Это был непростой день. Нас измеряли, изучали, просили «дышать не-дышать» целый день. Кормили тоже не останавливаясь. И все в шуме, любопытных взглядах отовсюду.

В итоге к вечеру я уже не могла никого видеть. Даже Моника, приободрившаяся и неостановимо стрекочущая, жутко раздражала. Непривычная ткань одежды вызвала зуд на коже, врач выдал вонючую, но бесполезную мазь.

Скорее всего перенервничала из-за странного голоса с потолка. На мои расспросы Мартин упорно утверждал, что создания Хаоса не умеют говорить. Кого же я слышала?

Схватив полотенце и белье, второй раз за день, я отправилась в душевые. После жуткой мамбы искупались все, соблюдая очередь и уже не пропуская девушек первыми. А значит, я смогу спокойно постоять под горячей водой, не торопясь, расслабляясь в одиночестве.

Длинная душевая с крючками для одежды вдоль одной стены и небольшими нишами со шлангами с другой, как я и предполагала, оказалась совершенно пуста. Помахивая полотенцем, я двигалась к дальнему краю, чтобы в случае появления других желающих искупаться, вовремя успеть прикрыться.

Интересно, сколько девушек учатся на старших курсах и как они решают вопрос гигиены в таких неудобных условиях. Насколько знаю, учеба у них начнется как раз через месяц, когда у нас завершится испытательный отбор.

Потерла лоб. Никак не пойму, почему мои силы не хотят восстанавливаться. Уже все соседки бегают как сайгаки, словно и не было безумного утра, а я все не в себе.

Несколько метров до тупика, я уже начала расстегивать сорочку, как с правой стороны звучным потоком полилась включенная вода.

В нише спиной ко мне стоял парень, опираясь обеими руками в стену и наклонив голову. Струи падали на угрожающе широкие мускулистые плечи, подпрыгивали искристыми каплями и разлетались в стороны мелкой моросью. Темная вязь татуировок тянулась от основания шеи в оба стороны к руками, заходя углами на лопатки, словно одевая тело в древний доспех. Под кожей медленно двигались мышцы, перекатываясь, словно передавая подачу, когда молодой мужчина переступил ногами.

Я стояла безмолвно, пришито и бесконечно восхищенно перед гордой мужской красотой тела, собранного в единую идеальную машину. Надо отступить, отвернуться, уходить, а я все смотрела на капли воды, собирающимися в сверкающие нити и легкими зигзагами скользящими вниз.

Все ниже. Мощные, удлиненные бедра неизвестного гасовца выдавали в нем отличного бегуна. А округлые, замечательно ладные ягодицы были хороши без всякой дополнительной функциональности, эдакая отличная крепкая парочка. В отличие от спины, здесь ничего не было покрыто татуировками, все чистое, как подарила природа. Даже нежное, хотя такая характеристики с трудом подходила этому телу.

На тренировочной базе отца курсанты постоянно бегали в длинных спортивных трусах, так что верхние части тела я видела в бесконечном количестве. А вот нижние эффекты…

Незнакомец повернул голову и уставился на меня холодными глазами Райдена.

— О-о-о, — простонала я в расстройстве. Ну надо же было так попасться. За рассматриванием пятой точки.

Меня изучали не больше секунды.

— И как тебе? Достаточно налюбовалась или надо развернуться?

Некоторое время я всерьез раздумывала над идеей повернуться и убежать. В конце концов, не будет же он меня догонять в таком виде. И рассказывать друзьям не сможет, вряд ли можно улучшить имидж фразой: «Она увидела меня голого и сбежала». Я даже сделала небольшой шажок назад. Но Райден успел первым. Он почти молниеносно развернулся и шагнул ко мне.

— И как тебе то, что видишь? Ты за этим сюда пришла?

Мокрый, с потемневшими от воды волосами, без лоскутка одежды на теле, он по-прежнему оставался настолько самоуверенным, как я и в прекрасном вечернем платье себя не факт, что так почувствую.

— Трапецевидные отличные, ты настоящий атлет, — стараясь выглядеть независимо, похвалила я. Погибать, так красиво. Если человек спрашивает, почему бы не ответить. Заодно незаметно сглотну слюну, — Передние зубчатые мышцы тоже на загляденье, не часто такие вижу. А вот икры надо бы покачать, худоваты в балансе.

