Первоначальная запущенность английской пропаганды. — Военное министерство учреждает бюро. — Лорд Нортклифф вступает на свой пост. — Работа Г. Дж. Уэльса и Гамильтона Файфа. — Последняя «интенсивная» кампания. — Средства и пути.

Успешное наступление против Австро-Венгрии вызвало большие надежды на успех соответствующей кампании против Германии на западном фронте. Эти надежды разделялись премьер-министром, который 16 мая 1918 г. писал лорду Нортклиффу следующее:

«Я вижу, что вы своей австрийской пропагандой выполнили достойную удивления работу. Я надеюсь, что вы свое внимание скоро обратите на пропаганду против Германии на французском и английском фронтах, и уверен, что можно многое сделать, чтобы разложить германские войска, теми же способами, которые, как мне кажется, мы с таким большим успехом уже применяли в австро-венгерской армии».

Во время первых 18 месяцев войны пропаганда была очень запущена. Лишь для немногих значение пропаганды было ясно, а официально ее даже считали неважным, второстепенным фактором. Мысль о том, что пропаганда является военным оружием, которое по своим результатам может заменить несколько армейских корпусов, тогда просто встречали улыбкой. Очень неохотно на такие цели давались деньги, и смелые предприятия немногих энтузиастов рассматривались как беспечные авантюры сумасбродных людей.

В октябре 1914 года подполковник (ныне генерал-майор) Суинтон, бывший тогда военным корреспондентом при английской армии, подготовил пропагандистское воззвание. Для того чтобы дать ему возможность изготовить воззвание, лорд Нортклифф предоставил ему помощь своей парижской организации, и, таким образом, было напечатано большое количество экземпляров воззвания и распространено среди германских солдат при помощи аэропланов. [56]

Командующие армиями тогда не выразили никакого восхищения по поводу этого новшества, и полковник Суинтон не смог продолжать осуществление своего проекта.

В течение продолжительного времени пропаганда против неприятеля находилась исключительно в руках С. А. Геста. Несмотря на несочувствие правительства и без всякой поддержки он продолжал бороться, и не давал себя запугать непрочной почвой английской пропаганды. Действительно, первоначальные способы английской пропаганды напоминали нечто вроде эпидемии: временами пропаганда имела эпидемический характер и всплывала в неожиданных местах. Заслугой Геста является устройство и функционирование агентур, при посредстве которых изготовлялась и ввозилась контрабандным путем в Германию и Австро-Венгрию пропагандистская литератур а. Правда, некоторые члены военного министерства высказывались за пропаганду, но долгое время они были в меньшинстве. В начале 1916 г. из Франции вернулся тогдашний генерал-майор, ныне генерал-лейтенант сэр Джордж Макдунаф и сделался директором военного осведомительного бюро.

Главным образом усилиями его и бригадного генерала Дж. К. Кокерил при военном министерстве был учрежден отдел пропаганды. Из такого зародыша постепенно разрослась деятельность этого отдела.

Весною 1916 г. одно из отделений этого отдела приступило к изготовлению листовок на немецком языке для распространения их среди неприятельских войск. Целью этих листовок было опровергнуть ложные представления, распространенные среди германских солдат, о том, что англичане и французы якобы плохо обращаются с военнопленными. Чтобы это опровергнуть, изготовлялись и распространялись копии действительно написанных германскими военнопленными писем, фотографий и описаний жизни пленных и лагерей. Когда в Германии усилилось политическое и социальное недовольство, нашли полезным просвещать германских солдат о внутреннем положении их страны в большем объеме, чем это делали их офицеры. С аэропланов сбрасывались в местах расположения фронта и в местах стоянок войск, находившихся на отдыхе, листовки, содержание которых черпалось из германских источников, так, например, из запрещенных военных статей и газет. [57]

Далее тот же отдел издавал великолепную еженедельную газету под названием «De Courrier de l'Air» («Воздушная почта»), которая содержала сообщения на французском языке, предназначенные для распространения среди французских и бельгийских жителей территории, занятой германскими войсками. Газета эта распространялась при помощи аэропланов, с некоторыми короткими перерывами регулярно до ноября 1918 г. и, конечно, она чрезвычайно ценилась теми читателями, которые, кроме нее, могли получать информацию только из германских источников.

В течение 1917 года данные, которые были получены путем допроса военнопленных, и другие сведения, полученные из секретных источников, показали, что пропаганда дала успешные результаты, а потому дирекция военного осведомительного бюро совместно с главной квартирой приняла во Франции меры к расширению кампании, пока, наконец, весной 1918 г. количество распространяемых листовок не достигло одного миллиона в месяц.

Распространение пропагандистской литературы при помощи аэропланов было бы более легким, если бы этому не помешало особое распоряжение военных властей.

Когда началась военная пропаганда, то по распоряжению военного командования листовки разбрасывались с аэропланов. Этим путем можно было охватить значительную территорию, аэропланы могли захватить с собой весьма большое количество материала и распространить последний наилучшим образом. Немцы, напуганные таким успехом англичан, стали угрожать тяжелыми наказаниями пленным летчикам в случае поимки их за такой работой; и когда два английских летчика были взяты в плен, то немцы привели свои угрозы в исполнение. Вместо того, чтобы немедленно применить контррепрессии, английское правительство покорно уступило и отдало распоряжение о прекращении применения аэропланов для подобных целей.

Вследствие этой меры, свидетельствующей о слабости, необходимо было попытаться чем-нибудь заменить аэропланы. Имелся целый ряд годных, но менее ценных средств. Ручные и ружейные гранаты имели такое устройство, что они при разрыве рассыпались дождем листовок, правда, на незначительном протяжении неприятельских позиций.

Для той же [58] цели пользовались траншейками (орудиями).

