Мы уезжаем из салона только спустя час: берем пару обручальных колец, браслет, цепочку и кулон в виде четырехлистного клевера, весь усыпанный изумрудами. Бон-Бон не корчит из себя недотрогу и скромницу, жадно, как дорвавшийся ребенок, скользит вдоль витрин, выбирая то, что нравится ей, не оглядываясь на ценник. Эта открытость и полное отсутствие попыток быть кем-то другим, подкупает и снова, снова ставит меня на колени.

Что ж, можно сказать, что теперь я здесь любимый клиент.

Уже на улице, когда я выхожу вперед, чтобы открыть дверцу, Бон-Бон неожиданно останавливается и смотрит куда-то поверх моего плеча. Оглядываюсь, чтобы увидеть, что привлекло ее внимание — и натыкаюсь на Тапка. В компании той самой девахи из кабриолета. И теперь они идут под ручку, трутся друг об друга плечами.

Ну что сказать: я всегда знал, что нормальный парень не смог бы держать руки при себе рядом с такой малышкой, как Бон-Бон. Но, наверное, нужно сказать ему скупое «спасибо» хотя бы за то, что не тронул ее. А то бы, честно, я вырвал ему глаза через задницу.

Тапок останавливается и несколько долгих мгновений мы все смотрим друг на друга. Особенно смотрит его подруга — на мою машину. Уверен, она из тех папочкиных дочек, которым все в жизни свалилось на голову еще в коляске, но уже тогда она запомнила простое правило: деньги к деньгам. Так что Тапок — просто попытка развлечься, игра кошки с мышкой. Хотя, с чего меня вообще это должно волновать?

— Привет, Ени, — здоровается Тапок, первым нарушая тишину.

Она напрочь игнорит его слова, продолжая выразительно рассматривать его подругу, особенно область ее декольте. Да уж, там полная четверка, если не больше. Я придвигаюсь, кладу руку на талию своей малышки и чувствую, как она прижимается ко мне бедром.

— Вика, да? — спрашивает с безупречным спокойствием. — Наверное, нужно сказать спасибо за то, что помогла Косте устроить мне сюрприз.

Деваха явно растеряна. Уверен, в том шаблонном мирке, где она существует, бывшие всегда должны закатывать истерики и никак иначе.

— Я… — Только и говорит деваха. Губы у нее «надуты» салонными процедурами, ресницы тоже искусственные, а что скрывается под тонной косметики даже представить сложно.

Честно, я с такими не связывался даже для траха на один раз.

— А вы…? — Тапок неуклюже приходит на помощь своей Силиконовой долине, переводя стрелки на нас.

Ени грациозно поднимает руку, демонстрируя свой окольцованный палец. Я даже не пытаюсь сравнивать наши кольца, потому что это все равно, что поставить в один ряд блюдо «Коррида» и Фаберже. Вижу, что Тапку очень крепко не по себе. И по его лицу скользит что-то похожее на проблеск… сожаления?

— Красивое кольцо, — фальшивит деваха.

— У нас свадьба через неделю, — щебечет Бон-Бон. — Я обязательно пришлю вам приглашение. — Прижимает пальчик к губам, постукивает, словно сосредоточенно о чем-то думает, и выдает: — Если останутся места в списке «Гости, которым не хватило столовых приборов и стульев».

И, не давая им опомниться, тянет меня к машине.

Уже в салоне мы пересматриваемся — и взрываемся смехом.

— Гости, которым не хватило стульев? — повторяю я, заводя мотор и краем глаза слежу, чтобы Бон-Бон пристегнулась. — Кого еще ты хочешь внести в этот список?

— Ольгу?

Она и правда идеальна.

Весь день до вечера мы ходим по ресторанам. Бон-Бон тщательно подготовилась: у нее в блокноте целый список мест, где бы она хотела устроить нашу свадьбу, и напротив каждого названия перечень всех плюсов и минусов, пометки, на что следует обратить вниманием в первую очередь и о чем спросить. Я вижу, как ей важно все сделать самой, продумать каждую мелочь, поэтому просто молча хожу следом, изредка делая небольшие замечания. В конце дня в ее списке остается только два названия, и я знаю, что выбор будет не простым.

— Устала? — спрашиваю я, когда мы выходим из супермаркета и окунаемся в промокший от вечернего тумана воздух.

Вижу, как она чуть-чуть морщит лоб, жмурится и трясет головой.

