К пяти утра ничего нового я не придумала. И к шести тоже.

В окно заглядывал робкий утренний свет, Моника смешно посапывала, обнимая подушку. Для бессонной ночи я чувствовала себя удивительно бодро, даже взвинченно.

Мое сердце тревожно отстукивало секунды, отмечая уплывающее сквозь пальцы время. Что ж. Сто баллов — максимальный единовременный вычет, который мне грозит, если я признаюсь во лжи. Скажу, что у Зимнего сада сама спровоцировала Райдена и боялась в этом признаться. Я такая трусливая, спасу нет.

Одевалась я быстро, почти механически, размышляя насколько странно судьба мешает карты. Пытаешься спасти академию от Хаоса, но оглянуться не успеваешь, а уже спасаться надо самим.

Форма села как доспех. Жестко, удобно, уже совершенно привычно. Краем сознания я отметила как впервые на кителе не собралось ни единой морщинки. Волосы я убрала в строгий хвост, лицо чистое, без намека на косметику. Мои зеленые глаза и без того излишне лихорадочно блестели, а скулы цвели красным.

Дверь комнаты я закрыла почти бесшумно, Моника так и продолжала спать. В коридорах раздавался только стук моих собственных ботинок.

Первым делом я отправилась к Райдену. План расселения можно было найти в административном крыле, но оно еще час будет закрыто. Поэтому придется разбудить и спросить Мартина, благо я знаю номер его комнаты.

Мужской блок оказался огромным и занимал несколько этажей. Я проходила мимо подмигивающих пропускными рунами дверей, стараясь наступать как можно тише. Не хотелось бы, чтобы какой-нибудь любитель проснуться ни свет, ни заря выглянул на звук шагов. Объяснить здесь свое присутствие я точно не сумею. Боюсь, рассказом о внезапной идее сходить в гости к Марину в шесть утра отмахаться не получится.

Заселенное первокурсниками крыло я нашла быстро, сверила номера и тихо постучала. Потом еще раз. И еще. Погромче.

Дверь мне открыл всклокоченный малознакомый парень в одних трусах, вроде из Бетт. Он ошарашенно осмотрел меня снизу доверху, почесал густую поросль на груди и проникновенно спросил:

— Прорыв?

— Нет, — после секундного замешательства ответила я.

— Потрахаться?

— Нет, мне…

— Тогда нас нет до семи, — сообщил грубиян и захлопнул дверь перед моим носом.

На следующий мой настойчивый стук, а я не сдавалась, открыл Мартин.

— Стелла? — удивился он.

— Убей ее! — стонуще послышалось из глубины комнаты. Кто-то совершенно не умеет рано вставать.

Мартин сонно моргнул, поддёрнул трусы на худых бедрах и вышел в коридор, аккуратно закрыв комнату. Услышав вопрос о месте проживания Райдена, он немного помолчал, потом резко покраснел, но ничего к моему облегчению не спрашивал. Просто назвал номер и некоторое время стоял босой, потерянный, смущенный, провожая меня взглядом. Удивительно, как брат и сестра могут отличаться характерами. Моника бы уже бежала рядом и подпрыгивала от любопытства. Обернувшись, я обнаружила, что Мартин уже вернулся к себе.

Вот и все. Мосты сожжены, сейчас предупрежу и не буду слышать никаких уговоров. Мои сто возможных штрафных — это совершенная мелочь по сравнению с его отчислением. По словам Мартина царственный Камачо и еще несколько нобилей ухитрились переселиться в одиночные комнаты после того, как в последние дни массово поотчисляли парней.

На стук никто не ответил, зато в двери торчала записка, лист бумаги, хрусткий, белоснежный, я и не припомню когда в жизни видела настолько чистый цвет. Сразу под виньетками и гербом в виде всадника изящным каллиграфическим почерком было написано: «Не переживай. Все будет нормально».

Порванный Хаос! Его исключают, а он пытается меня успокоить? Где же он бродит, к семи вывесят итоги дня и будет поздно что-либо исправить.

