И снова я удаляюсь от мира. Безвольной тряпкой лежу в гостевой комнате у Дэна, сдувшийся и бесполезный, как этот его чертов надувной матрас. Время от времени Дэн просовывает голову в дверь и оставляет мне то чашку чая с шоколадным печеньем, то растворимую лапшу. Он предлагает поговорить, но я отворачиваюсь от него к стене, как угрюмый подросток. Эмма перебралась к своей подруге Пози, родителям которой принадлежит огромный викторианский особняк в Снейд-Парке, самом престижном пригороде Бристоля. Пару раз мне приходят эсэмэски от Джоди, но я стираю их, не читая. Только и делаю, что сплю и думаю, а потом пытаюсь уснуть, чтобы больше не думать. Чувствую не столько печаль, сколько опустошенность. Ощущаю себя пустым местом. У меня нет сил вытянуть себя из этого состояния, я даже не пытаюсь.

Просто ходячее эссе Жан-Поля Сартра.

На третий день моего добровольного заточения наконец объявляется Эмма – Дэн что, дал ей ключ? Входит в квартиру и тяжело вздыхает: я в это время лежу на диване перед телевизором, в футболке и спортивных штанах. Ожидаю подколки или предложения выпить. Вместо этого она идет на кухню и ставит чайник.

– В Австралии я несколько месяцев ходила к психологу, – говорит она. – Это было забавно, мы много разговаривали. Главным образом, разумеется, обо мне – это, как ты знаешь, моя любимая тема. Под конец мне это уже поднадоело, но определенно было полезно. А потом я перебралась в пляжную коммуну в Малайзии. Ты тоже мог бы попробовать. Походить к психологу, я имею в виду. В Малайзии тебе бы не понравилось.

– И тебе тоже привет, – отзываюсь я.

– Я серьезно, – не сдается она. – Это может помочь со всяким разным. С Джорджем.

– Даже не знаю. Столько времени прошло. Странно теперь идти к психологу.

– Для психологов нет ничего странного. Это их работа. Алекс, тебе совершенно необходимо расслабиться. И, раз уж зашел такой разговор, открой-ка окно – здесь просто воняет грустными мужиками.

Она заставляет меня сесть и поискать в Интернете психологов. Мы выбираем одну подходящую женщину – чтобы находилась не слишком близко и чтобы никаких нетрадиционных методов, и Эмма сует мне в руки телефон. Записываюсь к женщине с добрым голосом, которая принимает в Бате, и она извиняется, что сможет уделить мне время не раньше чем через пару месяцев. По крайней мере, успею подготовиться к моей новой гламурной жизни человека, который ходит к психологу.

На пятый день я выхожу в гостиную, замотавшись в одеяло, и падаю на диван. В планах у меня устроить оптовый просмотр какого-нибудь дурацкого фантастического сериала, но потом я замечаю под телевизором «Иксбокс». Включаю его и лениво загружаю «Майнкрафт». Играть я не собираюсь, может, загляну в какую-нибудь из сохраненных игр, брошусь в шахту. Но потом на экране появляется сообщение: СэмКрафт04 находится в игре. Это игровое имя Сэма, и при виде его ватный кокон моей печали точно пробивает электрический разряд. Почти немедленно вспоминаю, как ушел в воскресенье, и свое долгое молчание после той опрометчивой вылазки. Интересно, Сэм когда-нибудь еще захочет со мной играть? Захожу в главное меню «Майнкрафта» и проверяю, есть ли у меня доступ к мирам кого-нибудь из моих друзей.

Мне открывается единственный доступный вариант, тот самый, который мне нужен. «Мир Сэма и папы». Сэм в игре.

Щелкаю мышкой и жду, пока мир загрузится, не очень понимая, чего ждать и будет ли игра работать вообще. На экране висит застывшая картинка. Ничего не получится, думаю я. И тут экран оживает.