Благодаря же успехам военной метеорологии во время войны и благодаря настойчивым опытам, производившимся в течение нескольких месяцев, и различным изобретениям было признано возможным пользоваться воздушными шарами особой конструкции. Комитет изобретения воздухоплавательных аппаратов, артиллерийское управление по изобретениям, инспекция королевских военных складов в Уолвиче и офицеры военного осведомительного бюро производили опыты над применением шелковых воздушных шаров и для других военных целей. В этих опытах помогали военному министерству заводчики и другие лица. Они оказались действительными, и неприятель почти не мог их воспроизвести. Образцы и аппараты были испытаны на заводах и в лабораториях, на Лондонской опытной станции и на поле Салисбюри. Затем они были посланы во Францию и испытаны в действительных условиях войны, и, таким образом, были преодолены все имевшиеся затруднения, а все детали были упрощены. В своей нормальной форме, в которой он изготовлялся в количестве почти двух тысяч штук в неделю, воздушный шар был из бумаги, которая составлялась из 10 полос длиной в 12 дюймов с шейкой из шелка, пропитанного маслом. Ширина шара равнялась приблизительно 20 фут., а высота при наполнении водородом — более 8 фут. Максимальный объем, который можно было придать шару, равнялся 100 куб. футам, но шар пускался в воздух не туго наполненный и содержал от 90 до -95 куб. фут. водорода.

Водород легко проникает через бумагу, а поэтому часть опытов, которые доставили наибольшие затруднения, были направлены к тому, чтобы изобрести лак или краску, которая бы сделала бумагу непроницаемой для водорода. После многих разочарований был найден состав, применение которого в течение двух-трех часов препятствовало значительному выходу газа и придавало шару способность держаться в воздухе в течение 36 часов.

Сила подъема шара определяется разницей в весе между водородом и одинаковым количеством воздуха за вычетом веса самого шара. Вес бумажного шара составлял немного более 1 фунта, объем же шара изменялся в зависимости от степени наполнения его газом, от состояния влажности и [59] температуры воздуха. В среднем шар мог вблизи поверхности земли подымать 5 1/2 фунтов груза. После значительного количества опытов для каждого шара вес литературы с аппаратом, сбрасывающим последнюю, был установлен в размере четырех фунтов с несколькими унциями и таким образом стало возможным нагружать шар 500–1000 листовками, смотря по их величине. Объем шара был достаточным для того, чтобы поднять его на высоту от 5000 до 6000 футов. Чем выше шар поднимается, тем более ослабевает атмосферное давление и тем более расширяется водород в оболочке шара. При первых опытах шейка шара перевязывалась после наполнения шара водородом, и шар наполнялся немного более 1/3 того объема, который мог быть наполнен водородом. Это делалось для того, чтобы шару дать возможность расшириться. Но это было недостаточно, ибо шар спускал груз и происходили неудачи, так как шар лопался, и не могло быть уверенности в том, будет ли сброшен груз литературы. Оказалось более практичным наполнять шар почти до отказа и давать ему подыматься с открытой шейкой или с большим надрезом в нижней части шейки, чтобы дать водороду возможность уходить из оболочки шара при его расширении. При средней высоте в 4 000–6 000 футов выход водорода помешал бы свободному подъему шара, и он должен был бы начать спускаться, не освободившись от своего груза.

После того, как испробованы были различные остроумные механические изобретения, остановились на способе сбрасывания листовок вследствие сгорания зажигателя (запала). Соответствующей длины хлопчатобумажный фитиль, пропитанный горючим составом, похожий на фитиль кремневой зажигалки, привязывался к проволоке, которая прикреплялась к шейке воздушного шара. Дюйм фитиля сгорал в течение 5 минут. Несколько дюймов верхнего конца фитиля оставалось свободными, и груз листовок в виде отдельных маленьких пачек привязывался по длине фитиля. После наполнения шара водородом и прикрепления сбрасывательного приспособления и груза, свободный конец фитиля обрезался до желаемой длины, так что фитиль горел 5, 10 или более минут, прежде чем достигнуть до первого пакета. Обрезанный конец фитиля обыкновенно зажигался трубкой или сигарой солдата, после чего воздушный шар пускался [60] в воздух. Падение каждого из пакетов действовало как падение балласта, и шар держался в воздухе желаемое количество времени, хотя шар беспрерывно терял водород. Этот более всего принятый способ имел целью направить воздушный шар за несколько миль за фронт и разбросать листовки, начиная от передовой неприятельской линии и за несколько миль за ней. Общая длина фитиля была равна 12 дюймам, что соответствовало часу горения. Первые 6 дюймов фитиля оставлялись свободными, чтобы их сокращать в зависимости от места расположения намеченного пункта и скорости ветра. Груз листовок распределялся на второй половине фитиля с промежутками в 2½ минуты. При более значительных расстояниях груз распределялся с большими промежутками, и применялись значительно более длинные фитили. Опыт показал, что боковое разбрасывание листовок с высоты 4000 футов и выше было значительным. Длина пройденного расстояния зависела от силы ветра.

Соответствующая войсковая часть имела 2 автомобиля, которые доставляли прислугу, цилиндры с водородом и пропагандистскую литературу в какую-либо укрытую местность, избранную офицером после предварительного совета со специалистами-метеорологами. Автомашины устанавливались параллельно друг другу на расстоянии 10 футов друг от друга. На подветренной стороне между машинами протягивался брезент так, что образовывалось пространство, закрытое с трех сторон. Затем на землю клался шар, быстро наполнялся водородом, к шару прикреплялось сбрасывательное приспособление, зажигалось, и шар пускался в воздух. Вся процедура продолжалась всего несколько минут.