Я попыталась включить контур для поиска Камачо, но он только мигал, не активируясь. После нескольких попыток, я придушила в себе желание сесть и заплакать. Вот уже нет. Порыдаем потом.

* * *

Еще полчаса я металась по этажам, заглядывая во все закоулки. Потом выскочила в парк, пробежала по основным дорожкам, даже к дому садовника и к больничному корпусу наведалась. Все было закрыто, люди спали.

Бурлила жизнь только на кухне, но Райдена там не было, а меня быстро оттеснили от котлов и холодильных шкафов, пару раз едва не заехав полотенцем.

Без пяти минут семь я влетела в административный холл: набегавшаяся, взвинченная, расстроенная донельзя.

Яркие штрихи утреннего солнца добавили суровым черно-бело-серым краскам холла немного летнего желтого настроения. Приземистый Себа, мой давний знакомец с вечеринки, снимал с доски объявлений рейтинг предыдущего дня. А рядом, насвистывая невразумительную мелодию и отстукивая ритм свернутым в трубочку длинным плакатом по носку ботинка, стоял Сантана.

— Доброе утро! Я хотела бы поговорить.

Мужчина доброжелательно кивнул при виде меня и театрально широко зевнул.

— Видишь, Себастиан, с рассвета я нарасхват. Одно начинает напрягать — почему не с вечера, а? — он подмигнул мне и продолжил. — Сейчас, Маккой, подсчитаю вчерашние баллы, вывешу и я весь твой. Бери меня теплым и сонным.

— Ритор Сантана, — прошипела я, совершенно не в настроении воспринимать его обычные пошлые шутки, — у меня срочный личный разговор. Очень прошу, давайте отойдем.

Он потянулся, так что затрещала тонкая ткань сорочки под расстегнутым риторским кителем, более темным чем наши, с белыми жесткими галунами.

— Стрела, мне по душе твоя порывистость, но я делаю работу, она в приоритете. Поэтому подождешь.

— Но я…

— Нет!

Стоящий на табуретке Себа за все это время не отогнул ни одного угла и с интересом пялился вниз, прислушиваясь к разговору. Время неумолимо бежало. До семи осталась ровно одна минута.

— Я вам солгала, — выпалила я.

Мощное тело ритора замерло, никакого раскачивания, стука ботинком, даже дыхание стало незаметно.

— Дурища, — медленно сказал Сантана, выговаривая каждую букву. — Но предсказуемо. Двадцать баллов штрафа. Ты закончила?

— Нет, — мне стало неожиданно жарко, по виску потекла капля пота, — не закончила. Райден…

— Ты хорошо подумала?

— Да. Это не Райден ко мне приставал в коридоре, а я к нему. Прошу аннулировать его штраф.

Себа закачался, одна нога соскользнула с края табурета. Парню пришлось ухватиться за доску объявлений и та затрещала.

— Десять штрафных за порчу академического имущества и десять бонусов за помощь, будущую, — рявкнул на него Сантана, — держи плакат, повесишь. Тут не у всех баллы суммированы, я подойду и досчитаю позже.

Он кинул свернутый лист Себе, тот на рефлексах его поймал, с любопытством кося в мою сторону. Вот я и перестала быть уникальной, домогалась Райдена в коридоре, такая банальщина.

Но пережить минуту позора мне не дали. Ритор схватил меня за ухо и поволок к ближайшей двери.

* * *

— Это, — нравоучительно заметил Сантана, оглядываясь на уронившего челюсть Себу, — расплата за недальновидность. Она смотрела не на зрелого мужчину, а на сопляка. Никогда так не поступай. Понял?

— Понял, — слабо согласился парень и безуспешно попытался слиться со стеной.

— Шутка, — хмыкнул лысый и потянул меня дальше.

Я не вырывалась. Мало того, могла бы попробовать увернуться еще на стадии захвата, но сознательно не сделала этого. Мне не хотелось раздражать Сантану. Пусть почувствует себя на коне, главное, чтобы он захотел пойти навстречу.

— Говоришь, обманывала? — меня затянули в учебную комнату, с ровными рядами тяжелых деревянных столов и большой доской на дальней стене. — А сейчас? Признайся честно, Камачо хочешь спасти?