— Зубчатые? Это где? — изумленно спросил Рай.

— Вот они, — ткнула я в кубики.

Пытать меня будут, и я не смогу ответить почему я так поступила. Рука действовала сама. Наобум. Потому что я понятия не имею, где по-настоящему находятся упомянутые части.

Еще маленькой я любила с умным видом водить пальцем по плакатам, висящим на стенах в мамином кабинете. Большинство слов были написаны на латыни и оттого очень смешно читались, особенно, если произносить их, меняя ударение.

Но были и вполне понятные названия, которые я помнила до сих пор, правда, без всякой привязки в конкретному месту на теле. Ориентироваться пришлось на ходу. Заметь, Райден, я не на тебя обнаженного слюну роняла, а спокойно оценивала физическую форму однокурсника, как ценитель. Отакот!

Надеюсь, белоголовый со временем не обнаружит зубчатые мышцы где-нибудь во рту, поддерживающие челюсть.

— Ладно, не буду тебе мешать. Пойду, — бодро сообщила я, деловито сбросив пару капель воды с его живота. Гладкая влажная кожа призывала дотронуться до нее всей ладонью, но это, что называется — уже ни в какие ворота, не объяснить. А жаль.

Райден накрыл сверху мои пальцы прохладной после душа рукой и… глубоко вздохнул, потом еще раз. Мои пальцы свело, словно их зажало медвежьим капканом.

— Очень интересно, — сказал он, делая шаг на сближение. Вплотную. Меня обдало жаром.

— Что именно интересно? — осторожно осведомилась я, отступая и отчаянно розовея щеками.

— Я прилично поистратился на тесте и не успел полностью восстановиться.

— Рада это слышать. В смысле не рада. Да плевать. Мне все равно. Ты что делаешь?!

Шаг. Он почти вплотную прижал меня к стене, где на крючке висели его вещи. Что за дурная привычка меня плющить?

— Странная ситуация, Маккой. Не было сил, но ты притронулась и усталость как рукой сняло. Как же это объяснить?

— Я бодрю? — неуверенно предположила я.

Камачо навис горой, и я с трудом удержалась, чтобы не съежится. Мамочка, почему ты не родила меня Аделаидой?

— Тебя кто подослал? — его голос звучал все напряженнее, Райден был так близко, что шептал мне практически в губы, обдувая устрашающим горячим дыханием. — Родители? Борны?

— Да я на вечеринке впервые о тебе узнала!

Очень тяжело сохранять силу духа, когда в полутьме прижимается здоровенный голый мужчина. Варианты развития событий как-то подозрительно пошло сужаются. Татуировки на его груди и плечах мерцали, все больше наливаясь зеленоватым светом. И я осознала, что нобиль гладит себя по животу моей захваченной ладонью. Никогда не думала, что у мужчин может быть такая гладкая, шелковистая кожа. Самое удивительное, что происходящее меня пугало и бодрило одновременно, скручивая желания бежать и остаться в единый противоречивый комок.

— Давай, малышка, признайся мне, кто тебя так хорошо подготовил, создал прямо для меня. Не бойся, я смогу тебя защитить. Ты же хочешь мне довериться, рассказать откуда знала как проходить тест, и как познакомиться на вечеринке в доме Борнов….

Его губы были в миллиметре от моих. Выше почти на голову, широкий, он просто обволок меня сияющим телом, заставляя теряться в приливах поступающей силы.

— Если ты все расскажешь, Маккой, все-все, как на духу, я разрешу и дальше меня трогать…

Что?! Он меня купить вздумал? Я прищурилась и зашипела:

— Райдет Камачо, и давно вы торгуете своим телом?! Потрогать за рассказ. А что еще в вариантах?

Белоголового смело в секунды. Только что пугал меня до дрожи в коленках, и вот уже стоит в метрах в двух минимум, злой, красный, раздувая ноздри и играя желваками.

Я гордо подняла выроненные полотенце и сменные трусики, взмахнула, отряхивая, но, кажется, на них потоптались, придется сразу откладывать в стирку.