Груз шара выбирался соответственно направлению ветра. Если он дул в сторону Бельгии, то к шару прикреплялись издания «De Courrier de l'Air») («Воздушная почта»), если же ветер дул по направлению к Германии, то брались листовки для неприятельских войск.

Достигнутые благодаря опытам усовершенствования состава, которым смазывалась бумажная оболочка шара для того, чтобы избежать потери водорода, и изготовление шаров с двойным нормальным объемом сделало вполне возможным покрывать свыше 150 миль расстояния.

Пропагандистская литература разбрасывалась на территории от 10 до 50 миль за неприятельской линией. К счастью, [61] в конце лета и осенью 1918 г. ветер дул почти беспрерывно в благоприятном направлении.

Когда лорд Нортклифф в феврале 1918 г. вступил на свой пост, Австро-Венгрия была, как уже сказано выше, главным полем его деятельности.

В то время, как Дом Крю сосредоточился на этой работе, лорд Нортклифф желал, чтобы военное министерство продолжало свою замечательную и энергичную деятельность, которую оно осуществляло с 1916 г. В начале мая 1918 г. F. Д ж. Уэльс принял предложение лорда Нортклиффа изготовить пропагандистскую литературу, направленную против Германии, и нашел в этом сотрудника в лице д-ра И. У. Гедлам-Морлей. Первой задачей считали установление определенной политики, которой следует придерживаться против Германии, дабы избежать распыления энергии и различия в методах работы. Было ясно, что эта политика пропаганды должна быть согласована с общей политикой союзников. В некоторых вопросах пропаганда следовала за целями, провозглашенными союзниками, в других вопросах пропаганда сама являлась указателем путей и шагов. Уэльс составил памятную записку о положении Германии в тот момент и представил ее «Комитету по неприятельской пропаганде», где она была детально обсуждена. Этой записке предшествовало предисловие и пояснительное письмо, которое было адресовано министру иностранных дел, и в котором, как и в вопросе о политике пропаганды против Австро-Венгрии, испрашивалась санкция английского правительства.

Памятная записка Уэльса, как современный труд знатока психологии Германии, имела величайший интерес в тот момент, когда Германия напрягала величайшие (к счастью, последние) усилия к тому, чтобы добиться мирового господства. Названный документ имеет немалую историческую ценность, и многое, что тогда было пророчеством, благодаря чрезвычайно быстрому ходу событий вошло в область истории.

Неосуществление многого, не достигшего законченного вида, произошло вследствие недостатка политической зрелости в канцеляриях.

Текст предисловия к памятной записке {20} гласил следующее: [62]

«Пропаганда в Германии, совершенно очевидно, как и в других странах, должна быть основана на ясной политике союзников. До сих пор политика и военные цели союзников излагались слишком поверхностно, чтобы быть понятными немцам.

Военная цель союзников состоит не в том, чтобы разбить неприятеля, а в том, чтобы достигнуть всеобщего мира {21}, который помешает возникновению новой войны. Успешная; пропаганда в Германии предполагает точное определение характера мирового строя, который союзники намерены установить, и определение места, которое должна занимать Германия среди других государств.

Пункты, которые надлежит сделать ясными для немцев, суть, следующие:

1. Решимость союзников продолжать войну до тех пор, пока Германия примет условия мира.

2. Существующий союз, как военный союз свободных наций {22}, должен быть углублен и расширен, и военные, морские, финансовые и экономические средства членов союза должны остаться объединенными, пока а) его военная цель не будет достигнута и б) не будет заключен мир на прочных основаниях.

Дух немцев особенно восприимчив к систематическим утверждениям, они привыкли обсуждать и понимать сопоставленные друг с другом проекты. Идеи, которые олицетворяются словами: «Берлин — Багдад» и «Средняя Европа», вполне разъяснены немцам и составляют теперь основу германской политической мысли. Другие проекты: «Берлин — Тегеран» и «Берлин — Токио» постепенно становятся им знакомыми. Этим идеям союзники еще не противопоставили всеобъемлющего и яркого проекта международной организации. На стороне союзников не имеется ничего противоположного «Средней Европе» Наумана, которое бы могло обсуждать как практическое предложение нейтральная или германская пресса. Это противоположное должно было бы быть незамедлительно создано компетентными писателями союзников. Оно образовало бы основу успешной пропаганды и само по себе имело бы результаты.

Отсюда вытекает, что одним из первых требований является изучить и установить основные начала действительного союза свободных народов. Нынешний союз должен явиться ядром того союза. Особенно должно быть подчеркнуто право союза на контроль над сырьем и мореплаванием, и его власть исключать из своего состава на неопределенное время неприятельские или даже нейтральные государства, пока они не подпишутся под этими принципами и не дадут гарантий соблюдения их. Надлежит разъяснить, что прочному миру с неприятельскими нациями мешают только разбойнические [63] намерения господствующих наций и военной и хозяйственной касты; что союзники не имеют намерения уничтожить какой-либо народ, но намерены обеспечить свободу всех на основе самоопределения, которое должно осуществляться при условии окончательного обеспечения справедливости и честной игры; что неприятельские нации смогут лишь тогда устранить ущерб, понесенный вследствие настоящей войны, предотвратить ужасный финансовый крах и спастись от бесконечной нужды, если они примут взгляды союзников на устройство мирового порядка. Далее, чем дальше война будет продолжаться, тем более углубится ненависть негерманского ко всему германскому и тем тяжелее будут социальные и экономические затруднения, при которых придется работать самой Германии даже в случае допущения ее в союз наций.

