сделал?

— Ответа я не знаю сам, — сказал Ричард. — Может, ты мне его подскажешь?

«Неужели из-за меня? Нет, это невозможно!»

— Мне жаль, что ты огорчишь Эдуарда и я буду тому причиной.

— Думаю, что он не рассердится, если приданым моей невесты будет целый Уэльс.

После этих слов наступила напряженная тишина.

— Скажи честно, каковы твои намерения, Кентский Волк? — спросила она едва слышно.

— Жениться на наследнице короны Луэллинов. Думаю, английский король не откажет своему верному слуге в возможности заполучить эту призрачную корону. А если не мне, то кому-то другому. Родственницу Луэллина он уже не выпустит так просто из рук. Он назначит себя твоим опекуном.

— Но Эдуард не сможет насильно заставить меня идти под венец.

— Не тешь себя ложными надеждами. Твоего согласия даже не спросят.

— Но по уэльским законам…

— Где эти законы? Король их еще должен утвердить.

— Но я не рабыня твоего короля! Я свободная женщина. Я имею право уйти в монастырь, в конце концов!

— И из этого ничего не выйдет, — покачал головой Ричард. — Тебя или перехватят по дороге, или вытащат из монастыря силком.

— Но ведь Эдуард разрешил принцессе Гуилуан, дочери Луэллина, стать монахиней?

— Только потому, что она больная женщина, неспособная рожать детей. Ты — другое дело! Скольких претендентов на уэльский престол ты сможешь родить при желании…

Элен замахнулась, чтобы отвесить ему пощечину, но Ричард ловко увернулся.

— К тому же твои наследные земли в Тайви — жирный кусок. И дом. Деревянные стропила там, наверное, сгорели, но каменные стены еще стоят.

— Замолчи! — вскричала Элен.

Но тут же ей представилось видение — она возвращается в родительский дом и рядом с ней на коне ее муж. Ветер треплет выбившиеся из-под шлема его белокурые волосы…

Ричард с грустью всматривался в Элен. Что ждет эту вольнолюбивую дикарку при дворе? Да ее в первую же неделю с хрустом съедят многоопытные придворные дамы. Даже сам Эдуард — тонкий политик, заинтересованный в примирении с уэльскими мятежниками, — не оградит Элен от издевательств английских аристократок. Ричард все силы отдаст, чтобы убедить его в том, что такому деревцу надо расти только на той земле, где оно родилось. Может, Эдуард смилостивится и разрешит Элен до замужества оставаться на родине?

До замужества? Ричард уже сделал ей предложение, хотя и в шутливом тоне, но, судя по всему, не был ею услышан. Повторить это предложение сейчас он уже не решался. Если раньше она была его пленницей, то теперь между ними выросла стена. Она стала важной фигурой в серьезной дипломатической игре. В игре, где сам он, вероятно, всего лишь пешка.

Дни уныло сливались в недели. Ричард был вынужден развлекать гостей, но сердце его было не с ними. Общения с Элен он избегал, и она тоже предпочитала сидеть взаперти. Домашняя суета, мелкие тяжбы, которые он разбирал, прочие дела никак не занимали его ум. Он понял, что безнадежно влюблен в уэльскую дикарку, вдруг, словно по волшебству, превратившуюся в принцессу.

С тоски он пробовал пить, но ничего, кроне утреннего похмелья, это ему не приносило. В прошлом само слово «любовь» было ему непонятно. Он считал, что это блажь, которая иногда овладевает людьми — нечто вроде болезни. Такой болезнью захворал его отец, погнавшись за хорошеньким личиком, и внес беду в дом.

Впрочем, был и положительный пример. Король Эдуард любил свою королеву, а она — его. Но в основе их любви был разумный расчет. На то они и монархи. А он, Ричард, лишь простой рыцарь с пустым карманом.

— Я долго стучал к тебе, но ты не отзывался. — У Симона на лице было обиженное выражение. — Извини, Ричард. Мне не хотелось бы мешать, но пришел человек из уэльского селения. Он требует встречи с владетелем замка. Что-то болтает по-уэльски, но Жиля нет на месте. Там у них в Руслине какая-то беда.

