— А был вообще ребенок? – спрашиваю я, прислоняясь плечом к стене.

Я хочу, чтобы он сказал, что просто зло надо мной пошутил. Он имеет право злиться. Имеет право орать и ругать меня самыми последними словами. Я покорно приму весь гнев, склоню голову и не буду роптать. Я готова на все, лишь бы мы переварили эту огромную проблему и вышли из нее хотя бы не врагами, потому что на большее в нашем случае рассчитывать не приходится. И на миг даже кажется, что Олег тоже не хочет доставать мечи, но он улыбается – и от моей надежды не остается ровным счетом ничего. Она громко лопается, словно слишком надутый воздушный шарик.

— Ты ведь бесплодный, - говорю я. Почему тогда так охотно поверила в чудо? Потому что хотела верить, что судьба сжалилась. А что осталось теперь? Ничего, просто… придуманная беременность и придуманный же токсикоз?

— Мне просто нельзя иметь детей, родная, - вдруг признается Олег. Он спокоен, словно убийца, который знает, что жертва все равно в его лапах, и есть возможность облегчить душу перед тем, как собственноручно отправить ее на небеса. – По некоторым причинам. Я старался, чтобы этого не случилось, но, как видишь, бывают осечки.

— Почему нельзя?

Он поднимает руку, удерживая меня от дальнейших расспросов, и продолжает в удобном ему темпе.

— Ты действительно забеременела, и это стало огромной проблемой. К счастью, природа умнее нас.

— Можно без фальшивой философии и пространных фраз? – Я не знаю этого человека, который назвал меня женой чуть больше трех месяцев назад. И не хочу с ним знакомиться.

— Ты забеременела, потом у тебя случился выкидыш, а чтобы ты не рехнулась, я решил побыть Санта Клаусом в ноябре и подарить тебе немного самообмана. Я люблю тебя, родная, хоть ты последняя растраханая сука. Я просто надеялся, что хотя бы беременность вправит тебе мозги. Жаль, что даже мысль о ребенке в животе не помешала впустить в себя чужой член.

Я жмурюсь, но не от обидных слов, а от того, что меня обманули, как сопливую девчонку. Завернули кусок пластилина в яркую обертку, и я легко заглотила наживку. И думала, что поступаю неправильно, пуская в свою жизнь другого мужчину, беременная от законного мужа.

Абсурдность и нелепица, хоть смейся, но плечо снова ломит так сильно, что приходится прижаться к стене. Кажется, еще немного – и упаду к ногам своего обвинителя ему на радость.

— В общем, родная, погуляла и хватит. У меня на тебя большие планы. Мы же семья? И ты вроде хотела ребенка? – Он разводит руки, словно иллюзионист пред толпой. – Я дам тебе ребенка.

Последние слова звучат так… холодно, будто он уже все решил, будто в его собственной вселенной нет и не может быть места моему «нет». И этот разговор – он словно разговор двух случайных попутчиков, которые пытаются делать вид, что понимают друг друга с полуслова, а по факту просто говорят невпопад.

— Я не погуляла, Олег. Я от тебя ухожу. И я не хочу от тебя детей.

Он вздыхает, придвигается ко мне, словно хочет привычным жестом поцеловать в макушку, но вместо этого хватает за плечи и разворачивает к себе, буравя взглядом из-под очков. И я вижу в стеклах собственное бледное отражение и понимаю, что никогда-никогда не была счастливой: ни в этом доме, ни с этим мужчиной, ни на этой дурацкой планете! Что мое счастье там, где Кай. Замерло крохотным воспоминанием со вкусом ванили в том супермаркете детских вещей, где мы вместе выбирали вещи для выдуманного ребенка.

— Ты никуда не уйдешь, Дани, потому что я – твоя жизнь. Может, ты не заметила, но я – везде, каждую секунду рядом с тобой. Контролирую каждое слово и каждую мысль, знаю, что ты будешь делать еще до того, как ты дойдешь до этого своим умом. Думаешь, я не знал, что ты расставляешь ноги перед тем выблядком? Думали, поимели Никольского, сделали меня рогоносцем?

Я ничего не думаю, потому что, когда Олег так меня трясет, меня снова тошнит, и на этот раз мне не удержаться. Рвать уже нечем, поэтому из меня хлещет мутная вода, прямо Олегу на пиджак, и он, разжимая руки, брезгливо пятится.

А я снова наваливаюсь на стену и нахожу радость в том, что отомстила ему хотя бы так.

— Ты ничего мне не сделаешь, - зло улыбаюсь я, вытирая рот рукавом. – Это не долбаное кино про красавицу и Чудовище. Ты не сможешь держать меня силой

— Почему силой? Ты сама останешься, родная. Или...

Олег не заканчивает, потому что его отвлекает телефон – почти постоянный третий участник всех наших разговоров. Олег несколько секунд смотрит на экран, потом прикладывает трубку к уху и напряженно слушает. Несколько раз говорит фразы вроде «я понял», «держите меня в курсе», «ты знаешь, что делать» и заканчивает разговор деловым «уже еду».

