ДЫМ – ЭТО ПРОГРЕСС… Человеческая раса, несомненно, добилась многого за недолгие годы своего существования. Каким образом мы этого достигли? Благодаря нашему интеллекту и наличию мозгов. А кроме того – разума. Но существуют и другие интеллектуальные существа, например, дельфины. Однако все, на что они способны, это резвиться в океане. Что же такого есть у нас, чего у них нет?
Во многих обсуждениях особенностей мозга во главу угла ставится вопрос о его устройстве. В таком случае возможности мозга выводят из его устройства, а качества, которые мы ассоциируем с мозгом (свобода воли, сознание и интеллект) – из его нейрофизиологии. Это один подход. Другой связан с попыткой взглянуть на проблему глазами социологов и антропологов. С их точки зрения возможности разума в значительной степени рассматриваются как данность, а вперед выходит вопрос о том, как именно человеческая культура, построенная на этих возможностях, порождает разум, способный думать, чувствовать и любить, воспринимать красоту и так далее. Может показаться, что оба подхода полностью охватывают рассматриваемую область: достаточно их соединить, и получишь ответы на все вопросы о нашем разуме.
Однако нейрофизиология и культура не являются взаимонезависимыми, они – комплицитны. Мы хотели сказать, что они эволюционировали совместно, постоянно изменяя одна другую, и их коэволюция строилась на неожиданных результатах этого взаимодействия. Но представление о культуре, которая конструирует и изменяет мозг, будет неполным без учета того, что и мозг также, в свою очередь, конструирует и изменяет культуру. Концепция комплицитности отражает это рекурсивное взаимное влияние.
Интеллектом мы называем совкупность способностей, присущих мозгу. Почему же не дать какое-нибудь название всем этим внешним влияниям, культурным или иным, воздействовавшим на эволюцию мозга и тем самым на разум? Мы с удовольствием прибегнем к термину экстеллект, придуманному ГЕКСом, занимавшимся вычислениями в режиме «Отныне и навсегда». Разум – это вовсе не сумма интеллекта и экстеллекта, то есть его внутренней и наружной стороны. Напротив, разум – это петля обратной связи, в которой интеллект влияет на экстеллект, а экстеллект – на интеллект, причем их комбинация превосходит возможности обоих явлений по отдельности.
Интеллект – это способность мозга обрабатывать информацию. Но интеллект – это всего лишь одна составляющая разума, и она не может эволюционировать обособленно.
В своей основе культура есть соединение взаимодействующих разумов. Если у вас случайно нет индивидуального разума, то не будет и культуры. Обратное, конечно, уже менее очевидно, но столь же верно: без общей культуры человеческий разум развиваться не может. Причина в том, что в среде, окружающей развивающийся мозг, нет ничего, что может заставить его усложняться, стать изощреннее. Другое дело, если ему не приходится взаимодействовать с чем-то сопоставимым по сложности. Прежде всего это мозги других людей. Поэтому эволюции интеллекта и экстеллекта неразрывно связаны между собой, а их взаимопроникновение неизбежно.
В окружающем нас мире полно вещей, созданных нами или другими людьми. Эти вещи чем-то похожи на интеллект, но находятся вне нас. Мы имеем в виду библиотеки, вообще книги, Интернет, которому в соответствии с концепцией экстеллекта больше подошло бы название «экстернет». В Плоском мире, кстати, тоже есть нечто подобное, это Б‑пространство, иными словами, библиотечное пространство, объединяющее все библиотеки. Эти влияния (не просто источники информации, но смысла) – настоящий «культурный капитал». Это вклады различных людей в культуру, которые затем не лежат там мертвым грузом, но бесконечно воспроизводятся и взаимодействуют таким образом, что сами люди не в состоянии это контролировать.
Старый вопрос о том, можно ли создать думающую машину, подразумевал, что такая машина будет являться уникумом, самодостаточным объектом. Основной проблемой считалось создание правильной архитектуры и программирование разумного поведения. Но подобный подход, вернее всего, ошибочен. Конечно, очень может быть, что коллективный экстеллект людей, работающих с подобной машиной, может создать машинный разум и, в частности, наделить его интеллектом. Но куда правдоподобнее, что без некоего сообщества взаимодействующих между собой машин, способных эволюционировать, создавая экстеллект, повторить структуру нейронных связей Муравьиной Страны, а следовательно, и развить разум, ей не удастся. История разума – это история эмерджентности и взаимодействия. Более того, разум – это замечательный пример результата такого взаимодействия.
