Такой слабой она еще не ощущала себя никогда. Что с ней?
Джоселин разглядывала потолок, на котором, словно в насмешку, возникали живые картины из ее недавнего прошлого — девка, переспавшая с ее мужем… ее золотистые волосы, разбросанные по постели… потом ловушка, в которую ее заманил братец Брайан…
Ей не хотелось просыпаться. Во сне она была по-прежнему леди Белавур, супругой Нормандского Льва, а действительность была другой… страшной… чернее самой темной ночи!
— Эй, она еще не протрезвела?
Это был грубый голос Брайана.
— Не перестарайся, девка!
Джоселин догадалась, что он обращается к Алис.
— Тебе, бесплодная сука, конечно, хочется ее отправить на тот свет. Но она — моя сестра. Если ты ее умертвишь раньше времени, то сгоришь на костре за колдовство.
— Я исполняю только то, что вы приказали. Пять капель на глоток вина. Когда она просыпается, то всегда просит пить. У нее во рту сухо.
— Давай ей не больше одного глотка.
Знакомые голоса — беспутная Алис, дочь кожевника, и Брайан. Какая между ними связь?
— Усыпи ее вновь до утра… — Брайан говорил как-то неуверенно, то ли был пьян, то ли колебался, что ему предпринять. — Утром мы ее растормошим вместе. Три дня она уже ничего не ест.
— Не беспокойтесь, хозяин. Уж как-нибудь я засуну ей кусок в глотку, — утешила своего нового покровителя Алис.
«Три дня! О Боже! Три дня я в беспамятстве. Что со мной? И где Роберт?»
Джоселин было невмоготу вспомнить что-либо. Голову ее терзали болью адские клещи.
И все же… Было Рождество, был неожиданный отъезд Роберта куда-то… в Лейворс. Затем… Господи, помилуй! Высадка Генри Анжу в Англии… ее безумная скачка с письмом короля… и эта бесстыдная голая девка в постели Роберта… Но что после? После ей уже было все равно, кому довериться, кому преклонить голову на плечо, только не неверному супругу.
Братец Брайан встретил ее у стен Белавура. Он сказал, что прибыл сюда по призыву короля Стефана сражаться с армией Анжу. Бок о бок они подъехали к воротам. Она еще, ей помнилось, сердилась, что комендант медлит, хмурится и отказывается поднять решетку. Она потребовала от него выполнить приказ — от своего имени и от имени супруга… Сэр Эдмунд не мог не подчиниться.
Потом… началась резня… быстрая, мгновенная, как вспышка молнии… Пали верные люди де Ленгли…
«А что случилось со мной? Почему Алис — самая ненавидящая меня из всех моих служанок ухаживает за мной?»
— Опять ты что-то хочешь? — Алис явно нравилась порученная ей не очень уж трудная работа.
— Пить…
— Пей, госпожа… Нет, нет, хватит! Господин приказал только один глоток.
Господи, как пересохло во рту у Джоселин. Какая пытка — жажда. Трудно даже произнести слово.
— Напои меня, Алис… прошу…
— Напьешься вволю, так тут же взорвет твое брюхо, и ты сдохнешь! — вполне разумно заметила Алис.
Хотя бы в этом уроки Джоселин пошли ей на пользу. Она всегда твердила служанкам и слугам, что поить вволю истосковавшуюся по воде скотину вредно.
Она вновь впала в забытье. Ей пригрезились львы, вышитые ее руками золотой нитью на рубашке, и могучие плечи, которые эта рубашка облегала…
В полдень Брайан навестил сестру. Джоселин, проспавшая неизвестно сколько часов, наконец-то пробудилась и позволила Алис умыть ей лицо и хоть как-то расчесать волосы.
— Ты так меня напугала, сестра. Я уж думал, ты никогда не проснешься.
— Прости, что я встревожила тебя, брат. Меня ведь раньше никогда не травили ядом…
— Бог мой! О чем ты говоришь?
— Лишь о твоем увлечении колдовскими снадобьями. Если это вскроется, под твоей задницей разожгут костер.
— А еще раньше за клевету отсекут твой зло-вредный язык! Лучше придержи его и выслушай, что я скажу. Тебе, может, это и не понравится, но ты должна согласиться с тем, что я сделал.
— А что ж такого важного ты сделал, братец?
— Не смейся, дура! Мы с отцом встали на сторону Генри… и Честер, и Корнуэлл, и Пелем. Что молчишь, дура? Тебе это о чем-нибудь говорит? То, что половина Англии за Анжу? За передвижениями де Ленгли следят мои люди. Он запутался в паутине и все ближе к пауку.
