— Милорд! Вы твердо решили не задерживаться на ночь? Ветер усиливается, и скоро совсем стемнеет. И холод уж больно кусает… Роберт поднялся из-за стола.

— Тронут тем, что ты так печешься обо мне, Уолтер, но люди Белавура ждут меня.

Стоящий по правую руку от милорда оправившийся от ран Аймер Брайвел негромко уточнил:

— Милорд подразумевает, что леди Белавур ожидает его светлость. Они женаты уже две недели, но всем нам кажется по поведению милорда, что свадьба состоялась только вчера.

Аймер и Уолтер де Форс, недавно назначенный кастелян Стедфорда, весело перемигнулись.

— Среди моих знакомых не было еще столь ретивого супруга. Пусть Бог меня простит, но, по-моему, милорда околдовали, — продолжал шутить Аймер.

Роберт присоединился к их дружному хохоту. Он не собирался отрицать очевидное. Они были, черт побери, правы, он торопился домой, чтобы оказаться рядом с Джоселин.

Он пробыл в разлуке с ней целую неделю, осматривая свои поместья и назначая повсеместно кастелянов из числа своих рыцарей. С уходом войско Монтегью де Ленгли приобрел множество вассалов, которыми кто-то должен был управлять.

Роберт разделил свою дружину, отправив одну треть под началом Джеффри на юг с такой же миссией и на запад к границе Уэльса, а сам с частью людей проехал по северным землям. Оставшиеся были в резерве, расположившись походным лагерем в центре его владений. Он не мог накрыть защитным крылом замок и каждую свою крепость, хотя Господь знает, как это было нужно в эти суровые времена. Уход Монтегью не только лишил поместья скота и хлебных запасов, но, главное, оставил людей открытыми любому набегу отчаявшихся разбойников и таких же разбойников феодалов-соседей.

Особенно Роберта беспокоило соседство Роджера Честера. Хотя воинственный эрл притворялся, что спит, он украдкой приподнимал веки, как кот, залегший в засаде у мышиной норы, и — в этом Роберт не сомневался — в выгодный для себя момент без колебаний нарушит заключенный лишь недавно мир. Да и сам Роберт не прочь был его нарушить. С приходом весны он постарается отвоевать остаток родовых земель де Ленгли, попавших под власть Честера.

Но сейчас ему не хотелось думать об этом. Он наслаждался предвкушением встречи с Джоселин.

Пусть она колдунья, как назвал ее Аймер, но никакая женщина ранее не доставляла ему столько удовольствия. С ней можно было и поговорить на умные темы, и вдруг, прервав разговор, повалить на постель и получить в ответ такую же плотскую страсть, которую он испытывал к ней сам. А в довершение ко всему, она обучила его необыкновенно увлекательной игре в шахматы.

Ради такой женщины, как Джоселин, де Ленгли был готов проскакать десятки миль в темноте и холоде. Если бы она уже не была его законной супругой, он обязательно взял бы ее в любовницы.

Свита его уже была на конях — негромко чертыхаясь от прохватывающего сквозь доспехи мороза. Роберт вспрыгнул в седло и теперь с сочувствием наблюдал, как Аймер, оберегая еще не зарубцевавшиеся швы, осторожно взбирается на коня. Боль, которую ощущал при этом его боевой друг, была и болью Роберта.

Он окинул взглядом воинов. Им всем предстоял нелегкий марш сквозь пронизанную ледяным холодом ночь — и все из-за того, что он спешит улечься под теплый бочок своей супруги. Может быть, разумнее было все-таки заночевать в Стедфорде, как советовал тамошний комендант сэр Уолтер.

Но Роберт тут же подумал о Джоселин, о ее бархатной коже, то прохладной, то обжигающей, о ее распущенных черных волосах, о ласковом огне в камине, который она разожжет, узнав о его прибытии.

«Не так уж долго мы живем на свете, чтобы пренебрегать радостями, милостиво даруемыми нам Господом! А может быть, и Люцифером… Но как и прекрасно пользоваться благами жизни!»

— Каждому будет выдано по шиллингу, а вдобавок еще по кружке эля к ужину, если мы доберемся в Белавур до того, как поднимут мост! — крикнул Роберт.

