Звуки труб прорезали тишину прозрачного осеннего утра, многоголосым жизнерадостным эхом отражаясь от серых крепостных стен. Яркие флажки трепыхались на ветру, бубенчики на упряжных лошадях миролюбиво позванивали, когда король Англии с небольшой свитой проследовал через опущенный мост и распахнутые ворота в замок Белавур.

Роберт, стоя посреди крепостного двора, постарался изобразить на лице приветственную улыбку, как подобало при свидании с высшим сеньором, Стефаном Блуа, чтобы развеять всякие слухи, распространяемые Монтегью, что он лишь призрак, в чьих глазах не прячется колдовское пламя, исчезающее при первом крике петуха.

Стефан пришпорил своего великолепного иноходца, склонившись над лукой, обскакал вокруг застывшего в неподвижности вассала, не приближаясь к нему более чем на дюжину ярдов, а потом заставил коня сделать три изящных шажка. Теперь они были почти рядом — вассал, король и его конь.

— Роберт! Роберт де Ленгли! Да будет благословен Господь, спаситель наш! Я до сей поры не верил в твое воскрешение.

Роберт опустился на одно колено перед монархом на заляпанные конским навозом камни, но Стефан тотчас же поднял его, заключив в сдержанные, но искренние, поистине солдатские объятия. Слезы показались на глазах короля. Но это были слезы радости. Такого взрыва чувств не смог бы сыграть самый изощренный дипломат.

— Роберт! Я уже не надеялся встретиться с тобой в этом мире. Слава Господу! Он милостив к нам. Столько отняли у меня — и друзей, и земель, но ты возвратился, а это добрый знак. Я всегда думал о тебе как о сыне…

Охрана, готовая отразить покушение на короля, отпрянула в недоумении. В последние дни король не подходил ни к кому из своих вассалов ближе чем на семь ярдов, а тут вдруг такие тесные объятия. Роберт немного расслабился, и улыбка на его лице перестала быть всего лишь доброжелательной гримасой. По-видимому, Стефан был искренне рад встрече с верным ему рыцарем.

Но тут же король резким движением отстранил его от себя, вцепился пальцами в его плечи и погрузился в изучение лица Роберта.

— Ты или не ты? — спросил он встревожено и тут же разразился смехом. — А, может быть, это я нахожусь на том свете, а не Роберт де Ленгли. Это он живой, а я уже предстал перед ликом Господним и даю отчет за свои прегрешения.

Роберт ощутил, что у него полегчало на душе. Трудно было противиться обаянию короля Стефана Блуа, особенно если он твердо вознамерился испробовать на ком-то свои чары. А уж Роберту и совсем пришлось нелегко, ибо этот человек, обладавший короной, был близким другом его отца и когда-то, в далеком прошлом, возложил меч на плечо мальчика Роберта, посвящая его в рыцари. И с той поры, взрослея и накапливая в душе горечь после многократных предательств, Роберт де Ленгли верой и правдой служил королю. А кому еще служить? Какому знамени, если все знамена испачканы грязью?

— Вашему Величеству нечего опасаться. Ни вы, ни я не покинули еще пока этот грешный мир. Я жив и радуюсь встрече с вами. Входите же в замок и воспользуйтесь нашим гостеприимством! Мы счастливы принять такого гостя.

— Клянусь Богом, я войду! — Стефан оперся рукой на плечо Роберта и ощупывал его, словно еще не веря, что его давний друг не обратится в призрачный туман и не растает в воздухе. — Пусть легенды, которые сочиняют о тебе менестрели, оказались лишь поэтическим вымыслом — я рад, что это так! Хочу тебе представить, Роберт, спутника по моим горестным странствованиям по жизни.

Король поманил к себе джентльмена, скромно держащегося в стороне.

— Ричард де Люси! Роберт де Ленгли! Станьте друзьями! Сегодня у меня праздник! Я обрел вновь своего легендарного Нормандского Льва!

