Что я тут делаю?
Грохот, гул толпы, вспышки фотоаппаратов, от которых из моих глаз чуть не льются кровавые слезы.
— Поверить не могу, что ты ни разу не был на смешанных единоборствах, — говорит мой единственный друг в этой части земного шара — Лешек Кравинский. Он — поляк, и такой же конструктор, как и я. Не такой одаренный, но с железной жопой и упрямством осла. Не то, чтобы мы не разлей вода: большая часть нашего общения проходит либо в скайпе, либо на онлайн-конференциях, но, когда судьба сводит в пределах одного города, я никогда не отказываюсь встретиться и выпить.
Сегодня, впрочем, Лешек потащил меня на какое-то, по его словам, охеренное шоу. Как оказалось — бой за чемпионский пояс. И в общем, не то, чтобы это плохая идея, даже наоборот — приятное разнообразие среди моих почти одинаковых вечеров. Так я думал до тех пор, пока не заподозрил у себя аллергию на такое количество мельтешащего света и прожекторов.
— Между прочим, чувак, я еле раздобыл билеты, — говорит Лешек с таким видом, будто совершил подъем на Эверест без кислородного баллона.
— Окей, я дам тебе ее номер, — усмехаюсь я, помня, что Лешек кипятком ссал на ту блондиночку, которую я подцепил сразу после выставки. Я не стал ее трахать, потому что сразу раскусил, что она из любительниц превратить случайный секс в долгоиграющие отношения, поэтому отдам ее без сожаления.
Лешек выглядит полностью довольным.
Когда начинается бой, я понимаю, что прийти сюда стоило, даже если платой станет головная боль. То еще зрелище, совсем нее то же самое, что смотреть по телевизору. Драйв, эмоции, адреналин. И парень, на чьей стороне мои симпатии — просто чертов отбойный молоток. Боец в полутяжелом весе, но в отличие от своего соперника — здоровенного афроамериканца — он более жилистый, худощавый. Но разницу в массе отлично компенсирует быстротой, молниеносной реакцией и безупречной техникой. Кличка «Шершень» ему определенно подходит. И то, что этот парень творит ногами выше всяких похвал.
— Красавчик, бляяяяя! — орет Лешек, когда Шершень отправляет своего соперника в нокаут.
После такого джеба бедолаге уже не встать, а на Шершне всего пара синяков и даже никаких кровавых слюней. Рефери ведет отсчет, зрители беснуются: кто от радости, кто от разочарования. Победа, чемпионский пояс — все внимание победителю. Он выглядит немного уставшим, но довольно позирует на камеру. А потом вдруг поворачивает голову, шарит взглядом по залу, словно ищет кого-то за прутьями клетки. Ищет — и определенно находит, потому что сбрасывает с плеча руку тренера и несется к выходу из клетки, ныряет прямо в зрительный зал. Какая-то девчонка прыгает ему на руки, обнимает руками и ногами, визжит, словно сумасшедшая.
И мое сердце обрывается.
Потому что эти карамельные волосы я ни с чем не спутаю.
В этот момент камеры, словно издеваясь над моей беспомощной борьбой с собственными чувствами, прицельно наводятся на сладкую парочку — и вот они уже на всех экранах: обнимаются, смеются друг другу, и окровавленная перчатка Шершня в ее волосах.
«Так вот кто такой Джи», — думаю я, вспоминая, что Шершня зовут Евгений Ленский. И во рту появляется странная горечь, потому что на этот раз, кажется, все совсем иначе. Уж этот парень точно не будет от нее бегать и не ограничится прогулками под луной.
Он же не на много младше меня. Что за херня, Бон-Бон?
— Давай свой телефон, — говорю Лешеку и вбиваю номер той блондиночки. Хлопаю друга по плечу. — Все, Лешек, я отваливаю.
— Эй, а как же выпить? — не очень старается тот, потому что все его мысли уже сосредоточены на предстоящем разговоре с блонди.
— Я пас, спать хочу.
Ухожу, чувствуя себя совершенно одиноким. Как тот несчастный кит, которого вышвырнуло на берег необитаемого острова, и дышать мне осталось пару минут. И впервые в жизни мне вообще ни хрена не хочется: ни забыться с отвязной девчонкой, ни упиться вдрызг, ни-че-го.
Хорошо, что у меня осталась хотя бы работа: эта сучка для мня всегда свободна. Поэтому я возвращаюсь в гостиницу и полностью отдаюсь ей. В голове мелькают образы сладкой парочки и предположения о том, как они проведут вечер. Точно не в кино, держась за руки.
В третьем часу ночи я зачем-то лезу в интернет и вбиваю в поисковик имя Ленского. Ему двадцать пять, и спортивной карьерой он успел сколотить себе неплохое состояние. И, оказывается, тот шикарный ресторан в центре Первопрестольной, тоже принадлежит ему. Да уж, это не маменькин сынок в кедах с разноцветными шнурками. Я продолжаю рыскать дальше, про себя отмечая, что у него крайне мало личных фотографий и даже нет официального инстаграмма. Зато неофициальная, созданная фанатками страница, вся пестрит снимками с его боев. Что и говорить, в отличие от большинства своих коллег, этот парень реальный красавчик, хоть и явно пару раз крепко получал по носу. И среди этого «иконостаса» я нахожу фотографии моей Бон-Бон: недельной давности, на фоне кинотеатра. Держатся за руки, позируют с билетами на самую громкую премьеру этого сезона.