Переворот в Германии необходим не только в интересах союзников, но и в интересах самого германского народа, и является главной военной целью союзников. Без честного сотрудничества Германии не было бы возможно разоружение в широком масштабе, а без разоружения не было бы осуществлено социальное и экономическое восстановление. Поэтому Германия должна выбирать между своим собственным окончательным разорением, если она сохранит свою нынешнюю систему управления и политики, и перспективой на политическое и экономическое спасение, если она уничтожит свою милитаристскую систему, после чего она будет в состоянии искренне приобщаться к плану союзников организации мира».

Эти документы {23} были положены в основу политики Дома Крю, которая изложена в семи пунктах нижеуказанного письма лорда Нортклиффа Бальфуру.

Приводим некоторые выдержки из этого письма:

«Я намерен вам представить следующий общий план британской политики союзной пропаганды. Пропаганда, как активная форма политики должна быть согласована с намеченными военными целями союзников:

1. Пропаганда должна иметь своей целью ослабление способности неприятеля к ведению войны и достижению победы. Поэтому необходимо конечные цели союзников и результаты, которых они желают достигнуть путем победы, выдвинуть на первый план, ибо это больше всего интересует немцев.

Конечно, мы не можем согласиться, чтобы военные цели определялись исключительно впечатлением, которое они могут произвести на германский народ, но, с другой стороны, нежелательно, исключительно в интересах пропаганды, называть цели, которых в действительности союзники вовсе не желают добиваться. Мне кажется, однако, что наши военные цели, как я их себе представляю, представленные в надлежащей форме, могут укрепить в Германии всякую оппозицию. [64]

2. Из имеющихся в нашем распоряжении сведений о внутреннем положении Германии выдвигаются четко два пункта для немедленного использования:

а) Имеется много данных о том, что германский народ в целом прежде всего желает окончания войны. Германский народ страдает больше, чем его противники, и он больше устал от войны, чем мы. Он соглашается на продолжение теперешнего наступления, так как его вожди его уверили, что это — единственный путь к скорому миру. Поэтому необходимо германскому народу вбить в голову, что он стоит перед решительной и незыблемой волей союзников продолжать войну, невзирая на расходы, и что германские военные успехи не являются средством достижения мира. Необходимо германскому народу дать понять, что мы готовы продолжать беспощадную блокаду.

Этих последствий можно избегнуть, если германский народ откажется от своих империалистических планов и выразит готовность принять предложения союзников относительно нового строя международных отношений.

б) Одновременно с этим нами должно руководить следующее чрезвычайно важное соображение. Одно из главнейших средств германского правительства состоит в создании веры в то, что всякий мирный договор, который союзники, в случае своей победы, навяжут Германии, повлек бы за собой разорение Германии, а это означало бы, что всякой немецкой семье грозили бы безработица, нищета и голод. В ответ на это необходимо внушить немецкому народу, что эти последствия могут наступить, но их можно и избежать. Они наступят, если германское правительство будет и впредь обнаруживать явное намерение подчинить своему господству другие свободные нации Европы.

Изложенные два пункта а) и б) надлежит рассматривать в тесной взаимной связи: первый пункт основан на страхе, второй — на надежде.

3. Первый пункт не вызывает затруднений. Мы можем в этом направлении работать, уверенные в том, что за нами правительство и народ. Относительно второго пункта я, однако, должен у вас испросить инструкций и вашей помощи. До сих пор цели войны формулировались слишком поверхностно, и поэтому они не могли быть понятными немцам. Формулировки названных целей содержали также противоречия, которыми немцы немедленно воспользовались. Да, германским писателям удавалось даже представлять наши военные цели так, как будто они продиктованы империалистическими планами, подобными германским, и что они содержат в себе требования аннексий и контрибуций, которые раньше часто являлись результатом военной победы. Я полагаю, что действительной целью союзников является заключение после поражения Германии такого всеобщего мира, который в пределах человеческого предвидения исключал бы возможность нового пожара. По этой причине является, конечно, необходимым сохранить отдельные цели, как то: восстановление Бельгии, освобождение Эльзас-Лотарингии, создание культурного образа правления в Месопотамии и Палестине, и в соответствующих случаях выдвигать эти цели на первый план, [65] а именно как особые, но обязательные пункты общего плана мировой политики на основе, которая бы давала возможность устранить причины будущих войн. {24}

4. Каждый такой план в действительности должен исходить из идеи о «Союзе свободных наций».

Я предполагаю, что везде принято думать, что Германия, в конце концов, была бы приглашена занять свое место в этом союзе при условии признания основных принципов его существования. Допущение Германии в Союз само по себе уже исключало бы враждебную монополизацию сырьевых продуктов. Наши условия мира могли бы поэтому выставляться как условия, на которых Германия может быть приглашена участвовать в «Союзе наций». Для того чтобы иметь возможность пользоваться материальными благами, Германия была бы вынуждена принять такие политические условия. Если это так, то задача пропаганды очень облегчится, так как было бы гораздо проще цели войны облечь в форму, приемлемую до известной степени для умеренных элементов Германии, чем если эти цели были бы представлены исключительно в виде условий, которые должны быть навязаны побежденному неприятелю.

5. Ясно, однако, что осуществляемая согласно указанным точкам зрения пропаганда будет иметь незначительную ценность, если она не будет поддерживаться публичными и официальными декларациями союзных правительств. В противном случае будут говорить, что истинной целью является обмануть Германию, которая примет мирный договор, отказавшись от всего, и что тогда союзники от своих первоначальных планов откажутся, а Германия будет противопоставлена англо-саксонскому блоку, который стремится к мировому господству, и имеет намерение на долгое время сохранить Германию политически более слабой.

6. До сих пор, сколько я знаю, со стороны английского или какого-либо из союзных правительств такой декларации не последовало. То, о чем я осмеливаюсь вас просить, является поддержкой, которая нам даст возможность продолжать нашу задачу с твердой уверенностью, что мы имеем за собою помощь правительства его величества. Если бы стало известным, что само правительство совместно с союзниками обсудит данный вопрос с намерением скорее действовать, то это обстоятельство сделало бы кампанию популярной, и было бы важным и необходимым стимулом.