Средних лет, небольшого росточка человечек обнажил голову в знак уважения к Роберту. Его поредевшие волосы тронула седина, на макушке блестела лысина, но в глазах таился жадный огонек, как у молодого ненасытного зверька. Вместе с королем Стефаном, расточающим направо и налево обворожительные улыбки, они составляли вполне подходящую пару, которая даже на такого искушенного и пострадавшего от лжи и предательства человека, как Роберт, произвела впечатление.

Между тем королевский фаворит Ричард де Люси проявил и ум, и тактичность, и явное желание перейти от слов к делу.

— Счастлив познакомиться с вами, сэр Роберт де Ленгли. Вы столько радости доставили Его Величеству своим воскрешением из мертвых, что, пожалуй, нет и не будет за все годы его царствования дня, более насыщенного событиями… и столькими проблемами. Но все проблемы легко разрешимы, я надеюсь.

— Я тоже надеюсь. Но не я и мои поступки создали эти проблемы. Вряд ли меня можно винить за то, что я попытался вернуть себе свою собственность, — весьма учтиво ответил Роберт.

— Разве кто-то обвиняет вас в чем-то? Нет, нет… еще раз нет. Речь идет об Англии и о безопасности ее западной границы.

«Что ж! Де Люси, видимо, тот человек, с которым можно договориться. Слава Богу, Монтегью еще не успел запорошить пылью его зоркие очи», — подумал Роберт и по наивности начал было делиться с ним своими замыслами.

— Конечно, сэр. Мы не можем разделить каждый старый дуб пополам, но Желуди, упавшие с него, поддаются подсчету…

— Прекрасно сказано, — воскликнул лысый мудрец. — Чувствую, что мы говорим с вами, Роберт, на одном языке. Мы с сэром Лестером составили план…

— Хватит! — решительно вмешался король. — Мы поговорим о делах позднее. Сейчас я желаю отдохнуть в тиши и покое и побеседовать с моим дорогим другом Робертом де Ленгли.

— Конечно, Ваше Величество! — Де Люси тут же замолк.

Они направились к парадному входу в замок. Роберт приостановился, пропуская Стефана вперед, но, к его удивлению, де Люси мгновенно обогнал его и заботливо подхватил короля под руку, когда тот, цепляясь за перила, начал с трудом подниматься по ступеням.

Только сейчас Роберту бросилось в глаза, как безжалостно обошлось со Стефаном время. Высокая фигура его ссутулилась, широкие плечи поникли. Роберт, конечно, ожидал увидеть седину на голове и морщины на лице человека, который никогда не отказывал себе в житейских удовольствиях, но кто мог предугадать подобное превращение крепкого мужчины в согбенного старика. В представлении Роберта, король всегда был бодр телом и душой, неутомимым воителем, настоящим светловолосым богом войны, но они виделись последний раз шесть лет тому назад.

За эти годы Стефан прожил словно два десятилетия. Прежнее обаяние сохранилось — зажигательность речей и манер, легкость, с которой он завоевывал сердца подданных, были теми же, но от прежнего Стефана осталась лишь оболочка, изрядно попорченная временем.

Грустное зрелище натолкнуло Роберта на не менее печальные размышления о том, что почва под его ногами вновь стала ненадежной. Боже, спаси Англию, если только этот дряхлеющий король, человек с добрыми намерениями, но явно беспомощный, оберегает страну от алчного дракона по имени Генри Анжу.

И помоги Господь Роберту де Ленгли, который всю жизнь ставил только на короля Стефана!

Приглашение последовало уже в сумерках. Джоселин мучилась ожиданием весь день с момента, когда трубный глас возвестил о прибытии Его Величества короля в Белавур. С тоской она смотрела на Аделизу, примостившуюся на коврике у очага и занятую своим бесконечным рукоделием. Джоселин ничего не рассказала сестре о том, что произошло в покоях де Ленгли. Поцелуй Роберта перевернул ее душу, но она не хотела даже вспоминать о нем. Она надеялась, что и сэр Джеффри, и сам Роберт будут помалкивать об этом маленьком происшествии.

