Пруденс Одинго нарушила одно из своих правил и решила получить кайф. В одиночестве – не нарушая никаких своих правил. Поэтому сейчас она чувствовала себя приятно легкомысленной, на душе было тепло и расплывчато. Все вокруг сияло мерцающими переливчатыми цветами. Она пребывала в волшебной стране.

Временно забыть события дня не так уж трудно, запомнить что-нибудь – значительно труднее. Она подозревала, что если встанет на ноги (ноги? где они?), то будет неудержимо дрейфовать по каюте, хотя в ней фактически нет лишнего места даже для кошки. Тем не менее, у космистки было такое чувство, что каким-то образом она все же умудрится дрейфовать, а это, вероятно, серьезно повредит мебель и переборки. Поэтому она прикрепила себя к стенке несколькими полосками липучек.

Пруденс проглотила еще одну капсулу дипси, очищенную от медикаментозных компонентов. На ее долю выпал день терзаний.

Когда орбитальные модули добрались до Мозеса, пилоты увидели, что пенный кокон безнадежно запутался в порванных многожильных канатах эластичной паутины, которая освободилась от электростатических сил, как только последняя глыба переместила его к месту вынужденного бездействия. Разбухшую корку пены покрывали глубокие отметины там, где канаты впились в кокон, хлестнув по нему изо всех сил; спасатели даже обеспокоились, не лопнул ли кокон. Хотя кислород поступал Мозесу из резервуаров сжатого воздуха через лицевую маску, пребывание в вакууме все равно убило бы его.

У космистки возникло ужасное предчувствие, когда она увидела отверстие в пенном шаре, принимая его на борт «Тиглас-Пильсера» через грузовой отсек. Она знала так же четко, как собственное имя, что племянник мертв.

Но, конечно же, он не умер. Просто у нее разыгралось воображение и ответило на страхи эмоциональной петлей обратной связи.

Несмотря на то, что юноша был жив, его состояние оставляло желать лучшего. Пруденс задохнулась, увидев обширные гематомы, которые украшали его тело и спекшуюся кровь вокруг рта, где кислородная маска впилась в губы. Последовательные удары глыбы за глыбой, даже при том, что они были смягчены эластичной паутиной и привязью, принимавшей все на себя, заключительное мучительное торможение и беспорядочно молотящие по кокону канаты превратили его в шарик для пинг-понга, попавший в аэродинамическую трубу.

Мозес был без сознания; впрочем, это, скорее всего, действовало снотворное, которое дал ему Нагарджуна. До тех пор пока юноша не очнется и не удастся проверить его ответные реакции, оставалось опасение, что мозг поврежден. Мозеса подсоединили к приборам жизнеобеспечения и за его состоянием следил медицинский компьютер, а пока юноше принудительно вводили физиологический раствор, смешанный с большим количеством успокаивающих препаратов…

Самым ужасным – за единственным исключением – было ожидание. Пруденс знала, что Мозес должен присоединиться к ним вблизи Юпитера. Она знала, что это не зависело от ее решения и, в конце концов, даже от решения ее сестры. Она понятия не имела, насколько трудно такое решение далось Черити, даже притом, что альтернативой была смерть Мозеса со всеми вместе на Земле.

Единственным исключением был бедный Нагарджуна – виновник самого тяжелого момента. Пока Мозес приходил в себя, с «Тиглас-Пильсера» наблюдали, как хрупкий кораблик монаха нео-Дзэн мчался по направлению к Большому Красному Пятну, неуправляемый, без топлива… Они понимали, как должны уважать этого хрупкого маленького человека, они полюбили его ломаный английский и благодарили за ощутимую заботу о пассажире. Душераздирающе было слушать его стихи, которые он трудолюбиво заучил наизусть, стихи, которые стали своего рода панихидой…

В один момент стройные абрисы крейсера на экране превратились в огненный шар, затем закурчавилась дымная полоса, вспухшая и бесформенная, вошедшая в штопор гораздо быстрее следов, что корчились и рассеивались вечными урага нами верхней атмосферы Юпитера… Спустя несколько минут полоса полностью развеялась, сдутая теми же самыми ветрами.