— Маккой, ты издеваешься? Войны хочешь?

— И мысли не было, — на всякий случай я выставила между нами руку с вещами. И начала пятиться к выходу, — просто запомни. Я подавала документы в ГАС ДО встречи с тобой. Что случиться на тесте — понятия не имела! Но если ты, упрямый баран, будешь продолжать меня доставать и мешать учиться, я тебе твою войну к порогу подгоню, понятно?

— Мы поняли друг друга, Маккой.

Райден наклонился и поднял свое полотенце, сбитое нами с крючков. Хмыкнул, обернув вокруг бедер, чем меня несказанно порадовал, все же очень трудно смотреть прямо в глаза, когда так и тянет хотя бы на секундочку зыркнуть вниз. Вдруг у него не только икры несбалансированные. Эх.

В полном молчании мы не сводили друг с друга глаз. Райден, стоя по середине прохода, с прядями влажных волос до плеч, с настороженным выражением лица бойца, наблюдающего за опасным противником.

Я, все быстрее отступающая спиной назад, со сбитым дыханием и колотящимся сердцем.

Наконец, развернулась и на всех парах припустила в наш, девчоночий блок. Несмотря на нервную атмосферу произошедшего, чувствовала я себя удивительно хорошо, полной сил по макушку. Бросила белье с полотенцем на кровать и ринулась к полке с книгами, почитать что-нибудь на ночь.

— Эля, ты в курсе, что сияешь?

Моника подошла поближе и с удивлением воззрилась на мою лопатку, где рядом с маечной лямкой тихо затухала руна академии.

— Да? Наверно из-за того, что пришлось бежать. Не хотело кое с кем встретиться.

— И не встретилась?

— Удачно разминулись.

— Ааа, — сказала Моника, — а почему тогда на твоем полотенце стоит нашивка «Райден Камачо»?

Я почувствовала себя пойманной на месте преступления, эдаким кошаком рядом с опрокинутой кастрюлей. Как ни таращ честные глаза, приговор подписан заранее. Улики вот они, в наличие, сколько лапой не подгребай.

Вздрогнула, затаив дыхание, ни вдохнуть ни выдохнуть, я медленно перевела взгляд на белые сменные трусики. И чуть не застонала от облегчения. Мои. Не перепутала.

Дыши, Эля, дыши. По крайней мере тебя не обвинят в ночных нападениях на парней, с целью лишения их нижнего белья. А всего с одним полотенцем мы еще ого-го, сможем выкарабкаться.

— Все просто, — медленно произнесла я, судорожно пытаясь склеить тут же разваливающиеся карточным домиком мысли. — Иду это я в душ… Иду…Э…

— Эй, девчули! Есть разговор.

Я ей памятник поставлю. Не соседка, а бриллиант. Ледка взяла манеру забегать к нам без стука, я хотела серьезно поговорить с ней на эту тему, но сейчас даже не злилась. Только плюхнулась на кровать, прикрывая собой от цепких любопытных глаз мятое полотенце с обличающей меткой.

— Мы тут с Аделаидой поболтали и решили предложить держаться всем вместе до конца месяца. Что скажете?

Она прошла в комнату и села за мой письменный стол, тут же заглянув в ящик. Пока там было пусто, сумку с мелочами из дома привезут только завтра. Но все равно любопытство Ледки показалось неправильным, как копание в чем-то личном. Есть люди, совершенно не разбирающие, где чья собственность. Как мой папа, вечно хватающий мою чашку. Но он точно бы не полез в чужой стол.

— Месяц? — переспросила Моника. — А почему именно месяц?

— Испытательный отбор идет месяц. А к его завершению нас все равно отчислят, — спокойно сообщила Ледка, — мне Аделаида сказала, она из нобилей, высших, представляете? В Гамму попала, потому что не инициированная была. Только за родовитость и приняли.

— Постой, — забормотала я, вытаскивая из-под себя полотенце и быстро его скручивая, — а как же учеба? Равенство поступления в Стражи для мужчин и женщин?