К счастью, раз здесь присутствует король, то у милорда найдутся более важные дела, чем переживания о поцелуе, сорванном с уст девушки, которая для него ровно ничего не значит. Наверное, он уже и забыл о поцелуе. Для него это лишь пустяк, внесший некоторое разнообразие в скучную беседу с малопривлекательной девицей.

Так она убеждала себя с горькой иронией.

И вот наконец в дверь постучали. Не это ли столь долгожданный зов? На пороге стоял юный паж в расшитой серебром голубой ливрее, означающей, что он служит королю Англии.

— Леди! Вас и вашу сестру убедительно просят предстать перед Его Величеством и отужинать с ним и с его лордами.

Джоселин согласно кивнула. Сердце ее тут же забилось в волнении. Как это ни было смешно, но все же она немного испугалась. Ей надо было собраться с духом, прежде чем ответить.

— Его Величество оказывает нам большую честь. Моя сестра и я будем рады последовать за вами.

Аделиза мгновенно вскочила и изъявила свою готовность спуститься вниз, встав за спиной у Джоселин. Она оставила непокрытыми свои чудесные локоны, а только скромно повязала их лентой. Золотой с жемчугами крестик на тончайшем шелковом шнурке украшал ее нежнейшую шейку. Она выглядела очаровательно в изысканном шерстяном платье цвета слоновой кости и наброшенной поверх него бархатной тунике, ярко-голубой, как и ее глаза.

Джоселин также выбрала свой наряд со всей тщательностью. Ее золотистая туника была, впрочем, не из такой хорошей ткани, как бы ей хотелось, но это было ее лучшее одеяние и цвет ей самой нравился.

Конечно, не имело никакого значения, во что она будет одета сегодня. Все мужские взгляды, разумеется, будут обращены на Аделизу. Так было раньше, так будет и сегодня вечером.

Они медленно спустились в озаренный многочисленными факелами холл. Такого буйства огня в холле замка Джоселин никогда не позволяла, когда оставалась в нем полновластной хозяйкой. Уже это зрелище ей было не по нраву. А тем более ее раздражила внезапно наступившая тишина, когда девушки предстали перед глазами разгоряченных от выпивки мужчин.

Как ей надо вести себя — пропустить вперед красавицу сестрицу, выставив ее всем напоказ, или идти с ней рядом рука об руку? Решив соблюдать положенный ритуал, Джоселин, как младшая сестра, чуть отступила, но Аделиза тотчас судорожно вцепилась в ее руку и спряталась за ней, скрывая свою роскошную фигуру от похотливых взглядов.

— Нет, нет, — бормотала она. — Джоселин, мы вместе должны выдержать эту пытку и встретим свой конец тоже вместе.

Преувеличенный страх Аделизы был, конечно, смешон, но она не показала виду. Словно двое близняшек, не способных оторваться друг от друга, они преодолели две последние ступени витой лестницы и проследовали мимо столов, где изрядно опьяневшие мужчины разглядывали их в упор и перешептывались.

Король занимал кресло в голове самого длинного стола. По правую руку от него сидел де Ленгли, по левую — их отец. Джоселин скользнула взглядом по лицам всей троицы — как они разнились! Отец был хмур, как дикий вепрь, король Стефан сиял от радости и расточал улыбки, а Роберт был словно неживой, как каменное изваяние. Нельзя было никак догадаться, чем закончились его переговоры и что он пережил за те часы с тех пор, как расстался с Джоселин.

Она присела в глубоком реверансе, ощущая, что ее щеки бесстыдно краснеют. Ей казалось, что все вокруг знают: она приветствует не короля Англии, а лорда Белавура! Все-таки какая же она дурочка! Ее тайного приветствия никто не распознал, даже тот человек, кому оно предназначалось. Отец тут же поднялся из-за стола, покачиваясь, проследовал над чередой склоненных над кушаньями спин, взял за руку Аделизу и подвел ее к королю. Джоселин, как глупой, но покорной овечке, пришлось следовать за ними.