Вдруг оказываюсь там, внутри этого ландшафта, в мире, который мы с Сэмом построили несколько дней назад. Повсюду белеют березы, землю усеивают какие-то желтенькие цветочки. Настроение у меня поднимается, впервые за много дней я чувствую себя живым. Наверное, так бывает, когда впервые после долгой болезни выходишь на солнце. Но я понятия не имею ни где наш замок, ни как мне найти Сэма.

Пока я пытаюсь сообразить, в какую сторону идти, на экране возникает текстовая строка: «СэмКрафт04 прислал вам сообщение». Вывожу меню и читаю: «Папа наден наушнеки». Принимаюсь рыться в пластмассовых ящиках рядом с телевизором, где у Дэна хранится куча штекеров и джойстиков, пока наконец не нахожу нечто напоминающее авиационную гарнитуру с микрофоном в комплекте. Втыкаю ее в джойстик и нахлобучиваю на голову.

– Алло?

Поначалу в наушниках царит тишина, затем раздается шуршание, затем снова наступает тишина. А потом я слышу – слабо, но отчетливо, точно доносящийся с другого края света, – знакомый голос. Сердце камнем ухает вниз.

– Папа!

Этот голос музыкой звучит у меня в ушах, прерывая многодневное серое молчание. Мой сын, находящийся за много миль от меня, внезапно оказывается совсем рядом, под теми же кубическими облаками, что и я. И, судя по всему, он рад, что я здесь, несмотря на все случившееся. Он впустил меня в свой мир. Я так глупо радуюсь, что не знаю, куда себя деть. Он все еще хочет со мной играть. Я получил второй шанс.

– Сэм! Где ты?

– Тебе нужно взять карту. Там на ней будет наш замок. Я сейчас строю.

Изучаю содержимое своего инвентаря и, разумеется, нахожу там карту, на которой изображено мозаичное подобие нашего общего ландшафта. Большой квадрат в северо-восточном углу – это замок, который мы построили в выходные.

Выдвигаюсь в путь, осторожно огибая многочисленные бездонные пропасти, пока местность не начинает уступами подниматься. С поросшей травой кручи открывается вид на замок, который мы построили. Высокий и величественный, он тянется к небу. Чувствую себя королем, что вернулся в свою столицу после изгнания, – вот только встречают меня не толпы верноподданных, а одинокая корова, перепрыгивающая с одного уступа на другой. А еще за то время, пока меня здесь не было, облик замка изменился. Две из четырех внешних стен, которые мы изначально сложили из тусклых серых булыжников, теперь облицованы желтыми блоками, которые отражают солнечный свет. Подхожу ближе и вижу Сэма. Забравшись на самый верх третьей стены, он методично, кирпичик к кирпичику, выкладывает один ряд камней за другим. Потом он замечает меня и начинает спускаться. Я дохожу до ограды, которой мы обнесли наш замок в попытке защититься от волков, и бросаюсь сквозь ворота к Сэму. Он бежит мне навстречу. Кнопки «обняться» нет. Но она совершенно необходима!

– Привет, Сэм! – кричу я, забыв обо всем на свете. – Как твои дела? Что ты делаешь?

– Папа! Я делаю лондонский Тауэр цветным! Как на фотографии. Это известняк!

Теперь я это вижу. Светлая облицовка – не единственное новшество. Сэм надстроил еще один этаж и проделал окна в нужных местах, так что они даже более-менее соответствуют оригиналу. Наверное, у него ушла на это уйма времени.

– Это потрясающе, – говорю я. – Можно тебе помочь?

– Да! Это же наш замок!

– Сэм, извини, что так получилось в воскресенье. Извини, что мы лишились всех наших вещей. Вечно я все не так делаю.

– Ничего страшного. Мама сказала, что люди во время приключений лишаются своих вещей. Так часто бывает. А ты знаешь, что в лондонском Тауэре есть Кровавая башня?

– Я знал! Значит, мама поговорила с тобой после того, как я ушел?

– Да, мне было грустно, но мама сказала, что это не страшно. Она сказала, что в приключениях всегда подстерегают опасности и поэтому они и есть приключения, а не прогулки.

