Целый час он развлекался, строя различные планы побега и стараясь даже не думать о том, что будет, если они потерпят неудачу. А главное, Александр старался не думать о Джонет, но последний поцелуй не выходил у него из головы. Он не хотел этого, но его собственные чувства сыграли с ним злую шутку. Каким-то непонятным образом она вновь очутилась в его объятиях. Ладно, Грант благополучно вывезет ее из Шотландии, хоть в этом можно не сомневаться. Он с самого начала намеревался это сделать.
Звуки, возвещавшие чье-то прибытие, донеслись снизу. Хлопнула дверь. Послышался шум шагов и приглушенные голоса. Кто-то стал подниматься по лестнице.
Александр спрятал кинжал в рукав камзола и прислонился к столу. Дверь распахнулась, на пороге показались две фигуры, едва освещенные единственной свечой. Одним из двух был француз, ранивший Александра, лицо другого скрывал низко надвинутый на глаза капюшон.
Коротким нетерпеливым движением незнакомец откинул капюшон, и густые шелковистые волосы вспыхнули золотом в пламени свечи. На него смотрели голубые глаза, особенно ярко выделявшиеся на бледном лице женщины. Хорошо известной не только ему женщины.
Александр выпрямился и опустился на колено.
— Ваше Величество, — проговорил он. — Чему я обязан такой честью?
Маргарита Дуглас величественно двинулась ему навстречу.
— «Честью»? — переспросила она. — Я бы на вашем месте такими словами не злоупотребляла. Вы сын предателя, ставший во сто крат большим предателем. Вы состояли на службе у моего брата, а теперь переметнулись к мерзавцу, который когда-то был моим мужем. Я все время спрашиваю себя, почему бы сразу не покончить с вами?
Александр поднял на нее глаза.
— Но вы этого не сделаете, иначе это похищение потеряло бы всякий смысл. Вам что-то от меня нужно, а не то вы просто наняли бы этих людей меня убить.
Она бросила на него уничтожающий взгляд.
— Может, еще и найму. Мои французские друзья сообщили мне, что в их стране за вашу голову назначена награда в пять тысяч крон. Похоже, вы им крепко насолили, а мне, по правде говоря, деньги не помешали бы.
Выражение на лице Александра не изменилось. Награда за его голову была объявлена еще два года назад, однако никто пока не сумел ее востребовать.
— Могу я встать? — спросил он.
Она кивнула.
Он поднялся. Маргарита не сводила с него изучающего взгляда. В ответ Александр тоже уставился на нее с дерзким вызовом. В сорок лет королева была уже не той, что прежде, но, несмотря на разрушительное воздействие времени, на многочисленных отпрысков, недоношенных и похороненных, на пятнадцать лет ожесточенной борьбы за власть, в ее лице все еще сохранились черты английской красавицы, которая когда-то вышла замуж за Якова IV, принеся ему в качестве приданого надежду на мир между двумя странами.
Из этого, разумеется, ничего хорошего не вышло. Мир оказался недолговечным. Александр внезапно ощутил сочувствие к женщине, разрывающейся между двумя странами, ни одна из которых не признавала ее своей. Он и сам находился в подобном затруднительном положении.
Он с улыбкой указал ей на один из табуретов.
— Хотел бы я, Ваше Величество, предложить вам более удобное сиденье, но, увы, это все, чем я располагаю.
Она покачала головой.
— Я не сажусь за стол с предателями.
Ей явно что-то было нужно. Все, что от него требовалось, это узнать, что именно, и при этом остаться в живых.
— Вот как? А что же вы делаете с предателями?
— Нанимаю их… иногда.
— Понятно.
Маргарита хмурилась и кусала губы.
— Мне сказали, вы неплохо справляетесь со своим делом. Вероятно, это так. Насколько мне известно, вы снабжали информацией моего брата и это исчадие ада, известное на земле под именем Вулзи.
— А что мне было делать? После Флоддена у меня, в сущности, не было выбора. Да и у вас, как я понимаю, тоже.
Царственный гнев сверкнул в ее глазах.
— Да, я нуждалась в мужской поддержке и к тому же была слишком доверчива. Как видите, я все еще расплачиваюсь за совершенную тогда ошибку.
— Да, конечно… вместе со всей Шотландией.
— Странное замечание. Уж кто-кто, а вы-то наверняка выиграли от маленькой позиционной войны между Ангусом, Генрихом и мною. Ваше баронство и ваши земли были вам возвращены, и я не сомневаюсь, что Ангус вам платит… возможно, из доходов, по праву принадлежащих мне! — добавила она со злостью.
