— Моя сестра была очень хорошей девочкой, - издалека заходит моя гостя, гипнотизируя горку эклеров отсутствующим взглядом. – Всегда хорошо училась, была первой красавицей в школе. Мы жили в небольшом провинциальном городке, и все у нас было по плану: после школы – в институт, а там – какой-то хороший парень, любовь, свадьба. Первая работа, первые дети. Все, как у всех.

Она грустно улыбается и ищет во мне понимание. Я коротко киваю, почему-то уверенная, что, когда она закончит, эта история потянет на целую книгу в духе психологической драмы или даже триллера.

— Саша, моя сестра, познакомилась с Олегом на какой-то книжной выставке. Кажется. Я не уверена, потому что она не любила об этом рассказывать. Уже тогда он был женат и не скрывал этого. У него была годовалая дочь, и Олег сразу сказал, что не станет уходить из семьи. Но Саша очень ему понравилась, а когда такие люди, как Никольский, заинтересованы в женщине, они знают, как вскружить ей голову. Дорогие подарки, отдельная квартира, где бы они могли встречаться тайно ото всех. Саша потеряла голову от этой «секретной романтики». Я пыталась ее образумить, но разве старшая сестра станет слушать младшую? – Эльвира делает еще одну попытку промочить горло чаем. С ничего не выражающим лицом кладет в чашку кубик сахара и размешивает, методично, до зуда в нервах. – Они встречались примерно полгода, а потом заболела наша мама и мне пришлось на несколько месяцев перебраться к ней в больницу. Саша сначала часто приходила, а потом все реже и реже. В какой-то момент маме резко стало хуже, и она сгорела буквально за сутки. Сестра не приехала на похороны, она даже ничего не знала, потому что Олег отвез ее на курорт.

Она берет паузу, как будто прокручивает в голове события прошлого, вспоминает, дополняет важными деталями, а я зачем-то пытаюсь нарисовать образ этой Саши: наивной, глупой, наверняка амбициозной. Зачем она была нужна Олегу? И в качестве кого?

— Саша появилась примерно через месяц после смерти мамы, - продолжает Эльвира. – Приехала вся такая дорогая, пахнущая Парижем. Пустила слезу по маме, я отхлестала ее по щекам, сказала, что видеть ее не могу, и чтобы она убиралась вон, потому что я не знаю, как мне смотреть в глаза людям. Обозвала проституткой, приживалой. – Моя гостья мотает головой, беззвучно коря себя за те слова. – Саша ничего не сказала. Даже вещей не взяла. Я уже потом узнала, что Олег забрал ее в столицу, когда слухи поползли. Наверное, тогда у них с Олегом и случился разлад, потому что, если о его отношениях на стороне узнал провинциальный городок, то столица наверняка на ушах стояла. Саша появилась сама: позвонила, плакала в трубку и сказала, что я должна к ней приехать, потому что кроме меня у нее больше никого нет. Я и поехала. У меня ведь кроме нее тоже никого не было. Приехала – а она вся бледная, худая, нервная, шарахается от каждого звука. Сказала, что Олег ее бросил, но она все равно его не отпустит. И призналась, что носит его ребенка. И аборт делать поздно. Я пыталась ее вразумить, но куда там. Саша всегда была очень целеустремленной, правда, цели часто меняла. Хотела стать переводчиком, но недоучилась, бросила, потому что захотела получить мужчину, который уже принадлежал другой женщине. Я честно пыталась за ней присмотреть, не позволить ей наделать глупостей, но куда там. Помню, как сейчас: Саша вернулась довольная, взвинченная, но с таким триумфом на лице, что хоть на медаль слепок делай. Сказала, что теперь он от нее никуда не денется. А ночью, злой как сатана, прилетел Олег. Не знаю, как он нас там на месте не убил: ее за то, что она не хочет делать аборт и угрожает все рассказать его жене, а меня, что посмела вступиться за сестру. Они тогда крепко повздорили, Саша всю ночь не спала, все бормотала что-то про справедливость и что если он не разведется, то крепко пожалеет. Через несколько дней ее сбила машина, когда шла домой. Свидетели рассказывали, что просто на ровном месте.

Эльвира всхлипывает, сует в рот ложку, и я слышу, как стучат о металл ее зубы. Возвращаюсь на кухню, капаю в стакан успокоительное и приношу ей.

— Это просто от нервов, - поясняю, когда она принюхивается. – Мне незачем вас травить.

Хотя теперь понятно, почему она так всего боится. Слишком уж странное происшествие. Слишком в духе Олега: вот так, не напрямую, исподтишка. Теперь-то я это точно знаю.

— Саша попала в больницу в тяжелом состоянии, но каким-то чудом выжила. Но все было очень плохо и врачи сказали, что плод тоже пострадал, и лучше сделать заливку. Она тогда всего бояться начала, каждой тени. Говорила, что Олег всех купил, что врачи врут про ребенка, лишь бы заставить ее его убить. Потом у Саши открылось кровотечение… - Эльвира всхлипывает, нащупывает в кармане пальто носовой платок и промокает уголки глаз. – Катенька родилась очень слабой, а Сашу… Ее не спасли.

Я вдруг чувствую себя ужасной дрянью, потому что несколько минут назад думала об этой девочке так плохо. Ни один человек не заслуживает того, чтобы умереть вот так – из-за того, что захотела слишком много. Или из-за того, что жизнь подсунула ей не того мужчину.

