Джоселин пробудилась во тьме и холоде от шума дождя, барабанившего по крыше, и от странного чувства, что что-то случилось.

Она перекатилась к середине широкой кровати в бессознательном желании быть поближе к сестре. Но ощутила там, где должна была лежать Аделиза, лишь выстуженную пустоту.

Со вздохом Джоселин поплотнее укуталась в одеяло и несколько минут лежала, стараясь отогнать мысли о сегодняшнем событии и постараться вновь уснуть. Но в памяти ее всплыл трогательный голосок сестры: «Джоселин, я так боюсь…»

Она приподнялась на постели, потянулась за ночным капотом и накинула его на плечи. Дрожа от холода, Джоселин отыскала в темноте огарок свечи, запалила его и поспешно оделась. Аделиза, по-видимому, решила продолжить свое бдение в часовне, и Джоселин мучительна была мысль о том, что она там одна.

Но в часовне Монтегью было пусто и черно, как в могиле. Шаги Джоселин гулко отдавались в тишине. Высоко держа над головой зажженную свечу, она прошла к алтарю, обследовала все темные углубления по обе стороны нефа.

Ей бросился в глаза пергаментный свиток, аккуратно перевязанный лентой — лентой Аделизы! Она уставилась на него, ужас наполнил все ее существо. Аделиза неоднократно повторяла, что хочет умереть. Неужели она решилась на это?

— О Боже! — прошептала Джоселин. — Господи помилуй, нет!

Она протянула руку за свитком, дрожащими пальцами развязала ленту, пробежала глазами неразборчивые строки. Почерк выдавал волнение, слова налезали друг на друга, и все же Джоселин поняла смысл послания и с облегчением перевела дух. Того, чего она боялась, не произошло. Аделиза не совершила непростительный смертный грех.

Но то, что она сделала, было почти так же греховно. Она сбежала с Эдвардом Пелемом.

У Джоселин подогнулись колени, и она опустилась на ледяной каменный пол. Строчки прыгали у нее перед глазами, когда она вторично перечитывала письмо, потрясенная до глубины души невероятным поступком сестры. Последствия этого деяния будут ужасны. Их трудно даже себе представить.

Роберт де Ленгли будет жестоко унижен в присутствии самых значительных персон английского королевства. Он уже угрожал убить Пелема. Теперь, несомненно, он выполнит свою угрозу. А Аделиза…

Джоселин невольно вздрогнула, вспоминая, каков был де Ленгли в ярости. Если он и не убьет Аделизу сразу же, то превратит ее дальнейшую жизнь в кромешный ад. А Стефан… Боже мой! Какой гнев обрушит король на Пелема, а также на всех Монтегью. Ее отец и Брайан окажутся в положении, которому не позавидуешь.

— О, Аделиза! — Джоселин еще не могла до конца поверить в то, что ее сестра так неразумно поступила. — Как глупо! Глупо и страшно!

Она поднялась с колен, лихорадочно соображая, как действовать ей. Она должна поспешить к отцу. Послание было адресовано ему. И ему придется открыть ужасную истину де Ленгли.

Но когда Джоселин представила себе эту сцену, то поняла, что это наихудший из всех возможных вариантов… Роберт де Ленгли заслуживает того, чтобы узнать все первым, услышать печальную новость из дружеских уст. Ему надо дать возможность и время взять себя в руки до того, как языки примутся болтать, а вся страна покатится с хохоту над гордым Нормандским Львом, которого бросила у самого алтаря напуганная невеста.

Джоселин побрела прочь из часовни. Ее полуослепшие от слез глаза скользили по окошкам покоев Монтегью. Только нескольким самым высокородным лордам досталась роскошь пользоваться спальнями, и то их разместили там по двое и даже по трое. Остальные устроились на скамьях или кушетках в нишах главного холла или просто ночевали на дворе вместе со своими солдатами.