— В академию мы поступили. Теперь во всех газетах напишут: «Шесть девушек приняли в ГАС!». И татуировки нам поставили, все чин чином. Но после месяца объявят, что конкурса с парнями мы не выдержали, увы. И тихо во вспомогательные службы переведут. Принеси-подай бегать, — бодро сказала соседка. — Аделаида говорит, начальство не верит в девушек-Стражей, но чтобы общественность не бурчала, все делают вид. Академия — что нас приняла, мы — что будем учиться. И всем красиво! Кто ж девчонок в бой бросит? За все годы в ГАСе ни одна студентка так в Стражи и не попала. Традиция! Нас, девочек, жалеют.

Ага. И не уважают. Мы с Моникой посмотрели друг на друга, потерянные и расстроенные до глубины души. Не получать ей высокую зарплату наравне с братом. Столько сил, упорства и все даром. А я…

— Мне нужно немного побыть одной, обдумать, — хрипло сказала я. Неужели все плакаты с гордыми Стражами, мужчиной и женщиной, стоящими рука об руку против порождений Хаоса — просто ложь? А как же знаменитые выпускницы? Или они все из вспомогательных служб?

— Эй, Стелла, не расстраивайся, — протянула Ледка, — зато мы все замуж хорошо выйдем, даже наши две аристократические воблы свое получат. Недельки две от них родовитые парни как от тифозных побегают, потом расслабятся, забудут и ап, кто-нибудь нечаянно языком зацепиться, комнатой ошибется и уже в кроватке с благородной девулей. На радость родне детишками ее накачает и уже не отвертится. А вот нам, простым людям, поизворотливее придется быть….

Я уже не могла все это слышать и просто вышла за дверь. Надежды, планы, мечты разбивались со звоном. Острыми осколками кромсая нутро до боли. ГАС оказался местом, куда девушек берут лишь номинально, чтобы порадовать общественность. А Стражами становятся только мужчины. Не я.

В холле было пусто, но из-за приоткрытой двери аристократок слышались тихие монотонно бубнящие голоса. Они все знали и осознанно пошли на этот позор. То-то парни неприкрыто презирают всю нашу женскую компанию охотниц, которые будут исподтишка, шакалами кружится по краю, поджидая самых слабых. Тех из молодых людей, кто не выдержит и попадет в капкан добровольной женской ласки.

Едва сдерживая злые слезы опустошения, я толкнула дверь в коридор и повернула налево, к боковому окну, ведущему во внутренний двор.

Три года назад я поклялась, что отомщу за маму. Найду источник, причину постоянных прорывов Хаоса и уничтожу его. День за днем, месяц за месяцем я слышала, как ходит ночами мой папа, от стены до стены, монотонно, бессонно и одиноко. Я обещала себе, что переверну мир, но стану Стражем. Пси-одаренная, как и мама, не хочу встретить прорыв необученной, слабой, чтобы инициироваться в бою и бесславно погибнуть. Нет, у меня был отличный план!

Я стукнула кулаком по стеклу, чуть его не выбив, и… недоуменно моргнула. Возможно, я слишком перенервничала. Вот и начались проблемы с головой. Ибо я видела то, что не может быть.

Внизу по ночному двору ГАСа шла девочка, лет шести-семи. С огромными бантами, в светлом свободном платье с множеством оборок по подолу. За руку она волокла по земле крупную, совершенно голую куклу.

— Даже не думай, — сказал сверху знакомый тоненький визгливый голос, именно его я слышала сразу после боя с Мамбой. — Забудь. Не связывайся с ней.

* * *

В принципе, терять мне нечего. В Стражи меня не хотят брать. В обслугу я сама не пойду. Парень, с которым мне понравилось целоваться, считает, что я готова на все, лишь бы пощупать его в душевой. На полночной улице мне привиделась маленькая девочка, а потолок лично снисходит ко мне для советов.

— И чем опасна эта милая крошка с куклой? — меланхолично просила я.

Некоторое время мне никто не отвечал, и я уж было начала набирать воздух для облегченного вздоха, как голосок пробормотал:

— Чего только не покажется.

— Бывает, — философски отозвалась я.

Мы опять помолчали.

— Ты что, меня слышишь?

— Увы, — вздохнула я. — Ты же мой внутренний голос. По крайней мере я предпочитаю думать именно так. Это определенно лучше, чем звуковая галлюцинация на нервной почве.

