Анум-Дараван не обманул: снадобье действительно уняло боль, но вернулась она позже — к вечеру. Болело сразу все. Особенно голова и спина. На теле проступили многочисленные синяки. Собственно, из всей нашей команды живым оставался только Аеш. Остальные "умирали" в той или иной мере. И при этом почти никакого лечения. Только Гуран-Абуру на сломанную руку наложили подобие шины. Всех остальных лекарств — чистая вода да несколько тряпок.

Хуже всего было наблюдать за Найденой. Девушка металась в горячечном бреду до самой ночи. Я сидел рядом, менял ей на лбу компрессы и больше ничем не мог помочь. На все просьбы достать каких-либо мазей или снадобий двоедушники отвечали отказом. Мы одержали победу, вернули клану честь, но до официальной церемонии объявления результатов игры оставались полностью бесправными. Даже Анум-Дараван не смог бы ничем помочь, даже если б захотел: к нам его не пускали.

Облегчение к Найдене пришло уже ночью, после преображения в ворожею. Считанные минуты в новом обличии стерли с ее лица следы недавнего побоища.

— Вы шаштавили их полюбить шебя, — сказал Гуран-Абур. — Никогда прешде в раздрягу не играли чушие.

— Ты действительно верил в нашу победу? — спросил я.

— Я шлишком много потерял, штобы не ушепитьшя ша пошледний шанш вше ишправить. Хотя бы шаштично.

— Ответ не очень, но сойдет. Ты вот что лучше скажи: куда вы тогда шли, когда на нас наткнулись? Только давай без сказок о чести и побеге в никуда.

— К Шпяшим горам, — с неохотой отозвался двоедушник.

— И что там?

К нам подсел ендарь, заглянул моему собеседнику в глаза.

— Волхвы… я думаю, они там…

Аеш аж рот открыл от удивления.

— Почему так думаешь?

— Швитки. Их нашли на нишних уровнях крепошти. Шовшем недавно. Пошти вше иш них сгнили или утратили пишьмена, но ешть и такие, што еше мошно прочешть.

— И?! — Ендарь чуть не лез ему в рот от нетерпения.

— Из швитков шледует, что волхвы покинули крепошть вшкоре пошле прихода великой хвори. Человечешкий род штал для них не прошто чушим, но врашдебным. На Княшью гору вше еше приходили за мудроштью, но делитьшя ею с врагами они не шелали. Потому ушли.

— Допустим, что волхвы действительно ушли к Спящим горам. — Головная боль сдавливала виски, разрывала затылок. И с мыслями-то не собраться. — Думаешь, они все еще там?

— Оттуда мошно нашать их поишки.

— Зачем они тебе?

— Они мудры и шильны. Они бы могли извешти погонь болотную или наушить наш, как это щделать.

— Раз не извели до сих пор, видимо, не могут. Или не хотят.

— Он что-то утаивает, — Аеш тыкнул в лицо двоедушнику пальцем. — Все время недоговаривает и брешет, что твой мерин.

Гуран-Абур состроил кислую мину.

— И неча тут кривиться. У меня от твоей морды и так зад морщится.

— Помолчи, Аеш. А почему не предположить, что этих мудрых и сильных товарищей даже искать не надо? Они сами давно вас нашли и пользуются вашими услугами. Возможно, даже намеренно покинули крепость, чтобы ее заселил кто-то другой, кого впоследствии можно будет использовать в собственных целях.

— Мы так и думали, пока не нашли швитки.

— Глянуть бы на них… — сказал ендарь.

— Было бы неплохо, — поддержал его я.

— О них никто не шнает.

— Даже глава рода?

— Да. Нишние уровни крепошти были закрыты ш шамого начала. Долгое время нам было не до них, а потом прошто не удавалошь рашчиштить завалы и открыть шапечатанные двери. Уходя, волхвы оштавили на них магичешкие печати. Нынче же, шпуштя многие годы, печати раштеряли швои шилы и боле не препятштвуют проникновению в шокрытые ша ними тайны. Это обнарушилошь шлучайно. Мы и думать шабыли о нишних уровнях. А тут вконец ошлабла чашть фундамента крепошти. По штенам пошли трешины. Мой клан вшялшя ша вошштановление кладки. Так волею шлучая пробили проход вниш.

— И от всех утаили? Дюжину ежей мне в порты! — всплеснул руками Аеш.

— Думали шамим пошмотреть, а уш там…

— Подожди… — в сознании крутилась какая-то догадка, но ухватить ее никак не получалось. — Восстановлением занимался только твой клан?

Гуран-Абур пристально посмотрел на меня.

— Нет, — проговорил одними губами.

— Этот, как его… Курум… Его люди тоже участвовали?

— Вургл-Курум, — криво усмехнулся двоедушник. — Ты шнова удивляешь меня, шеловек. Да, он видел проход.

— И спускался вниз?

— Того шказать не могу — не ведаю.

— Я бы спустился, — заявил Аеш. — Тебя сколько не было? Только кура глупая не посмотрит, что там — внутрях подвалов.

— Ну, теперь-то у него месяц отдыха в Белой штольне. А у нас шанс вытащить снизу все важное, что там еще осталось. Если что-то осталось… Как думаешь, — повернулся к Гуран-Абуру, — перед принудительными работами он не поделится вашим маленьким секретом еще с кем-то?