В качестве жениха Роберт де Ленгли был удостоен особой привилегии. Джоселин вместе с отцовским управляющим позаботилась обставить его покои с максимальным комфортом. Но в самых своих безумных мечтах она и представить себе не могла, что ей придется явиться в предрассветной мгле в спальню мужчины в утро его свадьбы с сообщением о том, что его невеста исчезла.

Она приблизилась к двери, ведущей в покои де Ленгли, еще не успев подготовиться к разговору, и поторопилась постучать, чтобы не передумать и не броситься наутек. Сонный голос изнутри откликнулся на ее стук.

— Кто там?

— Откройте, — прошептала она. — У меня послание к лорду де Ленгли. Это очень срочно.

Она услышала звук отодвигаемых засовов, и дверь чуть-чуть приотворилась. Заспанный мальчишка через щель подозрительно уставился на Джоселин. Этот молодой телохранитель де Ленгли был незнаком.

— Впусти меня! — попросила Джоселин, но мальчик не пошевелился. — Ты видишь, я безоружна, и наверняка знаешь, кто я. Мне необходимо сообщить милорду очень важную весть.

Оруженосец потратил много времени на раздумье, но наконец дверь приотворилась пошире. Джоселин смогла войти, переступив через двоих завернувшихся в одеяла стражников, спавших у самого порога. Еще с полдюжины рыцарей лежали вповалку на полу и храпели так, что сотрясались стены прихожей покоев милорда.

Один из мужчин проснулся и сразу же схватился за меч, но мальчик остановил его:

— Это всего лишь прекрасная леди. Сомневаюсь, что наш милорд поблагодарит тебя за то, что ты защитил его от подобного нападения.

Мальчишка ухмыльнулся, а воин вытаращил глаза, с минуту поводил безумным взором по женской фигуре, возникшей перед ним, потом, выронив оружие, стукнулся головой об пол и снова погрузился в сон.

Джоселин прошла через комнату, как через поле сражения, полное трупов. У закрытой двери в покои милорда мальчик задержался.

Она отстранила его руку, заметив нерешительность юноши, и постучалась сама.

— Господи! Какого черта, Гарри! Что тебе надо? Что там произошло?

Джоселин не могла не узнать этот голос, какой бы он ни был — пьяный или сонный.

Юноша что-то торопливо зашептал, приложившись губами к двери, на что получил решительный ответ:

— Господи! Так впусти ее скорей! Оруженосец тут же посторонился. Джоселин шагнула в спальню и тут же осознала, что выглядит весьма странно. В руке она держала свечу, взятую в часовне, и прикрывала ладонью ее слабенький колеблющийся огонек, а в вырез ее платья на груди был заткнут пергаментный свиток.

В комнате было тепло, но этот уют не согрел и не успокоил ее. Она заледенела и еле двигалась.

Комната слегка осветилась свечой, принесенной ею, и зрелище, представшее ее взору, могло ошеломить любую благородную девушку. Широкая постель была прямо перед ней, а он спал в ней голый — голый, без ничего, как Адам в раю. Угли в жаровнях, установленных вокруг кровати, уже почти погасли, но свечи, поднятой вверх рукою Джоселин, было достаточно, чтобы осветить тело мужчины и главный предмет, которым одарил его Господь.

— И что, мадам?

Джоселин содрогнулась от своих греховных мыслей и опустила взгляд. Она не знала, как начать. Ровный шум дождя, который они оба услышали в воцарившейся тишине, никак не мог помочь ей.

— Вам уж очень хотелось проникнуть ко мне, как мне доложил слуга. Так объясните, мадам, что послужило поводом для вашего вторжения?

Он был явно рассержен, хотя и улыбался.

— Какая уж такая новость могла поднять с постели вас… и меня?

— Есть такая новость.

— Говорите.

— Аделиза… Она уже далеко… с Эдвардом Пелемом.

Невероятно, но ей доставило удовольствие от сознания того, что она нанесла ему такой удар. Не все же ей мучиться, пусть помучается и он.

Легкие, скрытые под ребрами его мускулистой, волосатой груди, расширились, как кузнечные мехи, когда он издал нечеловеческий вопль. Его кулак начал бешено бить по мягкому матрасу, который был ни в чем перед ним не виноват.