В этом вся Джоди. Она всегда была способна объяснить Сэму, как устроен мир, переложить его переживания на понятный ему язык. Я все время забываю, что во многих отношениях он в нашем мире вроде туриста – озадаченный путешественник, который понятия не имеет о местных странностях и обычаях. Она его «Гугл-транслейт». Там, где я останавливаюсь как вкопанный и пасую, Джоди берет его за руку и ведет за собой. Я выгляжу последним слабаком. Пора это прекращать.

– Так, давай достраивать наш Тауэр! – командую я.

Беру телефон и ищу в «Гугле» фотографии настоящего Тауэра. Ясно, что нужно изменить форму и уменьшить размер четырех угловых башен, и я берусь за работу. Для начала сооружаю несколько приставных лестниц, чтобы добраться до вершины каждой стены, затем стесываю верхние ряды камней. Это наиболее осмысленное мое занятие за последние несколько дней. Скидываю с плеч одеяло и выпрямляюсь, всецело сосредоточившись на работе. И вновь меня охватывает странное чувство полного погружения, словно я оказываюсь в мире по ту сторону экрана. После недавних событий это в каком-то смысле способ сбежать от реальности, все равно что открыть шкаф и очутиться в пикселизированной версии Нарнии – только без шитых белыми нитками религиозных аллегорий и говорящих львов.

За работой мы разговариваем. Сначала о том, чем непосредственно заняты, делясь материалами и инструментами, планируя, напоминая друг другу о том, что с наступлением сумерек нужно спрятаться внутрь. Однако потом, очень постепенно, начинаем затрагивать и более широкие темы.

– Папа, – говорит Сэм. – А ты на работе тоже делаешь дома?

– Почти. Я раньше работал в таком месте, вроде магазина, где мы продавали людям дома. Но больше я там не работаю.

– Когда я буду большим, я хочу строить дома.

– Ты хочешь быть архитектором? Это так называется.

– Да, я хочу быть архитектором. Я сделаю такой же замок.

– Удачи тебе с получением разрешения на строительство.

Это шутка, но едва эти слова срываются с моего языка, как я обнаруживаю, что в горле у меня стоит комок. Меня накрывает осознанием. Этот наш разговор – каким бы мимолетным и пустяковым он ни казался, – пожалуй, самый серьезный из тех, что нам доводилось вести. Теперь Сэм знает, чем я зарабатывал на жизнь. Для меня это откровение. Я всегда полагал, что он не понимает или не интересуется ничем, выходящим за рамки его собственного опыта. И мы с ним никогда прежде не говорили ни о его будущем, ни о его надеждах, ни о его амбициях.

У него есть амбиции.

Мы продолжаем постройку, меняя кирпичи, сглаживая очертания башен. Сэм показывает мне, как соорудить плавильную печь: из песка в ней можно сделать стекло, чтобы у нашего замка были настоящие окна. Закончив, мы отходим в сторонку и любуемся делом наших рук.

– Думаю, мы уже готовы, – провозглашаю я. – Настала пора достать наши мечи и факелы и отправиться на поиски клада. Нужно отыскать Сокровища Короны и вернуть их в замок. Кто со мной?

– А? – переспрашивает Сэм.

– Ты пойдешь со мной на поиски алмазов, золота и изумрудов?

– Да.

– Мы отважные искатели приключений, и ничто не сможет остановить нас!

– Да! Ничто! – В наушниках слышится какой-то приглушенный обмен репликами. – Мама говорит, что уже пора спать.

– Ну ладно, ничто не сможет остановить нас, кроме мамы. Спокойной ночи, Сэм.

– А мы сможем поехать в Лондон? Я очень хочу поехать, честное слово.

– Думаю, сможем. Поглядим. Мы сможем увидеть Тауэр и еще много других классных зданий. Может, у меня получится показать тебе еще кое-что. Что-то очень важное для меня и тети Эммы.

– Здорово, – говорит Сэм.