Ричард отодвинул чашу с вином и с трудом поднялся. Ему было стыдно, что оруженосец видит его нетрезвым. Неуверенными пальцами он пристегнул меч в ножнах к поясу.

После долгого спуска по винтовой лестнице у Ричарда закружилась голова. Огонь факела в руках идущего впереди солдата плясал у него в глазах. Слава богу, что он еще не споткнулся и не унизил себя. Только внизу, когда они выбрались в сумрачный и пропахший дымом от очагов и факелов холл, Ричард почувствовал себя получше.

У огня грелся какой-то оборванец. При виде господина из его рта тут же полилась бессвязная, но темпераментная уэльская речь.

Ричард прервал его по-уэльски:

— Говори медленнее. Я понимаю лишь одно слово из четырех. Перестань тарабанить, глупая скотина.

Пришелец вновь принялся скороговоркой излагать свою жалобу.

Ричард не выдержал.

— Ладно, хватит! — прикрикнул он и распорядился на всякий случай: — Симон, разбуди с полдюжины людей. Не знаю, что там произошло, но мне стоит взглянуть…

В мозгу Ричарда словно ворочались тяжелые камни, и все-таки он кое-что уразумел из сбивчивого рассказа вестника. Какие-то английские солдаты подожгли деревню, избили или поубивали каких-то уэльсцев. Чьи солдаты? Зачем? Почему? И какую-то девчонку изнасиловали, черт их побери!

Генри Блуэ, тоже немного понимавший по-уэльски, решил вмешаться:

— Да пошлите его к дьяволу, сэр! То, что творится в их свинарнике, нас не касается. Они пещерные люди, и слушать их — только лишних хлопот наживать. В крайнем случае пошлите меня, милорд, и я мигом наведу там порядок.

— Нет, я разберусь сам, — отверг Ричард предложение Генри с внезапной холодностью. — Наши солдаты вообще не имели права заявляться туда, а тем более творить там бесчинства. Я отвел эти земли для уэльсцев, и там правит их закон. Только нам и не хватало, чтобы вспыхнул новый мятеж.

Подумав немного, он вновь окликнул Симона:

— Поднимай весь гарнизон! Возможно, мы столкнемся с засадой, и надо быть готовым ко всему.

В свете факелов крепостной двор заполнился пляшущими тенями. Кони нервно дергались, когда всадники с размаху вспрыгивали в седла. Ричард на Саладине, пригнувшись, проскакал под низкой аркой через мост и на мягкой торфяной дороге пустил коня галопом.

Тревожное предчувствие почему-то не оставляло его. Явно его поджидала какая-то каверза, какая-то для него самого личная неприятность — это ощущалось в самом воздухе, не прохладном, как обычно в ночное время, а душноватом, спертом, словно в давно заброшенных покоях.

Луна ярко светила вовсю, и не было надобности зажигать факелы. Их смоляной и дымный запах остался позади, за крепостными стенами, но вновь на Ричарда пахнуло гарью.

— О кровь Христова! — воскликнул он, поднявшись на стременах. — Горит весь Руслин!

Обернувшись к своему воинству, догонявшему его, Ричард крикнул:

— Возвращайтесь в крепость за ведрами и баграми! Поплотнее усевшись в седле, он с силой вонзил шпоры в бока Саладина. Когда головная часть колонны очутилась на вершине холма, картина разрушительного пожара открылась взору всадников. Больше половины строений были объяты пламенем. Из-под крыш летели в черное небо оранжевые искры.

Люди метались по узким улочкам, безуспешно сражать с огнем. Клубы дыма, которые порывистый ветер заставлял низко стелиться над землей, удушали все живое. Это был истинный ад, вырвавшийся из преисподней.

Саладин отпрянул, но Ричард подчинил его своей воле и направил прямо в дымное облако. Жара была нестерпимой. Раскаленный пепел сыпался сверху и воспламенял волосы.

— Здесь уже нечего спасать! — крикнул Ричард. — Постараемся уберечь те дома, куда пожар еще не добрался.

Он спешился с коня, вручил поводья Симону.

