— Эвелина, прекращай вести себя, как истеричка, — понижает тон Юра, буквально простреливая меня навылет своей злостью. Почти уверена, что его план на эту встречу закончился на «щедром» предложении, которое я приняла со слезами на глазах и вся в соплях и раскаянии. — Нас поженили не просто так, ты это прекрасно знаешь.

— Я знаю, что у меня с тобой развод, и мне бы хотелось по максимуму сгладить все острые углы.

Это была только самая невинная ложь из тех, которые мне придется сегодня произнести. И даже ее мне пришлось выпихивать из себя почти с кулаками.

— Острые углы? О чем ты, Ви? Ты моя жена и я не дам тебе развод.

— Прикуешь наручниками к постели? — иронизирую я.

— Если потребуется, — без намека на шутку, соглашается он.

И от этой его холодной решимости идти до конца мне хочется махнуть рукой на все и просто сбежать. Спрятаться в машине, вернуться домой, собрать вещи и вместе с Русланом уехать так далеко, где эта расчетливая тварь нас не найдет.

Я всегда была храброй, даже иногда слишком сумасшедшей. Но теперь я знаю, что эта храбрость не стоит ничего, потому что раньше моя жизнь не зависела от правильного тона слов. Можно было сказать ему в глаза, какой он придурок, и получить максимум недовольный взгляд. Теперь я знаю, что он способен свернуть мне шею.

— Мы тихо и мирно разводимся, Юра, — гну свою линию, выдерживая максимально спокойный тон, на который способна.

— И я похороню твоего отца, — добавляет он. — Все ваше семейство.

Сейчас самое тяжелое — продолжать делать вид, что я ничего не понимаю и не собираюсь понимать, потому что в моей голове как любит говорить Юра, «давно выключили свет».

— Я не буду лезть в бизнес, потому что я все равно ничего в этом не понимаю.

Судя по его ухмылке под нос, он полностью со мной согласен.

— Я только хотела убедиться, что мы с тобой взрослые люди и ты не будешь портить последние дни твоей матери скандалами и идиотскими газетными заголовками.

Он любит мать, и всегда был одержим желанием порадовать ее во всем. Даже когда дело дошло до попыток заделать мне ребенка против моей же воли.

— Ви, что из моих слов ты не в состоянии понять своими скудными мозгами? — Юра подходит ближе, и я жестко подавляю желание отклониться. Я — Розанова, я должна выждать момент. — Можешь забыть о разводе, а этому выскочке Клейману передай, что если он хочет жить и нормально функционировать, то пусть отвалит на хрен.

Воображаю сцену, в которой я говорю Антону, чтобы он поджал хвост, потому что так попросил мой почти_бывший муж. Улыбаюсь. Даже, наверное, скалюсь, потому что не могу сдержаться от предложения:

— А ты сам ему скажи.

Юра подходит еще ближе и на этот раз я отступаю.

— Я тебя раздавлю, сука, — с елейной улыбкой обещает Юра.

Щербатая маска любящего мужа падает с его лица, обнажая противный оскал. И хоть стоматолог хорошо поработал над новой улыбкой, я не могу отделаться от вида его беззубых окровавленных десен. И меня это смешит.

— Дави, вперед.

Он протягивает руки, но в последний момент останавливается, потому что охрана не дремлет: я слышу шаги за спиной и негромкое выразительное покашливание.

— Тридцатого у матери день рождения, — сквозь зубы напоминает Юра. Его пальцы дрожат и он, чтобы скрыть это, заводит руки за спину. — Ты знаешь, как ей важно, чтобы мы были вместе, когда вокруг будет толпа наших родственников. Хотя бы это ты можешь для нее сделать?

Это чистой воды шантаж, и я бы просто послала его куда подальше, но вся сегодняшняя встреча, бесконечные глотки унижений и поганых слов — только ради вот этой фразы. Мне нужен был повод, и теперь он у меня есть.

Осталось последнее.

— Только ради твоей матери, — соглашаюсь я. — И только потому, что я не такая бездушная тварь, как ты.

— Ты именно такая, — цедит он.

И я вдруг перестаю понимать, как и за что любила и искренне восхищалась этим мужчиной. Единственное, что он дал мне: «небо в алмазах» и секс. Как я теперь знаю — так себе секс, на самом деле.

Остался последний штрих.

Сделать как бы случайный жест в его сторону, «забыть» о том, что сумка открыта и «случайно» все выронить. Ощущения такие, будто я сделала все настолько топорно, что хуже некуда, но бумаги валятся на землю, и Юра присаживается, чтобы сгрести их в охапку. Я знаю, что он видит там знакомые названия, и «пытаюсь» отобрать свое, но он лениво пересматривает все, наслаждаясь тем, что якобы случайно видит то, что видеть не должен бы. Я протягиваю руку, и изображаю нетерпеливое раздражение.