Потом в наушниках воцаряется тишина, и наш мир закрывается. Долго сижу, таращась в окно меню, и в голове крутятся разные мысли. Такое впечатление, что мой мозг вновь возвращается к жизни. Вдруг ловлю себя на том, что думаю о фильме «Король говорит» – о том, как Георг VI смог преодолеть заикание, слушая музыку во время того, как говорил. Возможно, эта странная топорная игра тоже каким-то образом помогает Сэму отвлечься. Может, «Майнкрафт» – это его музыка.

Может, это способ для меня перестать быть последним слабаком.

Вечером приходит эсэмэска от Джоди; на этот раз я ее читаю. Это написанное деловым тоном напоминание о назначенной на понедельник экскурсии по школе для детей с аутизмом. Устроить туда Сэма нам вряд ли удастся, мы оба это понимаем. Аутизм у него высокофункциональный, несмотря на серьезное отставание в школе и скудный словарный запас. В прошлом году мы ходили в местную группу поддержки детей с аутизмом, и консультант из отдела образования сказала нам, что есть много куда более «тяжелых» детей, поэтому получить направление нам не светит. Но попытаться стоит. Становясь родителем, очень скоро понимаешь, что системы здравоохранения и образования – что-то вроде бесконечной запутанной игры, и если твоему ребенку требуется специализированная помощь, ты должен выучить правила и действовать в соответствии с ними. Ты с боем добиваешься буквально всего – каждого анализа, каждой консультации, каждого специалиста, – учишь все термины, назубок знаешь весь перечень необходимых документов, справок и бюрократических процедур, а за то, что не удается выбить из системы, платишь из своего кармана, если можешь. Под лежачий камень вода не потечет.

В одиннадцать вечера появляется Дэн. Он сейчас работает в связке с очередным модным рекламным агентством, помогает им разрабатывать «офлайновую маркетинговую кампанию» (то есть рекламные листовки) для нового заведения, в духе нынешних трендов торгующего навынос органической жареной курятиной в разных видах и носящего название «Птицефабрика». Такое, наверное, возможно только в Бристоле.

– О, я вижу, ты встал с постели, – замечает он, заглянув в комнату.

Вид у него замотанный, что для него нехарактерно.

– Угу, я играл с Сэмом в «Майнкрафт». Через Интернет.

– Добро пожаловать в двадцать первый век. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Лучше. Не знаю. Кажется, моему браку кранты.

– Мы же с тобой это обсуждали. Джоди просто нужно немного времени, вот и все.

– Немного времени, чтобы закрутить роман с Ричардом?

Дэн явно не осознает всех масштабов катастрофы. Ровно секунду он делает вид, будто размышляет о моем дотлевающем семейном очаге, потом вытаскивает из сумки свой «Макбук про» и раскрывает его на кофейном столике. На экране всплывает заставка «Фотошопа», затем ее сменяет недоделанный дизайн-макет кричащего рекламного объявления, которое гласит: «Птицефабрика: когда душа поет». Эта отсылка к клипу тридцатилетней давности явно пройдет мимо процентов восьмидесяти пяти целевой аудитории. Но хуже всего то, что их специальное предложение, при помощи которого они намерены завлекать клиентов, – набор из чикен-бургера с курицей двойной обжарки, сладкого картофеля фри и большой кока-колы – именуется «Горячей цыпой».

– Дэн, они что, на полном серьезе собираются назвать этот обед «Горячей цыпой»?

– Ну да, они так сказали.

– Ты должен их отговорить.

– Почему?

– Потому что это вызывает совершенно определенные ассоциации, вот почему! Как они вообще до этого додумались? Можешь себе представить, как это будет выглядеть в «Твиттере»? Их просто распнут.

– О. Ладно.

Мой непрошеный критический отзыв явно не вызывает у Дэна ничего, кроме раздражения.

– Я думал, ты погрязаешь в депрессии, – замечает он.

– Я и погрязал, но мы с Сэмом поиграли в «Майнкрафт», и теперь я бью копытом и ищу, куда бы пристроить свой нереализованный творческий потенциал.

– Вот только не надо извергать его на меня, ладно?