— Я представляю вам, Ваше Величество, мою старшую дочь, леди Аделизу Монтегью, о которой вы, безусловно, наслышаны и, — тут он почему-то сделал паузу и откашлялся, — другую мою дочь… леди Джоселин Уорфорд с западной границы.

Все гости поднялись из-за стола, и Джоселин захотелось встать на цыпочки, чтобы не почувствовать себя такой маленькой среди этих огромных мужчин.

Справа и слева смотрели на нее лорды и придворные прихвостни, но ей хотелось первый раз в жизни взглянуть на лицо короля.

Стефану Блуа исполнилось пятьдесят. И он, к сожалению, выглядел именно на эти годы. Кончина королевы подломила его, и слухи о том, как эта потеря отразилась на его здоровье, имели все основания. Когда-то этот мужчина был красив и деятелен, но семнадцать лет правления страной, ввергнутой в гражданскую войну, явно истощили всю энергию, дарованную ему Господом при рождении. Только глаза его по-прежнему оставались молодыми и вспыхивали при лицезрении женской красоты.

Аделиза пробудила в нем жизненные силы. Он сам пошел навстречу сестрам, улыбнулся и заключил в ладони крохотную ручку Аделизы.

— О, мое дорогое дитя! Как я счастлив видеть вас! Отец отзывался о вас с гордостью, и теперь я понял, что он тысячекратно прав. Вы настоящее сокровище.

Аделиза в ответ пробормотала нечто непонятное, щечки ее окрасились румянцем, что сделало ее еще красивее. Ни одна роза, расцветшая в королевском саду весной, не могла сравниться с этим юным созданием. Так подумал стареющий, усталый от гражданских войн король Англии.

Будучи не в силах отвести взгляд от очаровательной девушки, Стефан небрежно бросил через плечо:

— Я понимаю тебя, Роберт де Ленгли. Искушение твое было велико. Как же хватило у тебя рыцарской чести устоять перед ним? По моему мнению, ты просто святой! А теперь прошу тебя, обними отца этих очаровательных девочек, чтобы заключить мир. Разве их будущая счастливая судьба не зависит от того, что мы простили друг другу все наши обиды.

Джоселин вдруг исполнилась презрением к человеку, который только недавно целовал ее. Какой же он рыцарь без страха и упрека? Он просто петух, попавший в курятник. Мужчина, вожделеющий женского тела.

Между тем Аделиза расцветала на глазах. Избавившись от заботы об Аделизе, Джоселин могла вздохнуть свободно, но присутствие в зале Роберта де Ленгли тревожило ее, несмотря на все данные ею себе самой обещания выбросить из головы всякие мысли об этом человеке.

Он сопровождал короля, но остановился поодаль. В каждом его жесте ощущалась ленивая грация хищника. Он почему-то показался ей выше ростом в этот вечер, выглядел более внушительно, а огненные глаза его и львиная грива еще более привлекательными.

Жилет из алого бархата плотно облегал его грудь. Одеяние было роскошным, но явно пришло в ветхость. Он не носил никаких драгоценностей, никаких золотых цепей, даже самого простенького кольца не было у него на пальцах. Джоселин вспомнила, что Генри Анжу носит на руке его фамильный перстень, и гнев обжег ее неизвестно по какой причине.

Роберт де Ленгли всю свою взрослую жизнь истратил на войну за интересы короля Стефана по ту сторону Пролива, а в результате сам потерял все, что имел — земли, богатство, семью, которую, очевидно, любил. Он вернулся в Англию, взял в свои руки то, что ему принадлежало по праву, пусть даже применив хитрость, но так поступали с ним и его враги. А теперь он должен забыть о душевных шрамах и радовать гостеприимством человека, который истребил его друзей и захватил его замки и поместья.

Ее кулачки инстинктивно сжались в приступе внезапно возникшей злобы. Вряд ли кто-то из присутствующих на этом пиршестве, тот, кто поедал мясо, заготовленное ею накануне, разделял ее чувства и горячо сопереживал нескончаемым утратам Роберта де Ленгли. Но почему он, одетый в пламенно-алый бархатный жилет, напоминающий о мстительном пламени, сжигающем его душу, — почему он ведет себя так хладнокровно? Неужели король Стефан смог подавить его волю? И как ей сдержать здесь, сейчас свой острый откровенный язык?