Только жаба потерять всю информацию на винте не дает мне разбить ноутбук вдребезги.
«Ладно, мужик, ты ревнуешь», — издевается надо мной внутренний голос. Я пытаюсь убедить себя, что все совсем не так, и эта злость просто негодование из-за того, что впервые в жизни меня предпочли другому мужчине. Но чем больше я об этомдумаю, тем сильнее понимаю, что облажался.
И слишком поздно понимаю, что мой телефон уже несколько минут кряду разрывается от назойливых гудков. На экране горит имя «Бон-Бон» и я уже почти нажимаю на клавишу вызова… но вовремя останавливаюсь. Что будет дальше? Еще одна попытка водить меня за нос? Глазки, охи и вздохи, чтобы получить то, что ей нужно, а потом отвалить к другому мужику?
Хрена с два, малышка, теперь точно без меня.
* * *
Телефон замолкает. Я смотрю на него минуту, другую, все это время прокручивая в голове наш диалог днем. Она бы не стала звонить просто так. Кто угодно, но только не эта ослица. Бон-Бон лучше за локоть себя укусит, чем позвонит без веской причины, после всего, что я наговорил. Значит, что-то стряслось?
Стряхивая неприятные мысли, беру телефон и звоню ей. Ладно, фиг там, пусть думает, что хочет, но я теперь все равно не усну, пока не удостоверюсь, что с моей малышкой все в порядке. И да, черт… нужно привыкать больше не называть ее «моей» даже в мыслях. Она же вроде как влюблена до потери пульса. А я в эти любовные треугольники игрался всего однажды, еще в старшей школе и мне ни хрена не понравилось.
Но на этот раз уже Бон-Бон не берет трубку. Первая моя мысль — обиделась, дуется, что не прибежал по первому свистку, и я готов отказаться от дурацкой идеи. Но зачем-то набираю ее еще раз. И она снова молчит, поднимая внутри меня волну до тошноты паршивого предчувствия. Когда перед мысленным взглядом начинают мельтешить картинки ее избитой, поломанной, или и того хуже, я начинаю обрывать телефон: раз, второй, третий, десятый. Где она может быть, если не со своим спортсменом? Разве такой бугай не в состоянии защитить свою подружку? А что, если он и есть обидчик?
Кулак свободной руки сжимается так сильно, что мои суставы молят о пощаде.
Понятия не имею, после какого раза Бон-Бон все-таки отвечает.
— Блядь, что за херня?! — срываюсь я в ответ на ее вздох вместо приветствия. — Я, по-твоему, двужильный?! Какого хуя молчишь, когда я тут уже собираюсь обзванивать морги и поднимать на уши всю полицию?!
— Рэм… — Дрожь в ее голосе напрочь стирает мою злость, словно прибой — надпись на песке.
— Что с тобой? — спрашиваю, мысленно готовясь услышать что-то такое, что порвет меня в клочья. Я за нее убью. Правда, убью. Возьму, что потяжелее и просто вломлю всем, на кого она покажет пальцем. — Ени, где ты?
Она называет адрес: какой-то бар в паре кварталов от моей гостиницы. С облегчением выдыхаю.
— Я буду там через десять минут. Через семь. Дождись меня, хорошо?
— Хорошо, — всхлипывает она. — Рэм, мне страшно. Пожалуйста, не бросай меня.
— Никогда, малышка.
Кажется, я нарушаю все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения. Просто везет, что до бара можно доехать окольными путями и я не нарываюсь на глаза полиции, потому что это было бы на долго и серьезно. На заднем сиденье лежит бейсбольная бита: купил ее в качестве сувенира для Влада, а вот же — пригодилась как нельзя кстати. Я почти рад, что мне придется пустить ее в дело, потому что уровень адреналина поднялся до критической отметки и продолжает расти, грозя сорвать мне крышу.
Я останавливаю машину на задней парковке, которая, несмотря на поздний час, почти полностью забита. Взвешиваю биту в руке, наслаждаясь ее тяжестью, и вхожу внутрь. Накурено так сильно, что даже мне, курильщику со стажем, становится дурно. Пару секунд привыкаю, а потом осматриваюсь по сторонам, выискивая свою малышку. За стойкой — толпа, и все столики заняты, а в дальней части зала, на некоем подобии танцевальной площадки, вообще не протолкнуться. Заведение выглядит приличным. Наверняка разборки с мордобоем здесь мало кого порадуют.
Я вижу Бон-Бон за одним из столов. Сидит, бледная, как испуганная мышь, но при этом пытается держать лицо. А рядом с ней трое мордоворотов. Вроде не трогают, но тот, что справа, слишком близко, и я замечаю, как он дергает ее за руку, когда она пытается отодвинуться. Придурки ржут, поднимают рюмки, соединяют так сильно, что выпивка расплескивается на стол, и синхронно выпивают.
Ладно, уебки, это был ваш последний шот на сегодня.