— Верни ее обратно! — вскричал он невнятно, словно в удушье.

Джоселин кинула ему на грудь пергаментный свиток.

— Читайте, сэр, если вы грамотный.

Она поднесла к нему поближе свечу, как бы заключая в золотой кружок света его бесстыдную наготу. Он этого не замечал. Прочтя письмо, де Ленгли сдвинул свои густые брови так, что Джоселин его лицо показалось совсем незнакомым.

— Это письмо адресовано не мне, а вашему отцу, мадам. И подписано оно не Аделизой, а Пелемом.

— Какая разница! Я нашла его в часовне после того, как моя сестра исчезла.

— Если Пелем так дрожит, как его почерк на этой дрянной записке, то он трусливый заяц, а не рыцарь. Я не собираюсь иметь с ним дела. Я пошлю оруженосца разбудить мой лагерь, поднять солдат, и скоро мир и порядок восстановятся.

— Какой ценой? — спросила Джоселин.

— Неважно.

— Он дурак, но вы-то нет…

Произнесенная ею фраза подействовала на него так, будто она обожгла Роберта пламенем. Он вскочил, как ужаленный, мускулистые ноги мелькнули перед ее взором, едва не выбив из ее руки догорающую свечку. Они показались ей невероятно длинными. Он задрал их, надевая полотняные панталоны, но у нее было достаточно времени, чтобы налюбоваться их красотой. Пока Джоселин переживала свои впечатления, де Ленгли уже надел штаны и начал натягивать сапоги.

Удар, который она ему нанесла, не вверг его в отчаяние. Он взял бразды правления в свои руки и явно не желал делиться с нею властью над ситуацией.

А тут еще кто-то вежливым, но настойчивым жестом отодвинул ее в сторону. Джоселин оглянулась и увидела человека, ей не представленного, но который недавно помог ей ухаживать за упавшей в обморок Аделизой. Верховный судья, ближайший советник короля Англии.

— Мне все известно, — сказал весьма сухо этот вездесущий господин. — Надо подумать, как вылезти из этой помойной ямы.

— Спасибо, Ричард, но мне придется улаживать это дело самому. И я знаю, как…

— Неужели? Тогда ты просто гений. Ты не можешь пуститься в погоню за Пелемом, хоть у тебя есть все законные права, чтобы отрубить ему голову. Если ты его прикончишь, папаша Пелема в покое тебя не оставит. Стефан, конечно, защитит тебя, но до поры до времени… Какого черта ему нужно иметь за спиной такого врага, как эрл Колвик? Он и так напрочь повязан с анжуйскими шпионами. Дела нашего королевства таковы, что мы уже много лет качаемся на аптекарских весах, и лишняя щепотка порошка опустит чашу вниз.

Роберт де Ленгли не стеснялся своей обнаженной волосатой груди ни перед придворным короля, ни уж тем более перед Джоселин. Он в раздумье почесал ее.

— Оказывается, Пелем не такой дурачок, каким я считал его раньше. Как жаль, что мы его недооценили. — Он не удержался от сарказма. — Мы все втроем — ни я, ни вы — верховный судья, ни обожаемый нами король Англии.

Ричарду де Люси было не впервой вести трудные переговоры, но с партнерами одетыми, при всех регалиях. Сейчас он имел некоторое преимущество перед де Ленгли, потому что тот был полуодет.

Но оскорбленный, униженный, поднятый врасплох с постели жених, как оказалось, трезво оценивал ситуацию. Де Ленгли вновь скатал пергаментный свиток и, постукивая им себя по груди, принялся рассуждать:

— Пелем надеется на покровительство Анжу. А что, если мы подложим ему свинью… и заодно Его Величеству Стефану?

Де Люси строго взглянул на него.