Солдаты присоединились к цепочке мирных жителей, которые передавали друг другу ведра, кадки н миски, наполняя их водой из ближайшего ручья. Пожар объединил два враждующих народа — здесь англичан приняли за своих.

Ричард двинулся по извилистой, еще не охваченной огнем улочке. Мужчина в темной одежде удерживал женщину на пороге хижины, кровля которой уже начинала дымиться. Женщина явно была беременна. Большой живот делал ее неуклюжей, но она упрямо рвалась внутрь дома.

В мужчине Ричард узнал священника.

— В чем дело, святой отец?

— Ей жалко пеленок и одеяльца, приготовленных для будущего ребенка, — откликнулся, напрягая голосовые связки, отец Дилвейн. — Для нее это целое богатство.

Ричард встряхнул женщину, пошлепал ее по щекам, пытаясь прервать истерику, но та захлебывалась в безумных рыданиях.

— Ради бога, разъясни ей, что я возмещу ей все убытки. И не подпускай ее близко к дому, он вот-вот вспыхнет.

Священник согласно кивнул, и Ричард его покинул.

Он продолжал метаться по узким улочкам, громовым голосом отдавая распоряжения — и по-английски, и по-узльски.

А затем появились его солдаты — весь гарнизон в полном составе. Мощные усилия десятков крепких мужчин оттеснили пламя.

Симон поднес Ричарду ведро студеной воды. Ричард жадно глотал ее и никак не мог утолить жажду. Остатками он ополоснул лицо и руки, черные от копоти.

Рядом с ним снова появился отец Дилвейн и молча поманил его за собой. Они прошли две дюжины шагов по направлению к церкви, склонив головы, проникли через низкий дверной проем и очутились в аскетичном жилище священника. Узкое ложе, выбеленные известкой стены, два стула и хромоногий столик с потрепанной Библией, никаких распятий и икон.

Какой-то странный покой сразу же охватил Ричарда в этой комнате. Будто стянутая до предела пружина стала медленно ослабевать, постепенно раскручиваться.

— Милорд! Я хочу, чтобы вы это видели.

Священник откинул с кровати одеяло, под которым скорчилась неподвижная девочка, только прерывистое дыхание и стоны показывали, что она жива и страдает от сильной боли. Обнаженное худенькое тело было покрыто кровоподтеками, на бедрах и ляжках темнела запекшаяся кровь.

Ричард содрогнулся. Девочка могла бы вырасти, расцвести я стать красавицей, но этот цветок безжалостно растоптали.

С каменным лицом отец Дилвейн осторожно повернул девочку на бок и указал Ричарду на худенькие ягодицы, покрытые глубокими царапинами и ссадинами.

Ричард сам поторопился вернуть покрывало на место.

— Кто? Кто это совершил?

— Они не представились, — со злой иронией откликнулся священник и пообещал: — С этого дня наши вооруженные мужчины будут охранять деревню.

— Король не дозволяет уэльсцам брать в руки оружие, — возразил Ричард.

— Но позволяет нарушать законы, им же самим установленные?

— Я заберу девочку в замок. Пусть Элен попробует вылечить ее. Твоя соотечественница знает много рецептов.

— Ты, Ричард, добр, но не все твои люди таковы, — угрюмо проговорил отец Дилвейн. — Неизвестно еще, что ждет девочку в твоем логове.

— Не все мои люди такие звери. Нельзя по одной паршивой овце судить обо всем стаде.

Он с тревогой посмотрел в темные глубины глаз священника. В них вот-вот могла вспыхнуть искра, способная зажечь пожар в душах. Не вспыхнет ли так же Элен при виде невинной девочки, ставшей жертвой английской солдатни?

— Я обещаю наказать виновных.

— Зачем обещать то, что не в твоих силах? — промолвил священник. — Ты один, а злых людей множество. Вряд ли ты справишься с полчищами зла, даже если твой король тебя и поддержит.

Ричард ничего не ответил. Он вызвал Симона и потребовал принести носилки. Двое уэльсцев вызвались отнести растерзанную девочку в замок.

Ричард остался возле жилища священника. Церковный двор постепенно заполнялся грозно молчащей толпой. Отец Дилвейн как-то странно посмотрел на Ричарда.

