Я сворачиваю с дороги после третьего квартала, когда чуть не врезаюсь в заграждение из мусорных баков. Не потому, что неаккуратно вожу – я с двадцати лет за рулем – а потому что даже на залитом дождем лобовом стекле мне мерещится Кай. И дворники словно нарочно смазывают его лицо, показывая то широкую открытую улыбку, то хмурый взгляд, то прожигающее насквозь желание. Он словно клеймо у меня на сердце: горит сумасшедшей незнакомой болью.

Кладу руки на руль и беспомощно роняю на них голову. Дышу часто и глубоко, как загнанная лошадь, которая в забеге на благоразумие пришла к финишу первой, но вот-вот свалится и умрет в судорогах собственного сожаления.

Я неосознанно забираюсь рукой под блузку, прикладываю пальцы к месту укуса – и так ясно слышу его слова: «Только попробуй лечь сегодня с ним в постель…» Нелогичная просьба человека, который не имеет на меня никаких прав, кроме тех, которыми сам же себя и наделил. Но она торчит во мне, словно сломанная кость: мешает дышать и связно думать, мешает отыскать себя-прежнюю среди хитросплетений лабиринтов, в которые меня втянул Кай. Хотя, кого я обманываю? Я сама хотела заблудиться.

Домой приезжаю около трех ночи. Нет сил даже создать видимость попыток скрыть позднее возвращение. Наверняка охрана отрапортует Олегу, в котором часу я вернулась, но сейчас мне плевать на перспективу серьезного разговора.

Наша комната пуста. Где бы ни был мой муж – он, как и я, сегодня совсем не торопится домой. Я несколько раз порываюсь включить телефон, но в конце концов забрасываю его в ящик стола с формулировкой «разрядился аккумулятор». Я слишком хорошо выучила повадки Олега, чтобы не знать: если он захочет узнать, где я и почему не беру трубку, то узнает это за пятнадцать минут. Скорее всего, начальник охраны уже с ним связался.

Я долго стою в душе, чередуя горячую и холодную воду, пока кожа не становится красной, воспаленной от немилосердного марафона на выносливость. А потом смазываю ладонью пар с зеркала и словно зачарованная смотрю на алый след. Скребу по нему пальцами, почти веря, что его можно стереть, словно глупую оплошность, поставленную не в том месте «галку» красным маркером. Может быть, если я вскрою этот болезненный нарыв, через рану вытечет отрава по имени «Кай»? А потом останавливаюсь, закрываю след сразу двумя ладонями и мотаю головой своему беспомощному отражению. Что же я делаю? Почему вопреки желанию сохранить хотя бы каплю его безумия, продолжаю упорно сопротивляться собственным чувствам?

Я лежу в холодной постели, обнимая одиночество и любуясь крепким затылком Кая, который примял соседнюю подушку. Протягиваю руку, чтобы взъерошить волосы, провести пальцем по краю уха – и просыпаюсь в тишине пустой комнаты.

Если Олег и вернулся домой, то ночевать в нашей постели он не захотел.

Но утром именно он меня будит: присаживается на край кровати, свежевыбритый, в модных очках и сером костюме по индивидуальному пошиву. Я невольно, поверх одеяла, прикладываю руку к животу, прячу свое личное клеймо почти официально падшей женщины.

— Поздно вернулся, - говорит муж, оставляя на моих губах мимолетный поцелуй. – Спал в кабинете на диване, не хотел тебя будить.

— Я волновалась, - машинально отвечаю я.

И вдруг замолкаю, пораженная случившимся.

Вот он – этот момент. Микроскопическая трещина на хрустале нашего брака. Ложь, которую я произношу не задумываясь, как будто это совершенно естественно, привычно и вошло в традицию. А ведь я никогда не обманывала его, даже когда правда грозила разрушить наши отношения до самого основания. Я так легко лгу о том, чего не существует, потому что не хотела, чтобы он ложился рядом, клал голову на ту же подушку, где минуту назад лежал, пусть и воображаемый, Кай.

— Обещаю, что последний раз. – Олег бросает взгляд на часы и подстегивает разговор в нужное ему русло. – Про сюрприз не забыла?

— Разве такое можно забыть?