— Если Колвик перейдет в стан Генри, то на востоке вспыхнет мятеж. На побережье Пролива многие только и ждут высадки анжуйских войск. Не говори мне, что ты желаешь разжечь гражданскую войну из-за истеричной девицы, на которую скорее всего подействовала плохая погода — унылый дождь за окном. Какой-то выход из положения нами будет найден, но только какой?

Внезапно де Люси обернулся, и глаза его, словно два раскаленных вертела, пронзили Джоселин.

— А что, как вы думаете, мадам, скажет ваш папаша по поводу этого казуса?

Джоселин бросило в жар.

— Пока он в неведении.

— Пока! — нахмурился де Люси.

— Я сочла нужным известить сначала лорда де Ленгли. — Джоселин старалась держаться храбро под взглядом всемогущего фаворита короля. — Я подумала, что, если мессир де Ленгли даст мне эскорт, я догоню леди Аделизу и смогу убедить ее вернуться. Тогда все происшедшее останется между нами.

План ее выглядел весьма наивно, но это было единственное, что пришло ей в голову.

— Мудрая мысль, мадам, но вряд ли она осуществима. Пелем имеет фору в несколько часов, а уж если каким-то чудом вы их настигнете, он просто пошлет вас к черту. Благодарю вас за совет, мадам, но мы им не воспользуемся.

Джоселин молча кивнула. Что бы она ни предложила, все равно будет только хуже. Слова, произнесенные де Ленгли, не растопили лед, который сковал ее сердце.

— Я ценю, леди Джоселин, ваши добрые намерения, — сказал он. — Вы всегда будете в списке моих друзей, а их уж не так и много. Я ваш должник…

— Тогда умоляю, простите мою сестру! Аделиза не заслуживает милосердия, я знаю, но она совершила свой поступок не со зла. Она боится вас настолько, что готова была лишить себя жизни… Я опасалась, что такое случится в эту предсвадебную ночь.

Де Ленгли с иронией вскинул брови.

— Неужели смерть и чистилище не страшнее нескольких ночей, проведенных со мной в брачной постели?

— Конечно, нет! — в панике вскричала Джоселин. — Вы, милорд, заслуживаете самого высокого уважения. Но моя сестра… она… всегда…

Где это проклятое слово, коварно ускользающее от Джоселин?

— Чувства правят ею, — произнесла она наконец.

К ее удивлению, Роберт де Ленгли расхохотался.

Она смотрела на него и чувствовала облегчение. Она ожидала от него припадка бешеной ярости, немедленного порыва пролить кровь ее отца, брата, может быть, даже ее смерти, как гонца с плохими вестями. А он лишь смеялся.

— Чувства! Как хорошо вы мне все объяснили, мадам. Я вспомнил, что говорил вам однажды — будь вы дипломатом, вам был бы обеспечен успех при дворе.

Он быстро, энергично и, казалось, с легкой душой завершил процедуру облачения в одежду и доспехи, попутно отдавая ей распоряжения:

— Поторопитесь, мадам! Скоро рассветет, а ваше присутствие в моей спальне вызовет толки. Представьте это послание сэру Монтегью — пусть он продерет очи — и скажите, что он первый, кто узнал о бегстве своей дочки. Клянусь, мои люди не проболтаются, что вы прежде побывали у меня.

Джоселин поспешила к выходу, но он схватил ее за запястье.

— He опасайтесь за участь своей сестрицы. Что бы обо мне ни говорили, я своих жен не убиваю!

Прикосновение его руки заставило ее замереть. О, если бы оно длилось вечно! Но Роберт поторопил ее:

— Бегите! Надеюсь, ваши ножки легки…

У двери возник оруженосец, преградивший ей путь.

— Проводи миледи! И постарайся, чтобы вас никто не видел, — распорядился Роберт. — Спешите, мадам, — произнес он ей на прощание.

Переступая порог, Джоселин оглянулась.

— Простите нашу семью за все горести, причиненные вам. — С этими словами она исчезла, убегая от темных с золотым ободком глаз хищника.

