Есть какая-то ирония в том, что я снова сижу в «Полнолунии», где так любила бывать с Юрой, а теперь буду сидеть за одним столом с человеком, который занимается нашим разводом.

Человеком, которого не многие посвященные в закулисье войны Розановых и Шаповаловых уже называют «самоубийцей собственной карьеры» — Антоном Дубровским, самым блестящим адвокатом по бракоразводным процессам и семейным делам. Человеком, которого я, пожалуй, могла бы назвать своим… другом.

— Привет, Розанова. — Он помогает мне сесть, обходит стол и занимает место напротив.

— Что должно произойти, чтобы ты назвал меня по имени?

— Ты поменяешь имя? — без паузы и намека на улыбку во взгляде, отвечает он.

Ему не нравится мое имя, и он заявил об этом прямо и в лоб еще когда мы впервые столкнулись на каком-то официальном мероприятии.

Пока Антон выбирает вино, официантка крутится рядом с нами, даже не пытаясь сделать вид, что пускает на него слюни. Впрочем, на него все женщины пускают слюни, даже я в свое время не стала исключением. Слава богу, в моем случае, влюбленность зажглась в первую встречу и в тот же вечер сгорела. Во-первых, потому что на мое приглашение на танец он выдал холодное и спокойное: «Даже не начинай». А во-вторых, потому что у этого мужчины официально нет сердца. Это знают, кажется, все женщины «богемы» от шестнадцати до восьмидесяти.

— Я могла бы помочь… — Бормочет официантка, потому что Антон не из тех, ко торопится в выборе напитков.

— Я похож на человека, который не в состоянии выбрать вино? — не отрывая взгляда от карты вин, интересуется он.

Бессердечная акула. Идеальный адвокат. По крайней мере, вручая судьбу ему в руки, можно быть уверенным, что он никогда не выйдет из себя, не наделает ошибок сгоряча и не станет втихаря играть за противоположную сторону.

Официантка закрывает рот и поглядывает на меня в поисках поддержки. Увы, я не на ее стороне даже из женской солидарности, потому что сама терпеть не могу навязанные услуги и помощь, в которой не нуждаюсь.

— Я разобрал брачный договор, — говорит Антон, когда вино уже в наших бокалах.

Я молча жду вердикт. Было бы глупо думать, что в этом документе, регулирующем наши с Юрой отношения, найдется много «дыр», но я продолжаю рассчитывать хотя бы на пару существенных зацепок.

— Есть кое-какие мысли, — продолжает Антон и снисходительно улыбается в ответ на мой вздох облегчения. — У тебя вид приговоренной, которой разрешили второе последнее желание.

— Надеюсь, мне вообще не придется ничего загадывать напоследок, — озвучиваю свои самые смелые мечты.

— У тебя есть я, Розанова, прекрати дергаться.

У Антона глубокий низкий баритон с легкой хрипотцой, немного необычно для тридцатилетнего мужчины, но часть его обаяния кроется именно в этом голосе: вряд ли в мире существует женщина, отказавшаяся бы услышать пошлое горячее признание на ухо этим голосом.

— Они будут угрожать, — зачем-то говорю я.

— Спасибо, что просветила, а то я думал, что собираюсь поиметь парочку простаков.

— Ладно, прости. Я действительно очень нервничаю.

— Это не самый простой случай в моей практике, Розанова, но точно ничего, с чем бы я не справился. — Антон расстегивает модный темно-серый пиджак, лениво закладывает ногу на ногу. — Только прежде, чем начнем, я должен быть уверен, что ты не собираешься помириться с Шаповалым примерно в тот момент, когда объявление с наградой за мою голову приколотят к каждому фонарному столбу.

— У меня другой мужчина, Антон, — без стеснения признаюсь я. Адвокат по разводу, как священник — ему нужно исповедаться во всех грехах, потому что любая мелочь может стоит нам обоим жизни. И это совсем не фигура речи. — Я очень решительно настроена дать по яйцам своему бывшему.

— Надеюсь, нигде не всплывут ваши совместные фотографии до того, как твой Шаповалов начал «моральное издевательство с принуждением к беременности»?

— Не всплывут. — Даже немного обидно, что у нас с Русланом до сих пор нет ни одной фотографии, хоть селфи плохого качества.

Следующие несколько часов мы обсуждаем все тонкости и детали. В ответ на мой невысказанный вопрос, почему не делаем это в его офисе, Антон говорит, что для начала любит говорить с клиентами в неформальной обстановке, прощупывая их на решительность и намерение идти до конца. Если появится хотя бы подозрение, что клиент собирается просто потрепать нервы или ждет «уступок» у обратной стороны, даже не начинает дело.

— Уж меня бы мог не щупать, — замечаю я.

— Тебя, Розанова, щупать надо особенно, потому что ты нестабильная.

Не знаю ни одного мужчины, кто бы сказал такое мне в лоб. Хотя нет, теперь знаю, и от этого появляется желание улыбнуться.