— Тебя ждет еще один горький сюрприз. Пожалуйста, не отходи, держись рядом со мной, — произнес он приглушенно.

Они пересекли двор. Люди внешне почтительно расступались перед ними, но их едва сдерживаемая злоба тяжело давила на Ричарда.

У порога церкви священник посторонился. Ричард толкнул тяжелую дубовую дверь и вошел внутрь.

Множество смоляных факелов горели в кованых скобах вдоль стен. От внезапно яркого света Ричард зажмурился. С тревогой он заметил, что уэльсцы, собравшиеся в церкви, сжимают в руках различные предметы, которые при желании могли стать грозным оружием.

Он вгляделся в лица и узнал Хейвидда Села, который первым и подал голос:

— Однажды ты сказал, что мы можем не бояться требовать справедливого суда над англичанином. Такое время пришло.

Вид у уэльсца был угрожающим. Он стал наступать на Ричарда, и тому пришлось оттолкнуть его. Властным жестом он заставил людей расступиться. И тогда Ричард увидел трех солдат из отряда де Визи, связанных по рукам и ногам и брошенных на пол перед алтарем.

Четвертый же не был связан. Он стоял в углу и дрожал мелкой дрожью, голова его была опущена.

Пораженный Ричард на какое-то время застыл в безмолвии. А затем разразился громовым воплем:

— Филипп?! Ты, грязный подонок!

Филипп отшатнулся, пробормотал едва слышно:

— Я не хотел… не думал… вышло все не так… Мы пришли сюда поразвлечься…

— Поразвлечься?! Ты называешь развлечением то, что вы сотворили с этой девочкой?

Филипп все же пытался оправдываться:

— Не кричи на меня. Она всего лишь уэльская дикарка… ничтожество… через пару дней она обо всем забудет.

Ричард шагнул к Филиппу и с размаху ударил его по лицу. Юноша упал на колени.

— Ты трогал ее? Трогал?

— Да… я был с ней. Я взял ее силой, — признался Филипп. — Но она была в порядке, когда я ее оставил. Я не ранил ее, не бил… Клянусь!

— Когда ты ушел?

— Не помню… мы пили… много пили… — лепетал в страхе Филипп. — И эля нам не хватило. Я отправился поискать еще эля… Клянусь спасением души, я не знаю, что они делали там без меня…

— Значит, ты оставил девочку наедине с этими волками из свиты де Визи? Как ты мог? Если уж ты завел себе таких приятелей, то следил бы за ними в оба.

— Мы были пьяны и хотели женщину. Ты запретил приводить в крепость шлюх… вот мы и отправились сюда… — Филипп тяжко вздохнул. — Мы увидели эту девчонку в первой же хижине, куда зашли. Я попользовался ею. Но я ее не бил, поверь мне, Ричард! Я не думал…

— Ты не думал, ты не хотел… Может, скажешь ей это сам? Может, она будет счастлива от тебя это услышать?

Уста Ричарда источали яд.

— А как начался пожар?

— Кто-то, должно быть, услышал ее крики и прибежал на помощь. Нам преградили путь люди с дубинками. Чтобы отделаться от них, мы на бегу подожгли парочку хижин.

Ричард схватил брата за ворот туники, рывком поставил на ноги.

— За один час ты разрушил все, что я строил месяцами. Ты мерзок, меня воротит от твоего вида, гадкий ублюдок!

Он снял золотую цепь с шеи юноши, обернулся и поискал взглядом отца Дилвейна.

— Я хочу, чтобы это передали родным пострадавшей. Это, конечно, малое возмещение…

По церкви пробежал изумленный ропот, когда священник показал цепь толпе. Единственное звено этой цепи стоило больше всех сгоревших этой ночью хижин.

— Почему ты распоряжаешься моей цепью? — возмутился Филипп. — Ты не имеешь права, она моя!

— Да? Так ли это? А мне сдается, что куплена она на мои деньги. На те, что я посылал отцу на ведение хозяйства. Сейчас это золото выкупит тебе жизнь. Следовало бы, конечно, оставить тебя здесь, на расправу… но ты все же мой брат.