Де Ленгли расслышал ее невнятно произнесенную фразу. Ее порыв весьма его озадачил. Он спросил у де Люси:

— А как ты считаешь, Джоселин Монтегью способна на какие-нибудь чувства? Или ею правит только разум? Она хитра, как змея, и рассудительна, как мудрец.

Королевский фаворит ответил ему правдиво:

— В чувствах я не разбираюсь. Когда каждый день разбираешься в спорах о владении землей, то любое слово, каждый взгляд и все прочее выглядит фальшивым. Слушай, какого черта ты спрашиваешь всякие глупости? Сейчас не время!

Меньше чем через час весь замок Монтегью забурлил от разлившихся, как весенний паводок, слухов.

Стефан метался в ярости, безуспешно решая задачу, которая решения не имела. Поймать и наказать Пелема означало лишь то, что король восстановит против себя лордов восточного побережья. А бездействовать и тупо смотреть в потолок было еще хуже. Самый верный его рыцарь — Роберт де Ленгли, доказавший мечом и талантом полководца, что способен отстоять королевские интересы, теперь проникнется к нему, королю Англии Стефану, презрением.

Он созвал совет. Властные бароны, не совсем еще отошедшие от похмелья, не слишком притворялись, что озабочены проблемами своего монарха. В ожидании выхода короля они поправляли свое здоровье.

Джоселин замешалась в толпу служанок, обносивших знатных гостей элем, и выслушала немало грубых оскорблений в адрес своей сестры. С пустым бочонком она зашла на кухню за новой порцией эля. Она терпеливо ждала, когда струя из наклоненной бочки заполнит его до краев, и тут ее отец ухватил дочь за шею жесткими, словно костяными, пальцами.

Джоселин ударила его по руке, отчаянно сопротивляясь, как загнанный лисицей заяц, и, освободившись от унижающей ее хватки, спросила:

— Что тебе понадобилось, отец? Или свадебный пир недостаточно хорош и ты не утолил свой аппетит?

— Идем со мной, девчонка. Нам надо серьезно поговорить…

Прикосновение его руки было ей отвратительно — совсем недавно точно так же он сдавливал ей горло и хлестал по щекам, когда она принесла ему весть о бегстве Аделизы. Утренняя сцена была свежа в ее памяти. Если дела на королевском совете пойдут совсем плохо, то лучше ей держаться от отца подальше.

Но сейчас он выглядел поспокойней и даже безропотно воспринял ее порыв.

— Поднимись наверх и умойся как следует, а то тебя можно принять за неряху.

Во всяком случае, как с удовлетворением отметила Джоселин, отец уже не бесновался, а говорил с нею как с родным человеком, готовым разделить с ним тяжесть свалившейся на семейство беды.

— Я приведу себя в порядок и переоденусь, когда наступит время, — заявила она. — Сейчас здесь дел невпроворот, и я не хочу пачкать свое единственное приличное платье.

— Переоденься немедленно! — зарычал он на нее. — Надень свой желтый балахон и что-то сделай с волосами. — Аделиза носила сетку. — Найди ее дуреху-служанку, и пусть она, если не бьется, как обычно, в истерике, займется твоей прической и отыщет сетку Аделизы.

— А по какой причине, отец, я должна наряжаться?

— Король хочет видеть тебя… до того, как соберется совет.

Джоселин взглянула на отца с недоверием.

— Я уже сказала ему, что понятия не имела о намерениях Аделизы. Какого черта я снова понадобилась Стефану?

— Потому что де Ленгли согласился взять тебя в жены вместо твоей сестры… Он еще требует половину моих западных земель в придачу. Я бы пожелал ему прямиком отправиться в пекло, если б не знал, что за проделку Аделизы мне все равно придется расплачиваться.

Джоселин словно бы одеревенела. Она задала вопрос безжизненным голосом:

— И что вы ему ответили, отец?