Джоселин притворилась, что еще не совсем очнулась.
— Зачем ты обманул меня, Брайан? Ты просил крова и еды у коменданта Белавура, чтобы отправиться на помощь Стефану. Ты сделал меня и сэра Эдмунда изменниками… Я впустила тебя в крепость…
— Сэр Эдмунд и остатки его гарнизона мерзнут теперь в погребе под замком. Ты открыла нам ворота, и все пленники и Роберт знают об этом. И нечего горевать — твой поступок оправдан ревностью. Все, что ни делается, к лучшему. А о безнравственности де Ленгли знают уже во всех солдатских лагерях и смеются над тем, как ловко отомстила ему его женушка, забрав у него Белавур.
— Ты не посмеешь, Брайан! — воскликнула Джоселин.
— Уже посмел. — Брайан усмехнулся. — Де Ленгли недостоин быть причисленным к благородному семейству Монтегью, если не способен удержать петушка в штанах. Ты была вынуждена силой обвенчаться с ним. Мы виноваты, признаю, что подчинились силе короля Стефана. Но молодой правитель Нормандии и будущий английский король перевернет любой камень во всех замках Англии, чтобы только добраться до де Ленгли и уничтожить его. Ему некуда скрыться, а тебе… уготована лишь одна участь…
— …спрятаться под твое крылышко, — съязвила Джоселин.
— Стать его вдовой, получить в управление его земли, — серьезно продолжил Брайан. — Если ты еще не забеременела от него и не родишь ублюдка, то станешь самой богатой женщиной в Англии.
Джоселин медленно, постепенно вернула себе способность рассуждать и даже спорить со своим тюремщиком.
— А если Стефан возьмет верх?
— Он еще силен, наш бывший король Стефан. Но он слишком великодушен… Ему в конце концов несдобровать.
— Ты, Брайан, все поставил на Анжу? — холодно спросила Джоселин.
И тут почему-то Брайан вздохнул, хотя чувствовал себя полновластным хозяином положения. Он долго искал, но, наконец, нашел ответ:
— Тебе не о чем беспокоиться. Так или иначе, ты скоро станешь вдовой.
— Не так скоро, как ты рассчитываешь.
— Люблю твой острый язычок! Хоть у меня и мало солдат, но стены Белавура крепки, и ты отсюда не выберешься никогда.
— Что стены Белавура крепки, я с тобой согласна, брат Брайан.
Он посмотрел на нее озадаченно, потом решил проявить свою волю к власти.
— Я ведь могу превратить твою жизнь в ад, сестрица!
— Не сомневаюсь. Ты такой мастер на выдумки.
Брайан был готов вцепиться ей в горло и задушить, но слуга, принесший поднос с едой, к счастью, помешал ему. Порыв его угас.
— Здесь бульон для леди, хлеб и слабый эль, — послышался из-за двери ломкий мальчишеский голосок. — Наша знахарка Мауди сказала, что это миледи необходимо.
Джоселин вздрогнула, узнав голос Адама.
— Я чувствую себя в силах немного поесть. Раз Мауди так сказала, значит, мне это нужно.
Брайан крикнул стражнику, чтобы впустили слугу. Громадного роста мужчина с уродливым шрамом на лице распахнул дверь, пропуская мальчишку с подносом.
Она не могла не догадаться, кем и когда была нанесена эта рана стражнику — ею самой бронзовой булавкой в ночь покушения на Роберта де Ленгли. Шрам от уха через всю щеку! И этот коварный убийца носит одежду с гербом Монтегью!
— Мауди особенно настаивала, чтобы вы выпили этот бульон, миледи, — сказал Адам. — Он очень хорош.
Мальчик с поклоном поставил перед ней поднос.
Джоселин с трудом узнала его. Он явно нарочно засалил свои волосы и вновь обрядился в рваное платье, стараясь выглядеть обычным кухонным служкой.
— Поблагодари ее от моего имени и скажи, что я съем все, что она мне пришлет.
— Убирайся! — прикрикнул на Адама Брайан. Мальчик с поклоном удалился. Прощальный многозначительный взгляд он бросил на чашу с бульоном. Джоселин уловила поданный ей знак.
Она выпила густую, аппетитно пахнущую жидкость одним глотком и уставилась на брата, как будто собралась играть с ним в гляделки.
— Не таращь на меня свои ведьмины очи, сестра! — ухмыльнулся Брайан. — Меня ты не зачаруешь… и никого другого тоже. На тебе теперь клеймо ревнивой жены, сдавшей крепость врагу в отместку за неверность супруга. У тебя нет выбора, Джоселин. Держись за меня. На ту сторону тебя уже не впустят.