— Чушая душа — темна, а мышли ее шокрыты. Мы — не поделилишь.

— То есть ваш поход был вполне осознанным? Люди твоего клана обо всем знают?

— Да. Мы мешали Вургл-Куруму швободно шпушкаться в подвалы крепошти. Игра — отлишный шанш ишбавитьшя от наш хотя бы на время. Мы приняли решение, которое пошти наверняка погубило бы вешь клан. Я ухошу к Шпящим горам, они отправляютшя в Белую штольню. Их бы продершали там два шрока. Вышившие бы получили швободу, — голос двоедушника точно осип. — Я шнаю, што поштупил, как не подобает воину. Брошил швоих. Оправданий не ишу. Даше та помошь, на которую мы рашшитывали в Шпяших горах, не оправдывает меня.

Я не хотел осуждать его. В конце концов, его решение — это его решение, и в лица собственным "людям" смотреть именно ему.

— Найден, — повернулся к ворожее, — ты была возле Спящих гор?

— У самих гор — нет. Только у Дроздяны. Дальше делать нечего.

Думаю, мы все одинаково поняли, что значит: "дальше делать нечего". Не на кого охотиться. Но необязательно волхвы шастают в предгорьях и следят где ни попадя. Если ушли отсюда, если намеренно искали тихое место — странно, если бы показывались каждому первому. Другое дело — таинственные Наместники Духов. Эти, скорее всего, обитают где-то рядом.

— Куда вы относите добытое жидкое серебро?

— К Лихому кряшу.

— Оставляете и уходите?

— Да.

— И каждый раз его забирают? Никаких следов?

— Шабирают, — кивнул Гуран-Абур. — Мы Намештников только раз и видели, когда они к крепошти впервые подошли.

— И до сих пор корячитесь?! — удивился Аеш. — Вы этого — на всю голову ушибленные, что ль?

— Язык немного попридержи, — осадил я ендаря. — Так можно посмотреть те свитки?

— Пошле шеремонии у главы рода. Тебе будут возврашены права на имушештво клана. Чашть швитков шпрятана в моем доме. Потом, ешли на то будет воля предков, я отведу тебя к проходу на нишний уровень.

— Хорошо. Сначала дело, потом забавы.

* * *

Официальня церемония объявления результатов игры прошла через день. Несмотря на интерес к наследию волхвов и желанию поскорее покинуть горную крепость, я даже был рад, что прием у главы рода немного отсрочили — успел худо-бедно прийти в себя. Почему-то сильно болела челюсть. Не помнил, чтобы получал в нее, но факт оставался фактом — есть приходилось очень медленно, маленькими кусочками.

Нас принимали в том же самом зале — за "холодильником". Сегодня здесь было натоплено еще сильнее, чем в прошлый раз. Лично я взмок уже через пару минут. Шкуры на полу обновили (точнее, накидали новых), на столы выставили большие деревянные тарелки с горячим мясом и глиняные кувшины с каким-то напитком, много пустых чаш. Иного угощения не было.

Народу собралось весьма много. Не столько, как на крепостных стенах, но десятка три-четыре. Наверное, самые уважаемые члены рода.

Вся наша команда стояла перед главой рода. Тот некоторое время сверлил нас непроницаемым взглядом, затем резко поднялся, вскинул над головой руки.

— Во имя прошветания рода нам долшно шпушкаться в Белую штольню. Во имя прошветания рода мы ишбираем тех, кто штанет нашими руками в нелегком труде добычи шидкого шеребра. Шегодня члены клана Гуран-Абура покидают Белую штольню, штобы вернутьшя в швои дома. Теперь их глава — шеловек Артем.

Он указал на меня. В зале раздались одобрительные выкрики. Немного, но, по крайней мере, нет прежнего негатива.

— Члены клана Вургл-Курума займут их мешто, — продолжал глава рода.

— В этом решении нет шправедливошти! — раздался рычащий голос и из собравшихся вышел двоедушник. Тот самый гигант, который так бросился мне в глаза в игре. Глава проигравшего клана. — Игра швершилашь две шедмицы назад. Он! — кивок в сторону Гуран-Абура. — Шбешал, как крыша!

"Бегающая крыша — это сильно".

— Брошил швоих. Отдал клан чушаку! — он с отвращением сплюнул себе под ноги. — И вше ради чего? Ради мешти. Ради попытки прикрыть шобштвенную трушошть.

— Шамолчи, — спокойно проговорил глава рода и сел. — Решение принято. Они полушили шанш и вошпольшовалишь им.

— Ты шлеп в швоей штарошти! Ты отштупил от шаконов. Предки не оштавят этого без внимания. Готовьшя к большим бедам, глава… — слова двоедушника будто наяву истекали ядом. — Я подшиняюшь твоей воле и шпушкаюшь в Белую штольню. Но нешправдливошть рано или пошдно принешет ша шобой кару.

Прежде чем глава рода успел что-то сказать, Вургл-Курум резко развернулся и покинул зал, оставив после себя тяжелую тишину.

— Прошледить ша ним, — спустя несколько секунд проговорил глава. — Ошень штроптив штал.