А де Ленгли еще посмел произнести, унижая себя:

— Я полностью отдаю себя под власть короля Англии. В любое мгновение я готов оседлать коня и сразиться за него здесь или за морем.

Если в этом высказывании заключалась горькая ирония, то никто из присутствующих не воспринял ее или притворился, что не понял скрытый смысл речи де Ленгли. Король, более чем все его придворные, был защищен от горьких намеков непроницаемой броней своего обаяния. Он окинул взором свою свиту и заставил опустить глаза тех, кто позволил себе ехидную усмешку.

— Я знаю, что ты, Роберт, верен мне, и твоя верность становится дороже с каждым днем.

Они были рядом — рыцарь и король. Факелы пажей, неотступно следовавших за королем, высвечивали их. Стефан по-прежнему не отпускал нежную ручку Аделизы. Эта троица выглядела так красиво. Джоселин вновь вспомнила французские гобелены, которыми так дорожил ее отец. Ей никогда не вписаться в эту волшебную картину.

Стефан, поглаживая руку Аделизы, произнес торжественно, как и подобало королю:

— Мое дорогое дитя! Я знаю, что тебя содержат здесь в заключении против твоей воли. Мне сообщили также, что этот человек, — Стефан кивнул в сторону де Ленгли, — не поскупился на угрозы в присутствии твоего отца. Однако Роберт де Ленгли из Белавура мне хорошо известен, и клянусь моей честью, что нет на свете более благородного рыцаря. У него и в мыслях не было привести эти угрозы в исполнение. Роберт поклялся на святом распятии, что не имеет ни малейшего намерения причинить тебе и твоей сестре какой-либо вред. Он обещал также поддерживать мир с твоим отцом, а твой отец, в свою очередь, дал такую же клятву.

Стефан выдержал многозначительную паузу, окинув взглядом все собрание.

— Мы добились в этот знаменательный день больше чем военной победы. Мы покончили раз и навсегда с враждой между домами де Ленгли и Монтегью. Мы отвели угрозу миру на земле Англии, миру, за который так долго сражались. В данный момент составляются договоры. Завтра они будут подписаны, и наступит конец столь затянувшемуся спору.

По толпе гостей пробежал ропот. Все зашумели, заговорили разом. Король возвысил голос:

— У нас есть повод для праздника, господа! Будем же смотреть только в будущее и не станем оглядываться назад. Два могущественных, славных семейства сольются в согласии и обеспечат покой и безопасность на западе Англии.

Он вложил пальчики Аделизы в руку Роберта де Ленгли.

— Счастлив известить вас, что наш друг де Ленгли и леди Аделиза Монтегью в скором времени соединятся в брачном союзе. Да снизойдет милость Божья на английское королевство и на вас обоих, дорогие мои!

Джоселин ощутила, что пол уходит из-под ее ног. Аделиза же была ни жива ни мертва. Ее и без того бледные щеки лишились последней краски. Все в зале тоже замерли.

С едва слышным вздохом Аделиза упала к ногам де Ленгли.

Ее падение не было грациозным девичьим обмороком. Она просто рухнула на пол и скорчилась в нелепой позе. Роберт де Ленгли спокойно наблюдал за этим зрелищем, не сделав попытки предотвратить ее падение. В ответ на испуганный взгляд Стефана он лишь слегка пожал плечами.

— Мою нареченную невесту, очевидно, чересчур взволновала новость о выпавшем на ее долю счастливом жребии. Не беспокойтесь, Ваше Величество, подобные обмороки случаются с леди Монтегью очень часто.

Все в зале пришло в движение. Джоселин кинулась к сестре и опустилась возле Аделизы на колени.

— Пожалуйста, лорды… Прошу вас, Ваше Величество, не тревожьтесь понапрасну. С моей сестрой такое происходит при сильном волнении. Нет причин для беспокойства.