— Военное счастье переменчиво, братец! Де Ленгли знает, что ты сотворил со мной?
Брайан заколебался, прежде чем ответить. Но на уж слишком подлую ложь он не был способен.
— Нет.
— Спасибо. Теперь я ожила.
Брайан сплюнул в сердцах, нарочито громко протопал сапогами к выходу и захлопнул за собой дверь.
Убедившись, что он удалился, Джоселин повертела в руках чашу с бульоном. Ко дну ее был приклеен кусочек мягкой белой кожи. Она оторвала его и с трудом разобрала коряво начертанные слова:
«Роберт жив. Мы с вами, леди. Не бойтесь, мы с вами».
Она скатала послание в крошечный комочек и спрятала его в перине.
Алис вернулась в комнату. Алис! Ненавистная ей Алис, к которой она когда-то ревновала Роберта. Это еще одна унизительная пытка, придуманная братом.
Дни сливались в недели, недели в месяцы. Через шестьдесят дней ничего не изменилось. Брайан где-то там, на юге, сражался за английскую корону для Генри Анжу, а де Ленгли, если он еще был жив, — ему противоборствовал.
Ее кормили, ее умывали и причесывали. Она оставалась вроде бы хозяйкой Белавура, но без права выходить из своих покоев. Отсутствие деятельности, движения больше всего томило Джоселин.
Человек со шрамом и угрюмо ухмыляющаяся Алис обслуживали ее. Изредка появлялся Адам — кухонный служка с подносом. Она накорябала на клочке мягкой кожи пару слов и хотела вручить ему послание, но не решилась сделать это под бдительным наблюдением своих тюремщиков.
Все планы бегства, обдумываемые ею, были не осуществимы. Дни, проведенные в бездеятельности, были мучительны, а бессонные ночи ужасны.
Каким-то образом до нее дошли вести о большой битве. Генри захватил город Малмесбюри, но король Стефан удержал за собой укрепленный замок. Тысячи мужчин, встретившись лицом к лицу в сражении, пролили кровь в тихую реку Эйвон.
Жуткие морозные ветры, последующие за дождем, превратили всю поверхность английской земли в гололед. Ни конница, ни пехота не могли передвигаться, а если и пытались, то вызывали смех у простолюдинов. И вот так, буквально ползя на брюхе, Брайан с отрядом возвратился в Белавур.
— Леди! Ваш брат велел вам одеться потеплее. Солнце уже зашло, и мороз крепчает. Вам предстоит прогулка верхом.
На недоуменный взгляд Джоселин Алис лишь пожала плечами.
— Как мне приказали, так я и передаю. Джоселин поспешно одевалась. Пусть это будет прогулка с Брайаном или хоть с самим дьяволом, лишь бы вдохнуть свежего воздуха.
Брайан встретил ее странной улыбкой. Они спустились в крепостной двор, где их уже ждали оседланные лошади. Брат и сестра вскочили в седла, Брайан махнул рукой, решетка ворот поднялась, мост через ров опустился, вооруженные всадники охраны выстроились сзади, и кавалькада отправилась в путь. Около часа они скакали в молчании. У незамерзшего ручья, где разгоряченным лошадям позволили утолить жажду, настало время для разговора между братом и сестрой. Они спешились, свита остановилась чуть поодаль, чтобы не слышать их беседы. Журчание ручья, нежное и равномерное, скрадывало обрывистую грубость произносимых Брайаном слов.
— Ты наконец одумалась?
— Да. У меня было достаточно времени на размышления.
— Война оказалась более долгой, чем я рассчитывал.
— А Стефан более силен, чем ты ожидал! — усмешка сестры привела Брайана в ярость.
— Но твоя история про сдачу мне Белавура в отместку за неверность де Ленгли по-прежнему ходит как анекдот по Англии!
— Что ж, значит, все знают, что у его петушка между ног еще стоит хохолок, — парировала Джоселин.
— Раньше ты не осмеливалась так выражаться, сестра.
— Может, это ты испортил меня колдовским снадобьем?
— Не надейся, что де Ленгли примет тебя обратно.
— А тебя не примет Стефан! Или тебе отрубят голову, как изменнику, или ты сложишь ее на полях Нормандии, в чужих краях. Все равно тебе не жить!
— Но пока этого не случилось, давай заключим договор, сестра.
Первые лучи весеннего солнца ободряли ее. Она наслаждалась прогулкой после многих дней заточения. Древняя поговорка уэльсцев вспомнилась ей: «Солгать врагу не грех».
— Я готова на все, лишь бы выбраться на свободу. Что я должна сделать?