Пруденс задавалась вопросом, заметили ли чужаки, рассматривали ли они проблему отклонения крошечного судна касанием светового пера гравитационного репульсора. Одна мысль о том, что они могли его спасти, если бы знали о необходимости этого или хотя бы о его присутствии…

Слабая надежда. Чужаки есть чужаки. Их чувства не похожи на чувства людей. Скорее всего, они корабль не заметили. А почему они должны были его заметить? Всего лишь еще один крошечный, незначительный метеорит: такие все время падают на Юпитер.

Нагарджуна теперь общается со своими богами-хранителями. Его место в истории увековечено, если допустить, что история продлится и дальше. Но логика была слабым утешением.

Пруденс знала, что, по крайней мере, еще двенадцать часов должны пройти, прежде чем Мозеса можно безопасно пробудить. Она переглянулась с Джонасом, и между ними проскочила искра взаимопонимания. Не сейчас, не тогда, когда юноша может умереть, это не способ облегчить собственный страх и скоротать бесконечные часы ожидания… Если Мозес не выживет, они всегда будут чувствовать… грязь.

Вот почему Пруденс решила спрятаться в своей каюте и полностью отключиться с помощью дипси. Одна.

Ближние глаза Полудержателя возвращались к украденному объекту. Какофония звука округлила ему уши, невероятные цвета ослепили хроматические глаза… Но он не мог не думать о нем.

Грохот и ослепление не играли никакой роли. Ведь он, Яркий Полудержатель Фиолетовой Пены, уже справился с примитивными механизмами управления. Он знал, как уменьшать шум, и мог настроить глаза, чтобы одолеть ослепляющее многоцветье. Он никогда не войдет легендой в летописи, если позволит какой-то ерунде сбить себя с толку. Он все-таки взрослый дижабль, а не личинка!

Чувствуя себя очень смелым, Полудержатель протянул наконечник щупальца и нажал переключатель. Установил нормальную громкость, понизил визуальный контраст до благоразумного уровня и направил предмет так, чтобы хроматические глаза могли следить за движущимися изображениями.

Здорово… картинки прекратили вспыхивать. Поскольку он приучился к забавному плоскому изображению, зафиксированная форма стала видимой. Получалось что-то знакомое…

С глубоким потрясением он понял, что и другой набор его глаз вглядывается в изображение.

Это была грубая двухмерная проекция, даже не регулирующаяся в глубину. Фокус, анализ, повторная балансировка… Виднелись только два глаза; возможно, остальная часть органа зрения существа находилась за пределами узких границ крошечного изображения. Да, это именно глаза – но глаза, отличные от всего, с чем когда-либо сталкивался Полудержатель. Овальные… нет, на близком расстоянии они скорее напоминают обычные сферы, однако частично закрыты тугими, но гибкими откидными створками. (Наглазники? У какого еще существа есть наглазники? Если нужно защитить глаз, следует просто его втянуть.) Иногда наглазники подрагивали, и каждое так часто, что все изображение вокруг беспорядочно прыгало.

Наружный покров существа был непримечательного темно-коричневого оттенка, какой присущ типичным грозовым двухокисным облакам… Эх, если бы существо еще оставалось на месте в течение двух секунд подряд… Ой, да оно застыло, будто в состоянии читать мысли. А вдруг… Да нет, так думать так глупо: ведь Полудержатель не бюрмократ, его рефлекс тут же приведет в действие мозговой щит-экран.

Теперь, когда изображение стало устойчивым, различалось больше подробностей. Имелись любопытные выступы, какая-то выпуклость и что-то наподобие трех отверстий: два маленьких рядом друг с другом, которые беспорядочно вибрировали, и специфическое щелевое отверстие с эластичными гранями. Последние меняли форму в некоторой синхронности – внезапно понял дижабль – с сумасшедшими звуками, которые исходили из предмета.

Глаза стали меньше и ближе друг к другу… Нет, показалось… Ах, как смешно! Просто существо отодвинулось от прибора, формирующего изображение, а картинка даже не застопорилась… стало быть, порождена точками. Выходит…

Все стало понятным. Во-первых, предмет был некоторым переносным устройством для развлечения, установленным в некотором многопользовательском режиме. Во-вторых, изображение, которое видел дижабль, являлось обрисовкой другого пользователя в режиме реального времени. И, в-третьих… у другого пользователя кольца глаз нет вообще, а есть только два крошечных глаза-точки с одной стороны невероятного угловатого… купола? Едва ли. Скорее, передний конец сильно искаженного глотательного зуба… Похвальная Песнь в честь Благоговения перед Душой Жизни! Другой пользователь – внеюпер!