Внутренняя история развития разума может быть описана как серия шагов, где ключевым игроком является нервная клетка. Нервная клетка – это такой протяженный объект, способный передавать сигналы из одного места в другое. Как только у вас появляются нервные клетки, вы тут же получаете возможность создать из них целую сеть; а едва у вас появляется такая сеть, вы бесплатно получаете целую кучу бонусов. Например: существует некая область теории сложности, называемая эмерджентными вычислениями. Оказывается, что когда вы занимаетесь развитием сетей (произвольно выбранных случайных сетей, а не созданных с определенной целью), эти сети начинают совершать некоторые действия. Их действия могут казаться бессмысленными, а могут и не показаться таковыми; сети делают то, что хотят. Но если вы внимательно присмотритесь к их действиям, то наверняка заметите признаки эмерджентности. Вы обнаружите, что, несмотря на произвольную архитектуру, сеть развила способность к вычислениям, став своеобразным обладателем алгоритмов (или чего-то вроде алгоритмических процессов). Выходит, что способность сетей к вычислениям, обработке информации и алгоритмическим действиям вы получаете совершенно даром – стоит лишь изобрести устройство, передающее сигналы из одного места в другое, реагирующее на эти сигналы и посылающее ответные. Если вы позволите вашей сети эволюционировать, то без усилий получите сеть, способную к осуществлению подобных процессов.
А от получения такого объекта рукой подать до обретения способности выполнять те процессы, которые оказываются полезными для выживания. Все, что для этого требуется, это банальный дарвиновский естественный отбор. Тот, у кого будет такая способность – выживет, у кого не будет – исчезнет. В процессе эволюции усиливается способность обрабатывать поступающую информацию, извлекая из нее полезные сведения о внешнем мире, для того чтобы было легче уходить от хищников или добывать еду. Внутренняя структура мозга возникла из фазового пространства возможных структур благодаря эволюционному отбору. Если он происходит, можно уверенно начать эволюцию структуры мозга, обладающего нужными функциями. Причем окружающая среда, безусловно, будет влиять на его развитие.
Обладают ли животные разумом? В некоторой степени это зависит от животного. Однако даже у тех из них, кто кажутся простыми, имеются удивительно сложные ментальные способности. Одним из таких поразительных существ является забавное создание рак-богомол.
Он очень похож на обычных креветок, которых кладут в сэндвичи, только более крупный – около 5 дюймов (12 см) в длину и намного более сложный. Раков-богомолов можно содержать в аквариумах для создания морской экосистемы в миниатюре. Вскоре вы заметите, что рак-богомол создает вокруг себя хаос. Он будет разрушать вещи и создавать новые. Раки-богомолы обожают строить туннели, в которых затем поселяются. Подобно настоящим архитекторам, они украшают вход в свое жилище всякими штучками, особенно кусочками, оставшимися от их добычи. Охотничьи трофеи, так сказать. Одного туннеля раку мало, поскольку совершенно ясно, туннель с одним-единственным входом – это ловушка. Поэтому рак сооружает черный ход, и притом не один. Всего через пару месяцев в аквуриуме все дно будет перекопано туннелями, а рачья голова будет торчать то из одного, то из другого входа, причем вы даже не сообразите, как он между ними передвигается.
Несколько лет назад у нашего Джека был рак-богомол по имени Дугал. Джек и его студенты обнаружили, что Дугалу можно давать задания. Его кормили креветками. Чтобы схватить креветку, рак должен был выйти из норы. Тогда они стали класть креветки в пластиковый контейнер с крышкой. Через некоторое время рак научился открывать крышку и доставать их оттуда. Они примотали крышку резинкой, тогда Дугал научился сдвигать резинку, открывать контейнер и лопать свои креветки. Когда же ему давали креветок просто так, Дугал выглядел весьма разочарованным: «Они не предложили мне никакой головоломки, это неинтересно, я так не играю!» Он глядел на креветку долгим взглядом, после чего уползал в свою нору, не прикасаясь к еде.
У каждого из нас сложилось впечатление, что тот рак немножко развил свой разум, хотя мы никак не можем это доказать. У его мозга имелся потенциал, и мы, люди, предоставили ему возможности для развития этого потенциала. Дикие раки-богомолы не играют с резинками, ведь в море резинок нет, но, дав ракам стимулы, вы тем самым их измените. Будучи сами разумными, мы обладаем способностью зарождать разум в других существах.
Разум – это процесс, скорее, даже сеть процессов, происходящих в мозге. Если он собирается чего-то достичь, ему требуется определенное количество взаимодействий с другими разумами. Не существует эволюционного цикла обратной связи, призванного обучать зарождающийся ум и развивать его, по крайней мере если эволюция не ставит перед собой такую цель. Как же возникают подобные циклы? Человеческие существа являются частью репродуктивной системы: нас много, и мы продолжаем размножаться. В итоге бо́льшей частью окружающей среды людей являются сами люди. Во многих отношениях мы – это самая важная часть нашей окружающей среды, часть, на которую мы реагируем сильнее всего. У нас имеются самые разные культурные системы. Например, образование эксплуатирует именно эту особенность окружающей среды для выработки разума, который бы вписывался в существующую культуру и распространял ее дальше. Таким образом, фоном для эволюционирующего разума является не сам разум, а множество других. Между всеми существующими разумами и нашим индивидуальным разумом формируется комплицитная обратная связь.