Когда он выключает телефон и смотрит на меня, боль, которую я чувствовала до этого, превращается в настоящий кошмар, огненный смерч, который скручивается вокруг меня убийственной ловушкой. Я обхватываю себя за плечи, вцепляюсь в кожу сквозь тонкую ткань свитера, потому что чувствую – еще немного и просто развалюсь на кусочки, как детский конструктор из кубиков, на который наступил невнимательный великан.

— Оля снова вляпалась в неприятности, - говорит Олег. Смотрит, сверлит взглядом, словно пытается разглядеть во мне виновницу всех их несчастий.

— Я хочу уйти, Олег, - игнорирую его слова. Я хочу сказать, что устала быть частью их ненормальной жизни, что совершила ошибку, что мы просто не созданы друг для друга, но инстинкт самосохранения подсказывает – любое мое слово он истолкует превратно. Перекрутит, как въедливая желтая пресса, и сыграет им же против меня. Поэтому, стараясь держаться ровно, повторяю: - Ты должен меня отпустить. Мы живем в двадцать первом веке, и ты не можешь посадить меня на цепь, словно зверушку.

— Твой ебарь в реанимации, - жестко говорит Олег. – Прогноз такой, что он сдохнет через пару часов.

— Кай? – проговариваю сухими губами и не слышу сама себя. Сказала ли я это вслух? Или только хотела сказать?

Мир гаснет, погружается в глухую пустоту, как будто там, на задворках сознания, мою душу кладут в гроб и глухими ритмичными ударами забивают гвозди в крышку. Я должна держаться, стоять ровно, не давать повода посмеяться над своей слабостью. Потому что мои чувства к Каю – это сокровище, над которым я буду чахнуть, как Кощей, и убью любого, кто протянет к нему свои поганые руки. Или мысли.

— Пусти! – Я стряхиваю руку Олега, когда он пытается задержать меня за локоть. Злость и страх превращаются в гремучий коктейль, и когда мое предупреждение не помогает, я дергаю рукой. Меня тянет назад, но я сохраняю равновесие. – Больше не прикасайся ко мне!

Мой голос звучит до противного громко, словно орет запутавшаяся в паутине летучая мышь и глушит сама себя. Олег крепко держит меня за плечи, но я остановлюсь только если полностью выбьюсь из сил или если он меня оглушит, или убьет. Мне все равно, потому что любой из этих вариантов будет означать лишь одно – я не смогу увидеть Кая.

Где он? В какой больнице? Что случилось? И почему Олег сказал, что Оля снова нашла неприятности. Муж пытается меня пересилить, так что приходится добровольно выкручивать запястья.

— Успокойся, - звереет Олег и трясет меня до очередного приступа рвоты. Правда, на этот раз успевает оттащить меня в туалет.

Склоняюсь над унитазом, но в моем желудке не осталось даже желудочного сока, поэтому выхаркиваю из себя бессилие, желчь, обиду и яд обмана, который принимала по неведению. Меня это не оправдывает, но, видит бог, вряд ли любая другая женщина на моем месте могла заподозрить столько лжи.

— Мы едем в больницу. Откроешь рот – и я посажу его.

— Что? – Я встаю, цепляюсь за слова Олега, чтобы не утонуть в отчаянии. Сейчас, именно сейчас я должна быть сильной. Должна осознать, наконец, что Олег все выдумал, и нет никакого ребенка, поэтому и тошноты быть не может. И единственное, о чем я должна думать – Кай.

— Приведи себя в порядок, родная, детали обсудим по дороге. И, вот еще что… - Он протягивает ладонь, нетерпеливо сжимает пальцы. – Будет лучше, если до выяснения всех деталей твой телефон побудет у меня. Обещаю, что верну его, когда мы придем к соглашению и найдем компромисс.

— Я должна тебе поверить? После всего, в чем ты сам признался?

— Нет, родная, конечно же, ты совсем не должна мне верить, и заметь, я этого и не прошу. Тебе придется отдать мне телефон, или твой щенок сядет в тюрьму на много-много лет, а тебя я просто уничтожу, превращу в девочку для глумления прессы. Натравлю на вашу парочку самых нечистоплотных журналистов и, клянусь, родная, через неделю ваши имена будут вызывать отвращение даже у новорожденных младенцев. Правда, твоему выблядку в могиле от этого ни жарко, ни холодно, а вот ты, боюсь, сама полезешь в петлю. Не заставляй меня брать грех на душу, Дани. Мы же взрослые люди.

Его тон не изменяется, не становится выше или ниже, в нем даже нет злости. Олег просто озвучивает план действий, который наверняка приготовил заранее. И кому, как не мне, знать, что он способен превратить наши с Каем жизни в ад. В его власти натравить на нас все СМИ или заставить их молчать, как он сделал это с собственным разводом. Пара заметок в мало читаемых изданиях, на которые никто не обратил внимания. Все каналы трубили о нашей свадьбе и о том, что истинная любовь приходит не только к молодым. Тогда я была рада, что Олег умеет затыкать рты - и сплетни с запахом грязного белья не омрачают начало нашей брачной жизни. Теперь я проклинаю его возможности «хозяина жизни».

И поэтому не буду делать глупостей, истерить и давать ему повод содрать волдырь моей больной мозоли.

— Мы взрослые люди, - повторяю я, вкладывая телефон ему в руку.

Олег одобрительно улыбается, постукивает по циферблату часов и говорит, что у меня максимум – пять минут.