— Сводный брат! — огрызнулся Филипп.

— Да, сводный. Слава богу, что не моя мать произвела на свет подобного мерзавца!

Ричард поглядел на связанных пленников и распорядился:

— Выведите всех наружу!

В церкви было нестерпимо жарко, но в ночи Ричард не ощутил желанной прохлады. Отвратительный запах гари еще не рассеялся. Толпа во дворе стала многочисленнее и гуще. Воины Ричарда и уэльсцы стояли плечом к плечу. Все ждали от него решения.

— Слушайте меня! — возвысил Ричард голос. — Эта насильники явились сюда самочинно. Это не мои люди, они из свиты моего гостя и будут отвечать перед своим хозяином. К сожалению, я не имею власти поступить с ними так, как они того заслуживают. Но все же я определю им наказание и от себя.

Он обратился к Генри Блуэ:

— Пусть привяжут их к ограде, а родственники девочки всыплют им по двадцать ударов плетью.

Филипп в бешенстве ринулся к брату, схватил его за руку:

— Ты свихнулся, Ричард! Презренный смерд не имеет права поднять руку на английских воинов!

— Я дам ему такое право, — огрызнулся Ричард.

Все темное, все злое, что гнездилось в натуре Филиппа, вдруг выплеснулось здесь, на виду у всех. Он дьявольски расхохотался.

— Может, ты и меня захочешь наказать плетьми наравне с простыми солдатами? Меня, посвященного в рыцари волей короля и дворянства?

— Ты заслужил, чтобы с тебя сорвали рыцарские шпоры, и, может быть, этот час еще наступит. Но сейчас и они тебя не оберегут. Берите его, — ледяным тоном приказал Ричард, — наказание одинаково для всех.

Филипп прошипел:

— Ты не посмеешь… отродье саксонской ведьмы…

Ричард обеими руками сжал худое мальчишеское горло.

— Еще одно слово, Филипп, и ты очнешься в аду…

Испуганный Филипп придержал свой ядовитый язык, но за него говорили глаза, метавшие молнии.

Ричард отбросил от себя юношу с нескрываемой брезгливостью, но Филипп устоял на ногах и прошел к месту позорного наказания, вскинув подбородок. Он даже не вздрогнул, когда его дорогую одежду грубо сорвали, обнажив спину.

Жесткий короткий кнут просвистел в воздухе двадцать раз. Ричард невольно сжимал губы, когда сплетенные вместе со стальной проволокой льняные шнуры впивались в живую плоть. Он мысленно возблагодарил Бога, что брат его выдержал наказание как мужчина.

Потом хлестали корчащихся от боли солдат де Визи. Ричард сам вслух считал удары, чтобы уэльсцы в своей злобе не перестарались. Он не хотел доставить в Гуинлин исполосованные плетью трупы. Он обещал справедливый закон этому народу, и вот сегодня представился случай доказать, что его обещания не пустые слова.

После сурового наказания Филипп и его сообщники беспомощно распростерлись на земле.

— Пусть валяются здесь и сдохнут как собаки, — услышал Ричард перешептывания за спиной и мгновенно возразил:

— Нет, этого не будет. Законный приговор их еще ждет. Суд состоится в замке.

Когда окровавленного Филиппа опускали в седло и привязывали ремнем за спину Генри Блуэ, младший брат с ненавистью обратился к старшему:

— Вот ты и добился своего, Каин…

— Кто Каин, кто Авель — мы еще разберемся! — отрезал Ричард.

С тяжелым сердцем он покидал место пожарища. Он предчувствовал, что испытаниям его воли и решимости еще долго не будет конца.

Элен, прильнув к окошку, увидела Ричарда во главе колонны, вступившей во двор. Слава богу, что ночное происшествие окончилось без жертв, а то ей уже пригрезилось, что мятежники вновь восстали и была битва.

Как же раздвоились ее душа и разум! Она желала победы одним, а тревожилась за жизнь других.