— Мое поместье разорено, Ваше Величество. На его восстановление понадобится куда больше средств, чем те жалкие крохи, что я зарабатываю.
Его слова заставили ее задуматься.
— Уж не хотите ли вы сказать, что вновь поступили в продажу и ищете нового хозяина?
Александр пожал плечами.
— Я все еще не знаю, чего вы добиваетесь, но всегда готов выслушать красивую женщину.
Впервые за все время разговора она улыбнулась.
— Не считайте меня такой простушкой, меня нельзя умаслить сладкими речами. Я их наслушалась вдоволь, но, боюсь, давно миновало то время, когда меня, не кривя душой, можно было назвать красивой женщиной.
— Отнюдь нет, — Александр помедлил, потом с улыбкой сделал шаг ближе к королеве. — Подлинная красота заключена в глазах, в звуке голоса, фигуре, Ваше Величество, а все это красивая женщина сохраняет, каковы бы ни были ее годы. У вас же, помимо всего этого, есть многое другое.
Королева немного наклонила голову, не сводя с него пристального взгляда. Зрачки ее глаз слегка расширились. Она вскинула руку и бросила французу краткий приказ. Он тотчас же удалился, затворив за собой дверь.
Еще с минуту Маргарита молча изучала Александра, потом уголки ее губ приподнялись в улыбке.
— Мне сказали, что вы безоружны. Фи, до чего же глупы мужчины! Я бы сказала, что ваше лицо, лорд Хэпберн, голос, глаза сами по себе являются опаснейшим оружием, вполне достаточным для обороны.
— Однако я — человек осторожный и при обороне не могу полностью положиться лишь на свою неотразимую внешность.
Ловким движением Александр вытащил из рукава кинжал. Клинок грозно сверкнул.
Улыбка Маргариты угасла.
— Вы мне угрожаете, сэр?
— Разве я могу угрожать своей королеве? Это такая же неправда, как и то, что мой отец предал своего короля, вашего мужа, пятнадцать лет назад. — Перевернув кинжал рукоятью вперед, хозяин Дэрнэма протянул оружие ей. — Я целиком в вашей власти, Ваше Величество.
Она зачарованно уставилась на блестящий клинок. Александр даже подумал, что напрасно пошел на столь рискованный жест, но Маргарита была отчаянной женщиной и недаром прожила всю свою жизнь среди отчаянно рискующих мужчин. Она заулыбалась и вскинула голову.
— Оставьте его себе, — сказала она. — Мне кажется, он вам еще пригодится. Ну а теперь… может быть, мы присядем?
* * *
Через час хозяин Дэрнэма вновь оказался на Главной улице. Маргарита предложила ему охрану, но он отказался. Не хватало еще, чтобы Ангус или, того хуже, Лайл Барроу узнал о его встрече с королевой и ее французскими союзниками!
Он шел, хмуря лоб в глубокой задумчивости. Его мысли неотступно кружили вокруг поразительных приключений этого вечера. Маргарита ясно дала понять, что, если он не поможет ей заполучить то, чего она требует, она воспользуется своим влиянием, чтобы передать его в руки французов.
А ее требование заключалось в том, чтобы он помог ей вернуть сына.
Оно было настолько нелепым, что Александр едва не рассмеялся ей в лицо. Она по-королевски властно отдавала приказы, а он пытался выиграть время, но в конце концов вынужден был обещать, что сделает все от него зависящее. Только так ему удалось выбраться из бывшей пивной свободным и выторговать себе несколько недель передышки, однако он не мог не понимать, что положение становится все более запутанным и ухудшается час от часу.
Лайл и Диана требовали от него немыслимых подвигов и предлагали награду, в которую невозможно было поверить. Маргарита Дуглас тоже хотела заручиться его помощью, причем прибегла не только к посулам, но и к угрозам. Ангусу нужны были сведения о замыслах и действиях как англичан, так и французов, ну а Мэрдок без долгих разговоров просто хотел убрать его с дороги.
Кроме того, он должен был помнить о Джонет.
Александр помрачнел, вспомнив о ней, о том, как они обнялись на прощание. До чего же удивительно и странно! Воспоминание о простом поцелуе осталось живым и ясным, несмотря на все крутые повороты переполненного событиями вечера. Он понимал, что Джонет считает себя влюбленной в него. Как зло, однако, смеется над человеком судьба! Его первоначальный план удался лучше, чем он сам ожидал!