Свита откликнулась радостным воплем. Аймер склонился к новому кастеляну Стедфорда и шепнул ему на ухо:

— Что, друг, ты убедился, что я был прав? Наш милорд околдован.

— Миледи, кухарка спрашивает, сколько еще держать тушеное мясо на огне.

— Плесните воды на угли и держите жаркое на малом огне. Милорд обещал быть… — Джоселин взглянула на песочные часы, у которых верхняя чаша уже почти опустела. — … Милорд будет скоро. Ты можешь накрывать на стол, Маргарет.

Озадаченная служанка удалилась. Джоселин прошлась по столовой, еще темной и не натопленной. Ее не покидало предчувствие, что господин вот-вот явится.

— Вы правы, госпожа, милорд уже близко…

Джоселин вздрогнула.

В столовую незаметно и неслышно прокрался Адам.

— Мы с вами чувствуем одинаково, миледи. Я всегда ощущаю его приближение.

Джоселин побледнела. Сколько бы ни ходило слухов о ее колдовских чарах, она сама пугалась примет и суеверий.

— Могу ли я налить вам вина, миледи?

Мальчик был так услужлив, так мил. Где-то он раздобыл полный кувшин и два кубка.

— Да, пожалуйста.

Вино, выпитое ею, ослабило в ней натянутую до предела струну, и она была благодарна этому юному пажу, обслуживающему ее, словно королевскую особу. Как быстро он усвоил благородные манеры. Его происхождение сказалось и преодолело ту грязь и грубость, в которую его ввергли в детстве.

Заметив однажды, что Роберт дает на досуге Адаму уроки владения оружием, она сама, не без чувства ревности, принялась учить его, но не искусству смертоубийства, а чтению и письму. Адам охотно воспринимал любую науку.

Азбуку он освоил так же быстро, как и отражающие удары и выпады при фехтовании. Однако на уроках, даваемых милордом, он старался больше и работал в поте лица, потому что боготворил своего учителя.

«В этом я ничем не отличаюсь от мальчишки Адама, — подумала Джоселин. — Я тоже его боготворю». И ей была приятна эта мысль.

Поток леденящего воздуха ворвался в столовую, когда дверь распахнулась настежь. Слуга доложил:

— Миледи! Часовые завидели всадников.

Как забилось сердце Джоселин при этих словах!

— Мы с тобой не ошиблись, Адам.

Джоселин выбежала на крепостной двор и даже не ощутила, как тут же вцепился в нее холодный ветер.

Сэр Эдмунд Нервей, отвечающий за охрану замка, приблизился к госпоже с докладом. Когда он произнес, казалось бы, простые слова, она вдруг почувствовала, что закоченела.

— Ваш брат, Брайан Монтегью, требует, чтобы его пропустили в замок — его и его свиту. Он привез кое-какие вещи от вашего отца. По его словам — вам необходимые… С ним лишь пять воинов, миледи, — пояснил комендант успокоительно. — Нам нечего их опасаться, миледи.

— Сколько у нас вооруженных людей в крепости?

Сэр Эдвард заверил ее:

— В случае схватки нас будет трое против одного.

— Тогда впустите их, но будьте наготове.

Как ей вести себя с Брайаном? Встречать брата с приветливым лицом, поверив в то, что отец наконец-то расщедрился и вернул ей то, что и так по праву принадлежало ей? Или напустить на себя суровый вид в отместку за все прошлые обиды?

Брайан спешился и, с трудом разминая ноги, приблизился к ней.

— Спасибо, сестрица, что не заморозила нас. Я уж собирался отдать Богу душу.

— Извините, но мы сегодня не ожидали гостей, а уж тебя, Брайан, в особенности. Твое посещение для меня большой сюрприз. Сэр Эдвард, проследите, чтобы лошади наших гостей были хорошо накормлены и подготовлены отправиться в обратный путь. Брайан не мог скрыть своей растерянности.

— А где де Ленгли?

— Он вернется с минуты на минуту.