— Олег ничего знать о нас не хотел. Я забрала Катю, оформила опеку. Сначала не замечала, что она странная, пока она не стала общаться с ровесниками. Иногда просто на пустом месте становилась злой, агрессивной, а иногда вообще держалась подальше ото всех, замыкалась в себе. В пять лет она говорила с трудом, но я не опускала рук. Пока врачи не сказали, что у нее проблемы с головой, и что это у нее наследственное. – Эльвира выразительно на меня смотрит и добавляет: - В нашей семье не было никого с отклонениями. Родители были научными сотрудниками, а бабушки-дедушки – партийными работками. Катюша не могла ходить в обычную школу, ей нужен был специальных уход, учителя, воспитатели. Мне пришлось оставить работу, чтобы присматривать за ней. Но жить же на что-то надо было. И тогда я нашла Олега, и все ему рассказала: про Катю, про ее болезнь и про то, что она наследственная, и что, если он мне не поможет, я сделаю так, чтобы все это попало в газеты. Думала, он и меня… того, но что уж.

Эльвира шумно высмаркивается и горько улыбается, продолжая:

— Он сам к нам пришел. Сказал, что хочет увидеть дочь. Катя на него очень похожа, одно лицо, и глаза те же. Может, поэтому Олег нас и не тронул. Сначала много денег давал, и даже навещал несколько раз в год, а потом как-то все на нет сошло. Последние пару лет вообще не появлялся, только звонил иногда, да и то, наверное, чтобы узнать, что мы живы. А потом Катя потерялась. Я с ног сбилась, пока ее искала, всех на уши поставила. Нашли где-то через месяц, в другом городе, в каком-то притоне. Слава богу, на наркотики ее не подсадили, но когда в больнице врач посмотрел, оказалось, что Катя ждет ребенка. Я позвонила Олегу, все рассказала. Он приехал, долго говорил с врачом, а потом сказал, что заберет ребенка и будет воспитывать, как своего. Что его жена хочет ребенка, и он все может устроить, раз Катя все равно не может быть дееспособной матерью. Катя все тогда услышала, и… и хотела на себя руки… чтобы только… - Эльвира рыдает громче и громче, но кое-как справляется с собой и заканчивает: - Она же не совсем ничего не понимает. Просто она не такая, как все… Странная немного.

— Это случилось, когда вы звонили Олегу? – угадываю я. – Тогда она попала в реанимацию?

Эльвира кивает.

— Он сказал, что больше не даст денег, если я не умею за ней приглядывать, и что заберет ее в санаторий, где она будет жить до старости. Мы сильно поругались. Я скорее бы горло ему перегрызла, чем отдала свою кровиночку. Она же мне как дочь.

— Вы сказали, что Катя сбежала, - напоминаю я, и противная догадка скользкой змеей тянется по позвоночнику. – Где она может быть?

Эльвира перестает плакать, и вдруг очень тихо, словно боится пресловутых ушей в стенах, говорит:

— Я думаю, она хочет вас найти. Катя знает, что Олег хотел забрать ее ребенка для вас. Она так напугана, что, я боюсь, может наделать глупостей…

Последние слова зависают в воздухе мрачным пророчеством.

Эти ее слова застревают во мне стальным крюком, тянут вверх, словно удачливые моряки – треску. И внутри все сжимается, сворачивается в тугую спираль, словно в меня воткнули винт и медленно накручивают на него нервы. И холод лижет ноги, так что я тру колени, чтобы немного успокоится.

— Я не знаю эту девочку, но она думает, что если… - Господи, я даже не могу произнести это вслух.

— Катюша хорошая девочка! – встает на защиту племянницы Эльвира. – Она просто испугалась. Она думает, что этот ребенок – он ее спасение. Шанс что-то оставить в жизни.

— Простите, Эльвира, но судя по вашему рассказу, эту девочку нельзя назвать адекватной, - не щажу я. Мне страшно. Вот сейчас, в эту самую секунду, мне так сильно страшно, что спину покалывает от необходимости бросить все, поехать в больницу, забрать Кая и перебраться на другой материк. Или лучше на Полюс, в ледяную избу.

Ладони инстинктивно прилипают животу. Жаль, что прямо сейчас я не могу спрятать мою маленькую жизнь за неприступными скалами, под семью замками.

— Я благодарна, что вы все мне рассказали, но что вы теперь собираетесь делать? Вы заявили в полицию? Олег знает?

Эльвира сжимает губы до состояния двух слипшихся бесцветных полос. Похоже, она ожидала другой реакции. И чем больше затягивается пауза, тем крепче становится мысль, что у нас с этой женщиной разные взгляды на ситуацию. Для нее Катя – почти дочь, неразумный ребенок, который всю жизнь от нее зависел и которого она опекала ценой собственного личного счастья. А для меня Катя – сумасшедшая, которая, чтобы не отдавать ребенка, сперва чуть не наложила на себя руки, а теперь просто сбежала и, может быть, уже прямо сейчас бродит неподалеку, выслеживая удобную возможность избавиться от женщины, которой пообещали ее ребенка. И я точно не собираюсь корчить из себя сочувствующую Даниэлу.

— Олег знает, - наконец, отвечает Эльвира, хоть ей эта правда дается нелегко. – Он пригрозил, что всем не поздоровится, если я заявлю в полицию. Сейчас… Вы же понимаете, что это дурная слава, особенно после истории с Олей.

— Я понимаю, что Олег знает, насколько она может быть опасна, но ради своей репутации готов пожертвовать парочкой жизней.

Эльвира согласно кивает. На самом деле она ничем не лучше, потому что можно было заявить, а уже потом ставить Олега перед фактом. Он бы уже ничего не смог сделать, информация все-равно бы просочилась в прессу. Но они оба хотят получить свое любой ценой, и не важно, скольких людей зацепит шрапнелью их «хотелок».