Люди довели этот процесс до такой крайности, что часть петли обратной связи вышла из-под их контроля и теперь существует вне нас. В определенном смысле она получила свой собственный разум. Это и есть экстеллект, без которого мы не можем теперь обойтись. Многое из того, что делает нас людьми, передается нам не генетическим путем, а культурным. Оно передается нам племенем, через ритуалы, обучение, через то, что связывает один мозг с другим, разум с разумом. Генетика только предоставляет возможность это сделать, даруя нам те или иные способности, отличающие конкретного человека от других людей, но гены не содержат информации о том, что именно вам передадут люди. Это своего рода конструктор по сборке человека. Каждая культура разработала свой метод для ввода в умы очередного поколения того, что позволит им передать культуру следующему поколению. Эта рекурсивная система поддерживает культуру живой. И «враки детям» частенько занимают в этой системе очень видное место.
Однако сейчас, похоже, возникли кое-какие проблемы. И древние племенные, и современные национальные культуры быстро соединяются в единую глобальную культуру. Это приводит к конфликтам между ранее изолированными культурами и даже к их распаду. В любом городе мира вы можете увидеть рекламу кока-колы. Мировая торговля внедряет в различные культуры те вещи, которые иначе бы в них не возникли. Конечно, кока-кола не имеет определяющего влияния на конструктор «Собери человека сам», поэтому и не отвергается большинством культур. Вы не найдете таких религиозных фундаменталистов, которые бы выступали против заводов по розливу кока-колы в своей стране (то есть найдете, конечно, но это всегда не более чем повод выкрикнуть: «США, убирайтесь вон!»). Вот если закусочные начнут продавать бургеры со свининой в исламских странах или Израиле, то проблем не избежать.
Экстеллект стал настолько мощной и влиятельной силой, что культура одного поколения может теперь радикально отличаться от культуры предыдущего. Второе поколение иммигрантов зачастую сталкивается с еще худшей проблемой: с культурным шоком. Они выросли в другой стране, впитав новые обычаи. Они куда свободнее своих родителей разговаривают на чужом языке, но тем не менее они должны вести себя так, как нравится их родителям. Дома они ведут себя в соответствии с традициями родной культуры, а в школе – в соответствии с новой. Безусловно, из-за этого они чувствуют дискомфорт и порой стремятся разорвать обратную культурную связь. Как только эта связь окажется разорвана, некоторые части культуры уже не будут переданы следующему поколению, необратимо выпадая из их конструктора по сборке человека.
В этом смысле экстеллект находится вне нашего контроля. А выходит он из-под контроля именно тогда, когда становится воспроизводимой системой: экстеллект копирует сам себя (или свои части).
Ключевым моментом здесь стало изобретение печати. До этого достижения экстеллекта передавались из уст в уста. Он жил в умах людей – мудрых старух и старцев. Но, существуя лишь в человеческой памяти, экстеллект не мог расти, ведь память единичного человеческого существа ограниченна. Потом мы научились записывать свои знания, и экстеллект чуточку подрос, но совсем ненамного: ну сколько можно написать от руки? Так что он по-прежнему оставался «в загоне». Большая часть того, что дошло до нашего времени, – это вещи вроде египетских монументов, где записана лишь история отдельных правителей, их величайших битв и отрывки из Книги Мертвых…
Еще одной важной, но, так сказать, приземленной функцией письменности в человеческом обществе являются налоги, счета, контроль за имуществом. Конечно, в сравнении с героическими битвами это звучит довольно скучно, но с ростом общества требуется что-то более надежное, чем старая добрая человеческая память о том, что кому принадлежит или кто кому сколько должен. Такие записи стали выдающимся изобретением своего времени.
С появлением печати стало возможным распространять информацию как можно шире и в куда больших количествах. Всего за несколько лет после изобретения печатного станка в Европе было издано около пятидесяти миллионов книг, то есть больше, чем самих людей. Книгопечатание в ту пору было трудоемким и медленным процессом, зато станков было много, книги хорошо расходились, и это способствовало дальнейшему развитию книгопечатания. Вот тут-то и началось настоящее взаимное влияние, поскольку, как говорится, что написано пером, то не вырубишь топором. Чтобы защитить себя, правители начали фиксировать конституционные права и обязанности на бумаге, поскольку в сомнительном случае можно было всегда сослаться на книгу.