И еще одно вранье простреливает предыдущее притворство. Я почти слышу, как в эту сквозную дыру выветривается уважение к самой себе, а пустоту наполняет горькое чувство вины.

— Ну тогда тебе бонус за терпение: два сюрприза вместо одного.

Заготовленным жестом выуживает из внутреннего кармана пиджака какую-то брошюру и вручает ее мне, взглядом предлагая сначала открыть и посмотреть, а уже потом задавать вопросы.

— Центр суррогатного материнства… - читаю я, и буквы плывут перед глазами.

— Эй, Дани, ты что – плакать надумала?

Мотаю головой, и слезы мочат его пальцы, которыми Олег проводит по моим ресницам.

— Я записался на прием на двадцать седьмое. – Олег разворачивает рекламный проспект и показывает заполненную и подписанную анкету. И еще одну – пустую, где его рукой уже вписаны мои паспортные данные. – Нам нашли хорошую девочку, Дани.

Нам… Нам…

Местоимение колотит по мне зудящим молоточком, одно за другим разбивая хрупкие фантазии и дикие мечты. Что же я делаю? Почему, как Летучий голландец, иду на свет совсем не того маяка?

— А вторая новость? - спрашиваю, прижимая к груди заветную анкету.

— Мы летим в Ирландию, в Белфаст. У нас частный рейс сегодня в шестнадцать тридцать. Старые замки, океан, зеленые долины, Дорога Гигантов. – Олег поднимается, расправляет пиджак и, покручивая на пальце обручальное кольцо, добавляет: - Семь дней: только ты, я и все достопримечательности Изумрудного острова.

— И твоя работа, - добавляю я.

— Родная, всего пара встреч, пока ты будешь ловить вдохновение. А когда вернемся – нас уже будет ждать профессор Марчек. Все, я убежал, а у тебя всего пять часов на сборы.

Олег целует меня в лоб, гладит по голове – и уходит, даже не закрыв за собой дверь.

Неделя за тридевять земель от столицы.

И моя мечта, которую Олег запросто, словно играючи, положил под подушку именно в это утро.

Если бы я была чуть-чуть храбрее, я бы срезала кожу с клеймом Кая, но и тогда сожаление не стало бы меньше.

Мне не нужны пять часов, чтобы собрать чемоданы: для себя и для Олега. Я постоянно в разъездах и знаю, какое количество вещей мне может понадобиться и для какого климата. Справляюсь меньше, чем за час: на автомате, почти не понимая, что делаю, потому что мысли далеко, в другом измерении, в той реальности, где остался вчерашний странный вечер с Каем. Сейчас кажется, что это было не со мной. Не могла я, взрослая замужняя женщина, позволить этому зарвавшемуся мальчишке так запросто стащить с меня джинсы, не могла ходить полуголой по его квартире и готовить ужин, словно это – именно то, что я хотела бы делать каждый день в десятом часу вечера.

Но это все-таки было, и на моем теле есть тому подтверждение.

И мне кажется, что рядом с ним я была более, чем обнаженной, пусть лишь в своих мыслях.

Чтобы не сойти с ума, звоню Еве и предлагаю встретиться и погулять в парке. Мне нужна хотя бы одна живая душа, которая скажет, что я совершаю большую ошибку, предостережет от поступка, которого боюсь, но которого хочу до отчаянной боли где-то в области сердца.

Мы с Евой любим гулять в сквере неподалеку от набережной. Осенью здесь потрясающе красиво и пройдет каких-нибудь пару месяцев, дорожки снова укроются золотом кленовых листьев. А пока… Пока мы встречаемся около знакомой беседки, и я почти сразу забираю малышку Хаби на руки. Торжественно вручаю игрушку из кокосового ореха и едва сдерживаю слезы, когда Хабиби обхватывает мою шею ладошками и звонко, с искренностью, доступной лишь детям, целует в щеку.

— Она на глазах растет, - улыбаюсь я, радуясь, что Хаби такая любвеобильная: кажется, готова обнять весь мир своими маленькими ручонками.

— И с каждым днем все больше похожа на папу, - с теплой улыбкой по уши влюбленной женщины соглашается Ева.

