Из школы я забираю Сэма уже в сумерках. По пути домой мы почти не разговариваем: лишившись «Майнкрафта», я вынужден снова эксплуатировать старые заготовки: «Как прошел твой день?», «Было что-нибудь интересное?» и «Тебя никто не обижал?». Сэм их игнорирует или отвечает невпопад. Я знаю, что Сэм реагирует на настроение окружающих его взрослых – становится нервным или отчужденным, даже когда просто не понимает, что происходит, – особенно когда не понимает, что происходит. После того как Сэму поставили диагноз, я порой задаюсь вопросом: может быть, я сам тоже в спектре? Возможно, именно этим и объясняется моя неспособность нормально общаться с Джорджем, да и все остальные странности, если уж на то пошло. Доехав до дома, мы поднимаемся на второй этаж к нему в комнату и сидим на постели, мрачные и отрешенные.

И тут я вдруг неожиданно ловлю себя на мысли, что не готов вернуться к тому, как все было раньше. Я не согласен больше этим довольствоваться. Все эти часы, что мы провели вместе в игре, деля на двоих одно приключение, они что-то значили. Они изменили нас. Теперь я кое-что о нем знаю, кое-что несомненное и очень важное. Мой сын – личность умная, творческая и изобретательная. Мы оба прошли слишком большой путь, чтобы съехать обратно в старую колею.

Поэтому я поднимаю с пола джойстик от «Иксбокса» и включаю приставку. Может, у меня и не получится заинтересовать Сэма новым строительным проектом, но я рассчитываю, что, если я начну играть у него на глазах, он почувствует себя достаточно задетым в своих правах хозяина, чтобы проявить хоть какой-то интерес.

Игра загружается. Нахожу в меню «Мир папы и Сэма» и выбираю его. Внутри приставки с жужжанием оживает жесткий диск, и я вспоминаю тот день, когда мы создали этот файл, всю эту вселенную – как мы радовались и какое чувство единения испытывали. Поднимаю глаза, но Сэма не видно из-за большой книги в твердом переплете, которую он держит, и я устремляю взгляд на экран, исполненный растущей во мне новой решимости.

В игровом мире царит обманчивое спокойствие. Фортепианная музыка, медленная и размеренная, задает мирный тон. Солнце уже взошло, и вдоль гряды холмов кучками тянутся овцы. Передо мной, являя собой плачевное зрелище, лежат развалины замка; остатки фундамента почти теряются в густой траве, точно руины какого-то древнего аббатства. Я могу попытаться отстроить его заново, но на это уйдут многие часы, и потом, само по себе здание – совсем не главное. А что еще? Что еще я могу испробовать?

Направляюсь к основанию передней стены, чтобы проверить, на месте ли наш сундук с сокровищами, и тут на экране появляется сообщение. В игру вошла Оливия. Поначалу я ее не вижу, но потом она выходит из рощицы, которую явно тоже задело взрывом. Я не стал подключать наушники, и ее голос, четкий и громкий, раздается из динамика телевизора.

– Сэм?

Вновь кошусь на него, позволив себе крохотную искорку надежды, и вновь не получаю никакого ответа. Пожав плечами, поворачиваюсь обратно к экрану.

– Нет, – отвечаю я, – это папа Сэма. Привет, Оливия.

– Ой. Привет.

Она проходит мимо меня к руинам и окидывает их взглядом сначала снизу вверх, затем из стороны в сторону, точно производя оценку.

– А Сэм с вами?

– Да, но он читает книгу.

– Мы уже сто лет его ждем.

– Напрасно ждете. Боюсь, он не хочет больше играть.

– Мы хотим извиниться.

– Я знаю, это очень хороший поступок с твоей стороны, Оливия. Он знает, что ты не виновата. Но я ему передам.

– Нет. Мы не словами хотим извиниться. Хотим кое-что ему показать.

И тут на экране возникает еще одно имя. Теперь это мальчик – он, разумеется, появляется точно оттуда же, откуда Оливия. На нем забавный наряд, похожий на костюм супергероя. Он бросает взгляд на меня, кивает и решительно направляется к Оливии. До меня доносятся приглушенные обрывки каких-то слов, как будто разговор ведется очень далеко и не предназначен для моих ушей.