На первый взгляд казалось, что это упрощает дело, но Александр давно уже сожалел о том, что так неосторожно начал и теперь никак не мог остановить. Ему нравилась эта девушка, его привязанность к ней выходила далеко за рамки существовавшего между ними сильнейшего взаимного влечения, которое она, несомненно, принимала за любовь. Что ж, в один прекрасный день она поймет разницу между желанием с его приливами и отливами и любовью, которая частенько бывает таковой только до, но не после. Пусть она узнает об этом не от него.
Он и так уже причинил Джонет слишком много боли, а дальше, когда Мьюра казнят, будет еще хуже, и его единственная надежда в том, чтобы суметь вовремя вывезти ее из Шотландии. Придется поговорить о ней с Лайлом. У Лайла есть связи во Франции. Олбани, без сомнения, будет рад принять участие в судьбе Джонет. В конце концов Мьюр был одним из самых стойких его сторонников, а Олбани славился своей верностью и преданностью друзьям.
Александр вновь нахмурился, сам удивляясь, почему его мысли так упорно возвращаются к этой девушке. Конечно, он считал себя виноватым. Однажды он нарушил размеренное течение ее жизни и теперь понимал, что обязан восстановить равновесие.
Впрочем, даже эти соображения не заставили бы его помогать лорду Мьюру. Надменный граф заслужил сполна все, что получил, хотя, конечно, не совершал тех преступлений, что приписывали ему Дугласы. И Александр наконец добьется разрешения провести с Мьюром долгожданную беседу: пропуском к нему послужит Томас Дуглас. Теперь он узнает правду о том, что случилось с его отцом, во всяком случае, ту часть правды, которая известна Мьюру. И если все пойдет, как он задумал, Роберту Максвеллу придется поплатиться за свою роль в этом деле.
Подняв голову, он заметил, что приближается к городскому особняку Ангуса. Слава Богу, устроенный Джонет пожар не спалил его дотла. Александр отпер дверь, бесшумно поднялся по лестнице мимо гостиной. Тяжелый запах гари все еще стоял в воздухе, но огонь не нанес сколько-нибудь серьезных повреждений.
Он проскользнул по коридору, намереваясь пройти мимо двери Джонет и подняться на третий этаж в свою собственную спальню, но что-то заставило его остановиться. Сначала ему показалось, что кругом царит тишина, но потом из-за двери вновь донесся еле слышный звук приглушенного женского плача.
Дверь не была заперта. Александр осторожно открыл ее и скользнул внутрь.
Звуки плача внезапно прекратились. Раздался шорох простыней, и Джонет села в постели.
— Кто там?
— А кого ты ждала?
— Александр!
В этом возгласе слышалось такое огромное облегчение, что он улыбнулся в темноте. Как все-таки приятно знать, что он все еще ей небезразличен.
— Александр! Господи, я уже раз сто тебя похоронила!
— Тем не менее я жив, как видишь… вернее, видеть ты не можешь, но уверяю тебя, это правда. Я цел и невредим, все основные части тела на месте.
Плотные оконные шторы не были задернуты, в комнату пробивался слабый свет. Александр с трудом различал хрупкую фигурку, съежившуюся посреди громадного, покрытого балдахином ложа. Он подошел к ней.
— Кто были эти люди?
— Французы.
— Ну, это мне известно! Чего они хотели?
— Вообще-то моей крови, но мне удалось их отговорить.
Он помедлил.
— Это совершенно не связано с твоими заботами, Джонет. И будет лучше для всех нас, если ты забудешь о том, что видела.
Она внимательно выслушала его слова.
— Очень хорошо. Я только… хотела знать, что с тобой случилось.
— Да неужели? Только не говори мне, что эти слезы ты лила из-за меня. Мне казалось, что по здравом размышлении ты будешь рада узнать о моей безвременной кончине.
— Я вовсе не плачу, — возмущенно запротестовала девушка. — Я просто… просто…
Она осеклась и несколько секунд молчала.
— Не знаю, как мне относиться к тебе, — заговорила она наконец. — Мне часто кажется, что я тебя ненавижу. Я всеми силами стараюсь тебя возненавидеть. Как вспомню о том, что ты наделал… как ты лгал… как бессовестно ты лгал!
Джонет вновь помолчала.