В спальню ее принесли истерзанную девчонку. Элен сначала напоила ее успокаивающим настоем трав, а потом смазала ссадины и раны. Если б в ту, уже далекую весеннюю ночь, она попала в плен не к Ричарду, а в руки озверелых солдат, с ней, наверное, было бы то же самое. Вероятно, ей пришлось бы расстаться с жизнью, а ее душа металась бы наводящим ужас призраком, взывая к мести.

В тот раз судьба была к ней благосклонна. Но теперь будущее ее зависит не столько от Ричарда, сколько от его повелителя. По нелепой случайности тайна ее происхождения стала известна всем. Уже, вероятно, о ней знает и король. Как он поступит с опасной девицей? Вряд ли умный политик открыто расправится с ней. Он может сгноить ее в одной из своих тюрем или выдать замуж за человека, который станет ее палачом.

Элен попыталась изгнать из головы эти мрачные мысли и сосредоточилась на воспоминаниях о том, как бережно обращался с ней Ричард. Раньше она не ценила его великодушие и рыцарское благородство. Она вела себя как взбешенный зверек, посаженный в клетку, и кусала до крови ласкающую ее руку.

Подойдя к двери, она долго убеждала охранника, что ей надо поговорить с хозяином замка. Спускаясь по лестнице, Элен услышала внизу гневную перепалку. Казалось, каменная твердь Гуинлина вздрогнула от злобного крика:

— Как ты посмел тронуть моих людей?!

Элен увидела Ричарда, греющегося возле очага. Рядом с ним стоял его отец. Де Визи накидывался на Ричарда как разъяренный пес. На вопли Равенсгейта Ричард отозвался устало:

— От меня они получили всего лишь по двадцать ударов плетьми, остальное предоставлю тебе. Как решишь, так и будет. Но поверь, что двадцать плетей — это ничтожное наказание за тот ущерб, который они мне причинили.

— В своем ли ты уме, Бассет? — ехидно поинтересовался барон. — Что из того, что парни пощупали деревенскую шлюху и позабавились огоньком? Я знал, что ты глуп, но сейчас твоя глупость зашла слишком далеко.

Элен предугадывала, как гневно ответит ему Ричард, но ярость, охватившая хозяина Гуинлина, превзошла все ожидания. Если бы взглядом можно было убить, то де Визи тут же стал бы трупом.

— Жители Уэльса под моей защитой. — Он вскинул вверх могучую руку и повторил: — Вот эта рука будет защищать их всегда, как бы не лаяла на меня мелкая шавка вроде тебя, Равенсгейт. По велению нашего короля Эдуарда Гуинлин мой, а ты и твои люди здесь лишь гости. Я не отказываю вам в гостеприимстве, но законы, мною установленные, требую соблюдать.

С поднятой вверх дланью он был сейчас похож на статую одного из римских цезарей.

— Я установил здесь мир, ты же сеешь войну. Смотри, как бы не пожать плоды трудов своих, и не придется ли тебе раскаиваться.

Все вокруг замерли, и Элен в том числе, от его зычного властного голоса, лишь де Визи ухмыльнулся и произнес негромко:

— Боюсь, раскаиваться придется тебе, мой друг, за то, что двадцать плетей ты назначил братцу своему за мелкую провинность. Даже если он тебе это простит, то только не я, потому что он мой слуга. Со мною тебе трудно будет справиться. Берегись, Ричард, я тебя предупреждаю.

— А я предупреждаю тебя, — холодно произнес Ричард. — Тебе тоже следует поберечься.

— Вот и поговорили, — мрачно улыбнулся де Визи. — Все стало ясно как на духу. Ты считаешь себя правым, но уверяю, что ни один рыцарь не одобрит того, что ты позволил смердам высечь человека в рыцарском звании. Опасность может прийти отовсюду, так что избегай выезжать из замка без кольчуги, Ричард.

Сэр Джон, молчавший до сих пор, решил вмешаться:

— Мой младший сын поступил плохо. Старший наказал его за ошибку, но проявил излишнюю суровость, и поэтому он не прав.

Старик тронул Ричарда за плечо, как бы охлаждая его пыл, но Ричард отстранил слабосильную руку отца.

— Я прав, и вам обоим это известно — и тебе, отец, и барону. Совесть моя чиста. И дальнейших упреков ваших я не желаю слушать. Я покидаю вас, потому что очень устал.

