Мне плохо.

Мне так сильно плохо, что хочется отыскать в этом проклятом втором мире существо, которое может вынуть душу и затолкать на ее место кусок асфальта. Наверняка здесь есть такие. Вряд ли мне посчастливилось стать первой и неповторимой «жертвой» циничного соблазнения.

И чем я только думала? Где была моя голова?

Но и это не самое паршивое.

Можете считать меня дурой, но все же винить Локи как-то… странно что ли. Он не скрывал, что демон и питается тем, что имеет женщин. Он прямо говорил, что его интересует только секс. Даже в лоб об этом заявил. Он всегда смотрел на меня только как на говорящее тело и не клялся в любви до гроба. Поэтому взваливать на него вину за свою глупость — все равно, что обвинять кота за то, что он слопал спящую в его миске мышь.

Сама виновата, Саша, самой и расхлебывать, но точно не здесь.

Нервно стаскиваю с пальца кольцо: оно почему-то врезалось в кожу, хоть раньше было в самый раз. Получается только с третьей попытки, но зато когда справляюсь с задачкой, то от всей души и злости швыряю его куда подальше.

— Александра, остынь, — спокойно предлагает Локи. — Ты… вымоталась, кажется?

— Да ради бога, Локи, называй вещи своими именами: у нас случился секс, я больше не невинная — и ты думаешь, что в честь такого события мне полагается заглотить упаковку обезболивающих, состроить печальную мину и сутки трупом лежать в постели. Знаешь, что? Это все хрень собачья! Девственная плева — не отпиленная нога и не порванная селезенка. Это… молочный зуб! Рано или поздно он все равно выпадет, но еще ни один ребенок не скончался от этого в болезненных муках.

Локи потирает лоб и бормочет:

— Ты сейчас такой… невыносимый медик, Овечка.

— Верни. Меня. Домой. — По словам говорю я, и судя по тому, как демон морщится, мое «говорю» близко к «ору». — Я не лягу в твою проклятую постель, мне не нужно «полежать от женского недомогания», мне просто нужно больше никогда тебя не видеть.

Локи внимательно на меня смотрит, и мне кажется, что кости внутри него начинают слабо пульсировать желтым огнем. Нужно просто перестать так остро реагировать на мужчину, который совсем не стоит того, чтобы я теряла от него голову. Даже если я уже ее потеряла.

— Ты абсолютно уверена, что настолько сильно не хочешь меня видеть, что даже не можешь подождать до утра? — переспрашивает он.

Иду к окну и пару раз плашмя бью ладонью по стеклу.

— Там всегда только ночь. Даже если это утро, или день, или вечер — в твоем мире всегда ночь. Так какая мне разница, в какой из часов ночи уходить от того, что мне противно?

Демон как будто ждал чего-то такого. Пересекает гостиную широким шагом, хватает меня за локоть — и я чувствую звон в ушах, как будто меня оглушило реактивным двигателем. На мгновение перед глазами все смешивается в разноцветный водоворот, но когда хаос снова обретает гармонию, я понимаю, что стою посреди своей комнаты в общежитии, где стол все так же завален учебниками и конспектами, а на спинке стула висит моя пижама.

Выдергиваю руку их пальцев Локи и зачем-то говорю:

— Я переоденусь и верну тебе рубашку.

Он резко мотает головой, поворачивается — и просто исчезает.

Вот и хорошо, и никаких долгих слез, и прощаний.

А пореветь я и так могу. Вот прямо сейчас, только забьюсь в самый пыльный уголок.

Обычно меня тяжело пробить на слезы. То есть вот вообще. Даже если мне очень больно — а в моей жизни случались случаи, когда в самом деле было действительно больно — у меня получается закусить губы и держать глаза сухими. А сейчас, сидя в уголке между кроватью и тумбочкой, я просто реву и не могу остановиться. Да и не очень хочется, потому что если боль нельзя вырвать, то можно попытаться хотя бы выплакать ее и выкричать.

Но самое неприятное то, что я до сих пор в его рубашке, и когда хочется орать так сильно, что саднит горло, я прикусываю кончик воротника, чтобы от натуги не скрипеть зубами. И мгновенно в ноздри «бросается» знакомый приятный запах. Срываюсь на ноги, бегу к столу, хватаю ножницы, чтобы срезать ткань прямо с себя и очиститься… и снова сползаю на колени. Изо всех сил заворачиваюсь в темный шелк и кульком укладываюсь на холодный пол.

Если очень постараться, я точно смогу уснуть. А утром резь от заплаканных глаз напомнит, какая я все-таки дура, и что даже маленькие дети не плачут по выпавшим молочным зубам.

Когда открываю глаза, на улице уже светает, и я так замерзла, что трясусь на полу, хоть во сне это была какая-то унылая поездка в телеге по ухабистой дороге. Тело ломит и между ногами тянет так сильно, что приходится буквально заставлять себя, чтобы подняться и размять затекшие суставы. Холод в комнате зверский — наверное, в общаге снова выключили отопление из-за очередной аварии. Почти привычная ситуация. Еще и вода в душе еле теплая, но я все равно сижу там долго, благо, больше нет желающих.

Когда возвращаюсь в комнату, первым делом замечаю, что в ней стало подозрительно мало места. А все потому, что на диване лежит гора вещей, на столе — несколько коробок. Совершенно точно уверена, что сейчас не зима, а я, хоть и учусь на «отлично» — точно не в списке Тайного Санты.

Хотя, кто тут хозяйничал, сразу понятно, потому что на столе рядом с коробками лежит моя сумка и телефон, а около тумбы стоят старенькие, но такие любимые ботинки. В коробках обувь и белье, то самое, что я зареклась одевать, как только развратные девицы в Тени попытались меня в него всунуть.

Стоп.

Кладу ладонь на шею, вспоминая, что Локи точно не снимал с меня ошейник. Толстого кожаного ремня действительно нет, зато есть бархатная ленточка. Поворачиваюсь к зеркалу, чтобы получше рассмотреть кулон. Это ярко-голубой камень, длинный и слегка шершавый, как будто подсвеченный изнутри.

Подарок У тоже на месте, но вот он как раз ни капли не изменился.

Минут десять я трачу на то, чтобы избавиться от украшения, но это точно какая-то мистика, потому что простую на вид ленту не разрезать ножницами и не срезать ножом. Можно, конечно, попробовать ее поджечь, но я не настолько обезумела от злости, чтобы вместе с ошейником заодно сжечь волосы и лицо. Ладно, в конце концов, смотрится симпатично, чего уж там. Я приду в себя, успокоюсь и подумаю, как можно избавиться от метки Локи.

Окидываю взглядом все, что демон приволок. Много. В мусорные пакеты не влезет.

Достаю из шкафа простыню, расстилаю на полу и сгружаю все добро. И даже сердце не ёкает, потому что мне и раньше-то все это было не нужно, а теперь и подавно. Хорошо, что телефон и сумка тут — там у меня конспекты и все контакты, да и на новый девайс все равно нет ни копейки лишних денег.

Приходится придавить «подарки» коленом, чтобы кое-как связать углы простыни. С трудом вытаскиваю куль в коридор, стучу сразу в несколько соседних комнат и громко кричу:

— Аттракцион невиданной щедрости! Кто первый взял — того и шмотка.

Кто и что возьмет — мне вообще плевать. Перебрасываю сумку через плечо и бегу в институт, по пути надеясь, что мои предыдущие заслуги мне зачтутся — и я не получу серьезный нагоняй за пропуски.