Мы договариваемся о следующей встрече у него в офисе, после чего я забираюсь в машину и прошу водителя еще немного покататься по городу. Нужно привести мысли в порядок, охладить голову и приготовиться к следующей встрече.

Сегодня я впервые увижусь с Юрой после своего побега.

И я знаю, что эта встреча способна расшатать меня до самого основания. Потому что он продолжает слать мне сообщения с угрозами, с каждым днем все меньше стесняясь в выражениях.

Прикрываю глаза, некстати вспоминая его вчерашнее сообщение, и мурашки бегут по коже. Когда все закончится, я выброшу из себя всю эту грязь, а пока она необходима мне, чтобы ни на секунду не забывать, кто он и кем хотел сделать меня.

Для встречи с Юрой я выбираю людную набережную: даже вечером здесь полно народа, в особенности гуляющих с колясками мамочек. Не тешу себя иллюзиями, что его это остановит, но так мне спокойнее. Кроме того, за нами будут пристально следить нанятые моим отцом люди. Все должно выглядеть просто попыткой встретиться и поговорить, чтобы найти приемлемое для двух кланов решение. Мы же взрослые люди и должны пытаться решать свои проблемы без участия родителей.

Я еще раз мысленно прокручиваю свою роль, пока иду от машины к скамейке, около которой меня, с необъятным букетом роз, уже ждет Юра.

Похоже, не только я приготовила спектакль.

* * *

Если бы за мной не было парочки охранников, я бы — нужно быть честной с собой — не рискнула сунуться к Юре одна. Тем более, когда он с цветами и сверкает «новенькой» улыбкой уж слишком широко. Хочет показать, что дела пошли на лад и теперь об инциденте совсем ничего не напоминает?

— Ви. — Он не дает и слова сказать — буквально таранит меня букетом цветов. — Просто роскошно выглядишь.

Я опускаю взгляд в бесконечное множество красных бутонов и пытаюсь сделать вид, что поражена. И еще капельку притворяюсь, будто мне нравится аромат цветов. Хоть этот букет — просто ода его ко мне отношения. Что-то красивое и мертвое, хоть удачно прикидывается живым. Эти розы не пахнут, потому что их выращивали, чтобы вот такие богатые подонки прятали в мертвечину свои грешки.

— Не мог бы ты… — Я плечом сбрасываю его ладонь. Бросаю взгляд на часы и как бы невзначай поправляю торчащий из сумочки бумажный пакет. — Отец попросил кое-что для него сделать, так что у меня только минут … десять.

Юра вскидывает брови и мне нужно все мое мужество, чтобы посмотреть ему в глаза и понять, с кем я имею дело: расчетливым младшим Шаповаловым или просто наркоманом.

Должно быть, он видит в этой моей потребности сигнал к тому, что во мне ничего не умерло: пристальный взгляд, тяжелое дыхание говорят не в мою пользу, но это даже к лучшему. Пусть думает, что я просто отбившаяся от стада овца.

Сегодня он в своем «выходном виде»: гладко выбрит, волосы уложены в аккуратную прическу, но с налетом беспорядка. Костюм, туфли, дорогая рубашка и даже галстук — хоть сейчас на подиум. Но теперь я очень хороши вижу его глаза и зрачки, расширенные немного больше, чем нужно. Он уже под кайфом, но точно не до такой степени, чтобы выдать себя истеричным смехом без причины. Уверена, все в офисе продолжают молиться на своего начальника, который не спит, не ест и пашет круглыми сутками. Пашет… над очередной безголовой сотрудницей. Красивая блестящая фальшивка.

— Я немного нервничаю, — пытаюсь сгладить свою резкость. Не с того я начала. По такой дорожке мне никогда не вывести его к волчьей ямке. — Знаешь… Плохо сплю.

— До сих пор? — удивляется он, как будто и не было этих лет вместе, как будто он впервые слышит о моих проблемах со сном. — Наверное, нужно показаться врачу, Ви.

— У меня есть такие планы, — лаконичный ответ. — Спасибо за цветы.

— Хватит валять дурака, Ви, — идет в атаку Юра и начинает теребить край гофрированной оберточной бумаги у меня перед носом. — Возвращайся домой.

— Нет.

Три буквы виснут между нами плотным вакуумом, из которого медленно откачивают весь воздух. Напряжение агрессивно потрескивает за ушами и все, чего мне хочется в эту минуту — поскорее закончить разговор и вернуться к другому мужчине. Рядом с которым я готова встречать столкновение с Марсом лицом к лицу и в первых рядах.

Руслан не знает, что я встречаюсь с Юрой — он бы просто меня не отпустил. Мы это не обсуждали, но такие вещи и не нужно проговаривать вслух.

— Нет? — переспрашивает Юра чуть менее радужным тоном. — Это как на хрен понимать, Ви?

— Я не вернусь к тебе.

Его глаза, которые я когда-то почти беззаветно любила, сужаются до размера непроглядных щелочек, и я перестаю понимать, что творится в его голове.

Если Юра захочет меня убить — никто не сможет ему помешать. Увы, мы оба это знаем.