В сопровождении Симона он начал подниматься по лестнице, а Элен неслышно отступала перед ними, пятясь по ступеням. Свет факела упал на подол ее туники. Ричард и Симон мгновенно обнажили мечи.

— Кто там прячется? — окликнул Ричард. Элен подала голос:

— Это я.

— Ты должна была ухаживать за уэльской девчонкой.

— Она спит. Кстати, я хотела поблагодарить тебя за то, что ты так веришь в мое врачевание.

— А что ты здесь делаешь?

— Де Визи так кричал, что я встревожилась. Он подлый человек, с ним небезопасно связываться.

— Я рад, что ты раскусила его. Ты не сердишься, что я обременил тебя заботами?

— Как можно на это сердиться?

Разговор между ними был тихий, миролюбивый. Элен разглядела на лице Ричарда ожоги. И сам он казался до предела уставшим.

Элен обратилась к Симону:

— Твоему господину требуется помощь. Отведи его в спальню, а я возьму свои лекарства и приду.

Симон согласно кивнул.

Через несколько минут Элен уже стояла на пороге покоев хозяина замка, расположенных в другом крыле. Дверь была приоткрыта, и она видела, что Ричард сидит на низком табурете посреди комнаты, обнаженный до пояса, а Симон неловкими пальцами снимает лоскуты обожженной кожи.

— Иди, Симон. Я справлюсь сама… Они остались наедине.

— Тебе не следовало бы приходить сюда.

— Молчи, — распорядилась Элен.

Она обмакнула конец его рубахи в бадью с водой и, отжав, начала осторожно протирать его плечи и спину. Обмыв обожженные места, Элен стала накладывать целебную мазь. Снадобье, вероятно, очень сильно щипало, и Ричард, словно боязливый ребенок, зажмуривался и вздрагивал. И это так не соответствовало его мужественному облику.

Он вдруг перехватил ее руки и отвел их от себя.

— Тебе нельзя быть здесь, — повторил он.

Она не решалась заглянуть ему в глаза. Жар, исходящий от его большого сильного тела, возбуждал в ней запретные желания.

— Я должна быть возле тебя, — вдруг внезапно прорезался у нее голос.

— О, Элен! Моя Элен…

Они осторожно коснулись друг друга, и это невинное прикосновение передавало зародившуюся в них страсть. Не только любви, но и утешения ожидал от нее сейчас Ричард.

— Мне очень тяжело, Элен. Мне стыдно перед тобой и перед всеми. Мой брат разрушил то, над чем я так трудился. Кто мне теперь поверит?

— Это не так, Ричард, — прошептала она. — Наказав брата, ты поднялся в глазах моих людей. Этот поступок воздастся тебе сторицей.

— Нет-нет, король отзовет меня обязательно. Де Визи уж постарается представить дело так, что виноват во всем я.

— Чепуха! — воскликнула Элен, выпрямившись во весь рост и пылая гневом. — Что за женские слабости у взрослого мужчины? Нечего плакаться передо мной! Марш в постель! Сейчас ты зол и расстроен, а завтра мир покажется тебе прекрасным.

Она отвела его к кровати, а когда он лег, запечатлела поцелуй на лбу, как это делает мать с мальчуганом, который никак не может уснуть. Потом задернула покровы балдахина над роскошным ложем, где когда-то провел ночь король.

— Не уходи, — попросил Ричард.

— Нет-нет, я не уйду. Ты спи, а я посижу рядом.

Он затих, мерно дыша. В окошке посерело, близился рассвет.

Как странно! Три месяца тому назад она только и мечтала о том, чтобы полоснуть стальным лезвием по горлу Кентского Волка, насладиться зрелищем крови, которая, пузырясь, вытекает из раны, его агонией. Это страшное видение заставило задрожать каждую жилку в ее теле. Вот сейчас он полностью в ее власти — виновник гибели ее родных, тюремщик ее и Оуэна.

Еще три месяца тому назад она поддалась бы искушению, но сейчас полная правда открылась ей. Прежняя ненависть умерла. Она любит Ричарда Кента — в любят уже давно.