Полудержатель всегда лелеял иррациональную надежду на существование экзотических форм жизни. Он верил, что где-то в обширной Вселенной есть создания, подобные дижаблям, хотя внешне и не похожие на них – создания, которые способны не только воспринимать Вселенную, но и создавать умозрительные модели окружающего мира.

Это существо наверняка обладает собственными симбипьютами, ведь оно возводит металлические конструкции!..

Полудержатель начал признавать несправедливость сделанных ранее выводов. Устройство было коммуникатором, а не проектором для развлечения. Внеюпер же находился здесь, на Юпитере – без сомнения, внутри уродливой плавающей металлической сферы, которую, должно быть, наштамповали их колесники. И этот внеюпер (безумная мысль, почти не укладывающаяся в сознании, мысль, которая иссушала подобно расплавленному льду, мысль – как выборное затемнение света от облака к облаку) пытался связаться с ним!

Это было уже слишком. Сам собой заговорил инстинкт выживания, и Полудержатель соскользнул в транс, предшествующий спячке.

При нулевой гравитации ушибы Мозеса не причиняли особого беспокойства; например, даже сидеть было не больно. Зато сама нулевая гравитация причиняла: если ты не пристегнут, то прикоснуться ни к чему нельзя – относит.

Подобно здоровому молодому животному юноша быстро восстановил силы. Почти все время бодрствования он посвятил проблеме установления действенной связи с чужаком. И даже, входя в роль, начал плавать по-кораблю с трубкой, обвязанной вокруг талии и заполненной гелием.

Когда связь возобновилась, Мозес пришел в восторг. Картинки были превосходными, несмотря на слабое освещение, а изменялись настолько медленно, что компьютер успевал увеличивать их с едва заметной задержкой.

Он уже знал, что ему предстоит контактировать со сверхмедлительным существом, а значит, придется сдерживать собственную подвижность, иначе адресат на Юпитере увидит его, как вибрирующую размытую картинку. Вот только как справиться с такими автоматическими рефлексами, как мигание?

Все на «Тиглас-Пильсере» наблюдали за неторопливыми движениями чужака, передаваемыми на свободные экраны. Все, что происходило, записывалось. Мозеса не тревожили, когда он говорил, жестикулируя, или просто сидел в течение долгих периодов времени, постигая сущность своего собеседника, строя умозрительную модель реакций чужаков в их собственной среде. Говорящий-с-Животными становился Говорящим-с-Чужаками, и никто не желал рисковать, вмешиваясь в сей деликатный интуитивный процесс.

Мозес чувствовал нарастающее волнение. Я верю: чужак понимает, что происходит! Он знает, что поддерживает связь со мной! Он знает, что я не из их собственного мира! И собирается…

Последовал взрыв проклятий. По-английски и на дюжине других языков.

Пруденс протиснулась через люк и ударилась о стенки локтями.

– Мозес! Что случалось? Существо мертво? Что… Мозес откинулся на спинку, как бы внезапно обессилев.

Не могут ли они… Нет, конечно, нет. Потому меня сюда и доставили. Ему потребовалась секунда, чтобы упорядочить мысли.

– Он не мертв. Я думаю, что напряжение стало слишком большим, и он впал… в прострацию. Он находится в своего рода коматозном состоянии. И как раз когда уже почти удалось… Проклятие, придется ждать, пока глупое существо проснется!

Сердце Пруденс подпрыгнуло.

– Значит, с чужаком все в порядке?

Мозес кивнул – разве тетушка не слышала? Людей иногда просто не понять…

– Мо, отдохни. Нет смысла дежурить, пока наш младенчик дрыхнет. Мы будем наблюдать за ним по очереди, и как только появятся признаки пробуждения, мы тебе сообщим.

Мозес понял, что она права. Он расстегнул ремни, отплыл от кресла подобно пушинке, изогнулся и скользнул в узкий входной люк, направляясь на нижнюю палубу к своей каюте. Он был полностью обессилен, но его сердце бешено колотилось.