Жесткие пальцы больно дернули за многострадальное ухо.

— Хочу, — мрачно призналась я. А гори оно все огнем. Явно же спасаю, не отвертеться.

Неожиданно меня отпустили. Сантана облокотился на одну из парт, потер руками широкие мускулистые бедра скрытые темно-синей плотной тканью брюк и витиевато выругался.

— Я же на тебя поспорил, — горестно сообщил он после краткого, но неприятного перечня пожеланий что должны со мной сделать твари Хаоса. — Но чему бы мы тебя не учили, ты упорно ползешь на выход.

Я осторожно коснулась горящего уха и настороженно зыркнула на ритора. К чему это он ведет?

— Маккой, ты организовала цепочку студентов на первом тесте, чтобы вытащить свою соседку. Хорошо, была причина, но что потом? На полигоне ты снова рискуешь собой, детка, возвращаясь одна, без страховки. Чтобы спасти Камачо. И не надо песен насчет того, что вы внезапно встретились. Ты видела куда его утаскивают и решила не рисковать своими, а проявить личный героизм. Я впечатлен.

Он хлопнул себя по ногам и восторженно зацокал языком.

Я на всякий случай сделала шаг назад, а то от его восхищения у меня живот в страхе заныл.

— Раньше были причины, но что происходит сейчас? Снова, — он ткнул в меня толстым мозолистым пальцем, — ты пытаешься все сделать сама, решить за другого его личный вызов. Ты Райдену мамочка? Попку подтирать взрослому мужику решила?

Кхм. Я его друг и… Лучше помолчу и послушаю.

Некоторое время Сантана вглядывался мне в лицо, потом довольно ухмыльнулся.

— Молодец, не оправдываешься. Так вот. Помогать, Стрела, надо, когда просят помощи или сами не в состоянии справиться, когда ты ответственна за другого. Поэтому в первых историях я тебя не штрафовал, там все правильно. Но сейчас ты пыталась сделать работу за работоспособного лидера. Ты знаешь за что каждый из вас, цуциков, получил или получит свои максимальные сто баллов в минус? А?

Я нахмурилась, но волнение было столь сильное, что связно мыслить и рождать идеи сейчас никак не получалось. Лучше послушаю дальше.

— У всех есть свой максимальный штраф, — сказал ритор, — за самый серьезный минус в характере. Кто-то не умеет уважать других и излишне эгоистичен, кто-то сначала делает, а потом соображает. Камачо получил свой максимум за то, что вместо учебы стал думать только о личном увлечении. Вы от нас скрыть это хотели? Да у него кровь от напряжения потекла, когда тебя на дуэли ударили! Он все занятия только на тебя и пялится, обалдуй! Поэтому сегодня ночью он доказывал, что хочет быть Стражем и настоящим лидером Альфа. И доказал.

Сантана оттолкнулся от парты, выпрямившись. Посмотрел на меня с сожалением.

— Любовь любовью, но вы не только мальчики и девочки, которых тянет друг к другу как магнитом. Райден Камачо за ночь сплотил Альф с Бетами и ввел в полную пси-силу двух оставшихся неинициированных парней. Он получил более ста очков плюсов и стал первым официальным первокурсником. Дрыхнет теперь без задних ног на диване в преподавательской. Пришел отчитываться, ха, и уснул. А ты…

— А я… — тихо повторила я.

— А ты получаешь минус сто баллов за неумение доверять другим. И землю теперь роешь, чтобы доказать свою силу не только в партнерской работе, но и способности мотивировать, уважать, помогать другим развивать свои лучшие качества. Дай людям проявиться, поверить в себя, а не только в тебя.

Он подошел к двери, распахнул ее легким тычком и промурлыкал:

— Как меня заводят хорошо слушающие девочки. Если тебе надоест вздыхать по зеленым неопытным малькам, ты знаешь к кому обратиться.

Говорил он громко, явно производя впечатление на стоящих в коридоре. Но я совершенно не обиделась. Я, получившая сто баллов штрафа вместе с одним из лучших уроков в своей жизни, стояла и улыбалась от уха до уха.