— И все же… это правда, я беспокоилась. Даже притворяться не буду, что это не так. Не знаю, почему, но я не могу желать тебе смерти. Хотя ты этого заслуживаешь.
Александр сел на край постели. Джонет была наделена честностью, что вызывало у него восхищение, правдивостью, которая оборачивалась против нее самой. И как ни горько было это признать, она только что сказала именно то, что он хотел услышать.
— Все прошло благополучно после того, как мы расстались? — спросил он, резко меняя тему разговора. — Мэрдок тебе поверил?
Джонет приняла перемену с благодарностью.
— Мне кажется, да. Сначала он пришел в ярость, я даже не могла понять почему. Это же не его дом! А потом к нам вышел Ангус, и он был очень мил. — Она наклонилась вперед и обхватила свои колени. — О, Александр, Ангус был сама любезность! Просто не могу поверить, что он такой злодей, как все о нем говорят! Может, он не знает обо всем, что Мэрдок творит от его имени? Как ты думаешь, что если мне пойти к нему и все рассказать? Если я попрошу его о помощи…
— Нет, Джонет. Поверь мне, Ангус прекрасно осведомлен обо всем происходящем.
— Вот как… — Девушка задумчиво подтянула колени к груди и положила на них подбородок. — Наверное, тебе виднее?
— Да, Джонет, боюсь, что так. Мне виднее.
— А ты был прав, когда говорил, что мой мир перевернулся вверх ногами. Отвратительные люди оказываются злодеями, но очаровательные люди, выходит, еще хуже! Нет, мир вверх ногами выглядит ужасно. — В голосе Джонет зазвучала легкая хрипота. — Мне так хочется вдруг проснуться и оказаться дома. Чтобы все встало на свои места.
В комнате было тепло и почти совершенно темно. Темнота сближала их, скрывая от них собственные глаза и мысли, но обостряя все ощущения. Александру было не по себе на мягкой постели всего в нескольких дюймах от теплого тела Джонет. Его так и тянуло прикоснуться к ней. И не только прикоснуться, ему хотелось гораздо большего.
Он протянул руку и ощутил влажный след недавних слез на ее щеке.
— Этого не случится, милая. Того, что было, уже никогда больше не будет.
— Знаю. Но я спрашиваю себя, хватит ли у меня сил взглянуть в глаза этой новой правде. И боюсь, что не хватит.
В ее словах прозвучала горечь выстраданной, тяжкими испытаниями завоеванной мудрости. Сердце Александра разрывалось от сострадания к ней, от стыда за ту роль, что ему пришлось сыграть в приобретении этой мудрости, за ту боль, что он ей причинил. Он наклонился к ней, его губы двинулись по тому же пути, который минутой раньше проделали его пальцы. Джонет была так молода и беззащитна! На всем белом свете ей не от кого было ждать помощи. Разве что от него.
Ее щека была теплой, нежной и соленой от слез. Она слегка повернула голову, Александр смутно различал склоняющийся к нему тонкий профиль. Его губы скользнули по уголку ее рта, остановились на мгновение, а потом властно завладели ее губами. Он обнял ее и привлек к себе. Увы, он не мог дать ей того, что ей было нужно, и предлагал лишь то, что мог дать, вложив в поцелуй всю свою нежность, каждую каплю честности и искренности, которую мог найти в своей душе.
— Не надо, Алекс, — прошептала Джонет. Ее голос едва слышным дуновением прошелестел у его щеки. — Не делай этого из жалости.
— Из жалости?
Он смотрел на нее в изумлении. Невозможно было поверить, что у нее так мало уверенности в себе, что она совершенно не подозревает о своей власти над ним.
— Неужели ты так плохо меня изучила за все это время? — спросил он, обхватывая ее лицо ладонями.
Она не ответила, и Александр глубоко вздохнул.
— Боже всемогущий! Да неужто ты думаешь, что мужчина может так целовать женщину из жалости?
Джонет судорожно перевела дух. Она не знала, почему он ее целует и как она сама может так страстно этого хотеть. То он казался ей другом, чуть ли не возлюбленным, то — всего через минуту — превращался в ее злейшего врага. Она лишь знала, что нуждается в нем, боится его и за него, поминутно переходя от отчаяния к надежде и обратно.
Она помолчала, подбирая нужные слова.
— Ты сегодня… ну, я не знаю… какой-то не такой, как всегда. И если это жалость, Алекс, мне это не нужно. Лучше бы ты меня ненавидел, даже презирал. Мне было бы легче продолжать тебя ненавидеть.