— Вот как? А я надеялся застать его около молодой жены. Спасибо, что ты нас впустила. Когда-нибудь я отплачу тебе сторицей и ты забудешь, как нехорошо я вел себя в день вашей свадьбы с де Ленгли. Предлагаю мир… если ты этого пожелаешь. Кстати, я виделся и с Аделизой… Она просила меня передать тебе ее послание… Прочти, если разберешь ее каракули.

На какое-то мгновение у Джоселин потеплело на сердце, она даже была рада приезду брата.

— Как чувствует себя Аделиза? Она счастлива?

— По горло счастлива и по уши влюблена. Они наконец-то обвенчались. Наш папаша простил ее и согласился принять в замке Монтегью эту парочку голубков.

— Я рада за нее. Надеюсь, мы все вскоре соберемся вместе и поговорим по-родственному.

Они прошли в холл, где не так дуло и было хоть немного теплее.

— Я успел заметить, что и тебе замужество пошло на пользу, — сказал Брайан. — Ты расцвела и даже… слегка пополнела. И наряд твой тебе к лицу. Ты уже, сестрица, не выглядишь замарашкой.

Джоселин и сама уже поняла, какое удовольствие доставляет ей носить наряды из бархата, украденного Робертом из обоза купца из Шрусбери. Несмотря на некоторые угрызения совести, ей было очень приятно осознавать, что у нее теперь столько прекрасных нарядов.

— Я счастлива в браке, — заявила она, предупреждая его дальнейшие расспросы.

— Речь пойдет не о твоем браке с де Ленгли — Бог с ним! Мы поговорим именно о нарядах. У нас в замке женского тряпья достаточно. Его накопили еще старые викинги, ограбив Нормандию, потом их потомки обчистили и Саксонское королевство в Англии. Представь себе, сколько барахла, надобного только женщинам, осталось после этих войн. Добрую половину этих сундуков я тебе доставил. В награду поцелуй меня в щеку, сестрица.

— А разве их стоимость не входит в брачный контракт? — холодно поинтересовалась Джоселин.

Младший Монтегью не успел ей ответить, как в крепостном дворе послышался лай сторожевых псов. Покинув брата, Джоселин поспешила наружу и, расталкивая толпу слуг и разгоряченных скачкой коней, кинулась к своему супругу, который раскрыл ей навстречу свои объятия. Губы их слились в поцелуе, а тела, хоть и разделенные одеждой и доспехами, ощущали близость друг друга.

— Роберт, у нас нежданные гости.

— Я уже знаю, моя сладость. Я приму гостя, хотя обмениваться поцелуями с твоим братцем не намерен. Пусть он подождет, если уж так жаждет говорить со мной. Я чуть не загнал своих лошадей и почти заморозил моих воинов, лишь бы поскорее увидеться с тобой, любимая. Поэтому Брайан будет нам помехой.

Брайан слышал весь этот разговор. Он возник за спиной у сестры и изобразил на лице благодушную ухмылку.

— Мне посчастливилось быть почтальоном между двумя парочками молодоженов. Спешу сообщить, что Аделиза с супругом вскоре будет принята в замке Монтегью.

Вмешательство Брайана было нарочно бестактным, но Роберт сделал вид, что издевка его не задела.

— Значит, Пелем все же обвенчался с Аделизой? Разумеется, было бы глупостью с его стороны, если бы он поступил иначе. В приданое Аделизе отрезали больше земель, чем отдали за мою супругу. Пелем не прогадал.

Брайан явно разозлился, но пока сдерживался.

— Аделизу взяли в жены не из-за ее богатого приданого. Согласись, сестра, что это так? Ее участь счастливее твоей.

— Кто знает, что движет поступками человека — любовь или корысть. Только годы и суд Божий откроют когда-нибудь истину, — произнесла она спокойно.

Роберт склонился и поцеловал жену в лоб, отдавая дань ее примиряющей всех мудрости. Скинув дорожный плащ и стремясь поскорее ощутить домашний уют, он спешил отделаться от назойливости Брайана.

— Мне доложили, что вы привезли в Белавур вещи, принадлежащие моей супруге по завещанию ее матери. Благодарю за такую заботливость. Вещи эти дороги моей жене, равно как и ваше внимание.