Я бы не удивился, если б завтра или даже сегодня в крепости произошел военный переворот. Наверняка у здоровяка среди остальных двоедушников имеется немало сторонников, а у нынешнего главы немало недовольных. Сложив нехитрые составляющие, приправленные поражением Вургл-Курума и возвращением беглеца-труса, тут же восстановившего утраченную честь, получаем горячий коктейль. Одна надежда на то, что за время своего проживания здесь двоедушники научились бескровно улаживать подобные конфликты. Вряд ли проигравшие игру всегда тихо и мирно спускались в Белую штольню.

Последовавшее далее пиршество не затянулось надолго. Собравшиеся будто специально не ели с самого вечера. Набросились на приготовленное мясо с жадностью и шумом. Поднимая чаши с напитком сильно похожим на темное пиво, выкрикивали короткие поздравления в наш адрес. Кое-кто даже подошел к Гуран-Абуру, произнес что-то на родном языке. Ближе к концу пиршества появился Анум-Дараван. Его тепло приветствовали. Вообще у меня сложилось впечатление весьма простых дружеских отношений. Недовольные выкрики и презрение остались там, в дождливом игровом дне. Сегодня же все чествовали победителей — без сомнения достойных членов рода. Даже если они и чужаки.

Я еще раз поблагодарил Анум-Даравана за помощь. Он только отмахнулся в ответ. Несмотря на распухшую физиономию и несколько прореженные зубы, настроение у него было отменное.

* * *

— Держи, — Гуран-Абур протянул мне свиток потемневшей от времени бумаги.

Его дом, как и все прочие, насколько я успел понять, состоял всего из одной комнаты, которая объединяла в себе и спальню, и кухню, и гостиную. Располагалось жилище в теле скалы, в одной из многочисленных пещер, соединенных между собой ходами. Подобные комнаты-дома были вытесаны в стенах пещер, отчего получалось некое подобие многоквартирного дома. Благо, освещения здесь не требовалось: в любой точке в скале воздух оставался прозрачным, напитанным невесть откуда взявшимся светом. На верхние этажи такой "многоэтажки" поднимались по каменным или деревянным лестницам.

Гуран-Абур аккуратно вложил на место в полу плоский камень, из-под которого только что извлек свиток. Двоедушнику вернули право носить в крепости оружие — и теперь на его поясе болтался иззубренный меч, непонятно зачем нужный в пределах охраняемой территории. Боится, что снова отнимут? Мое с Найденой оружие осталось в той комнате, где нас держали до официального приема у главы рода. Надо будет забежать и забрать, как освободимся здесь. Хотя девчонка когда-то успела прихватить нож, который теперь покоился у нее на бедре. И как ее только пустили вооруженной?

В центре комнаты суетились две представительницы прекрасного пола двоедушников (мало отличимые от мужчин, разве что немного более миниатюрные, с более мягкими чертами лица, небольшой грудью и длинными волосами на голове) — жены Гуран-Абура. Они разводили костер, чистили посуду, о чем-то тихо переговаривались. Из пещеры доносились радостные вопли малышни. Как оказалось, их тоже спустили в Белую штольню вслед за родителями. Теперь же, после сложной процедуры мытья, весь клан вернулся в родную пещеру. За время отсутствия Гуран-Абура не погиб никто. Больше того — своего бывшего главу двоедушники встречали как героя. На меня же посматривали скорее с интересом, нежели с уважением.

Я принял кусок древней бумаги, осторожно положил его на деревянный стол. На столешницу тут же запрыгнул ендарь.

— Ну, чего тянешь, вша покусатая?

Стоящая рядом Найдена хихикнула.

— Голову ему сверни, — посоветовал Гуран-Абур.

Аеш одарил его уничижительным взглядом, но ответом не удостоил.

Я развернул свиток. Некоторые буквы расплылись, но текст все еще оставался читаемым. Только не для меня. Даже буквы не все знакомы.

— Ух ты, — обрадовался ендарь. — Старый язык!

Он подхватил свиток, ткнул мне им в лицо.

— Прочтешь?

— Лучше ты.

— Что бы вы все без меня делали…

Он уселся на край стола, свесил ноги.

— Далее не имеем возможности оставаться в сем месте, — начал он медленно. — Верим, что поход ваш, братья, будет удачным, а предки не оставят вас в трудном выборе. Сие же место все боле тяготит нас. Его стены боле не защита от хвори, что расползается окрест. Наши ночные бдения наполнены предчувствием беды. Ее образы туманны и могут быть истолкованы по-разному. Оттого порешили мы уходить. В обители нашей не останется ничего на поживу тем, кто придет следом. Многое мы уничтожили. Многое укрыли. Но главное — заберем с собой. В сей комнате оставляем письмо в надежде и чаяниях увидеть вас сызнова, поелику сами отправляемся к Спящим горам.

Аеш поднял глаза.

— Надо думать, что братья послания так и не нашли, — предположил я. — Вряд ли бы оставили на видном месте.

— Мешто-то видное, да шакрытое. Почитай, не одно дешятилетие штояло неприштупней шамой горы.

— Возможно. Только если кто из своих прочел, вряд ли бы оставил бумаженцию — прямое указание на новое пристанище и на то, что где-то здесь осталась часть секретов волхвов. Только если экспедиций было несколько.

