Мысль о том, что я должен отобрать душу Александры — это не блажь, не прихоть, не очередная попытка переиграть отца в его играх. Потому что я должен забрать себе эту девчонку не на эти тринадцать дней, а насовсем.

Я сижу на кровати и смотрю, как моя Овечка сладко спит и иногда улыбается во сне, а когда потихоньку глажу ее по щеке, поворачивает голову, даже сквозь сон потираясь щекой о мою ладонь. Она доверила мне больше, чем свой сон — она доверила мне свою жизнь, даже если никогда и ни за что в этом не признается. Но впервые в жизни я делаю то, что идет полостью в разрез всей моей природе, и это не одна случайная вещь, а целых две и, уверяю, они полностью осмысленны. Первое: я вроде как всерьез собираюсь связать себя постоянными отношениями с одной женщиной. Со смертной женщиной, а это значит, что у наших отношений будет очень трагический финал, и даже сейчас, когда еще ни хрена не решено, мне кисло от одной мысли быть рядом с ней, смотреть, как она угасает — и быть совершенно бессильным. И второе: я собираюсь действовать наобум, опираясь лишь на догадки и теории, предполагая то, что в больше степени похоже на выдумку моего пытающегося найти выход мозга, чем на реальный шанс для моей Овечки. Но это — все, что у меня есть после отказа отца и его категорического нет.

Есть только один человек, смертный человек, который сходил на ту сторону и невредимым вернулся обратно. Да еще и с какого-то хрена стал неуязвимой и практически неприкосновенной занозой у меня в заднице. Если кто-то и знает о загробном мире и успешных торгах за душу, так это он.

Я пару раз порываюсь позвонить братьям, потому что соваться в змеиное логово в одиночку — не очень хорошая, мягко говоря, идея. А если бы рядом был Машина убийства и Сумасшедший стрелок, это бы дало плюс очень много к успешности переговоров и шансу выживания. Но поймите меня правильно: как-то несолидно просить братьев впрягаться за мою личную жизнь. Тем более что у Каина появилась своя собственная метка, и я даже не представляю, что отец приготовил ему. С трудом верится, что это тоже головоломка в духе «влюби невинность за десять дней», потому что сердце Каина надежно скованно цепями, и если я хоть что-то понимаю в своем брате, его не испугает даже перспектива стать смертным или мгновенное испепеление. Ему все пофиг с некоторых пор.

Нет, свои проблемы я буду решать сам. Но на всякий случай — мало ли что случится — снимаю с моей Овечки ошейник. Пусть проснется свободной и счастливой. Надеюсь только, не будет прыгать до потолка от внезапной свободы.

Только когда ныряю в Тень и выхожу в нужной мне точке, вспоминаю, что забыл проклятый ошейник в прихожей. Первый раз со мной такое, и все из-за Александры. Ну и ладно, я немного паникую, потому что собираюсь сунуть жопу в огонь без элементарных средств защиты.

Фанатики Лжетворца «живут» в общине у черта на рогах, и если бы вы спросили, откуда у меня эта информация, я бы сказал, что однажды, в прошлом году, интереса ради соблазнил одну глубоко верующую прихожанку. Просто чтобы посмотреть, крепка ли ее вера против демонического соблазна. Как я и предполагал, прихожанка лихо раздвинула ноги и, поверьте, пока я жарил ее — кстати, было скучно — орала она совсем не «Изыди, мерзкая тварь». Да и меня гром не побил. В общем, это лирика. Я просто пытаюсь сказать, что все эти люди — сумасшедшие в той или иной степени, а Лжетворец — что-то вроде светоча. Скажет, чтобы прыгали с горы — пойдут на убой, как лемминги.

Одно хорошо: прихожанка за милую душу растрепала, где прячется ее Пророк. Тогда я подумал, что эта информация рано или поздно пригодится, но лучше бы это случилось не сейчас и не при таких обстоятельствах.