Он захлопывает ноутбук и скрывается в своей спальне. Я возвращаюсь к игре и загружаю новый мир. В считаные секунды на экране появляется новый ландшафт – холмистое пастбище, уходящее вдаль, к заснеженной кромке леса. Это поистине девственная территория, не тронутая и не испорченная доселе совершенно ничем. Эх, если бы в жизни можно было начать все заново с такой же легкостью!

Едва я успеваю переварить эту мысль, как у меня звонит телефон. Это Мэтт.

– Привет, Алекс, как ты?

– Да хуже некуда.

– Страшно сочувствую. Послушай, у меня есть кое-что, что может помочь тебе взбодриться. У нас тут двое ребят завтра не могут пойти на игру. «Сейнтс» – «Челси». Не хочешь сходить вместо них? Можешь прихватить Дэна, если хочешь, билетов две штуки.

– Погоди, у меня брак рушится, а ты зовешь меня на футбольный матч?

– В такой формулировке это и правда звучит ужасно.

Поначалу я думаю, что последнее, чего мне сейчас хотелось бы, – это тащиться на стадион и сидеть там в компании тридцати тысяч футбольных болельщиков, орущих друг на друга. С другой стороны, мы с Мэттом сто лет не виделись, так что, наверное, неплохо будет посмотреть на него в естественной среде обитания. Да и мне тоже не помешает развеяться.

– Ладно, – слышу я собственный голос. – Вот только насчет Дэна не уверен. Он не большой любитель футбола.

В этот самый миг Дэн появляется в комнате собственной персоной и направляется к кухонной зоне.

– Дэн, не хочешь завтра сходить на футбол?

– На какой еще футбол? – бурчит он.

– Сдается мне, что это «нет», – говорю я в трубку.

– Стой, погоди, может, это пойдет мне на пользу. Иногда полезно бывает сменить обстановку. Я с вами.

Так и получается, что пятнадцать часов спустя мы втроем сидим на Итченской трибуне стадиона в Саутгемптоне, а вокруг волнуется море красно-белых полосатых футболок. Мэтт вместе с тысячами других мужчин горделиво распевает «Когда святые маршируют», неофициальный гимн саутгемптонских «Сейнтс». День выдался холодный, но ясный, бронзовые лучи солнца подсвечивают часть поля, омывая его каким-то сверхъестественным сиянием. Дэн листает программку, попутно критикуя ее дизайн и верстку, а я занят размышлениями о крахе моего брака, символическим ознаменованием которого вот-вот станет неминуемое поражение «Саутгемптона» в матче с «Челси». Когда пение затихает, Мэтт принимается болтать с соседями-болельщиками, обмениваясь болезненно серьезными, преувеличенно глубокими аналитическими замечаниями, какие можно услышать в офисах и заводских цехах по всей стране – а возможно, и по всему миру: «Игрок X сейчас на пике своей формы, истинный наследник легендарного игрока А»; «Противоборство игрока Y с игроком Z обещает стать интригой сегодняшнего матча»; «Зря они уволили Моуриньо», «От Моуриньо толку было как от козла молока»; «Место в Премьер-лиге за деньги не купишь»… Я чувствую себя запертым в студии передачи «Матч дня» с пятью тысячами самозваных Аланов Шереров.

Звучит свисток, стадион оглашается приветственным ревом толпы, после чего на протяжении пятнадцати минут игроки вяло перекидываются мячом, оценивая силы друг друга. Мэтт сидит, подавшись вперед и положив подбородок на руку, ни дать ни взять роденовский «Мыслитель» в полосатой вязаной шапочке. Дэн тяжело вздыхает, лезет в свою сумку и достает оттуда «Макбук». Вспыхивает экран, и через несколько секунд я снова вижу заставку «Фотошопа». Мэтт в ужасе косится на него.

– Дэн! – скрежещет он. – Ты что – с ума сошел, вытаскивать свой чертов ноутбук на футбольном матче?

– Что? Почему?

– Потому что это стадион, а не «Старбакс»! И потом, если мы их сделаем, он у тебя улетит к чертовой матери.