Схватив Джонет за плечи, Александр толкнул ее назад в постель, мечтая ощутить ее всем телом, почувствовать вкус ее губ. Желание было настолько острым и неожиданным, что он едва не задохнулся.
Одной рукой он отвел со лба ее волосы, поддерживая ее голову и поворачивая лицом к себе.
— Джонет, милая, это не жалость. Я бы не смог испытывать к тебе жалость, даже если бы захотел. И я не хочу говорить о Мьюре и вообще о том, что было раньше. Только не сейчас.
— Но жизнь Роберта висит на волоске! Он…
— Не сейчас, Джонет. Мы только начнем ссориться.
— Но…
— Замолчи, — прошептал Александр, приложив палец к ее губам.
Он медленно склонился над нею, его рот овладел ее ртом в таком же глубоком, страстном, захватывающем дух поцелуе, как два дня назад. Он обвел пальцами ее ухо, линию скулы, подбородок, хрупкую развилку ключиц, при этом по коже у нее побежали мурашки, а где-то глубоко внутри возникла все убыстряющаяся пульсирующая дрожь.
Джонет обняла его обеими руками. В ответный поцелуй она вложила всю страсть, порожденную пережитыми за последние два дня безнадежностью и отчаянием, а вдобавок еще и испытанный за последние три часа бесконечный, изматывающий душу страх. Сейчас она жила минутой, все на свете позабыв, кроме его рук, обнимающих ее, его губ, целующих ее губы, его сердца, бьющегося рядом с ее собственным. Пусть Бог ее простит, она так боялась, что никогда больше не увидит Александра!
Его руки скользнули вниз по ее бокам и снова поднялись, лаская бедра и живот, снизу вверх поглаживая грудь. Он охватил ладонями упругие холмики, проводя большими пальцами вокруг их нежных, вдруг ставших такими чувствительными вершин.
Джонет задрожала и задержала дыхание. Руки Александра как ни в чем не бывало продолжали свое неспешное, мучительно-дразнящее путешествие. Она всей кожей ощущала их силу и тепло, словно одежда перестала служить им преградой.
А вскоре последняя преграда и в самом деле исчезла.
Он ощупал вырез ее ночной сорочки, и его рука нырнула внутрь, легко, как перышко, коснувшись ее груди. Джонет тихонько ахнула, но губы Александра тотчас же заглушили этот возглас поцелуем.
Подушечки его пальцев загрубели, однако их прикосновение было трепетно-нежным. Он вновь коснулся ее, но не мимолетно, нет, на этот раз его рука широко раскрылась, забирая ладонью округлость ее груди. Это продолжалось бесконечно долго, а потом он легко и плавно провел большим пальцем по набухающему соску.
Она отрывисто втянула в себя воздух, чувствуя, как в самой сердцевине ее естества, словно стянутой тугим узлом, рождается неведомое, совершенно незнакомое ей ощущение. Александр продолжал поглаживать вздувшийся бутон, обводя его медленными, сводящими с ума кругами. Джонет невольно подалась вперед, изгибаясь навстречу его руке, и шире открыла рот, чтобы глубже ощутить его поцелуй.
Поцелуй тянулся нескончаемо. Обо всем на свете позабыв, Джонет душой и телом отдалась ощущению безграничного блаженства.
— Ах… милая, — прошептал Александр, подняв наконец голову. — Ну скажи, разве это похоже на жалость, на ненависть или презрение? Он на мгновение умолк. Его частое, неровное дыхание было явственно слышно в тишине, и Джонет с удивлением отметила, что Александр потрясен чуть ли не так же сильно, как она сама.
— Я думаю, нет. И ты, я уверен, тоже.
Его лицо казалось бледным в ореоле темных волос, глаза превратились в два непроглядно черных пятна. Джонет положила ладонь ему на грудь, провела пальцами по его шее, потом ее рука скользнула ему на затылок, чтобы вновь притянуть к себе. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного и даже вообразить не могла, что это значит — желать мужчину… желать так сильно.
Но она хотела Александра. Хотела, чтобы он был рядом, пусть хоть на одну ночь, на час или на несколько незабываемых мгновений в темноте.
— Не знаю, зачем ты это делаешь, Алекс. Не представляю, на чьей ты стороне на самом деле. Я знаю одно: когда ты со мной, я ничего не боюсь, и когда ты касаешься меня, я ощущаю все, о чем женщина может только мечтать. — Она подняла голову и провела губами по его губам. — Я хочу, чтобы ты опять дотронулся до меня, Алекс. Прошу тебя, сделай это еще раз.