Брайан не ожидал такой покорности с ее стороны.
— Многое, Джоселин. — Он не сразу решился раскрыть ей свои планы. — Герцог Нормандский хотел бы увидеться с тобой. Он просил даже… чтобы я привез тебя в его ставку в Глостер.
Джоселин поначалу была озадачена, потом ей показалось, что все, сказанное братом, вполне разумно. Генри ненавидит де Ленгли. Заполучить в качестве гостьи его жену, предавшую Роберта и вручившую ключи от его сильнейшей крепости врагам, — разве это не равноценно выигранному сражению?
Она не могла согласиться на это, но притворилась, что колеблется.
— Нет-нет, Брайан. Ты только подумай! Если я попаду в руки Генри, он уже так просто меня не выпустит. Он будет распоряжаться моей судьбой и моими землями. Он и во сне грезит ими завладеть. Если что случится с Робертом, он выдаст меня за кого-нибудь из своих прихвостней, а ты, Брайан, и наш отец так и не вернете себе прежние владения.
— Не считай меня за глупца, сестрица. Генри дал слово…
— И ты ему поверил? — Джоселин издевательски воздела руки к небесам.
— Да! — воскликнул Брайан. — Ты не встречалась с ним и не знаешь его. Он не похож на всех нас, он честнее и благороднее. Будущий король не может обмануть тех, кто кровью и потом добыл для него корону. И он не жаден, как некоторые другие. Генри пожелал тебя увидеть, и он увидит тебя согласно своей воле. Завтра утром мы отправимся к нему.
Брайан в ярости сломал ветку ивы, склоненной над ручьем, и начал гнуть и скручивать в пальцах не поддающийся его усилиям упругий хлыст.
— Тебе надобно знать еще кое-что, сестричка. Я рассчитывал сказать об этом попозже, ну да ладно… Перед лицом герцога Генри ты обязана подтверждать все мои слова, какие бы я ни произнес. Или ты согласишься, или потеряешь все, что имеешь и… станешь бродяжкой без имени.
Ухмыляясь, он посмотрел ей в лицо.
— За дурочку я тебя никогда не принимал, неужто тебе не ясно, на что я намекаю?
— О чем ты говоришь, Брайан?
Он выпрямился, расправил плечи и возвысился над нею, как бы давя на нее всей своей мощью.
— У нас с тобой нет никакого родства, Джоселин. Мой отец женился на твоей матери, когда она уже была беременна тобой. Она зачала тебя от любовника. Впрочем, их было немало, если верить слухам.
— Ложь! Как ты посмел даже произнести это?! По твоему лицу видно, что ты лжешь.
— Правда глаза колет, Джоселин? После многих лет лжи настанет момент, когда надо открыть истину. Ты не Монтегью, ты ублюдок, зачатый кем-то из разбойников, промышляющих на уэльских границах. Мне удалось даже выяснить имена тех, кто навещал Уорфорд и постель твоей мамаши. Последним в списке был некий Рхис.
Имя, названное Брайаном, пробудило в ней детские воспоминания. Темные волосы и насмешливые глаза, сверкающие, как драгоценные камни. Его посещения замка всегда были праздником для матери и малолетней дочери. Гвендолин радостно смеялась его шуткам, а дочке нравилось, что он обучает ее игре в шахматы и езде на пони. И даже обращению с кинжалом.
— Не лги мне. Наш отец не взял бы Гвендолин в жены, зная, что она не девственница.
— А может быть, он предпочел закрыть на это глаза? — опять усмехнулся Брайан. — Тебе не приходило раньше в голову, почему он так по-разному относится к своим детям — ко мне и Аделизе и к тебе — ублюдку с уэльской пустоши?
Джоселин захотелось сейчас выцарапать ногтями его насмешливые голубые глаза, столь похожие на глаза Аделизы. Но Аделиза была добра, а Брайан воплощал собой зло.
— Незаконная дочь не наследует после отца, — вкрадчиво говорил Брайан, словно дьявольский змий, напевая ей в ухо. — Если старая история всплывет, твое замужество будет объявлено недействительным. Без владений, без приданого, без семьи, оказывающей тебе поддержку, куда ты денешься? У тебя нет ничего, кроме заляпанного грязью платьишка, Джоселин, и нижней юбки, чтоб задрать ее перед любым солдатом за котелок похлебки.
Джоселин постаралась взять себя в руки.
— Монтегью невыгоден такой скандал. Наш отец не настолько глуп, чтобы признаться в ошибке и в том, что он кормил и поил чужого ублюдка почти двадцать лет.