– Я, конечно, в футболе не эксперт, но неужели это так уж вероятно?

В этот момент защитник «Челси» забивает мяч из угла головой, и отбившаяся от своих кучка болельщиков приходит в неистовство от восторга. Все остальные вокруг хранят гробовое молчание. Дэн безмолвно закрывает ноутбук, кладет его обратно в сумку и с обреченным видом смотрит на меня.

В перерыве мы послушно тащимся в бар вместе с толпой лысеющих мужчин, которые вразнобой качают головами и прищелкивают языками. Мы с Дэном пьем из пластиковых стаканов с логотипами разбавленное пиво, пока Мэтт стоит в очереди к прилавку с бургерами, обсуждая со шкафоподобным скинхедом слабые места в обороне команды.

– Очень жаль, что у них здесь в самом деле нет «Старбакса», – вздыхает Дэн.

Второй тайм проходит в тягостно осторожных попытках команд взять друг друга измором, практически не заходя при этом на территорию противника. Даже Мэтт, судя по всему, уже утратил к игре интерес: то и дело заглядывает в телефон и что-то бормочет под нос. Однако в последние десять минут, похоже, удача поворачивается к команде хозяев лицом. Один игрок точно рассчитанным штрафным ударом выравнивает счет, и толпа болельщиков на трибуне заходится восторженным ревом. Мэтт вскакивает на ноги, не в силах сдержать эмоций, потом садится обратно и наклоняется к Дэну.

– Значит, мы вряд ли их сделаем, да? – с издевкой произносит он.

Затем на второй минуте дополнительного времени атака «Челси» захлебывается на краю штрафной площадки, мяч, бешено вращаясь, отлетает в сторону. Трое игроков «Саутгемптона», вырвавшись из зоны полузащиты, бросаются к нему. Вся трибуна замирает в напряженном ожидании. Мэтт привстал со своего сиденья и застыл в таком положении, словно пристраиваясь над унитазом в общественном туалете. Даже Дэн следит за происходящим. Разыграв эффектную комбинацию с обратным пасом, двое игроков нейтрализуют защитника «Челси», нападающий выходит один на один с вратарем – и тут я моргаю, а мяч каким-то образом оказывается уже в воротах. Трибуна буквально взрывается, Мэтт вскакивает на ноги и молотит в воздухе кулаками в пугающе беззастенчивом пароксизме яростного удовлетворения.

– О господи, у него, наверное, такое лицо во время секса! – кричит Дэн.

Потом Мэтт бросается обниматься с нами, с людьми вокруг нас и с распорядителями. Когда звучит финальный свисток, всеобщее братание все еще продолжается. Обвожу толпу глазами, наслаждаясь атмосферой ликования; лица искажены радостью по поводу того, что взрослый мужик успешно закатил мячик между двумя алюминиевыми столбами. На пару рядов ниже замечаю отца с сыном: оба в одинаковых футболках, мальчик приблизительно ровесник Сэма. Они обнимают друг друга за плечи и, пихаясь кулаками, возбужденно обмениваются впечатлениями. Какое бы значение ни имел этот матч для футбольного клуба, для турнирной таблицы Премьер-лиги, для дурацкого мира футбола в целом, для этих двоих это драгоценное воспоминание, что-то очень личное. Они вернутся домой и будут докучать подробностями всем домашним, а когда пацан отправится в постель, отец придет посидеть рядом с ним и они вдвоем заново переживут все события этого матча. Посреди этого торжества победы, какой бы эфемерной она ни была, подобные сцены, вероятно, разыгрываются сейчас по всей трибуне. И это напоминает мне о том, чего у меня больше нет, а может, никогда и не было, – этого непринужденного, естественного ощущения единения с ребенком, возможности разделить с ним что-то без всяких заморочек. В наших с Сэмом отношениях заморочки были всегда, но сейчас их только прибавилось.

– Идем, – хлопает меня по плечу Дэн. – Давай возвращаться в Бристоль; тут слишком много мужиков, меня это напрягает.