— Пусть забирает тебя к чертовой матери взамен твоей сестрички. Пусть венчается с тобой сегодня в полдень. Де Ленгли нужны мои земли, а не женщины. Он получит твой замок Уорфорд в Уэльсе и соединит с поместьем Белавур. У него загребущая пасть. Он уже сожрал меня наполовину. — Монтегью злобно оскалился. — Он станет, благодаря твоему приданому, самым богатым сеньором на Западе и сможет угрожать самому Честеру. Король сделал на него ставку, и он обскакал меня по всем статьям. Дуреха Аделиза подвела нашу семью.

Он горестно склонил подернутую ранней сединой косматую голову.

— За что Господь наградил меня этими двумя камнями на шею? Когда-нибудь Аделиза приползет ко мне на коленях просить прощения… а тебе, дочь, ничего не останется, как расплачиваться вместе с де Ленгли за его грехи.

Долгие излияния отца и его проклятия прошли мимо ушей Джоселин. Она поняла только одно — ее выдают замуж за де Ленгли.

— Когда свадьба? Сегодня?

— А я о чем тебе твержу много раз! — взъярился отец. — Неужели ты, в наказание мне, еще и оглохла?

Язык едва шевелился в пересохшем рту Джоселин.

— А если я ему нежеланна?

— Ему желанны земли! — воскликнул ее отец. — Вот об этом и было заключено соглашение поутру. Он теперь стал, черт побери, хозяином всей западной границы с Уэльсом.

Джоселин едва смогла уразуметь сообщенную ей отцом новость, как перед ее взором возник Брайан с язвительной гримасой на лице.

— Тебе нечего бояться, сестричка. Вы — отличная пара. Две гадины соединятся в браке, и расплодится потомство змеенышей.

Он собрал в горсть ее растрепанные волосы и вдруг сменил суровый тон на ласковый.

— Мне жаль приносить тебя, сестра, в жертву этому чудовищу, но иного выхода нет.

Монтегью был явно недоволен несвоевременным вмешательством Брайана.

— Уходи отсюда! Тебе было велено сидеть тихо и держать рот на замке. Ты уже достаточно наговорил, чтобы король Стефан мог обвинить тебя в измене и оскорблении Его Величества.

— Прости, отец, но я не могу равнодушно смотреть, как половина моего наследства уплывает в руки разбойника. Но, конечно, ты прав. Сейчас мы не в силах что-то изменить. Впрочем…

Тут Брайан расплылся в злорадной усмешке.

— Кое-что все же может и измениться. Гонец прискакал к королю Стефану с юга. Младший сын Стефана подхватил какую-то болезнь. Король вне себя от горя и спешит занять место у постели умирающего. Все суетятся, вопят и собирают пожитки. Я счел нужным поскорее сообщить тебе эту новость. Уже отдан приказ войску сворачивать лагерь.

Монтегью не выказал особой радости.

— Ты подразумеваешь, что после всего этого выкручивания рук и гнусной торговли не будет даже свадьбы?

— Я как раз думаю, что свадьба состоится, причем через пару минут. Ричард де Люси уже послал за священником. Стефан ерзает, как на иголках, стремясь скорей увидеть церемонию перед своим отбытием.

— Сейчас?! Через минуту? О Боже! Твоя сестра хотя бы имеет право подготовиться к венчанию. Я настаиваю, чтобы церемонию отложили. Такого унижения семья Монтегью не потерпит…

— Однако ты согласишься, иначе Стефан снесет мне голову, как обещал, за мой зловредный язык. — Брайан обратил взгляд на сестру и одарил ее издевательской улыбкой. — Я заверил Его Величество, что де Ленгли на этот раз не получит пинок под зад и невеста прибудет к алтарю точно вовремя.

Джоселин встретила насмешливый взгляд сводного брата ответным, полным жгучей ненависти, взглядом. Ее выдают замуж, торгуясь за какие-то земли, за заключение какого-то мира, точно так же, как выдавали замуж ее мать. Об этом так бестактно напомнил ей отец.

Но Роберт де Ленгли не похож на алчного Монтегью. И дело не в том, что не ее он выбрал, и даже не в том, желанна она ему или нет. Он для нее самый желанный на свете супруг. Она должна была бы пасть на колени и возблагодарить Господа за оказанную ей милость.