Прижимаясь к нему, она почувствовала, как по его телу пробегает дрожь. Его руки скользнули вверх, ухватили сорочку и стащили ее с плеч. Ночной воздух охладил разгоряченную кожу девушки. Она догадалась, что Александр смотрит на нее.
Джонет услыхала, как он затаил дыхание. Его пальцы впились ей в плечи. Ее охватил озноб. А потом его губы прижались к ее шее, руки вновь обхватили ее грудь.
— Как ты прекрасна, Джонет. Ты сама не представляешь, что можешь сотворить с мужчиной… что творишь со мной, — прошептал он. — Тебе бы следовало послать меня ко всем чертям, а не просить остаться здесь с тобой.
— Знаю, но я не хочу, чтобы ты уходил. Нет, я хочу, чтобы ты остался. Никогда в жизни я ничего не хотела так сильно.
— О черт… — Александр опять испустил судорожный, прерывистый вздох и прижался лицом к ее плечу. — Джонет, милая, ты хоть понимаешь, о чем просишь? Знаешь, чем мужчины занимаются с женщинами? Если эта пытка продлится еще хоть чуточку дольше, я овладею тобою. Я просто не смогу остановиться. Даже пытаться не стану.
Джонет набрала в грудь побольше воздуху, стараясь прийти в себя, обрести хоть некое подобие рассудка. Александр только что сказал, что хочет овладеть ею и что она еще может его остановить, если захочет. Наверное, ей так и следовало поступить, но она не желала. Ей только хотелось знать, что он ее любит. И тогда пусть обнимет ее крепко-крепко и делает что хочет. В безобразном мире, где она очутилась, только этот островок нежности был якорем, позволявшим ей удержаться в грозном потоке.
— Алекс, скажи, ты сегодня вечером говорил серьезно или нет? Может быть, это опять обман… или ты хоть чуточку меня любишь? Потому что… — Джонет тяжело вздохнула, — еще одной измены я не переживу.
С минуту он оставался неподвижен. Потом его руки вновь принялись ласкать ее тело, губы скользнули вверх по плечу, по шее и нашли ее губы для последнего поцелуя. Он ничего не мог дать Джонет, ничего, кроме нескольких сладких мгновений, которые покажутся ей отвратительными, как только желание будет утолено и она вспомнит, кто он такой и что он натворил.
— Я безумно хочу тебя, милая, но не стану обманывать тебя во второй раз, — сказал он тихо. — Конечно, я к тебе неравнодушен. Я же не каменный. Но это не то чувство, которого ты ждешь. Это не любовь, девочка моя.
Он снова вздохнул и сел, выпрямившись, на постели.
— Тебе одиноко, ты напугана, а я пытаюсь воспользоваться положением, потому что хочу тебя. Я не тот, кто тебе нужен, Джонет. Просто я случайно оказался в нужное время в нужном месте.
Джонет закрыла глаза. Значит, он ее не любит, ни капельки не любит. А хуже всего то, что он совершенно правильно угадал ее чувства. Она натянула на себя простыню и села, стараясь собрать остатки утерянного достоинства.
— Что ж, благодарю за прямоту, Алекс. А теперь тебе лучше уйти.
— Джонет… — Александр провел рукой по ее волосам. — Все, что я делаю, только причиняет тебе боль, верно? Поверь мне, милая, я этого вовсе не хотел. Просто… — он вздохнул, — в тебе есть нечто такое, от чего очень трудно уйти.
— Алекс, прошу тебя, — Джонет закусила губу. — Прошу тебя, не говори больше ничего. Мы не должны были этого делать. Я совершила ошибку. Нас слишком многое разделяет. Это непоправимо.
Имя Роберта Максвелла стеной стояло между ними в темноте. Ни один из них не произнес его вслух, но оба знали, что думают о нем.
— Да, мне лучше уйти.
Александр спустил ноги с кровати, встал и на мгновение замер, стараясь найти верные слова.
— Джонет, я сегодня сказал тебе правду. Ты не выйдешь за Томаса Дугласа. В этом я клянусь тебе честью.
Она взглянула на него. Ей было больно и хотелось причинить боль ему.
— Какой честью?
Он ничего не ответил, и она вдруг всем сердцем пожалела, что не может взять свои слова назад.
Александр вышел из комнаты.