– Это мой брат Гарри, – наконец говорит Оливия.

Гарри разворачивается и идет мимо меня в сторону гор, держа в руке кирку. Оливия тем временем собирает остатки изгороди, которой были обнесены наши сельскохозяйственные постройки.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

– Навожу порядок. Не уходите.

Откуда-то издалека доносятся еще чьи-то голоса, совсем тихо. Разговор кажется нереальным, почти призрачным. Наверное, она разговаривает с мамой или папой, а может, ей уже надоело и она собирается выходить. Гарри нигде не видно. Уставший и раздосадованный, я уже собираюсь выключить приставку, когда на экране появляются еще два сообщения: «БэтБой03 вступил в игру» и «ПоТТер45 вступил в игру». Потом выскакивают и гаснут еще два или три имени. Я иду назад, прочь от замка, не очень понимая, что делать и что происходит. Не собираются же они окончательно все доломать? Зачем им это? А потом я вижу, как они выходят из леса: небольшой отряд ярко одетых персонажей, точно из диснеевского мультика, вооруженные топорами, и расходятся в разные стороны – некоторые к горам, большинство же к прибрежной полосе с той стороны замка.

– Что происходит? – спрашиваю я.

Мой вопрос остается без ответа. Сэм по-прежнему сидит, уткнувшись в книгу, хотя я отмечаю, что она вот уже которую минуту открыта на одной и той же странице. Он слышал, как приходили уведомления, он в курсе, что в игре сейчас несколько человек. Я чувствую, что закипаю. Как они могут? Берусь за телефон, намереваясь позвонить родителям Оливии и поинтересоваться, какого черта они не следят за своими детьми.

Но тут они начинают тянуться обратно – и те, кто уходил в горы, и те, кто был на берегу. Пока они собираются, возникает заминка. Музыка начинает играть чуть громче, затем взвивается прекрасным переливом.

– Так, – командует брат Оливии. – За работу!

И дело закипает. Они разбегаются в разные стороны по разрушенному зданию, идеально слаженная команда.

Строительный отряд.

На месте старых стен начинают расти ровные ряды новых блоков. Все та же комбинация булыжника и известняка, слой за слоем, они возникают быстро, но при этом ловко и аккуратно. Квадратные фигурки запрыгивают на стены и укладывают один блок за другим, точно странный рой каких-то насекомых-строителей, практически бесшумный, но действующий на удивление слаженно и скоординированно.

– Сэм, – произношу я тихо.

А внизу, перед замком, Оливия восстанавливает разрушенную ферму: ставит изгороди, добавляет ворота, при этом все загородки у нее одного размера, того самого, тщательно выверенного и соблюдаемого Сэмом.

– Сэм.

Между стенами уже видны зачатки дубовых полов, расходящиеся из разных точек, точно веера, наслаивающиеся на крепнущий остов здания. Окон пока нет, но строители помнят, где они должны быть, и оставляют под них место.

– Я не очень хорошо помню, какой формы должны быть окна, – произносит чей-то голос.

– Оставь пока так, – отзывается другой. – Сэм должен знать.

Его имя, произнесенное вслух другим мальчиком, наконец привлекает внимание Сэма. Он откладывает книжку на кровать и, сощурившись, смотрит на экран, поначалу не очень понимая, что происходит. Потом подбирается поближе к телевизору и протирает глаза.

Уже начинают явственно вырисовываться очертания башен. Всех четырех, в каждом углу. Они слегка возвышаются над основной крышей. Они не совсем правильные, на один блок ýже, чем надо бы, но достаточно близкие – достаточно, чтобы понять намерения.

– Они восстанавливают его, – говорю я. – Они все чинят.

– Сэм? – зовет Гарри. – Сэм, ты там?

Протягиваю сыну наушники. Он поднимает руку и, послушно взяв их, подносит микрофон к лицу.

– У вас… у вас получается не совсем так, – говорит он. – Башня должна быть восемь блоков в ширину. Восемь.

– Прости. Джей, башня в ширину восемь, ты, тупица.