— Или поход сложился неудачно, — сказала Найдена.

— Сколько они лет живут?

— То смертным неведомо, — развел руками Аеш. — Ни человекам, ни лесным жителям, ни подводным…

— Как так? — оборвал я его.

— Потому никто и никогда их лиц не видел, а голоса как есть похожи один на другой.

— Они вообще кто, люди?

— Как есть человеки. Да только не простые — к магическому дару падкие и от даров мира отрекшиеся. Не чета мудрецам, что на мягких перинах да сладких яствах жируют. Волхв — что камень у дороги, что пыль на ветру или облако в небе. Плоть от плоти часть мира, от которого ничего не требует. Одного лишь — созерцания.

Гуран-Абур громко сплюнул на пол.

— Шкашки тут рашводит, что уши паклей набивает. Волхв берет вше, что ему треба. Ни у кого не шпрашивает. Его воля — шакон. От людей в них оболочка одна телешная. Вше прочее — шила нездешняя.

— Тебе-то откуда знать, каменюка дорожная?! — прямо на столе вскочил на ноги Аеш.

— Стоп! — вмешался я, видя, что двоедушник уже готов осадить наглого коротышку хорошей оплеухой. — Вывод: волхвы если и были когда-то людьми, то теперь сильно изменились. Так же?

Ендарь нехотя кивнул, слез со стола.

— Отлично. Видите, вместе мы — сила. Так что, можем осмотреть место раскопок?

— Каких рашкопок? — не понял Гуран-Абур.

— Ну, где свиток нашли?

— Шдите шдешь, я ушнаю.

Ждать пришлось порядка получаса. За это время Аеш успел залезть в каждую щель в комнате, проверить абсолютно всю посуду и даже поучить женщин разводить костер. Те поначалу смотрели на него косо и даже запустили поленом (правда, не попали), но потом оттаяли, угостили свежеиспеченной лепешкой из странной, почти черной муки. Лепешка растопила сердце ендаря, отчего тот все оставшееся время торчал у костра и пел обеим хозяйкам дифирамбы, восхищаясь их красотой, умом и прочими достоинствами.

— Что это за мука? — поинтересовался я у женщин.

Насколько помнил, Гуран-Абур рассказывал мне о крыше и пище, которые имеются в крепости. С крышей все понятно, но пища… откуда ей взяться на голых камнях? Полей вроде бы не разобьешь, а одной охотой прокормить такую ораву созданий проблематично.

— Пепельный мох, — показала мне одна из хозяек кусок темно-серого мха. Густой, с мощной корневой системой. — Раштет в нишних пешерах. Поливай его — и вшего делов. В голодные годы одним им и перебивалишь, когда охоты не было. Его и вашилишки едят.

— А в дороге они ни разу не ели, только пили.

— У тебя голова, чтобы думать или для гнезда воронам? — встрял в разговор Аеш. — Жруть эти твари так, что мало не покажется. Только редко — раз в седмицу, и будя. Самое оно в долгих переходах по местам недобрым. Зато уж как дорвутся — цельну кучу сожруть и не подавятся, окаянные.

"Чудо зверь — и кормить не надо".

Нас с Найденой тоже угостили лепешками. Те оказались на удивление съедобными, особенно в горячем виде. Пресноватые без соли, но в отсутствие иной пищи вполне сгодятся. Куда лучше той каши из водорослей или еще чего, которую делали домовые.

— Проход вше еше открыт. — Вернулся Гуран-Абур. — Думаю, глава рода о нем не шнает. Никакой охраны. Но ешли Вургл-Курум не терял времени впуштую, внишу мошет нишего не оштаться. Ешли вообше что-то было.

— Мы одним глазом — и все, — сказал я. — В любом случае, тайны крепости принадлежат вам. А мы — так, гости. На экскурсию зашли.

Он ухмыльнулся, мотнул головой, призывая следовать за ним.

— Только тихо… — последние слова относились скорее к ендарю, которого двоедушник одарил особенно красноречивым взглядом.

Нырнули в один из многочисленных проходов. Идти пришлось минут пятнадцать, причем все время спускались. Миновали несколько перекрестков и ответвлений. Причем если ходы верхнего уровня были вырублены аккуратно (чуть ли не выпилены) и в разрезе представляли собой ровные прямоугольники, то здесь ситуация резко изменилась — стены коридоров еле обработаны, под ногами каменное крошево. Будто по трубе идешь, которую извне порядком продавило и покорежило.

— Это вы прорубали? — спросил я.

— Нет, — буркнул Гуран-Абур. — Штарые ходы. Тихо…

Ага, значит, крепость возводили на еще более древних постройках — слишком уж разительны отличия в методах прохода. Интересно, а дома-комнаты тоже достались новым жильцам в наследство?

Влажный холодный воздух пробирал до дрожи. Пол коридора стал скользким. Чтобы не оскользнуться, приходилось придерживаться за неровные стенки. Откуда-то впереди послышались звуки капающей воды.

Двоедушник обернулся, приложил палец к губам. Я кивнул: мол, и так молчим.