Полудержатель беспокойно ерзал, смутно ощущая присутствие садка-пузыря – старого, обветшалого, но удобного… Он освежил свои недавние воспоминания, и его разум машинально снизил эмоциональное наполнение так, чтобы не съехать назад в транс, предшествующий спячке.

Ситуация сложилась слишком важная: необходимо бодрствовать.

Запоздало, но, к счастью, не слишком, он признал свое заблуждение. Он проявил излишнее рвение, пытаясь сразу решить все загадки. Главное, не тратить много времени на восхищение украденным трофеем и строго контролировать свое сознание, чтобы отступить при первых признаках приближающегося транса.

Полудержатель посмел еще раз взглянуть на изображение. Глаза вернулись, как он и надеялся. Но вернулись изменившимися. Теперь в них сквозило… понимание? Почти братское отношение? Что-то случилось, пока он спал – контакт разумов произошел на таком глубоком уровне, о каком он никогда не подозревал. Этому чувству нужно помочь развиться.

В течение многих дней Полудержатель и внеюпер общались друг с другом при помощи крошечного металлического ящика с движущимися изображениями. Все начиналось на первичном уровне: эмоции, переведенные в грубые эквиваленты вроде хореографических движений, звуки и детали, которые могут не означать ничего конкретного, но, в конечном счете, тем или иным образом дают представление о том, чем они являются… Прошли дни, забавный двуглазый внеюпер и двенадцатиглазый многощупальцевый паритель-в-небе медленно пришли к пониманию. Они разработали общий код – сначала элементарный, потом каждодневно усложняющийся, поскольку росло взаимное доверие. И постепенно внеюпер обрисовал обманчиво-яркими красками мощному разуму Полудержателя отчетливую картину ужаса. Ужаса не для него, а для внеюпера и ему подобных. Дижабль еще не мог осознать всей полноты ужаса, но уже начинал понимать, что что-то жуткое приведено в движение… И ему предстояло остановить это каким-то пока еще непостижимым способом.

Когда лицо Черити появилось на экране, и Пруденс прочитала на нем смесь опасения и гордости, она уже знала, чего ждать. Иногда связь между близнецами бывала такой тесной… Ведь если даже ее сестра отправила вновь обретенного сына в полный опасностей высокоскоростной полет, то уж Пруденс должна предусмотреть возможные осложнения.

Предположим, Мозес прибыл благополучно (иначе все пошло бы прахом), предположим, он сумел наладить связь с чужаком… Что дальше?

Даже тогда у нее на сердце скребли кошки, потому что вес было ясно. Дальше – полнейшее унижение… Как будто ее жизнь попала в бесконечную петлю, как будто Судьба настолько лишена воображения, что играет с ней одну и ту же злую шутку. Угодившая в ловушку, использованная, отвергнутая… На сей раз нанести невыносимое оскорбление ей предстоит самой себе. И, что хуже всего, Мозесу.

Логика безупречна. Если Мозес сумел вступить в контакт, она должна преподнести все сэру Чарльзу Дэнсмуру на блюдечке. Пожалуйста, сэр Чарльз, угощайтесь. Да, можно передать это крупнейшее достижение на Землю, поместить в Экстранет, тем самым, защищая приоритет Мозеса. Мозес здесь – но и Чарли тоже. Именно Чарли руководил Силами Решения Юпитериан-ской Проблемы, в то время как она – космическая бродяжка с подмоченной репутацией. Кричи о триумфе Мозеса с каждого экрана в Экстранете – и все равно за неделю Чарльз все достижения обратит в свою пользу. А ей придется стиснуть зубы и мило улыбаться обманутому миру, в то время как бедного храброго Мозеса опять лишат всего, что он заслужил.

Да, у членов ее команды хватило таланта, чтобы сделать прорыв, произвести открытие, установить контакт… но у них нет ни средств, ни экспертов, ни персонала, ни оборудования. Таким образом, для того чтобы оправдать надежды обитателей Земли, как только Мозес установит рабочую связь, нужно сообщить об этом сэру Чарльзу. Затем она расскажет ему и об остальном, включая похищение аэростата, потому что вскоре он и сам это поймет.