7. Я вполне сознаю большие практические трудности, которые должны возникнуть при провозглашении общей идеи, как, например, идеи о «Союзе наций» в точно очерченной форме. Однако для нашей работы крайне необходимо по возможности скорее провозгласить какой-либо подобный принцип. Это было бы действительно предложением Германии мира, с точно установленными условиями. Если Германия примет эти условия мира, то она могла [66] бы вскоре после окончания войны вступить в новое общество наций. Если Германия отклонит предложения союзников, то война должна будет продолжаться, но одновременно с этим надлежало бы объяснить германскому народу, что шансы вступления в это общество будут неизбежно уменьшаться в зависимости от продолжительности войны».

В ответ на последовавший запрос лорд Нортклифф составил дополнительное письмо, которое касалось политики пропаганды в германских колониях. Привожу следующую выдержку из этого письма:

«Относительно будущего немецких колоний я имею твердый взгляд, а именно, что эти колонии никогда больше на должны подпасть под контроль Германии в военных и военно-морских целях, а в общем мое мнение таково:

Положение союзников по отношению Германии определяется тем фактом, что Германия является виновницей войны. Поэтому союзники вправе потребовать у Германии восстановления, возмещения ущерба и гарантий как предварительных условий какого-либо мирного разрешения конфликта. Нельзя сравнивать территории, которые союзники отобрали у Германии во время их законной самообороны, с территорией, которую Германия отобрала у союзников во время своего первоначального превосходившего их по силам нападения. Торговля или мена одной территории на другую означала бы, что молчаливо приравнивают моральное положение союзников к положению Германии. Поэтому как бы ни исследовать вопрос или вопросы, а таких много, о германских колониях, надлежит добиться абсолютной ясности в том, что окончательное разрешение этих вопросов должно быть предоставлено союзникам, как военному союзу свободных наций, или даже всеобщему союзу наций, в случае, если поведение Германии ей еще своевременно даст возможность участвовать в урегулировании вопросов международной организации».

Изложенная в этих письмах политика была одобрена правительством как основа пропаганды, и г-н Уэльс мог теперь развить свою работу в различных направлениях.

Он поддерживал тесную связь с различными организациями на родине и за границей, с организациями, которые стремились осуществить идею о Союзе Наций. Уэльс помог английскому обществу, совместно с г-ном Стид, под названием «Союза Наций» еще раз разработать преследуемые им цели и способствовал учреждению общества по изучению проблем, вытекающих из идей о «Союзе Наций»,

На это движение все ясней и ясней указывали немцам, ибо [67] оно угрожало изоляцией в будущем со всеми проистекающими отсюда экономическими неприятностями, и было также требованием национального раскаяния.

Следующая директива требовала обращения с воззванием к германским рабочим. С этой целью Уэльс составил и издал краткое изложение целей войны английского рабочего класса. Этим позднее воспользовались не только в Германии, но и в Австрии.

Уэльс и его помощники сделали экономическое положение Германии во время и после войны предметом систематических научных исследований с целью вызвать упадок духа. В коммерческих кругах Германии не было недостатка в признаках злых предчувствий относительно потери рынков, флота и колоний в случае поражения. Здесь имелся удобный случай убедить немцев в том, что чем дольше они «будут продолжать войну, тем значительнее будут их потери и страдания.

К сожалению, г-н Уэльс в июле убедился в невозможности для себя продолжать руководство германским отделением. «Комитет по пропаганде против неприятеля» удовлетворил ходатайство Уэльса об отставке, хотя он и после этого оставался членом комитета. Преемником Уэльса был назначен и оставался на этом посту до конца Гамильтон-Файф. Он развил кампанию пропаганды, согласно прежним директивам.

Со времени назначения Уэльса Дом Крю и отделение пропаганды при военном осведомительном бюро находились в постоянной тесной связи. Однако в июле лорд Нортклифф написал военному министру, что считал бы правильным, чтобы английские пропагандистские агентуры по техническим соображениям и во избежание возможных разноречий в пропагандистской литературе работали насколько возможно теснейшим образом. Хотя лорд Нортклифф охотно признавал наличие чрезвычайно дружественных отношений, поддерживаемых при посредстве майора Керри между сферой его, Нортклиффа, деятельности и отделением пропаганды при военном министерстве, но лорд Нортклифф считал своевременным, чтобы вся пропагандистская литература изготовлялась в Доме Крю. Это, однако, не исключало возможности распространения литературы по военным путям, которое было уже великолепно организовано и производилось военными учреждениями. Действительно, [68] значительная часть этой литературы, за исключением так называемой «привилегированной» литературы, о которой будет сказано ниже, по требованию лорда Нортклиффа изготовлялась в военном министерстве.

Ввиду необходимости сделать пропаганду более интенсивной и более широкой лорд Нортклифф требовал скорейшего, осуществления названного дела. С согласия лорда Мильнера было отдано распоряжение, чтобы капитан П. Чалмерс-Митчель, известный ученый, под начальством которого находилось названное выше отделение пропаганды, перешел в Дом Крю. Это было ценным усилением, и опыт, знания и советы П. Чальмерс-Митчеля имели большую практическую ценность. Кроме того, капитан Чалмерс-Митчель был офицером для связи с военным министерством (как преемник графа Керри) и с военными воздушными силами и он согласовывал с г-ном Гамильтон-Файф вопрос об изготовлении и распространении литературного материала.

Эта централизация вскоре дала плоды. Первым последствием было устранение известного промедления, которое вызывало устарение содержания листовок вследствие разницы во времени между изготовлением и распространением. Этот недостаток был устранен тем, что листовки разделили на две категории: «привилегированные» листовки, то есть с новостями и «запасные» с менее важным содержанием.