Один из персонажей немедленно вновь принимается за башни, добавляет блоки до нужной ширины, перестраивает. Оливия перед замком уже сооружает хлев, кладет грубые каменные стены. Ни слова не говоря, Сэм осторожно забирает у меня джойстик и придвигается к экрану. Его персонаж подходит к Оливии.

– Я не помню точно…

– Десять в ширину, восемь в высоту, – говорит он. – Я помогу.

И, черт бы меня побрал, я улыбаюсь. Улыбаюсь до ушей, как ребенок, глядя, как он подходит к стене и помогает ее строить. Музыка снова становится громче, взвивается ввысь, затрагивая какие-то чувствительные струны в моей душе и заставляя их звенеть в такт, – и я закусываю губу. Кладу ладонь Сэму на плечо и наблюдаю, как он строит, уже всецело поглощенный этим занятием. И все остальные ребята вокруг него заняты тем же самым, и замок растет на глазах, стремясь навстречу безмятежно-голубому небу.

– Нам нужна твоя помощь, – говорит кто-то Сэму.

– Я знаю, куда подевались окна, – отзывается он. – Я вам покажу.

– Да, пожалуйста. Пожалуйста, Сэм.

И вот он уже на стене замка, руководит строительством. Окна должны иметь крестообразную форму, по три на этаж. Не проходит и часа – хотя, может, и больше, я не уверен, – как он почти завершен, замок, который мы построили и перестроили вместе. Какой-то мальчик начал сеять пшеницу. Скоро они смогут использовать ее для того, чтобы сгонять коров и овец. Ферма снова оживет.

Оживет.

Сэм смеется и болтает. Его слова иногда звучат нечленораздельно, иногда он наполовину глотает их, наполовину повторяет. Но никто не поправляет его. Они его понимают. Они пришли сюда, чтобы исправить причиненное зло, но теперь – это абсолютно очевидно – они тоже учатся. Сэм сооружает плавильню и начинает делать стекло; он показывает им спрятанный сундук; он говорит, что можно нарисовать картины и построить библиотеку с волшебным столом посередине, тем самым наделив свое оружие и доспехи магической силой. Тогда они смогут использовать красный камень для того, чтобы делать настоящие раздвижные двери и потайные комнаты. Он, видите ли, читал об этом в книжках и журналах, которые разбросаны у него на полу по всей комнате, и в справочном руководстве по «Майнкрафту», которое я купил ему сто лет назад.

Закончив, ребята отходят назад и любуются творением своих рук. Новый замок гораздо лучше прежнего, с каменными стенками в основании деревянных изгородей и роскошным арочным входом. Внутри соорудили кровати на четырех ножках, люстры и большие камины. Некоторое время они рассуждают о будущих проектах, точно толпа маститых архитекторов.

– У нас есть план, – подает голос кто-то. – Ты слышал про Дракона Края?

– Да! – восклицает Сэм в восторге и упоении. – Он в самом конце игры. До него очень сложно добраться. Живет в большой пещере.

– Мы победим его! Пойдешь с нами? – спрашивает Оливия. – Ты должен пойти, ты самый лучший игрок.

– Да, Сэм, пожалуйста, пойдем с нами.

– Нам понадобятся луки и стрелы, – произносит он медленно. – А еще алмазы и много железа, чтобы сделать доспехи.

– Да! – звучит хор голосов. – Да.

Поддавшись всеобщему возбуждению и ощущая хмельную дрожь предстоящего приключения, как в детстве, я легонько подталкиваю Сэма.

– Давай, Сэм, мы сможем это сделать. Я читал о Нижнем Мире, о том, как раздобыть нужные ингредиенты, как найти Жемчужину Края. Я смогу добыть обсидиан, который нам понадобится, а ты…

Он мягко кладет ладонь мне на коленку. Сначала я думаю, что он сейчас согласится и позволит мне тоже участвовать, но потом, с трудом веря себе самому, потрясенно осознаю, что это снисходительный жест.

– Все в порядке, папа. Все в порядке, спасибо.

– Давайте устроим собрание в главном зале, – предлагает Оливия.