— Серьезно? — Юра растягивает рот в безумной улыбке. — Розановы, вы это серьезно?

Лучший вариант не выдать себя фальшивой ложью — просто оставить его слова без внимания. Пусть думает, что хочет. Никакая ложь не будет такой правдивой, которую мы придумываем себе сами.

‌— Передай матери, что я буду, но только на официальную часть.

— Спасибо, королева. — Юра шутливо откланивается в пояс.

Не могу отделаться от мысли, что он успел еще что-то принять перед встречей со мной и только теперь его «разобрало» по второму кругу.

По дороге домой звоню отцу и рассказываю, как все прошло. В тишине салона мы с ним празднуем успешно вбитый первый кол в гроб Шаповаловых. До дня рождения его матери еще десять дней, и у Шаповаловых будет время порыть информацию на «случайно» увиденные Юрой названия компаний-посредников.

Пусть поразгадывают эту головоломку.

Пусть подумают, зачем Розановым через левых лиц выкупить оставшиеся части якобы насквозь убыточного и погрязшего в долгах бизнеса. И они обязательно придут к правильному выводу. Точнее сказать — к нужному нам.

Когда я подъезжаю к дому, мое внимание привлекает знакомая машина.

Я несусь в дом, по пути теряя туфель и, запыхавшись, замираю в дверях кухни.

— Ты не против, что я заехала? — спрашивает мама, протягивая руку за свежим блинчиком. Откусывает, и нахваливает: — Руслан, очень вкусно.

Мой Кот снимает сковородку с плиты и лопаткой сгребает на тарелку новую порцию симпатичных румяных блинчиков. Поднимает на меня взгляд — и я понимаю, что у него паника.

* * *

И хоть ситуация натянутая и напряженная, мне все равно хочется улыбнуться, в особенности, когда замечаю на Руслане короткий клетчатый передник с двумя бантиками на карманах. Господи, где он его откопал? И посуду? Мы купили только продукты и кое-что готовое на первое время, но, если честно, я не очень вникала, что там Руслан клал в тележку, тем более, что он сразу заявил, что если я хотя бы потянусь за кошельком, он посчитает это пляской на яйцах. Честно говоря, я даже не собиралась ни за что расплачиваться — нельзя мешать мужчине быть мужчиной.

Оказалось, в той тележке были как минимум все ингредиенты, чтобы приготовить блинчики, от аромата которых даже у меня засосало под ложечкой, а ведь после разговора с Юрой я была уверена, что еще сутки не смогу ничего протолкнуть в горло.

— Привет, ма. — Чмокаю ее в щеку и осторожно пристраиваюсь возле Руслана, который как раз разливает по сковороде новый блинчик. — Давно она приехала?

Его ответ предупреждает моя мать.

— Уже примерно полчаса. Привезла тебе… вам… кое-что.

Мы обмениваемся взглядами и я замечаю в ее глазах то, что по наивности надеялась не увидеть: она недовольна. Почему? О чем они с Русланом успели поговорить? Что уже сказали друг другу и какие слова ни мне, ни ему уже не утопить на дне воспоминаний?

— Мы с Русланом вспомнили, где уже встречались раньше, — говорит мама, поливая блинчик зачерпнутым из банки медом. Откусывает, морщится и отодвигает банку подальше. — Мед из магазина просто ужасен.

Конечно, я понимаю, где и при каких обстоятельствах они могли видеться. Дважды с Лизой и на моем дне рождения с другой девушкой. И я очень вовремя вспоминаю те слова, что сказала ей в минуту слабости и тоски: «Между мной и Лизой случился другой мужчина». Моя мама всегда была довольно проницательной, поэтому я держала под замком наши с Юрой отношения: если бы у нее была зацепка, она бы обязательно вытащила наружу всю подноготную наших отношений. В сущности, ей хватило одного взгляда на меня в больнице, чтобы не дрогнувшей рукой вытащить из лап мужа.

— Наверное, нужно открыть вино? — предлагает Руслан.

— Лучше коньяк, — стараясь уловить настроение матери, отвечаю я.

Пока он ищет стаканы, я присаживаюсь за стол и терпеливо жду, когда мать задаст тон разговору. Всего-то минута-другая, но время тянется бесконечно. Потому что я прекрасно понимаю, что от финала этого разговора зависит, буду ли я с Русланом и с семьей или только с Русланом.