Далее было установлено точное распределение сроков для «привилегированных» листовок, причем сроки для отдельных процессов изготовления, как то: составление текста, перевод, печатание, перевозка во Францию и распространение, доведены были до минимума. Поддержка типографии «Гаррисон и сын» и фирмы «Братья Гамэдж», взявших на себя прикрепление листовок к сбрасывательному приспособлению воздушных шаров, сделала возможным, что воззвания попадали к немцам приблизительно через 48 часов после того, как они были написаны. По три раза в неделю, спешным порядком во Францию посылался транспорт не менее чем в 100000 подобного рода листовок, для того чтобы там аккуратно переправлять его к немцам. Это сделалось фактором величайшей важности, так как военные события за последние месяцы разыгрывались чрезвычайно быстро.

В июне и июле общее количество разбросанных над и за [69] «германскими линиями листовок равнялось 1 689 457 и 2 172 794 экземпляров.

В августе было даже достигнуто количество свыше 100 000 штук листовок в среднем в день, а общее количество изданных бюро пропаганды листовок составляло в августе 3 958 116, в сентябре 3 715 000 и в октябре 5 360 000 экземпляров, в то время как за первые 10 дней ноября до перемирия, положившего конец всей этой деятельности, издано было 1 400 000 листовок. Германцы пришли в большое замешательство.

Один из их писателей наглядно называет этот поток воззваний «английским ядом, который падал с господнего ясного неба». Маршал Гинденбург в своей автобиографии «Из моей жизни» признает, что эта пропаганда ускорила деморализацию немцев. «Это было, — пишет он, — новым оружием или вернее сказать — орудием, которое в таких размерах и с такой беспощадностью еще никогда не применялось».

Листовки были составлены простым языком и должны были сообщить немцам правду, которую от них скрывали их правители.

В воззваниях давались сообщения о ходе событий на всех театрах военных действий, а при помощи стратегических карт, изображенных в несколько красок, по называлось очень наглядно, какая территория завоевана союзниками. Важное значение также придавалось большому количеству войск, ежедневно прибывавших на фронт из Соединенных Штатов Америки.

В то время как, с одной стороны, при помощи рисунков убедительно изображалось все усиливающееся увеличение американских войск, с другой стороны, резко подчеркивались германские потери и вытекавшая отсюда бесполезность приносить новые жертвы во имя проигранного дела. Впечатление, которое производилось на германские войска, свидетельствуется той же автобиографией Гинденбурга: «Недовольство и разочарование в том, что война, несмотря на все наши победы, не будет иметь конца, — пишет он, — подорвали стойкость многих наших храбрых солдат. Опасности и лишения на фронте, сражения и жалобы, во главе которых шли жалобы родного дома на некоторые действительные и воображаемые лишения, — все это постепенно имело деморализующее влияние в особенности вследствие того, что не видно было конца. Дождем воззваний изливались над нами неприятельские летчики, [70] и в этих воззваниях противник писал, что он о нас вовсе неплохого мнения, что мы только должны быть благоразумными и, быть может, отказаться от того или иного завоевания. Тогда все опять быстро будет в порядке, и мы могли бы жить в мире друг с другом, в вечном всеобщем мире. Что касается мира в нашей собственной стране, то об этом позаботятся новые люди и новые правительства. Каким благодатным был бы этот мир после всех боев. После этого не имелось бы больше оснований продолжать борьбу. Это было содержанием того, что наши солдаты говорили и читали. Солдат думал, что не все это было неприятельской неправдой, отравлялся этим и со своей стороны отравлял дух других солдат».

Несмотря на такие комплименты по поводу успешного действия распространяемых воззваний, эта часть работы все-таки являлась «шипом в теле» Дома Крю. Распространение воззваний с аэропланов было идеальным способом, и решение прекратить применение аэропланов для этих целей являлось для лорда Нортклиффа серьезным препятствием. Сбрасывание воззваний с воздушных шаров зависело от попутных ветров и могло применяться только в одном направлении, в то время как аэропланы могли покрыть гораздо более широкую территорию и развить большую скорость. По различным поводам лорд Нортклифф настаивал на применении вновь аэропланов. На его первое предложение в начале мая лорд Мильнер ответил, что английские правительственные учреждения рассмотрели утверждения немцев о том, что разбрасывание пропагандистской литературы с аэропланов противоречит законам войны, и сообщил, что английские правительственные учреждения издали официальные сообщения о том, что они немедленно применят репрессии, если узнают, что английский летчик за такую деятельность будет наказан. Хотя распространение литературы при помощи аэропланов временно запрещено, соответствующее правительственное учреждение сохранило за собой право возобновить в любой момент эту деятельность, и констатировало, что между тем соответствующая литература будет распространяться при помощи других и как ожидается, лучших средств. Однако соглашались с тем, чтобы на итальянском фронте не наступал перерыв в применении аэропланов для целей пропаганды.

Спустя месяц лорд Нортклифф вновь запросил, сделано [71] ли что-нибудь для того, чтобы отменить временный перерыв распространения воззваний на западном фронте при помощи аэропланов. Лорд Нортклифф и его помощники, по его словам, испытывали чувство, что пропагандистская деятельность против Германии вследствие отказа от этого способа встретит серьезные затруднения, тем более, что германцы, по его сведениям, сами спокойно продолжают с аэропланов сбрасывать воззвания в английские линии. Он не может утверждать, что распространение воззваний при помощи воздушных шаров так же точно и успешно. Достойным внимания комментарием к поведению англичан являлось то обстоятельство, что французы все еще пользовались на западном фронте аэропланами для тех же целей.