Джоселин и служанки поторопились поставить на стол блюда с кушаньями перед мужчинами и наполнить их кубки подогретым вином.

Следуя обычаю, женщины на время удалились, но Джоселин осталась, по праву хозяйки, подслушивать под дверью. У нее полегчало на душе, когда Роберт разразился смехом в ответ на какую-то шутку Брайана и пригласил его сесть с ним рядом за одним столом. Как бы она ни презирала своего подлого брата, меньше всего ей хотелось, чтобы он и Роберт вдруг схватились за мечи.

Когда рыцари из свиты обоих сеньоров сочли приличным, выждав положенное время, попросить еды и питья, Джоселин впустила их в столовую и рассадила за нижним столом. Заметив среди прибывших воинов Аймера, она грозно нахмурилась.

— Я велела вам не садиться на лошадь еще месяц.

— О госпожа! Боюсь, что я тогда разжирею, как хряк, и сгожусь только на убой.

Джоселин не могла не рассмеяться. Оживший Аймер был не только самым обаятельным юношей в свите де Ленгли, но и как бы свадебным подарком супругу. Ведь она вернула его из царства мертвых.

— Если швы ваши разойдутся, девушки уже не осмелятся дотронуться до вашего тела, а оно настолько соблазнительно!

Воины громовым хохотом приветствовали ее шутку, но Аймер вдруг под шумок произнес серьезно:

— Ради того, чтобы вы еще коснулись меня, госпожа, я согласен разорвать все швы, наложенные вами.

Трапеза в столовой замка подошла к концу, и Роберт поднялся из-за стола, заявив, что ему необходимо переговорить с комендантом гарнизона. Джоселин проводила брата наверх в отведенные ему покои. Она приготовила ему ту самую комнату, которую он всегда предпочитал занимать в замке. Но, заметив, что он, оглядевшись, состроил недовольную гримасу, Джоселин поняла свою ошибку.

— Почему я должен спать в гостевой комнате в доме, где я вырос? — злобно спросил Брайан.

— Белавур никогда не принадлежал Монтегью. Де Ленгли его построили и были здесь хозяевами. Ты до сих пор этого не понял?

— Извини, Джоселин! — Брайан криво улыбнулся. — Не принимай мои слова близко к сердцу.

Он стал рыться в седельных сумках, уже заблаговременно доставленных сюда оруженосцем, и извлек оттуда послание Аделизы. Но прежде чем отдать его Джоселин, Брайан произнес многозначительно:

— Нам есть о чем поговорить, сестра. Необязательно сегодня, хотя нам выпал удобный случай остаться наедине.

— Выкладывай, что у тебя на уме, — мрачно отозвалась Джоселин.

Он медлил, вертя пергамент меж пальцев.

— Мы с тобой никогда не были близки. Ни для кого не секрет, что я частенько был груб с тобой и вел себя неподобающе. Но давай об этом не вспоминать. Мы одной крови, сестра, мы выросли в семье Монтегью. Мне нестерпимо думать, что тебя бросили одну на произвол судьбы и некому тебе помочь.

— У меня есть муж. Я не чувствую себя беззащитной.

— Муж, который прикончил свою жену!

— Это ложь!

— Почему ты так в этом убеждена? Потому что де Ленгли назвал выдвинутые против Него обвинения ложью?

Брайан разъярился, но его голубые глаза викинга оставались ледяными.

— Я частенько беседовал с Пелемом… а он многое знает об отвратительных деяниях твоего супруга. Причем из первых уст… от самых доверенных его людей. Аделиза чуть с ума не сошла, когда услышала обо всем этом. Она раскаивается в том, что сбежала тайком, вынудив тебя выйти замуж за это чудовище.

Джоселин смотрела на своего брата, гадая, так ли он наивен, как старается выглядеть. В конце концов, это неважно. Она надежно защищена теперь от всех обид и уколов прежней ее семьи покрывалом любви, которое накинул на нее супруг.

— Аделиза боялась, что Роберт силой овладеет ею. Поэтому и несет неизвестно что…

— Не груби.