Но не на таких условиях, не в результате торга!

— Что с тобой, Джоселин? Ты спятила от этих новостей? Поверь, милая, что мы все тоже разом проглотили языки, когда Роберт де Ленгли вылез с этой бредовой идеей. Черт побери, мы все подумали, что это всего лишь скверная шутка.

— Хватит, Брайан! Не мучай Джоселин, ведь она все же сестра тебе. Не изливай свою желчь на нее…

— А на кого, отец? Скажи? На Стефана? Или на де Ленгли? Захватить земли в открытом бою или получить их в награду за брачные утехи с нелюбимой женушкой — тут есть разница, и причем немалая. Возможно, кто-то обязан напомнить сэру Роберту об этом.

— Возьми себя в руки, молокосос! — воскликнул старший Монтегью. — Из-за тебя мы уже и так хлебнули забот.

— Милорд! Милорд Монтегью! — позвал из-за двери паж. — Его Величество король Англии вызывает вас.

Монтегью тотчас же обратился к Джоселин:

— Что ж, моя девочка! Похоже, что у нас уже нет времени…

Джоселин ответила ему вымученной улыбкой.

— Не тревожься, отец. Я вмиг буду готова. Как ты знаешь, у меня невелик выбор нарядов.

Но когда Джоселин в сопровождении отца явилась в холл, вся напускная бодрость едва не покинула ее. Мужчины надевали латы, одновременно выкрикивая приказания и извергая грубую ругань, оруженосцы и слуги метались по залу с сундуками и тюками. Все были заняты своим суетным делом и далеко не сразу обратили на нее внимание.

Джоселин замедлила шаг настолько, что, казалось, почти не двигалась с места. В простом шерстяном платье с застарелыми пятнами жира на нем, она выглядела скорее как служанка, а не как дочь владельца дома и тем более не как женщина, достойная сочетаться браком с де Ленгли, знатнейшим из знатнейших рыцарей Англии.

Ей захотелось тут же ускользнуть на кухню — благо, дверь туда была распахнута настежь, — но разве это спасло бы ее от предстоящей церемонии? К тому же ей не хотелось уподобиться бедной глупенькой Аделизе.

— Монтегью! Ваш сын должен был сообщить вам печальную новость. — Стефан раздвинул толпу окруживших его вельмож и рыцарей и шагнул навстречу отцу невесты. — Я сожалею, что все происходит в такой спешке, но мой сын Уильям в горячке, и я обязан быть рядом с ним. Мой придворный капеллан ожидает нас в церкви. Лорд де Ленгли, эрлы Лестер и Йорк также в полной готовности.

Монтегью склонил голову и сдержанно произнес слова сочувствия, потом взмахом руки указал на Джоселин.

— Как видите, Ваше Величество, моя дочь выразила согласие.

Стефан окинул девушку взглядом с головы до ног. Джоселин догадалась, что король едва удержался от смеха.

— Поздравляю, леди. У вас будет прекрасный супруг, и причем незамедлительно.

Джоселин присела в реверансе.

— Я это знаю, Ваше Величество. Но теперь я осмелюсь высказать и свою просьбу. По причине горестных событий в вашей семье в доме все пошло вверх дном… Я бы хотела попросить у вас одну минуту, чтобы привести в порядок прическу и надеть подходящее для церемонии платье.

— У нас нет этой минуты, — резко оборвал ее Стефан. — К тому же все знают, что положение, в котором мы все находимся, несколько необычно. Нам важно ваше присутствие на церемонии, а не ваш наряд, мадам.

Король произнес эти слова так громко, что эхо неоднократно повторило их, отражаясь от каменных стен.

В этом жутковатом звуковом сопровождении король Стефан жестом приказал ей следовать за ним и сам направился к выходу из холла. Джоселин постаралась выглядеть равнодушной, когда шла за королем.

Это был день ее свадьбы. Самый унизительный, самый постыдный и горький день в ее жизни. Она его запомнит навсегда.