– Точно! – подхватывает еще один голос.

И ребятишки наперегонки бросаются бежать по замку, по новехоньким каменным лестницам, в зал, освещенный рядами пылающих факелов. А я чувствую себя бесконечно далеким от них, точно меня оставили перед закрытой дверью. Сэм увлеченно лопочет что-то в микрофон, один на один со своим кланом помощников, своей новообретенной армией. Медленно поднимаюсь с кровати и маячу у него за спиной, надеясь услышать от него: «Не уходи, ты мне нужен». Потому что помню, не могу не помнить, как вечер за вечером мы строили этот замок вместе, сидя рядышком, а иногда и лежа на его кровати, читая справочник по «Майнкрафту» и планируя наши вылазки.

Когда мы с Мэттом говорили о родительстве, он твердил: когда дети вырастают, они отдаляются от тебя настолько незаметно, плавно, постепенно, что ты практически не замечаешь этого, а потом оказывается, что они сами по себе, а ты сам по себе и они больше не нуждаются в твоей поддержке. Мы с Джоди никогда не были уверены, насколько подобное будет возможно для Сэма.

Но в этом мире, который мы создали с ним вдвоем, в мире, на который уже надвигается ночь, это происходит сейчас, прямо у меня на глазах. Это так странно и так неожиданно, как будто ты держишь ребенка за руку и его пальцы выскальзывают из твоих, пока не выскользнут совсем и между вами не окажется пустота. И это жизнь, это то, на что ты надеешься и с чем должен справиться. Должен отпустить своего ребенка.

Помню, однажды мама повела нас с Джорджем на большую игровую площадку, не знаю точно, где именно, – наверное, мы тогда гостили у кого-то из родственников. Мама присела на скамейку и погрузилась в чтение журнала, а Джордж побежал на лазалку со мной, по обыкновению, в кильватере. Мы с ним принялись перебираться туда-сюда по рукоходу. Один из нас пытался как можно дольше провисеть на перекладине, в то время как второй тянул его за ноги. Мы снова и снова падали на землю и лежали рядышком, смеясь. Потом мы решили поиграть в прятки, и я повис на перекладине с закрытыми глазами, считая до десяти, а Джордж побежал прятаться.

Когда я снова открыл глаза, меня окружали трое больших мальчишек. У них были очень коротко остриженные волосы, как у скинхедов, подумал еще я тогда, и они надвигались на меня с явно не сулящими ничего хорошего лицами. Один немедленно ударил меня кулаком в живот. Я полетел на землю, а они дружно заржали. Потом один приготовился пнуть меня, и я, прикрыв голову руками, свернулся в комочек. Но удара так и не последовало. Вместо этого до меня донесся шум, похожий на что-то вроде повторяющихся шлепков, а когда я рискнул открыть глаза, то увидел, что Джордж лупит мальчишку, который ударил меня. Выглядел мой брат устрашающе, его лицо было искажено от гнева. Он наносил моему обидчику удар за ударом, на его губах выступила пена. Другие мальчишки сочли за лучшее обратиться в бегство, бросив своего дружка на произвол судьбы, но тут мама оторвалась от своего журнала и увидела Джорджа, который продолжал молотить свою съежившуюся жертву.

– А ну-ка прекрати! – закричала она. – Прекрати сейчас же!

Джордж обернулся на крик, а мальчишка воспользовался случаем, улизнул и похромал прочь, хлюпая носом.

Выволочку тогда мама Джорджу устроила знатную. Добрых десять минут она кричала, что дети не должны пытаться разобраться с подобными вещами без взрослых. Но пока она бранилась и распекала Джорджа, я подобрался к нему так близко, как только мог, и за спиной взял его за руку. Мы переглянулись и внезапно кое-что поняли – кое-что очень важное. Она была наша мама, и мы любили ее, и мы понимали, что всегда будем ее слушаться. Но иногда, в таких случаях, как этот, нам придется разбираться самостоятельно.

И теперь я понимаю еще одну вещь – настолько очевидную, что с трудом удерживаюсь от смеха. Она тогда была так расстроена именно потому, что тоже это знала.