Мы вышли в низкую широкую пещеру, потолок которой подпирали массивные колонны, сложенные из камня и темного кирпича. Поверхность колонн покрывали разводы белесой плесени и целые плантации темно-серого мха.

Гуран-Абур с раздражением сорвал ближайший кусок мха, бросил под ноги. Пожалуй, если всю эту растительность вовремя не убрать, ее корни покрошат колонны в груды камней. Впрочем, двоедушники явно регулярно занимались "прополкой": у стен пещеры, да и между колоннами виднелись кучи мха разной степени разложения.

Мы миновали примерно половину пещеры, остановились возле колонны, часть камней которой сильно выделялась на фоне остальных — менее темные, еще не затянутые плесенью.

— Снова нелегкая занесла неведомо куда, — ворчливо прошептал Аеш.

Это точно — нет бы ходить по солнечным полянкам да светлым рощам. А мы все по пещерам таскаемся — мокрым и холодным.

Гуран-Абур поднял руку, сам шагнул к стене. На мой взгляд — цельной, без каких-либо трещин или приметных выступов. Поводя по той руками, на что-то нажал, отошел. Несколько секунд ничего не происходило, потом кусок стены просто исчез. Абсолютно беззвучно. Был камень — стала дыра с идеально гладкими, точно отполированными стенами.

— Это как же вы, обалдуи колченогие, отыскали его? — чуть не в голос возопил Аеш.

Двоедушник зыркнул на него, ухватился за эфес меча. Ендарь тут же прыгнул за меня — спрятался. Но и замолк.

Ровная площадка, которой начинался проход, развернулась каменной лестницей. Я бы мог поклясться, что ее ступени не высечены в камне, а… будто вылиты в форме. Точно неведомые строители притащили и установили тут целые лестничные пролеты. Уж слишком одинаковыми и ровными выглядели ступени, с чуть закругленными гранями. Ощущение, что в бункер спускаешься. Только проводки на стенах не хватает и светильников над головой.

Стена за нашими спинами снова затянулась.

Влага и холод здесь совершенно не чувствовались. Будто в другую комнату попал — изолированную от всей остальной постройки.

Перед нами развернулся круглый зал — бункер и есть. Ровные стены и пол, куполообразный потолок. В центре зала лежит большой камень. Иссиня-черный, почти не обработанный. Только верхняя поверхность отполирована до зеркального блеска — отражение увидеть можно. От камня к стенам зигзагами устремлялись канавки. Сами же стены измалеваны так, что "живого" места не найти. Коричнево-красные знаки и письмена накладывались друг на друга, образуя некую многослойную композицию, назначения которой я не понимал.

— Лягуху хладную мне в порты… — протянул Аеш.

— Свиток здесь нашли? — спросил я.

— Да. На камне лешал.

— Жертвенный алтарь, — опередила меня Найдена.

— Кровушки тута пролилось, мать моя родная… — ендарь опустился на корточки, провел пальцами по канавке.

— И все это тоже кровью написано? — спросил я, всматриваясь в символы на стенах.

Никто не ответил, а жаль. Лучше бы на смех подняли, сказали, что чушь брякнул.

— Обождите… — лицо Найдена посерьезнело, напряглось.

Девушка медленно, точно босая, ступала по битому стеклу, обошла алтарь. Затем приблизилась к нему вплотную.

Выхватив из ножен нож, она резко, будто боялась передумать, полоснула лезвием по запястью, несколько раз сжала и разжала кулак, наблюдая за тем, как кровь падает на поверхность черного камня. Когда крови собралась приличная лужица, одним резким движением растерла ее ладонью. Отстранилась.

Над камнем поднялся дымок, послышалось шипение, и на отшлифованной зеркальной поверхности проступили письмена.

— Матушки… матушки… — забормотал Аеш. — Ходу отсюда! Бежим скорее! — Он было рванулся к выходу, но, видя, что более никто не сдвинулся с места, остановился. — У вас что, уши позаклодало?!

— А в чем дело? — спросил я.

— Я уже видела такой камень, — сказала Найдена. Ее голос немного дрожал. — Очень давно и далеко отсюда.

— И?

— Ты сегодня нарочно такой дурной?! — не выдержал ендарь. — С помощью таких каменюк знающие человеки пытались в свое время подчинить себе силу мест Духов! Матушки мои, ну и занесло же нас… Предки-родичи, защитите, оберегом встаньте…

— Школько лет минуло с тех пор, — безразлично проговорил двоедушник.

— Погоди причитать, — я попытался урезонить Аеша. — Гуран-Абур прав. Когда это было? Если кто и пытался, нам-то чего бояться?

— Эти письмена и фигуры, — повела вокруг себя Найдена, — они призваны направлять волю мудрецов, проводящих ритуал. Камень — жив, — кивок на быстро испаряющуюся кровь. — Значит, жива и дурная сила, сокрытая вокруг него. Сокрытая в этих стенах, в этих письменах.

— Девка, а правду верную говорит! — потряс руками ендарь.

— Значит, где-то рядом место Духов? — спросил я.

— Рядом, но не совсем. Подле сосредоточения силы ставить алтарь дюже опасно. Духи сожгут, поломают, коли хоть малость не ту сотворишь. А с расстояния хоть и волю направлять сложнее, но голову сохранишь в неудаче.