Но королям было невдомек, что, записывая свои права и обязанности, они тем самым ограничивают свои возможности. Ведь граждане тоже всегда могли прочитать эти записи, а следовательно, заметить, что их король начал присваивать себе права, о которых в той бумаге ничего не было сказано. Воздействие закона на человеческое общество изменилось, как только эти самые законы начали записывать и любой желающий мог их прочитать. Это не означало, что отныне короли всегда подчинялись законам, но теперь любые их нарушения оказывались на виду. Что повлияло и на структуру человеческого общества. Кстати, хотя это и не особенно бросается в глаза, люди чаще всего чувствуют себя неуютно, если в их присутствии ведется запись.
Тогда-то интеллект и экстеллект и начали свое комплицитное взаимодействие. Но как только взаимодействие становится комплицитным, индивидуум теряет контроль над ним. Вы можете привносить что-то новое в экстеллект, но никогда не сможете сказать заранее, как это на него повлияет. Все это развивается таким образом, что люди могут быть посредниками между экстеллектом и интеллектом, но не следует забывать, что книгопечатники печатают книги, зачастую не интересуясь их содержанием. Для них куда важнее, чтобы напечатанное было продано.
Когда-то все слова имели власть. Но записанное слово обладало ею в куда большей степени. И обладает до сих пор.
Пока мы говорили об экстеллекте как о чем-то едином, унифицированном и внешнем. В каком-то смысле так оно и есть, однако более важным вопросом яляется взаимодействие между экстеллектом и личностью. Это своего рода индивидуальная петелька обратной связи: мы получаем элементы экстеллекта через родителей, через книги, которые мы читаем, наших учителей и так далее. Так и работает конструктор по сборке человека, и именно поэтому существует культурное разнообразие. Если бы мы все одинаково откликались на один и тот же пакет экстеллектуальной информации, мы были бы одинаковы. Система из мультикультурной стала бы монокультурной.
В настоящее время человеческий экстеллект переживает период интенсивной экспансии. Возможности людей быстро увеличиваются. Когда-то наше взаимодействие с экстеллектом было предсказуемым: родители, учителя, родственники, друзья, деревня, племя. Это позволяло преуспевать отдельным субкультурам, существуя независимо от других субкультур, просто потому, что они об этих других вообще никогда не слышали. Взгляды на мир, отличные от ваших, терялись прежде, чем успевали до вас добраться. В книге «Умм, или Исида среди Неспасенных» Йен Бэнкс описывает странную шотладскую религиозную секту и детей, в ней выросших. Несмотря на то, что члены секты сохранили контакты с внешним миром, по-настоящему важное влияние на них оказывают только события, происходящие внутри секты. В конце истории персонаж, ушедший во внешний мир и взаимодействующий с ним, одержим одной-единственной идеей: стать лидером секты и пропагандировать ее учение. Подобное поведение типично для замкнутых человеческих общностей, пока в дело не вступит экстеллект.
Экстеллект отличается от секты тем, что не несет единообразного мировоззрения. Точнее, у него вообще нет мировоззрения. Экстеллект превращается в мультиплекс, это понятие введено в оборот писателем-фантастом Сэмюэлом Дилэни в романе «Имперская звезда». Ординарный (симплексный) ум имеет единственное мировоззрение и точно знает, кто и что должен делать. Сложный (комплексный) ум признает существование различных точек зрения. Мультиплексный же ум задается вопросом, какой толк от конкретных мировоззрений, если мир представляет собой конфликт парадигм, но ум все равно находит способ с ним взаимодействовать.
Любой желающий может создать в Интернете страницу, посвященную НЛО, и рассказывать всем ее посетителям, что НЛО существуют на самом деле, летают по космосу, посещают Землю, похищают людей, крадут детишек… Да-да, так оно и есть, ведь это написано в Интернете.
Один из знаменитых астрономов, читая лекцию о жизни на других планетах и существовании инопланетян, привел несколько научных доводов в пользу того, что где-то в галактике могут быть разумные инопланетяне. Один из слушателей поднял руку и заявил: «Мы и так знаем, что они существуют. Об этом весь Интернет давно пишет».
С другой стороны, вы всегда можете зайти на другой сайт и познакомиться с совершенно противоположной точкой зрения. В Интернете имеется, или по крайней мере может иметься, весь спектр точек зрения.
Это вполне демократично: взгляды глупых простаков имеют ровно тот же вес, как и тех, кто умеет читать, не шевеля губами. Если вы думаете, что холокоста на самом деле не было, то при наличии луженой глотки и кое-каких способностей к веб-дизайну вы можете попробовать потягаться с теми, кто считает, что записанная история все же должна соотноситься с реальными событиями.
Мы вынуждены справляться с мультиплексностью. Мы уже столкнулись с этой проблемой: вот почему глобальная политика неожиданно стала гораздо сложнее, чем была раньше. Нам пока не хватает ответов, но одно кажется вполне ясным: жесткий культурный фундаментализм не приведет ни к чему хорошему.