Она усиленно растирала похолодевшие руки Аделизы, когда какой-то незнакомец очутился рядом и быстро прошептал ей на ухо:

— Склонна ли ваша сестрица к истерике? И не произнесет ли она что-либо неуместное, когда проснется?

— Боюсь, так может случиться. Мы же не были извещены заранее…

— Тогда ее надо немедленно убрать отсюда. Договоренности и так находятся под угрозой. Половина людей в этом зале только и ждут подходящего повода, чтобы устроить потасовку. Ваш отец и де Ленгли из их числа.

— Кто-то должен был принять это к сведению, прежде чем объявлять о помолвке во всеуслышание без всякой подготовки, — сердито бросила Джоселин.

— Мы старались предотвратить войну. У нас не было времени подумать о том, что глупая девочка окажется такой слабонервной.

— Так не вините девушку за ее чувствительность. Ее реакция вполне естественна. Из-за подобных неосторожностей чаще всего и вспыхивают войны.

Незнакомец с удивлением посмотрел на нее. Джоселин понятия не имела, кто он такой. Вероятно, все же важная персона, раз он, как она заметила раньше, сидел за главным столом. В данный момент, однако, ее не занимало то, что он, возможно, обижен ее весьма прозрачным намеком и тоном, каким он был произнесен. После объявления, сделанного королем, у нее самой не унималось головокружение и все плыло перед глазами.

Она огляделась. Ее отец прокладывал себе путь сквозь толпу воинов, выискивая какой-нибудь сосуд с водой. С другой стороны, через плотную стену охранников, пробивался ее брат Брайан. Повсюду вассалы, вскочив со своих мест, поглядывали вопросительно на сеньоров, а кое-кто уже успел обнажить меч.

Джоселин обратилась к незнакомцу:

— Помогите мне, сэр. В конце зала за занавеской есть ниша. Там можно открыть окно и впустить свежий воздух. Мы скроем ее там от посторонних глаз и приведем в чувство.

Мужчина подхватил Аделизу на руки как раз в тот момент, когда к ним приблизился Брайан. Джоселин заступила ему дорогу.

— С ней все будет в порядке, Брайан, поверь мне. Она просто слишком переволновалась и долгое время отказывалась от пищи. Ты же знаешь, что Аделиза склонна к обморокам.

Он попытался обойти ее, но Джоселин удержала его за руку.

— Будь добр, Брайан! Распорядись, чтобы прислали вина и еды в нишу. Этим ты лучше всего поможешь Аделизе. И прошу, хотя бы ради нее, утихомирь свой воинственный пыл!

Брайан впился ненавидящим взглядом в стоявшего рядом де Ленгли.

— Если этот ублюдок де Ленгли коснулся хоть пальцем Аделизы, да простит меня Бог, я убью его.

— Никто до нее не дотронулся, Брайан! — резко оборвала брата Джоселин. — Аделиза упала в обморок от волнения. Подумай, каково ей будет, когда она очнется и узнает, что произвела такой переполох.

Джоселин не отпускала руку Брайана и всматривалась в его окаменевшее от гнева лицо. Он был красивый мужчина, чертами лица чем-то похожий на свою очаровательную сестру, но скульптор, ваявший эту копию, орудовал более грубым резцом. Когда Брайан был в ярости, то упрямо сжатые челюсти, его напрягшиеся скулы и ледяные бездушные глаза — все это вместе наводило страх на Джоселин.

Однажды, когда ей исполнилось восемь, а Брайан уже был тринадцатилетним юнцом, много познавшим и весьма испорченным, он жестоко избил ее. Джоселин не могла забыть злобную радость, с какой он расправлялся с ней, беззащитной девочкой, и бессильное возмущение матери при виде окровавленной дочери, испугавшейся, что сводный брат сломал ей лицевые кости. Брайан был вполне способен сознательно изуродовать маленькую Джоселин и испытал бы при этом лишь удовлетворение от своего поступка.

