Две недели мучений.
Четырнадцать дней непрекращающегося стояка.
До фига часов сна в соседней комнате за дверьми с закрытым замком.
И вот — мы в Тени, стоим около алтаря, и Александра мысленно сгрызает с меня пуговицы, одним взглядом давая понять, что помнит все те разы, когда я «случайно» выходил из ванны в одном полотенце или почти, давал ей выиграть у меня в карты.
Я, может, уже и не демон, но все мои фокусы при мне, и чтобы выиграть у меня в карты, моему Бермудскому треугольнику понадобиться целая жизнь. Хорошо, что она у нас — одна на двоих.
— Ты кольца принес? — шиплю через плечо брату, пока все три моих мамы читают нам слова брачного обряда.
Мы с Александрой — просто смертные, но Создатель настоял, чтобы кроме официальной гражданской церемонии мы провели еще одну — в Тени. Потому что после непродолжительных совещаний мы с Овечкой пришли к единогласному решению жить в Тени. К счастью, я все-таки был сыном Создателя и, даже став смертным, не потерял своих способностей легко ходить в Тень и обратно. Так что пока родители моей Александры думают, что мы тихо и отлично живем в моей квартире в центре столицы, мы наслаждаемся тьмой Тени и выгуливает Рам-Рама, не боясь, что он сожрет случайного пешехода.
— Конечно, он забыл, — говорит подружка Фера, и он выразительно рычит на нее в ответ.
Теперь я знаю, что отец выбрал нам Испытание не просто так, и если кто и способен скрутить гуляку Люцифера в бараний рог, то только эта дерзкая девчонка, на которую Фер шипит, словно святой на Сатану.
Девчонка протягивает мне коробочку, откуда я достаю пару черных колец. Это простой лавовый камень, но в нем еще есть капелька огня, и по трещинкам течет его живительная сила.
Мои мамы делают разрезы на наших с Александрой ладонях, сжимают их крепким замком.
— Я буду любить тебя до самой смерти, — говорю своему Бермудскому треугольнику.
— Я буду любить тебя после смерти, — отзывается Александра.
Обмениваемся кольцами и сжимаем окровавленные ладони.
Что-то жжет в груди, и я непроизвольно морщусь. Замечаю, что и Александра беспокойно сжимает в кулаке медальон У.
— Локи… У тебя…
— У тебя тоже, — присвистываю я, глядя как моя любимая гусеница превращается в бабочку.
То есть, я просто хотел сказать, что теперь у Александры тоже есть крылья. Красивые белые крылья, как, блин, у ангелочка!
Добавьте к этому ее свадебный наряд — короткую плиссированную юбку, белую блузку, полосатые гольфы выше колен — и вы поймете, почему я хочу забить на церемонию и утащить свой трофей в берлогу. Нет, не заниматься любовью, но долго и очень развратно трахаться, как чертовы мартовские котяры.
Александра осторожно пятится ко мне, оторопело хлопая глазами.
— Так должно быть? — спрашивает настороженно, как будто у нее отросли не крылья, а гребень трицератопса.
— Ага, — сгребаю ее в охапку, задираю голову.
«Ну, это… спасибо, па…»
— Я не превращаюсь в ископаемую рептилию? — все равно уточняет Александра.
— Я скажу тебе, если появится хвост, — «успокаиваю» ее и Овечка с наслаждением оттаптывает мне ногу пяткой тяжелого башмака. Щиплю и звонко шлепаю ее по заднице. Отхожу и с безопасного расстояния поясняю: — Это значит, что у нас по-прежнему одна жизнь на двоих, Александра, но теперь она стала чуть-чуть длиннее.
— Насколько длинее?
— Примерно на… вечность?
Отмеряю крохотное расстояние большим и указательным пальцем. И, пока мой Бермудский треугольник потеряла бдительность, хватаю ее на руки, взваливаю на плечо и салютую всем, прежде чем сбежать в мое логово в Черной башне. Ставлю свою ношу на пол, и она резво отскакивает на безопасное расстояние, для верности взбираясь на диван. Достает спрятанную за подушкой колоду карт и безупречно проделывает пару трюков.
— Надо же, кто-то тренировался, — скалюсь я, подбираясь к ней мягким шагом.
— Не так быстро, демон, — насмехается она. — Выиграешь у меня в карты, — практически выпрыгивает из юбки, оставаясь в одних трусиках, от которых у меня бы точно случился инфаркт, если бы я до сих пор был смертным, — и я вся твоя.
— Да запросто! — возвращаю ее же слова.
В кармане пиликает телефон — и на экране горит сообщение от отца: «Ну, это… пожалуйста, сын. Мамы внуков просят».
Ржу в голосину.
Да и по фигу, что слэнг.