— Как его ишпольшовать? — спросил Гуран-Абур.

— Знал бы — ни за что не сказал! — отрезал ендарь. — Беды не оберется тот, кто к темной волшбе руки протянет.

— Тут еще проход… — вдруг сказала Найдена.

Я и не заметил, как отошла к стене. Стояла, приложив к ней ладонь. На этот раз никакой магии — обычная дверь, только хорошо подогнанная и исписанная. С расстояния в метр не различить, а подойди вплотную — и вот она, тоненькая нить по периметру прямоугольника.

— Не ходите туда! — побелел лицом Аеш.

— Мы и не идем, — сказал я, надавливая на дверь плечом. Та неожиданно подалась. — Ой…

Гуран-Абур снова вытащил было убранный в ножны меч, с интересом заглянул в открывшийся перед нами проход. Короткий коридор (всего несколько шагов) — и новая комната. Совсем маленькая, тоже круглая, со сплошными стеллажами по всем стенам и одним большим сундуком.

Ендарь молчал, но его глаза лихорадочно бегали из стороны в сторону.

— Мы же ничего не делаем, — сказал я. — Просто смотрим. Что в этом плохого? Лучше знать, рядом с чем живешь.

— Иногда лучше не знать, — прошептал он в ответ.

К сожалению, смотреть в новой комнате оказалось нечего. Стеллажи пусты, а в сундуке только какие-то тряпицы. Возможно, когда-то здесь располагалась библиотека или хранилище каких-нибудь реагентов и особых предметов, необходимых для проведения ритуалов на черном камне. Но ушедшие позаботились о чистоте, о чем сообщали в послании. И все равно было обидно. Изучать алтарь я не собирался — ну к лешему связываться с кровавыми жертвоприношениями. А вот книги или свитки оказались бы нелишними.

— Идемте же… — уже взмолился ендарь.

Мы прикрыли за собой дверь. Правда, запахнуть ее плотно не получилось. Нет бы ручку какую сделали. А так даже ухватиться не за что. Я еще раз взглянул на алтарь. От крови на его поверхности не осталось и следа. Интересно, это волхвы пытались воспользоваться магией крови и заполучить власть над местом Духом или кто-то до них? Или после них? Впрочем, не все ли теперь равно? Дела давно минувших дней — если когда-то кому-то и удалось "оседлать" место силы посредством этого алтаря, то впоследствии он все равно поплатился за собственное рвение. Болота и порченые твари заполонили всю округу и уж наверняка позаботились о тех, кто способствовал их рождению.

Аеш опрометью бросился к лестнице, но застыл у первой же ступени, точно вкопанный.

— Што-то шабыл? — усмехнулся Гуран-Абур.

— Кто-то идет, — обернулся ендарь и попятился.

Двоедушник вполголоса выругался, выступил вперед, явно намереваясь защищать лестничный проход.

— Вы же не убиваете своих, — напомнил я ему.

— Это Вургл-Курум, больше некому, — даже не обернулся тот. — А ш ним рашговора не будет.

Отлично, только мы-то без оружия.

— Его же отправили в Белую штольню, — нахмурилась Найдена. — И должны были проследить.

Гуран-Абур только неопределенно дернул головой.

Вот так, всюду одно и то же — связи делают свое дело.

— Может, спрячемся? — предложил я. — Мало ли зачем они пришли. Забаррикадируемся — и хрен до нас доберутся.

— Я туда не пойду! — ендарь кивнул на дверь в маленькую комнату.

На лестнице послышались первые шаги и тихие голоса. Кто-то начал спускаться. Если поначалу еще была надежда, что звуки принадлежат случайным работникам, пришедшим поправить очередную колонну или избавиться от новой поросли мха, то теперь сомнений не осталось — мы не одни.

— Спрячемся, — я снова попытался урезонить двоедушника. Говорил шепотом, то и дело поглядывая на лестницу. Для решения оставались считанные секунды. — Ты присягал мне на верность. Так вот мое слово: идем в комнату и ждем. Не шумим.

Гуран-Абур перевел взгляд на меня. Он — опытный воин, недавний глава клана. Я — чужак, человек, который в первый же день похода стер задницу до самых ушей.

Ничего не говоря, двоедушник развернулся и быстро шагал к двери в стене. Подхватив ендаря за шиворот, я бросился следом. Пропустил вперед Найдену. Захлопнуть дверь — секундное дело. А теперь — не дышать.

Аеш вроде бы попытался выразить свое несогласие с моим решением, но Гуран-Абур сграбастал его здоровой рукой, накрыл рот ладонью. Пусть потом со стороны ендаря будет море крика и океан возмущения. Главное, не раскрыть себя сейчас.

Жаль, ничего не видно. Голоса доносятся мало того что тихие, так еще и на родном языке двоедушников. Но просить у Гуран-Абура перевода не стал. Молчим.

Некоторое время ничего не происходило, а потом снаружи послышалось громкое шипение, воздух в комнате наполнился запахом горящей плоти.

"Обряд…" — мелькнула дикая мысль.

Неужели они решились на обряд?!