Церковь, в которой живет смиренная паства — да, я люблю иронизировать над человеческой легковерностью и высмеивать лживых идолов — расположена на опушке заброшенного леса. Со стороны просто классическая иллюстрация к детской страшилке: черной-черной ночью, по черной-черной дороге, можно прийти в черный-черный дом… Ну, вы поняли. Иду вразвалочку, подбадривая себя свистом и мыслями о том, что дома меня ждет Александра, и она в полной безопасности.

Когда подхожу ближе, натыкаюсь на что-то вроде колючей проволоки, которую патрулируют двое стариков с седыми бородами почти до груди. Этакие голодные Деды Морозы, у которых отобрали мешки и вручили какие-то шипастые деревяшки. В другое время я бы их раскидал, как котят, но сейчас это бесполезная трата времени, поэтому еще раз ухожу в Тень, на прощанье показав обоим средний палец. Я позер, если вы еще не поняли, так что не осуждайте меня за это.

На этот раз мой торжественный выход уже внутри дома. Сейчас ночь — и пока деды доковыляют, чтобы поднять тревогу, у меня есть около минуты на поиски Лжетворца. Помнится, та бабенка говорила, что он живет «отшельником» над ними всеми. Она вообще много всякой мутной херни говорила, попа не задрала юбку. Но если покопаться в этой высокопарной чуши, то можно предположить, что «Пастырь» живет на самом верхнем этаже, отдельно от своих баранов. Туда и иду, мысленно матерясь под звуки скрипящих половиц. Такое чувство, что пытаюсь штурмовать гнилой спичечный домик, который вот-вот рухнет и погребет меня вместе со всеми замыслами.

На третьем этаже есть дверца на чердак, я поднимаюсь к ней по короткой лестнице, толкаю крышку люка и ловко взбираюсь внутрь.

— Локи, ну надо же… — хрипло смеется Лжетворец и тычет мне в ухо большое холодное дуло. Похоже на дробовик, и лучше бы я в кои-то веки ошибся, потому что от прямого выстрела голова превратится в квашню, а от такого даже мне придется восстанавливаться минимум пару лет. — Руки вверх, мерзкая тварь.

Спокойно кладу ладони на затылок, поднимаюсь в его сырую, воняющую воском и полынью коморку, и оглядываюсь в поисках места, куда бы устроить свою задницу. Приличные люди ведут переговоры сидя. На противоположной стене, прямо под скосом крыши, есть круглое окно в строгом тюремном стиле: решетки есть, пыль имеется и даже паутина со всякой дохлятиной. Не удивлюсь, если Лжепророк иногда собирает с пауков церковную десятину. Мухами и прочими членистоногими.

Под окном есть кресло: единственная более-менее чистая вещь в этом клоповнике, и я устраиваюсь в нем, не дожидаясь приглашения, все еще демонстративно держа ладони на затылке. Лжетворец все так же держит меня на мушке.

Пауза. А куда же без нее?

И пока она не закончилась, отвечу на вопрос, который с великой долей вероятности сейчас посетил ваши головы: какого фига я поперся сюда вот так, практически, постучав в дверь, если мог прокрасться тише и незаметнее?

Отвечаю: мне нужно, чтобы Лжетворец хоть немного, но поверил в искренность моих намерений. Нужно дать ему понять, что я пришел с миром и прочей херней и готов заключить честную сделку без десяти джокеров в рукаве. Было бы очень глупо рассчитывать на доверие, начиная с обмана. И раз уж дробовик в его руках до сих пор не выстрелил, а во мне не появилась сотня новых дыр, план, при всей его тупизне, пока что работает.

— Хех, а ты почти по часам, — крякает Лжетворец, одной рукой шаря по тряпью у себя на постели. Каким-то чудом находит зажигалку, сигареты, прикуривает и пускает вонючий дым мне в лицо. — А я думал, что меня развели.

Хммм… То есть он меня ждал?

— Плохо ты гостей встречаешь, Дормидонт. Где ковровая дорожка? Где голые монашки с воском на срамных местах? Где, в конце концов, пара зарезанных черных кур? Никакого фейерверка.

— Прости, я только это прикупил. — Он поглаживает вороненую сталь дробовика и делает громкое «Пиф-паф!»