Мы гуляем по парку, пьем кофе из стаканчиков, и я сама не замечаю, как рассказываю своей единственной подруге обо всем: о том, как в тот вечер случайно столкнулась с Каем, и как он стал невольным катализатором моего откровенного разговора с Олегом. Выворачиваю душу, словно в бреду пересказывая их перепалку в кабинете, драку, когда я чуть с ума не сошла, думая, что Кай может умереть. И потом весь вчерашний вечер, который помню до таких мельчайших подробностей, что начинаю бояться саму себя.

— Он еще такой мальчишка, Ева. Просто совершенно без тормозов.

— Как будто это что-то плохое, - совсем не помогает мне подруга.

Я нервно смеюсь и беру за ручку Хабиби, позволяя увлечь себя в сторону клумбы, где она хочет перенюхать все цветы. Если правду говорят о том, что чем больше женщина любит мужчину, тем сильнее их ребенок будет на него похож, то на лице Хабиби написана вся любовь Евы к своему непростому восточному мужчине. И чем больше эта малышка деловито, но очень осторожно, чтобы не сломать, щупает цветы, продвигаясь по краю клумбы, тем сильнее я чувствую себя невообразимо… испорченной. Как пластиковая бутылка, из которой вылили все содержимое. Для кого-то, может быть, отсутствие детей – лишь данность, знак судьбы, с которым нужно смириться и наслаждаться жизнь в свое удовольствие, без пеленок, сосок и бессонных ночей. Но я хочу ребенка. Хочу перестать быть пустой тарой, хочу влюбиться так сильно, чтобы в каждой черточке личика своего малышка угадывать лицо Своего Мужчины.

— По-моему, тебе нужно притормозить, - говорит Ева, когда мы присаживаемся на скамейку возле крытой детской площадки с лабиринтом, в котором Хабиби деловито, но с опаской, ищет развлечение себе по душе.

— Кай – просто заблуждение, я и не собиралась…

— Я имела в виду не Кая, - перебивает Ева. – Пройди еще раз всех врачей, прежде чем соглашаться на суррогатную мать.

Поджимаю губы, сдерживая злой смешок. Уж Ева точно лучше всех знает, через что я прошла, прежде, чем поставила на себе крест. И что диагноз «бесплодие» мне поставил не рядовой врач из государственной клиники.

— Три года прошло, - говорит Ева, глядя на меня с немым предложением не пороть горячку. – Как минимум нужно попытаться еще раз.

— Олег не хотел детей, ты же знаешь. Не раньше, чем через пару лет после нашего брака. Если я сейчас вдруг попрошу притормозить, представь, что с ним будет.

Ева пожимает плечами.

— Тебя не смущает эта его резкая перемена? Вы не говорили о детях – и вдруг он сам отказывается от своего же решения?

Я хочу сказать, что в последнее время наши отношения немного натянутые, но подруге не нужны слова – она читает меня, как открытую книгу. И точно не собираюсь врать Еве, что меня и саму удивило решение Олега. Удивило и смутило. Хотя я должна бы чувствовать радость, ведь мечта прямо здесь – у меня под носом. Ребенок, семья, стабильность, определенность – вещи, цену которым знает любая женщина.

— Тебе нужен мужчина, который будет любить и оберегать, а не в одно лицо решать, когда и как должны осуществляться твои мечты.

— Олег тебе никогда не нравился, - улыбаюсь я.

— Я этого не говорила. Только, что тебе категорически не хватает Жизни с теми мужчинами, которых ты выбираешь.

В это слово Ева вкладывает свой особенный смысл. Что-то такое, чего у меня никогда и не было. Бурю, шторм, эмоции, от которых душа в клочья. Но она лучше меня знает, что я как огня боюсь всех этих стихий, боюсь, что жизнь не пощадит меня, если рискну встать на пути цунами, и просто размажет по рифам.

— Мужчина – это не всегда возраст и достаток, - продолжает мысль Ева, и мы обе прекрасно понимаем, куда она клонит. – А тот, кто младше – не всегда мальчик. И, знаешь, дорогая, видела бы ты, как у тебя глаза сверкают, когда ты о нем рассказываешь.

Мне незачем видеть, потому что я прекрасно это чувствую.

Но даже у сияния в глазах бывает срок годности.