Дверь начала бледнеть, а потом и вовсе стала прозрачной. Все, что на ней осталось, — кроваво-красные письмена, висящие прямо в воздухе и источающие зловоние клубы дыма. Не знаю, видели ли нас снаружи, но происходящее в зале с алтарем открылось нам с той же ясностью, если бы мы остались в ней. В клубах кровавого дыма стояли пять двоедушников. Еще один, с развороченной грудной клеткой и перерезанным горлом лежал на черном камне. Его тело билось в конвульсиях, но не двигалось с места. Дым поднимался и над ним — настоящий столб дыма, бьющий в потолок. Густое кровавое марево уже должно было затопить зал, заволочь его непроглядным мраком. Но нет.

Тот, кто убил своего, по-прежнему стоял возле алтаря. Вургл-Курум — огромный воин, сжимающий в руках искривленный черный нож. Уверенный, твердый в своем желании обрести силу древних. Остальные четверо его спутников выглядели далеко не так уверенно. Я видел их глаза, наполненные ужасом. Имей они возможность — наверняка бы сбежали. Но страх перед предводителем и всем происходящим вокруг сковал их не хуже прочных цепей.

Лежащее на алтаре тело начало подниматься в воздух. Оно продолжало корчиться, продолжало источать зловонный дым.

Наполнившись кровью несчастного, засветились бороздки на полу. И тут же письмена и знаки на стенах вспыхнули с новой силой. Теперь, когда исчезли многочисленные наслоения лишних символов, выстроилась строгая картина, расчерченная идеально прямыми линиями, в пересечениях которых пульсировало с каждой секундой темнеющее пламя.

— Чтоб я лопнул, — пролепетал Аеш. — Темная волшба…

Похоже, в комнатке, в которой мы сейчас прятались, что-то из наследия велдунов все-таки сохранилось. И Вургл-Курум не только отыскал это, но и сумел разобраться. Беда-беда… Как поступить? Выскочить сейчас — попасть под удар четверых бойцов — практически стопроцентная смерть. Но и сидеть нельзя. Кто знает, к каким силам взывает двоедушник?

Между тем, истерзанное тело над алтарем выгнулось дугой и будто окоченело: руки и ноги широко разведены в стороны, рот распахнут в беззвучном крике. Но что самое поганое — глаза несчастного распахнуты и мечутся из стороны в сторону.

И тут Вургл-Курум сделал то, чего я никак не ожидал. Одним резким движением вогнал черный нож себе в живот. По залу прокатился оглушающий рев. Пламя на стенах разом погасло. Из зависшего над алтарем тела хлынули потоки алого дыма, ударили в четверых двоедушников, замерших в оцепенении.

Я обхватил магический камень на шее. Будь что будет, но дальше ждать нельзя.

— Меч! — обернулся к Гуран-Абуру. Глаза того расширились, вряд ли он ожидал подобного приказа, но все же повиновался.

Алый дым поглощался мускулистыми телами, а потом ударил из их глаз — тонкие чернильные струи, протянувшиеся к рукояти ножа, все еще воткнутого в живот Вургл-Курума.

Я толкнул дверь, но та не поддалась.

Нет!

— Помогайте!

Двоедушник оскалился, навалился всем своим весом. Найдена проскользнула между нами, уперлась руками. Где-то под ногами суетился Аеш.

— И, раз!

Дверь поддалась с большой неохотой, точно с той стороны ее прижимает сильным давлением. Но все же поддалась. Я дождался, пока проем станет достаточным, чтобы суметь выскользнуть, — и прыгнул. Кубарем вывалился в зал.

От света ауры клубы алого дыма отпрянули. Меч двоедушника сверкал в моей руке. Тяжелая, неудобная железяка, но выбирать не приходится. Обхватив рукоять обеими руками, бросился к Вургл-Куруму. Бить в спину нехорошо, но в тот момент все понятия о честных поединках покинули мою голову. Зазубренный клинок разворотил двоедушнику правое плечо. Хлынула кровь. Черная!

Здоровяк развернулся столь быстро, что я не успел среагировать. Выброшенный кулак ударил мне в висок, бросил на пол.

— Шеловек! — просипел он.

Перед глазами все плыло. Опираясь о клинок, поднялся на подкашивающихся ногах. А вот Вургл-Курум стоял, точно врос в землю. От четверки двоедушников в его нож продолжали вливаться черные струи дыма или какой-то другой субстанции. Плевать какой!

— Что, не можешь сойти с места? — попытался выкрикнуть я, но с губ сорвался только задушенный хрип.

Крутанув мечом, ударил ближайшего двоедушника по шее. Голова не отделилась от тела, но повисла на лохмотьях кожи и мышц. Воин рухнул как подкошенный. Одна из черных струй оборвалась.

Вургл-Курум дернулся в мою сторону, но не посмел сделать и шага.

— Нет! — прорычал он. — Уходи — и я не трону тебя.

Еще один взмах мечом — и еще один двоедушник осел на пол.

— Я вырву твое шердце! Заштавлю шошрать его на моих глазах!

Третий двоедушник повалился замертво.

— Нет! Не делай этого!

В почерневших глазах Вургл-Курума застыла мольба.

Когда последний из четверки оказался на полу — обмякло, а затем рухнуло на алтарь и тело несчастного, принесенного в жертву. Алый дым отпрянул, точно живой, в секунды рассеялся без следа.