— Я же говорил, что ты не глупа. Ты попала в больное место. Поэтому все сказанное здесь пока останется между нами…
— Что ты добиваешься от меня?
— Послушания. Ты без возражений отправишься со мною в Глостер и не будешь пытаться связываться с де Ленгли. Это ни к чему хорошему не приведет. Он уже обречен.
— Если я соглашусь? Что тогда?
— Ты останешься моей сестрицей… ну и богатой вдовой почившего в бозе де Ленгли. Я отвезу тебя в Уорфорд и прослежу, чтобы ты там ни в чем не нуждалась. В своем милом твоему сердцу уэльском поместье ты станешь полновластной хозяйкой, и, как я знаю, это будет тебе по нраву, командовать свиньями и свинопасами.
«Не намекал ли он на несчастного Адама? Не поплатился ли несчастный мальчишка за свою преданность де Ленгли? И можно ли теперь назвать циничное чудовище, разглагольствующее сейчас здесь перед ней на берегу лесного ручья, своим братом, братом Аделизы… Мир рухнул окончательно!»
— И никто ничего не узнает? — спросила она, якобы покорившись.
— Никто.
Брайан торжествовал. Он одержал победу над сестрой, он загнал ее в тупик. Но даже зайчишка, преследуемый гончими, отбивается от них задними лапами…
С быстротой молнии Джоселин выхватила из ножен, прикрепленных к поясу Брайана, кинжал и приставила лезвие к его горлу. Воинская выучка спасла его от внезапного нападения — взмахом правой руки он отбил атаку, но перехватить оружие из цепких пальцев Джоселин не смог.
Она понимала, что если ей не удастся поразить цель, то конец ее неминуем. Расплата за совершенный поступок будет страшной и мучительной.
Она полоснула кинжалом по его лицу, разворотив щеку почти до глаз. Кровь хлестнула из разреза, заливая одежду. Он тупо заморгал и пробормотал:
— Ведьма! Уэльская ведьма!
«О Боже! Я сделала его уродом на всю жизнь!» Угроза, последовавшая за этим восклицанием, заставила ее похолодеть.
— Ты мне заплатишь… Мучениями, которых свет еще не знает.
Это произносил не человек, а кровавая маска, в которую превратилось лицо Брайана.
— Да сгори ты в аду!
Джоселин подобрала юбки и устремилась в глубь леса. Никогда еще в жизни ей не приходилось бежать так быстро. Но от проворности ее ног зависело теперь все.
В погоню устремились слуги Брайана — кто на лошадях, кто пешком. Копыта и кованые сапоги дробно стучали по оледеневшей земле.
Страшное видение окровавленного лица Брайана красным занавесом застилало взгляд Джоселин. Она бежала почти вслепую, но, наткнувшись на низко нависшие ветви, поняла, что спасена. В такой чаще конники беспомощны, а от пеших слуг она, быстроногая, сможет убежать.
Джоселин забралась в самую гущу и умоляла свое сердце не биться так громко, чтобы гнавшаяся за ней свора разъяренных мужчин не заслышала этот громкий стук. На всякий случай она изготовилась и приподняла руку с кинжалом над грудью, чтобы в последний момент пронзить себя.
Один всадник, затем другой проскакали мимо по тропе, не обнаружив ее. Пешие солдаты продирались сквозь лес, перекрикивались, но они были далеко.
Как долго она может скрываться в своем убежище? В конце концов ее все равно найдут. До нее доносились истошные вопли Брайана. Поцарапанные во время погони по лесу лошади раздраженно ржали. Шум вокруг стоял такой, как не бывало даже в дни праздничной охоты на лис, устраиваемой Монтегью для почетных гостей.
Никакая самая густая хвоя не укроет ее! Вдруг чьи-то сильные руки обхватили Джоселин сзади.
— Тише, леди! Мы ваши друзья.
Ее приподняли и понесли, беспомощную и обессиленную, в глубь леса, но она была счастлива, что у нее не отобрали по-прежнему зажатый в руке окровавленный кинжал. В укромном месте к стволу ели был привязан конь. Ее бережно подсадили в седло.
— Аймер! — Она склонила голову на плечо молодого рыцаря. — А где Роберт?
— Он не с нами, но будем надеяться, что скоро увидим его. — Аймер смущенно опустил глаза.
— Я тебе обязана спасением…
— Не мне, а мальчишке Адаму, сыну лучника Каррика. Он следил за вами неотступно и докладывал мне. Нам надо поспешить, леди, если вы в силах.
— Не сомневайтесь во мне, сэр Аймер, — твердо заявила Джоселин. — Я готова ко всему!