Все, вероятно, кончится тем, что Чарльз станет героем, а Пруденс отправят за решетку.

И так всю жизнь.

Хорошо, что у нее, по крайней мере, нет выбора. Это утешало.

Записи переговоров Мозеса с чужаком уже на пути к Земле. Она сделала все возможное, чтобы защитить приоритет племянника. Однако горький опыт подсказывал, что этого недостаточно.

Чарльз перехватит передачу, так как наверняка подслушивал все их переговоры. Пруденс, конечно, зашифровала ее…

Ничего, расшифрует. Странно, что он еще не вошел в контакт непосредственно с ней – вероятно, слишком занят шлифовкой собственной заявки на бессмертие…

Пруденс глубоко вздохнула, проглотила комок в горле, надеясь, что голос прозвучит твердо, – и велела «Тиглас-Пильсеру» готовиться к передаче сообщения «Жаворонку».

Кэшью настойчиво постучала в занавешенную кабину Пруденс.

Ответ капитана был коротким, но по делу. Кэшью отметила про себя, что подчиниться будет физиологически невозможно (к сожалению) и постучала снова. На четвертой попытке Пруденс просунула растрепанную и свирепую физиономию в щель между занавесями.

– Что за… А-а, это ты, Кэш. Будь хорошей девочкой и свали, усекла? Кэп сейчас занят.

У Кэшью все было с собой. Она вытащила маленькую синюю пилюлю.

– Настало время воссоединиться с остальной частью человечества, капитан! – Она поднесла пилюлю к губам Пруденс. – Открывай пасть! Проглотишь, и сразу станешь как огурчик!

Пруденс простонала – ошибка, которая дала возможность Кэшью насильственно запихать пилюлю.

– Бунт на корабле!

– Так повесь меня на рее. Тебе нужен ясный ум, а не галлюциногенные блуждания по фантастическим ландшафтам.

– Поди к черту, это насилие! Кэш, ты же знаешь, что завтра я изойдусь от головной боли…

– … и поблагодаришь меня. «Жаворонок» информировал ожидающий мир, что контакт с юпитерианами наконец состоялся. Экстранет объявил об этом десять минут назад.

Пруденс простонала в очередной раз:

– Кэшью, я прекрасно знаю об этом! Почему, по-твоему, я заперлась и приняла дозу дипсофингидрата? Ожидаешь, что я буду сидеть тихонечко в рубке, подобно младенцу в колыбельке, в то время как эта сволочь присваивает вес, что мы сделали? Неужели ты думаешь, что я горю желанием видеть, как он эксплуатирует готовность Мозеса рисковать…

Кэшью вытащила дискету из кармашка на колене комбинезона.

– Нет. Я думаю, тебе лучше посмотреть. – Она вставила носитель информации в щель рядом с настенным экраном. – Хорошо, Пру? Обещаешь?

Пруденс впилась в нее недоуменным взглядом.

– Почему я должна… ну, раз ты настаиваешь. Хорошо… обещаю.

Кэшью хмыкнула и отошла от каюты. А Пруденс, ощущая себя куда более нормальной, чем минуту назад, пожалела, что дурь прошла. Она вынудила себя уставиться в экран и велела ВидиВи усилить звук.

Напряженное лицо Чарльза не замедлило появиться, да еще крупным планом. Самодовольный ублюдок!.. Вот только он не выглядел самодовольным.

– Как начальник экспедиции, хочу сообщить, что свершилось главное событие, и я не имею права приуменьшить его значение в связи с основной целью нашей миссии. Мы установили контакт с чужим разумом.

Надо сказать, Пру понравилось это «мы».

– Пока еще нельзя достоверно установить, насколько важен индивидуум, с которым установлен контакт, и какой эффект это окажет на будущее, ибо Джарамарана, Смертельная Комета, все еще приближается. Тем не менее, наконец, начинается настоящая работа СРЮП.

Очень умно… Она уже видела, как обесценивается вклад Мозеса. Этот чужак, оказывается, какой-то бесполезный обыватель. А сэр Чарльз, естественно, отыщет ключевого политического лиде…

– Крупное открытие сделано несколько дней назад молодым человеком шестнадцати лет. Он сильно рисковал, чтобы добраться сюда – его пилот погиб, убедившись предварительно, что пассажир доставлен в целости. Имя молодого человека – Мозес Одинго. Запомните его – если мы переживем пришествие кометы, то это произойдет благодаря ему.