— Пожалуйста, Брайан, хоть раз в жизни послушай меня — ради блага Аделизы. Не позволь своим людям устроить побоище. Ты же знаешь, как мгновенно распространяются слухи.

Брайан со злобой выдернул руку из ее цепких пальцев.

— Бог свидетель тому, что есть много поводов для сплетен в нашей доброй Англии. И на имя Аделизы тоже брошена тень.

Он оглянулся через плечо на уже собравшихся в кучку и готовых к схватке сторонников Монтегью и все же решил внять голосу разума.

— Я успокою моих людей и вернусь через несколько минут. Скажи об этом Аделизе, если она очнется.

Зайдя за тяжелую портьеру, Джоселин обнаружила, что незнакомец уже успел усадить Аделизу на стул и привести ее в чувство. Теперь девушка, обхватив руками златокудрую головку, безутешно рыдала. Незнакомец хмуро наблюдал за ней.

— Благодарю вас, милорд, — сказала Джоселин. — Если вы еще позаботитесь, чтобы нас оставили в покое на некоторое время, то это, возможно, и спасет договоренности, о которых вы так печетесь.

— Я сделаю все, что смогу, но вряд ли мне удастся продержаться достаточно долго.

Он удалился с поклоном.

— О, Джоселин! Я не могу… Я не могу выйти замуж за этого человека, — всхлипывала Аделиза. — За кого угодно, только не за него. Как мог отец согласиться на это?

— Аделиза, послушай меня. Между объявлением о помолвке и настоящей свадьбой многое может произойти. Вполне вероятно, что свадьбы и не будет. К тому же ты почти обручена с Пелемом.

Джоселин наклонилась и обняла сестру за плечи.

— Сейчас нас должно волновать другое… Многие люди только и ищут повода для кровопролития, и твой вспыльчивый братец среди них. Воины Монтегью и солдаты де Ленгли уже вынули кинжалы из ножен. Схватка может начаться из-за любого пустяка. Конечно, ты права, Аделиза, с тобой обошлись возмутительно. Я знаю, как тебя пугает де Ленгли, но мы обязаны взвешивать каждое слово, нами сказанное. Необузданный нрав Брайана тебе известен. Он уже угрожал де Ленгли. Если он еще что-нибудь себе позволит, то многие мужчины расстанутся с жизнью.

Аделиза тыльной стороной ладони утирала со щек обильно льющиеся слезы.

— О, Джоселин, я не хочу, чтобы из-за меня кто-то пострадал, особенно Брайан. Но если бы ты была на моем месте, разве тебе не стало бы страшно? Ты не представляешь, как ужасно он вел себя со мною. Даже подумать не могу, чтобы остаться с ним когда-нибудь наедине… Еще раз испытать такое…

Нет, нет!

Она прикусила губу чуть ли не до крови.

— Я не могу стать его женой… — Слезы вновь потекли у нее из глаз. — Я не могу…

Джоселин вспомнила, как улыбка смягчает жесткие черты лица де Ленгли, как он заразительно смеется. Лишь однажды ей довелось услышать его смех, но это врезалось в ее память. И еще то, как руки Роберта обнимали ее, как целовали ее его губы. Внезапно безнадежное отчаяние, чувство горькой потери и жалости к самой себе охватило Джоселин.

Она сердилась на собственную слабость, но не могла справиться с собой. Ее негодование обратилось на сестру, но тут же ей стало стыдно за подобное чувство. Она еще крепче прижала к себе Аделизу, загоняя подлую ревность в самый дальний уголок своего сознания, зная, конечно, что эта ревность никак не может быть оправдана. Ведь Аделиза была само совершенство. Она заслуживала счастья быть супругой такого мужчины, как Роберт де Ленгли. Может быть, она единственная женщина на свете, которая была достойна его.

— О, Аделиза! Я не отношусь к тому, что случилось, с легкой душой. Поверь, что мне тяжело видеть, как ты страдаешь. Если б я могла что-то изменить, то обязательно бы это сделала. Ради тебя я готова на все. Но ты должна верить в лучшее. Мы выберемся из этой беды.