— Я говорю в тон тебе. Ты оскорбляешь де Ленгли, благороднейшего из рыцарей…

— Он тебя запугал и по-прежнему держит в заложницах.

— А ты и отец… я была… у вас рабыней. Брайан предпочел не услышать произнесенное ею обвинение.

— Пока, конечно, тебе не грозит расправа, если ты удовлетворяешь его похоть. Но скоро ты ему наскучишь, он заведет себе любовниц…

Джоселин гордо вскинула голову.

— Я супруга ему…

— Маргарет де Грансон тоже была ему супругой. Она была первой красавицей по ту сторону Пролива, но не смогла обуздать это похотливое животное. Их ссоры вызвали пересуды по всей Нормандии, и хоть ты, Джоселин, отказываешься верить в ее насильственную смерть, но то, что ее полгода держали в заключении перед смертью, — это известно всем.

— Замолчи, Брайан! Ты уже достаточно вылил желчи, чтоб отравить мне весь вечер. Если ты привез письмо, то отдай его мне, и на этом закончим.

— Твой гнев понятен, сестрица. Перед Богом клянусь, что был бы рад убедиться, что права ты, а не я. Но знай, что, если тебе понадобится помощь, мы все — Монтегью — встанем на твою защиту.

— Но я уже теперь не Монтегью, а де Ленгли, — холодно ответила Джоселин.

Она выхватила у него из рук послание Аделизы и захлопнула дверь перед носом у брата, который был готов продолжать разговор. Однако ядовитые семена клеветы, посеянные Брайаном, запали в ее душу и смутили покой. Разве мог он или Пелем так беззастенчиво лгать? Слухи не вырастают на пустом месте. Для их появления всегда есть основания.

Джоселин уже не дрожала при мысли о Нормандском Льве. Он стал ее возлюбленным супругом, но неукротимый нрав его тоже стал ей известен. Он проявлялся всегда и всюду, в том числе и в их отношениях. Он то внезапно вспыхивал яростным желанием, то был равнодушен к ней, как лед, будто она не женщина, а он не мужчина.

Иногда она ощущала себя ничтожным червяком, на которого он способен наступить сапогом и не заметить, что погубил создание Божье.

Джоселин открыла дверь спальни и отпрянула, услышав его голос.

— Я уже собирался объявить тревогу и отправить стражу на поиски вас, мадам. Что-то случилось?

— Нет, все в порядке. Я рада твоему возвращению, Роберт.

Он кинул на нее оценивающий взгляд. Он мог бы обладать сейчас любой женщиной из прислуги или заморской красавицей из захваченного обоза купцов из Шрусбери. Но жена его была истинным сокровищем. Никакой монетой, даже полновесным серебряным пенни старой чеканки, не вознаградить ее за каждый поцелуй.

Взглянув на письмо в ее руке, он, нахмурившись, произнес:

— Даю тебе несколько минут на то, чтобы прочитать письмо. А потом попрошу погасить огонь, который так разгорелся, что от нас с тобой останется только пепел, если ты промедлишь, и ни к чему будут тогда твои роскошные наряды, доставленные Брайаном. Я сгорю, и в моих рыцарских доспехах застучат лишь обугленные кости.

Джоселин аккуратно разгладила смятый рукой Брайана пергамент и положила его на столик у изголовья кровати.

— Пусть новости от Аделизы подождут до утра. Я хочу быть с тобой.

— Если б все твои пожелания так легко можно было исполнить.

Он начал быстро раздеваться, но Джоселин медлила. Она задумчиво глядела на бушующий в камине огонь.

— Что с тобой, любимая? Неужели братец успел чем-то отравить тебя?

Она прижалась щекой к его обнаженному плечу.

— То, о чем он говорил, незачем пересказывать.

— Однако он посмел тебя встревожить…

Роберт обнял ее своими сильными руками. Без этих объятий Джоселин уже не мыслила своей жизни. Но он так же обнимал когда-то незнакомую ей женщину Маргарет. Любил ли он ее? А когда он охладел к ней, то что с ней стало? Сгорела ли она в адском пламени ревности? И что будет с нею, с нею, с Джоселин, когда она наскучит ему?