Дверь в комнатку распахнулась, из нее вывалились мои спутники.

Вургл-Курум медленно выдернул из живота нож. С черного лезвия упали капли черной крови.

— Ты опашдал, Гуран-Абур. Ты вшегда был трушом. Я бы никогда не швяшалшя с шеловеком. Вы нишего не шнаете.

Я шагнул к нему. Двоедушник отпрянул, когда аура коснулась его кожи.

— Порченый, — с ненавистью прошептала Найдена и ощерилась, точно дикая кошка, готовая к прыжку. В руке она сжимала нож.

Мы переглянулись с Гуран-Абуром. Кивнув, бросил ему меч. Двоедушник ловко поймал его налету.

— Думаешь, мошешь меня оштановить?

Несмотря на глубокую рану в плече, Вургл-Курум не проявлял признаков страха и пятился не от меча, а от ауры.

— Ну, попробуй, шделай это… — он перехватил нож лезвием вниз.

Мы с Гуран-Абуром начали движение одновременно. Он — стараясь поразить противника сталью. Я — не выпуская гада из круга белого света. И то, и другое оказалось сделать очень непросто. Вургл-Курум двигался с невероятной скоростью. Казалось, ему не составляет никакого труда уходить от резких выпадов бывшего собрата.

Эх, если бы не сломанная рука последнего.

А потом здоровому ублюдку просто надоело играть. Размытой тенью он скользнул ко мне, ударил. Я даже не почувствовал боли — инстинктивно попытался увернуться. Но куда там. Все равно что уворачиваться от налетевшего тумана. Двоедушник вроде бы и не коснулся меня, а уже отстранился, метнулся к Гуран-Абуру. Тот вскрикнул, когда черное лезвие вошло ему под ребра. Всего раз. Но гад явно рассчитывал ударить еще. Только не успел. Краем глаза я заметил Найдену. В бесшумном беге вдоль стены та преодолела несколько метров, а потом прыгнула. Короткий замах — и нож устремился к цели.

Голова Вургл-Курума дернулась — нож Найдены глубоко засел в его глазнице. Взревев, двоедушник уронил черный клинок, обхватил лицо руками. Его ноги подломились, и этим тут же воспользовался Гуран-Абур. С силой пнул того ногой, опрокинул на спину и тут же дважды пригвоздил мечом к полу. Рассек грудь и живот. Во второй раз еще и провернул лезвие, выворачивая внутренности, превращая их в кровавое месиво. Пригвоздил и осел сам.

Откуда-то сверху доносились возбужденные крики. Похоже, наше небольшое представление услышали и поспешили на премьеру. Вот только не смогли разобраться, как пробраться в зал.

Гуран-Абур несколько секунд стоял на коленях, продолжая цепляться за меч, а потом повалился набок. Тело Вургл-Куруму еще раз конвульсивно дернулось и застыло. Под ним быстро растекалась черная лужа крови, из вытекшего глаза струился слабый дымок.

Найдена бросилась ко мне.

— Ты ранен! — в ее голосе слышалось беспокойство.

Только теперь я заметил, куда дотянулся двоедушник — раскроил мне правый бок. Но вроде несильно. По крайней мере, сознания терять не собирался. И то ладно — не дело после каждой передряги ласты склеивать. Вот только как мы сами теперь выберемся? Дверь-то закрылась.

— Все нормально, — попытался улыбнуться я. Вот теперь приходила боль. Скорее выбраться, пока не скрутила окончательно. — Надо узнать, как открыть дверь.

— Зажимай рану. Плотнее.

— А с этим что делать? — Аеш ногой пнул валяющийся на полу черный нож.

— Возьми. Ни к чему он им.

— А нам зачем? — нахмурился ендарь.

— Спрячем.

Очень хотелось опереться о стену, а еще лучше — сесть. Но не здесь. Весь пол заливала кровь двоедушников, в воздухе все еще стоял удушливый запах.

Найдена сидела на корточках возле Гуран-Абура, что-то тихо ему говорила.

— Живой? — проковылял к ним.

— Да.

— Ты смотри, держись, — сказал я двоедушнику, надеясь, что тот меня слышит. — В этот раз игра вышла куда занятнее и эффектнее. Но мы снова победили.

Девушка порывисто поднялась.

— Покажи рану.

Не дожидаясь ответа, отвела мои руки, развела края разрезанной куртки.

— Слава предкам! — выдохнула она.

— Что такое?

— В черном ноже засела порча. Это хуже яда. Но тебя она отчего-то не тронула. Его же, — кивнула на Гуран-Абуру, — ест поедом.

— Потому камень у него на шее, — наставительно заявил ендарь.

Сознание на миг выключилось, ноги подломились, но Найдена не дала мне упасть.

— Дверь шама откроетшя, — не поднимая головы, прошептал двоедушник. — Прошто подойдите к ней.

Вроде бы даже не дослушав фразу до конца, прочь рванул Аеш. Вскоре голоса стали громче, послышался торопливый топот множества ног.

Оставалось надеяться, что прибывшие на шум сначала помогут, перевяжут и выслушают, а уж потом сделают выводы. Не хотелось бы попасть под горячую руку разгневанных воинов. Зрелище, которое им предстоит узреть в зале, приятным не назовешь.