Прошло много недель, прежде чем военный кабинет разрешил возобновить пользование аэропланами для пропаганды, и даже и после этого, со стороны кабинета были препятствия. Наконец, однако, не ранее конца октября, все препятствия были устранены. В течение недели было изготовлено 3 000 000 воззваний для распространения внутри Германии, причем разбрасывание их с аэропланов началось незадолго до перемирия.

Когда летом 1918 года в военных операциях произошел перелом, пропаганда получила большее значение, чем когда-либо. Военные поражения сделали германских солдат более восприимчивыми к пропаганде, по отношению к которой они в случае победы были бы слепы и глухи. В особенности, однако, привели германский народ в смятение успехи союзников, а так как сообщения о них распространялись тщательно организованными Домом Крю агентурами, подавленность настроения у германского народа сделалась всеобщей. Торговые круги обнаружили большой страх перед угрожающей экономической войной, и таким образом была подготовлена благоприятная почва для взглядов, которые распространяла пропаганда. Бросающийся в глаза, очень важный путь для подготовки таких взглядов состоял в том, чтобы речи руководящих британских государственных деятелей в соответствующей форме и немедленно сообщались в неприятельские страны. Были найдены средства для осуществления этого. При подходящих случаях организовывалось опубликование в нейтральных [72] и перепечатка в неприятельских газетах интервью с британскими общественными деятелями по важным вопросам.

Собранный Уэльсом ценный материал о британских успехах в таких отраслях промышленности, в которых ранее Германия пользовалась превосходством, был использован г-ном Файф различными способами. Статьи на эту тему посылались немецко-швейцарским газетам и перепечатывались ими и, как известно, многими читались в Германии. H а немецком языке издавались листовки, содержавшие серьезные предостережения, и распространялись разными путями, подготовленными настойчивым и изобретательным г-ном Гест. Этим же путем было ввезено в Германию большое количество каталогов выставки достижений британской науки в Лондоне. Эти каталоги в Германии усердно расхватывались и читались. При этом выяснилось, что изучение этих печатных произведений влияло на более просвещенную часть германского населения сильнее, нежели всякая другая пропаганда.

От времени до времени подбирались особенно интересные предметы.

Например, в Швейцарию и Скандинавию послана была серия «Лондонских писем», которые должны были вызвать впечатление, что они написаны в дружественном для Германии смысле, на самом же деле они под определенной маской рисовали соответствующую; действительности картину положения продовольственного вопроса и других вопросов в Великобритании. К нашему удовлетворению, мы находили эти письма в неприятельских газетах, и это побуждало немецкого читателя делать сравнения со значительно худшими условиями жизни в Германии. Изобрели также секретные средства и пути, по которым в германских морских портах распространялись воззвания, которые должны были отпугивать от службы на подводных лодках. Эти воззвания содержали длинный список или взятых в плен командиров подводных лодок с точным указанием» их чинов. Детали, соответствие действительности которых можно было легко проверить, показывали превосходство английского флота над германскими подводными лодками и очень понижали настроение в германских морских портах.

Кроме так называемых «привилегированных» воззваний, с сообщениями об успехах союзников и различными заштрихованными [73] военными картами и графическими изображениями издавалась «Окопная газета» в таком виде, что ее обязательно должны были признать немецким изданием. Внешняя форма всей газеты была такова, точно она печаталась на родине, — в ее заголовке был помещен портрет кайзера — и она давала великолепный материал для чтения, так как она обращалась к германским солдатам и раскрывала им такие факты, о которых они до сих пор не имели никакого понятия. Распространялось около 550–500000 экземпляров каждого еженедельного издания. Другие газеты имели религиозный характер. В этих газетах говорилось, что германские военные поражения являются справедливой карой за преступления германского правительства. Один выпуск содержал краткую проповедь на текст: «Будьте уверены, ваш грех падет на вашу главу». С усилием сознания того, что резервы иссякают, германцы все более и более стали опасаться подвоза американских войск, артиллерии и снарядов. Дом Кpю не пропускал случая, чтобы не осведомлять неприятельские армии и мирное население о колоссальных размерах усиленных американских военных приготовлений. Был выпущен целый ряд воззваний, которые в сильной и связной форме сообщали новейшие детали военных приготовлений на фронте и в тылу — на заводах, верфях и в сельском хозяйстве.

Английская пропаганда против Германии имела целью возбуждение в германском народе известной надежды на скорое заключение мира и, с другой стороны, внушение большого страха перед затяжкой войны; другими словами, целью этой пропаганды было дать германскому народу понять, что единственное средство для него избежать полнейшего разорения — это порвать с системой, которая навлекла войну на Европу, и оказаться достойным допущения впоследствии в «Союз Наций» на основе принципов союзников. Кроме этих мер, необходимых для воспитания, неприятельская армия беспрерывно снабжалась безусловно правдивыми сообщениями относительно действительного военного положения. Достоверность сообщений при этом была важнее их количества. Мы доставляли сообщения, которые германские власти скрывали. Отсюда происходят громкие [74] предостерегающие призывы маршала Гинденбурга и генерала Хутиера, которых мы коснемся ближе в следующей главе.