И подняла голову.

На потолочной балке прилепился шар тусклого кремового цвета, весь в тонюсенькую ворсинку, как шерсточкой укрытый. По центру красовался блестящий желтый глаз.

— Проклятье, — прошептала я, пытаясь вжаться в подоконник и осознавая, что стою совершенно одна, в пустом коридоре, против настоящей твари хаоса.

Чтобы добежать до комнаты, придется нырнуть прямиком под балкой, а что если эта яичница нападает, прыгнув на голову?

Отступать было некуда, позади окно, не выбрасываться же. И наверно, самой пора понять, смогу ли я стать Стражем. Шире расставив ноги и крепко сжав кулаки, я приготовилась сражаться. А еще — кричать. В конце концов, я еще не обученный Страж и имею право позвать наставников для оперативной консультации.

Обнаружив, что я смотрю прямо на него и явно готовлюсь к бою, странное создание пискнуло в ужасе и дрожащей каплей утекло под перекрытие. Миг и уже никого нет.

Меня испугалось создание хаоса, Я победила, потому что не испугалась. Йухуу! И ведь расскажешь — не поверят. Хотя если сотрудники академии использвали клеща-паука, может и этот желтый глаз у них на побегушках, и я шуганула чьего-то любимого котика.

Все, хватит трястись и переживать, я не самое слабое звено в цепи, пусть лучше меня боятся.

Некоторое время пришлось постоять в коридоре, унимая сбившееся дыхание и приводя мысли в порядок. А затем я вернулась в комнату и сообщила уже переодевающейся в ночную рубашку Монике:

— Я приняла решение. Буду сражаться за возможность учиться. До последнего.

— Правда? — она повернула ко мне заплаканное лицо с покрасневшими, опухшими глазами.

— Точно. Начну учиться как зверь. Посмотрим, как они объяснят перевод в обслугу студента с лучшими показателями.

— Тогда я тоже буду стараться, — решительно кивнула она мне, быстро вытирая глаза ладонью. Мы зацепились взглядами и заулыбались друг другу, радуясь островку взаимопонимания в чужом мужском мире.

— С парнями тоже придется что-то придумать, — забираясь под синюю махровую простынь, заменявшую здесь одеяло, деловито сказала приободрившаяся Моника. — Они же учиться нормально не дадут, в отличие от аристократок за нами нет семей для защиты. Расскажешь мне правду про полотенце Райдена?

Я подумала и коротко, без деталей, но рассказала. Что встретила Камачо и меня обвинили в преследовании. Если мы с Моникой собирается стать подругами, доверие необходимо, поэтому пусть знает.

— Олаф вокруг тебя вьется, — сказала она сонно, когда я выключила свет, — а Райден злится. Это странно.

— Райден? Я его бешу, — стеснительно пробормотала я, взбивая подушку, — По-настоящему странно совсем другое. Я, например, слышу как со мной разговаривает зверушка, похожая на живую яичницу. Представляешь как это страшно? Хочу описать завтра эту живность преподавателю, опознать бы ее. И учимся завтра изо всех сил, согласна?

Но Моника уже спала.

По стенам ползли серые тени. Есть такое время тишины в преддверии чего-то важного, когда можно прислушаться к себе, пожалеть, пока никто не видит. Я не сильная и не очень храбрая, я маленькая мамина дочка, которая очень скучает. И никто не должен видеть, как я шмыгаю носом от обиды и вздыхаю в подушку. Минуты слабости тоже полезны. Засыпая, я знала: утром откроет глаза уверенная в себе Стелла, и у нее все получится.

А потом был странный сон, будто меня прижимают к твердой обнаженной мужской груди. Щекой я чувствую горячую, приятно гладкую кожу, от жара накаленного песка мне сонно и игриво. Я обвожу кончиком языка плоский кружок мягкого беззащитного соска. Он отчетливо каменеет под моими медленными, кошачьими ласками. Мужчина вздыхает: «Да, Маккой» и накрывает мою голову тяжелой рукой, прижимая и намекая продолжить ласки. Но я все более глубоко и мерно дышу, уплывая в туманное ночное небытие. И дальше сплю без всяких странных снов.