Ага, а теперь расскажи, что именно ты предложил доставить мальчика сюда…

– Мозес – сын Черити Одинго, которая мужественно предпочла безопасности своего единственного ребенка спасение человечества. Сестра госпожи Одинго, Пруденс, в настоящее время находится на орбите вокруг Каллисто на борту своего крейсера «Тиглас-Пильсер». Вы, наверное, помните Пруденс Одинго как первооткрывателя колесников.

Правильно, теперь, несомненно, надо погладить по головке и меня.

– Мозес Одинго впервые установил реальную связь с чужаком. Но я хочу заострить ваше внимание на роли Пруденс Одинго. Выяснилось, что именно она ответственна за похищение одного из наших незаменимых зондов, предназначенных для исследования верхних слоев атмосферы Юпитера.

Еще лучше – меня снова собираются заклеймить позором как закоренелую преступницу.

– Без этого поступка контакт никогда не состоялся бы. Мне следовало давно понять, что база чужаков непосредственно на Юпитере, и рискнуть послать зонды ниже облаков, как только стало ясно, что выше их не найти.

Хоть повесься, этого не должно быть в сценарии! Что, черт побери, твори…

– Сперва я решил подать в отставку с поста главы Сил Решения Юпитерианской Проблемы. Однако руководители миссии полагают, что никто на борту «Жаворонка» не справится с этой ролью. Поэтому я намереваюсь начать консультации с новыми экспертами, в особенности с людьми на борту «Тиглас-Пильсера».

Пруденс испытала настоящее замешательство. Чтобы сэр Чарли Дэнсмур признавался в подобном?.. Что за грязный фокус готовит нахальный свиненок на этот раз? Неужели нашел новый способ повернуть общественное мнение в свою пользу?

Он продолжал:

– Однако я немедленно подаю в отставку со всех моих почетных научных постов на Земле. Со всех – редакторства, консультирования, общего руководства и деятельности в качестве президента Международного археологического общества. Я также отказываюсь от рыцарства. – Дэнсмур вызывающе посмотрел в объектив камеры, поколебался, проглотил комок… после чего, казалось, принял решение. – Прошу простить меня. Последние несколько лет были очень трудными для нас всех. Отсюда Земля выглядит такой хрупкой, и многие из нас смогли переоценить свои самые глубокие чаяния. Я пришел к выводу, что не могу продолжать работу, не оглядываясь на собственное прошлое. Правда в том, что вся моя академическая карьера основана на лжи. Я не порождал эту ложь, но и не отрицал ее; следовательно, я был с нею заодно. – Он замолк, будто собираясь с силами. – Много лет назад честолюбивый молодой археолог Дэнсмур возглавлял небольшую экспедицию в египетскую Гизу, где одна из студенток сделала важнейшее археологическое открытие прошлого столетия: определила истинный возраст Сфинкса. И как следствие этого открытия, наше представление о предъегипетской цивилизации полностью поменялось. Известие о нем попало в СМИ прежде, чем я оказался готов объяснить истинные обстоятельства, а когда я попытался, никто не стал слушать. СМИ создали миф, он расцвел пышным цветом, и Чарльз Дэнсмур был признан гением. Кто же, если не я, установил истинный возраст Сфинкса?.. Имеющиеся среди вас пользователи Экстранета, вероятно, найдут ответ там, поскольку отчеты об экспедиции не стирались, а просто были забыты. Позвольте наконец мне сообщить следующее: тайну Сфинкса раскрыла студентка, молодая женщина по имени Пруденс Одинго. Я украл у нее карьеру – и сделал свою собственную. Я украл у нее открытие. Недавно я попытался погубить ее репутацию, зная, что каждое мое слово – ложь.

Ирония состоит в том, что когда мы вместе работали на демонтаже Сфинкса, я… уважал Пруденс, и у меня… ужасно… у меня никогда… никогда не было шанса объяснить ей…

Сэр Чарльз окончательно замолчал.

«Передача внезапно оборвана», – поведали титры.

Пруденс должна была о многом подумать, но в голове у нее образовалась такая каша, что думать было невозможно.