Выразительно хлопаю в ладоши, оттягиваю манжеты и забрасываю ногу на ногу.

Хочется спросить, кто слил мой визит, но, боюсь, ответ мне не понравится.

— Чем могу помочь самому Великому Локи? — спрашивает Лжетворец, ухмыляясь, кажется, именно так, как обычно ему ухмыляюсь я, когда он снова вдрызг проигрывается в «Палаццо». Какая-то жалкая пародия, честное слово. Даже немного обидно.

Хотел сказать ему, что решил приобщиться к его религии, поцеловать ступни и вообще окатить придурка всей мощью своей иронии, но сейчас не место и не время. И потом: даже я не очень умею шутить под дулом двустволки. Поэтому жду, пока он выпустить в мою сторону едкий дым сигареты, и говорю:

— Я пришел предложить тебе выгодный обмен.

— Выгодный кому? — мигом прищуривается он.

— Нам обоим. Тебе, наверное, в большей степени.

Надо понимать, что с такими отбросами жизни лучше никогда не откровенничать, а тем более не показывать им свои болевые точки. Потому что вот такие Лжетворцы знают о человечности и порядочности даже меньше, чем я, а мне, поверьте, нечем прихвастнуть. Поэтому я ни в коем случае не собираюсь говорить ему о моей Овечке.

— Я весь внимания, — растягивая слова, говорит Лжепророк.

— Я хочу знать, как ты вернулся, а взамен дам тебе… ну, допустим, немного своей крови.

То, как алчно загораются его мутные глазенки, достойно отдельного разговора о человеческой жадности и тупости, но это как-нибудь в другой раз. А пока я вытягиваю руку, снимаю запонку и немного подтягиваю вверх рукав, обнажая запястье. Если бы я не был на сто процентов уверен, что это недоразумение не может быть упырем, то сейчас бы не смог удержаться, чтобы не проверить его клыки. Смотрит так, будто готов не сцедить пару капель моей кровушки, а сожрать всю руку до плеча. Может, зря я все это затеял? А вдруг и с моей Овечкой после возвращения случится такая же болячка в голове?

Мысленно отмахиваюсь от бестолковых образов, нетерпеливо дергаю носком туфли, отвлекая Лжетворца от созерцания моих артерий.

— А если я не скажу?

Что за тупой вопрос?

— Тогда никакой сделки не будет.

— А зачем мне сделка, если я и так могу прямо сейчас взять не пипетку твоей крови, а ее всю?

— Зачем тебе столько моей крови?

На самом деле, он, конечно, может устроить мне сладкую жизнь, но я все равно выживу, и сейчас именно мне нужно быть более сговорчивой стороной, потому что я должен узнать хоть что-нибудь, должен отыскать зацепку. Иначе… я просто не знаю, что буду делать.

— Ты, правда, думаешь, что я знаю какой-то секрет? — Лжепророк хохочет — и мне хочется размазать его рожу по стенке, планомерно и методично, пока лицо не сотрется, как карандашный грифель. — А даже если бы и знал — стал бы торговаться тайными знаниями с демоном?

— Конечно стал бы, ведь у меня есть то, что тебе нужно. — Я передергиваю плечами, прячу запястье обратно в рукав и встаю. Не хочет по-хорошему — придется подстегнуть быть сговорчивее. — Но ты, в общем, прав — глупая была затея договариваться с таким, как ты. Есть и другие, в конце концов.

Он даже разрешает дойти мне до двери, но я так и не успеваю положить ладонь на дверную ручку, потому что сперва меня глушит грохот выстрела, а потом тяжелый удар в спину буквально опрокидывает навзничь.

Черт, а ведь я был уверен, что у него кишка тонка выстрелишь.

Придется встать и навалять этому уроду по самое не балуйся. Даже выстрела в упор недостаточно, чтобы меня стреножить.

Только… что-то не так.

Что-то вообще хуже некуда. Потому что я не могу пошевелить даже мизинцем.

И думать, кажется, тоже уже не могу.