Так называемая «интенсивная пропаганда» последних недель военных действий предъявляла правительству Гогенцоллернов обвинение. Говорилось, что все страдания и печали Германии должны быть приписаны старому строю, который в первую голову должен быть сметен с лица земли, прежде чем свет опять подружится, и будет вести дела с Германией. Словами: и иллюстрациями доказывалось, что германскому правительству нельзя верить и что оно является большим препятствием к заключению мира. Обращено было также внимание на разыгравшиеся тогда изменения, на крики об отречении кайзера и на усилившееся требование о наказании всех тех, которые довели Германию до ее рокового положения. Немецкого солдата убеждали подумать, стоит ли рисковать своей жизнью, если ему не за что воевать, и ему внушалось, что лучше всего было бы бежать, возвратиться к себе домой и позаботиться о безопасности его семьи. Последствия продолжения войны были для Германии ясно и понятно описаны. Военные карты и графические изображения давали ясно понять, насколько усилились воздушные атаки союзников на Германию, насколько количество воздушных эскадр союзников все более увеличивалось, и бросаемые бомбы становились более сильно действующими, и как легко было бы атаковать Берлин, Ганновер, Гамбург и другие города, избегнувшие до сих пор этой судьбы. Особая карта показывала также все пароходные линии, по которым доставлялось в Англию и Францию продовольствие, снаряды и сырье и насколько ложны были утверждения германских руководящих политических деятелей, что мы якобы голодом можем быть вынуждены к уступкам.

Благодаря любезности Адмиралтейства и министерства осведомления мы пользовались регулярно радиотелеграфом для распространения разъяснений, которые должны были опровергнуть ложные германские утверждения и повлиять на взгляды немцев при помощи нейтральных газет и общественного мнения.

Г-н Гест, деятельность которого требовала чрезвычайно напряженного терпения и выдержки, организовал агентуры по ввозу пропагандистской литературы [75] в неприятельские страны. Гест прибегал ко всяким способам, так что ввоз литературы увеличивался, несмотря на бдительность немцев. Некоторые из этих способов никогда нельзя будет предать огласке, но можно намекнуть, что, например, среди рабочих определенной иностранной нации, которые каждое утро ездили в Германию и каждый вечер оттуда возвращались, находились такие, которым работа по пропаганде не была неудобной. Само собой разумеется, не все тайные агенты, находившиеся внутри Германии, были подданными какого-либо союзного или нейтрального государства. Каким-либо способом доставлялись по почте по определенным адресам целые массы литературы, от которых кассы германских почтовых учреждений не имели никакого дохода. Наиболее удобными оказались бросающиеся в глаза и совершенно невероятными способами открытые пути проникновения пропагандистской литературы, как, например, книжная торговля, которая вовсе не так строго цензуровалась, как этого можно было ожидать. Никто так не был удивлен, как английские пропагандисты, той легкостью, с которой столь ценный агитационный материал, как записка князя Лихновского тайно курсировала по Германии и Австрии. Быть может, с удовлетворением можно указать на одну достопримечательность, а именно на то, что внешние обложки книги с заголовками произведений видных немецких писателей не всегда соответствовал и содержанию книг, но часто ведь, как говорит поэт, «Вещи не всегда то, чем они кажутся».

Личная пропаганда среди подданных неприятельских стран в нейтральных государствах и особенно среди тех, которые не были согласны с превратными идеалами их отечества, производилась весьма тактично. Подданные нейтральных государств, занимавшие всякого рода выдающиеся посты и взгляды которых, вероятно, могли с успехом повлиять на общественное мнение неприятельских государств, втягивались в сферу полезного личного общения, заботливо «кормились» корреспонденты газет неприятельских стран. Ни один путь к проникновению, в ряды неприятельских стран не рассматривался как не имеющий значения, ибо каждый из этих путей приносил пользу.

Кроме работы в неприятельских странах Дом Крю взял на себя также пропаганду среди военнопленных в лагерях внутри Великобритании. [76] Первой необходимостью было искоренение идей милитаризма, если последний у пленных еще сохранил какие-либо иллюзии, которых их: собственный опыт еще не смог подорвать. После этого военнопленным внушалась мысль о превосходстве демократического образа правления. По справедливости думали, что если пленных удалось бы убедить в том, что правительство данной страны может существовать только на основании свободной воли и с согласия управляемых, то в желательном направлении уже был бы сделан, по крайней мере, маленький шаг.

Такое благодетельное действие на пленных произвело бы при их возвращении на родину впечатление на их соотечественников и принесло бы плоды в письмах к друзьям путем: высказывания измененных взглядов. По Великобритании были раскинуты различные лагери для военнопленных, из которых, каждый находился под ведением ответственного перед военным министерством коменданта. Покойный сэр Чарльз Никольсон (баронет), заслуженный член комитета по пропаганде, взял на себя руководство соответствующим отделом Дома Крю, Обыкновенно он путем личных переговоров с комендантом каждого лагеря выяснял, какие газеты и книги разрешены к обращению в лагере и какие английские и германские газеты больше всего читаются. Затем он передавал коменданту список книг и газет, которые для этой цели были разрешены, и предлагал коменданту распространять их среди пленных и включить их в библиотеку, которая имелась в каждом лагере. Среди газет, которые были признаны полезными для данных целей, имелись венская «Arbeiter Zeitung», «Vorwärts», «Berliner Tagesblatt», «Volksstimme», далее листовки, как, например, князя Лихновского: «Моя лондонская миссия», Германа Фернау «Именно потому, что я немец» д-ра Карла Либкнехта «Письма к военному суду», д-ра Мюлона «Виновность германского правительства в возникновении войны», далее «Опустошение Европы», д-ра Антона Нюстрёма «Перед трибуналом» и кроме того немецкий перевод Г. Дж. Уэльса «Mr. Britling Sees it Through» далее экземпляры г-на Дж. В. Жерара: «Мои четыре года в Германии».

Посылавшиеся военнопленными на родину письма, конечно, просматривались цензором. Подчас этот просмотр [77] показывал, что известные личности среди пленных воспринимали пропаганду, и была дана задача таких военнопленных особенно щедро снабжать литературой.

Также и допрос военнопленных был полезным для того, чтобы выяснить, какие мысли о причинах войны, о продолжении событий и об окончательном успехе или неудаче господствовали в умах немцев. [78]