Роберт гладил ее волосы, пропускал меж пальцев пряди, что было всегда прелюдией к их любовным ласкам.

— Ты любил ее… свою первую жену?

Джоселин тотчас пожалела, что эти слова были произнесены. Как они могли вырваться у нее? Она не хотела знать правду и жаждала ее узнать. Одно чувство противоречило другому. Он ответил после паузы:

— Да… тогда, в то время, я не знал, что на свете есть ты.

— А ты женился на ней по любви? — замирая сердцем, допрашивала Джоселин.

— Скорее из-за похоти. Я был восемнадцатилетним юнцом, а она вдовой двадцати двух лет, знающая, как получать наслаждение и как дарить его… Она учила меня, а я хотел учиться. Можно сказать, что мы оба были влюблены. Наверное, так и было.

В комнате надолго повисла тишина, нарушаемая лишь треском поленьев в камине.

— У нее было все — красота, наряды, опыт в любви. Но у нее не было сердца. Принято говорить, что женщины — слабый пол. О нет! Она была железной, несгибаемой. За эти качества мои враги Анжу смогли бы добиться у святейшего Папы Римского возведения ее в ранг святых. А наш совместный рай скоро обратился в ад. Мы, как дикие звери, терзали друг друга, рвали на куски. И эта схватка длилась годами.

Джоселин попыталась обнять его в утешение, но де Ленгли отстранился. Он налил себе полную чашу подогретого вина и залпом осушил ее.

— Слава Богу, мы оба поняли, что нашу войну пора кончать. Кто-то из нас должен был провалиться в ад, а кто-то остаться в живых. Жребий быть живым выпал мне — не знаю, удачен ли он. Маргарет жарится в пекле, но не я ее туда отправил, хотя и радуюсь, что она там. Я ее не убивал, все это клевета.

Он заглянул на дно пустой чаши.

— Я не единожды и не дважды подумал, прежде чем исповедоваться перед тобой, Джоселин. Скажу тебе правду — я не горюю о ее смерти и не оплакиваю ее. И не ревнуй меня к теням прошлого. Что тебе наплел лживый Брайан?

— Только то, что она была первой красавицей Франции, не такая, как я…

— Они бы составили отличную пару — твой братец и Маргарет. У обоих змеиный язык.

— Его язык болтал еще и о кровных узах Монтегью.

— Все узы сводятся к владениям. К земле, на которой выращивают ячмень и пшеницу и выгуливают скот.

Огонь в камине догорал. Джоселин скользнула в постель и свернулась калачиком под одеялом. Конечно, Брайан лжец, но все-таки ей хотелось узнать…

— А правда ли, что ты держал ее под замком? Он не захотел, чтобы у жены его оставалась в душе хоть тень сомнения.

—Да.

— Почему?

— Чтобы не унизить до конца ваш женский пол, дорогая моя. Чтобы она не превратила замок Гейс в пристанище анжуйских дьяволов!

От его крика Джоселин стало не по себе. Что с ним? Почему он смотрит на свою молодую жену с такой ненавистью? «Может быть, он сейчас убьет меня?»

— Но у нас с тобой все по-другому? — с надеждой спросила она.

— Не знаю.

— Знаешь, — настаивала Джоселин, пытаясь утихомирить бурю.

— Прости, — произнес Роберт, сдаваясь. — Но не надо вызывать из прошлого демонов. Если она воскреснет в моей памяти, то мне придется убить себя, а это смертный грех. И тогда, любимая, мы не встретимся на том свете. Радуйся тому, что мы с тобой самые богатые люди на свете.

— В чем же наше богатство? — затаив дыхание, спросила она.

— В любви… в страсти… в уважении… Бог мой! Какой трубадур сможет воспеть чувства, которые я к тебе испытываю! Ты во всем равна мне, ты моя половина, без тебя — нет и меня.

Он лег с ней рядом, он грел ее жаром своего тела, он только что сказал ей самые высокие слова о своей любви, но что же тогда гнетет его? Несколько недель тому назад Джоселин готова была расстаться с жизнью за один только его поцелуй — теперь она их получает сполна, но почему-то ей этого мало.