— Просто какие-то мошки все время перед глазами.

— Тебе нужно показаться врачу, Бон-Бон.

— Думаю, у меня снова упал гемоглобин, — немного злится она. — Если больше ста — уже праздник.

— Еще бы, ты же почти ничего не ешь. В понедельник лично отвезу тебя в больницу и никаких «нет» даже слышать не хочу.

— Строгий Цербер, — дразнит она.

— Очень, очень строгий и, заметь, трехголовый, так что тебе, одноголовой, мои аргументы никогда не побить. Кстати, — забрасываю пакеты в багажник, — ты же не видела нашу квартиру.

Бон-Бон смотрит на часы, раздумывает. Уверен, мать стребовала с нее обещание не оставаться у меня на ночь и мы, вроде как, договорились ждать до свадьбы. С другой стороны — есть же так много всяких вещей, которые я могу сделать со своей малышкой, не нарушая этого обещания. Могу — и собираюсь сделать, если дело выгорит.

— Ты потом отвезешь меня домой?

— Конечно, что за вопросы? — Как будто я доверю мое сокровище таксисту.

— Тогда я сегодня покорю тебя своими кулинарными навыками, мой Цербер, — торжественно обещает она.

Видеть ее в своем доме — это что-то совершенно новое для меня. Нет, конечно, я приводил сюда женщин и раньше. Не часть и не всех, но всегда это было что-то вроде марафона: в какой части дома поиметь куклу на эту ночь и как бы ее потом побыстрее выставить вон. Я никогда не придавал значения тому, как они ведут себя в стенах моей холостяцкой берлоги, куда смотрят, что трогают.

С моей малышкой все иначе.

Я разрешаю ей войти первой: открываю дверь и молча стоя сзади, всем видом давая понять, что жду ее шага. Бон-Бон проскальзывает внутрь, осторожная и настороженная, словно кошка. В квартире темно, поэтому мне приходиться взять мою малышку за талию и подтолкнуть в верном направлении. Сам вхожу следом, щелкаю выключателем — и комната наполняется рассеянным светом. У меня двухэтажный лофт в урбанистическом стиле: часть стен кирпичные, не покрыты ничем, часть спрятана за панелями. Мебели у меня мало, и вся она в стиле хайтек: строгие контуры, четкие линии, белое и черное. Нижний этаж весь сразу — одна большая студия, разделенная на зоны цветом и оформлением. На втором у меня спальня, спортзал, кабинет и бильярдная, где я люблю покатать шары с друзьями.

— Как все… по-мужски, — выносит вердикт Бон-Бон и вполоборота наблюдает за моей реакцией.

— Прости, но здесь последние десять лет живет один дряхлый холостяк, так что никаких рюшей и бантиков на занавесках, малышка.

Она проходит дальше, сразу заинтересовавшись мозаикой из картин на стене. Кое-что я купил на выставках, кое-что — на старых рыночках Парижа, где, кажется, можно приобрести даже лампу Алладина, были бы деньги. Я ни черта не смыслю в живописи, поэтому фамилии художников, если это не Ван Гог или Репин, для меня ничего не значат. Но вот купить непонятную мазню с налетом глубокого смысла — это, как говорится, моя фетиш.

Бон-Бон останавливается у экспозиции с какими-то кляксами, выложенными по две картины в вертикальный ряд. Часть из них черно-белые, часть — цветные. Купил одним махом все в позапрошлом году на выставке в Мельбурне.

— Ты в курсе, что это такое? — спрашивает она, проводя пальцем по узкой рамке из лакированного черного дерева.

— Кляксы? — предполагаю я.

— Это цветные пятна Роршаха, балда, — выдает моя малышка с видом зазнайки и на этот раз я все-таки отпускаю желание ее проучить. Подбираюсь сзади и щипаю ее за задницу. Ени визжит и я, пользуясь положением, тут же завожу вторую ладонь ей на живот, кладу чуть ниже пупка, призывая на помощь все свое терпение. Она замирает, но с шумом втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, шепчет: — Рэм…

Господи, помоги. Терпения у меня не осталось вовсе, но я, как дурак, продолжаю надеяться, что смогу держать себя в руках. Должен смочь, потому что хочу подарить своей карамельной девочке сказку: свадьбу, первую брачную ночь, утро с завтраком в постель и поездку на самый охранительный необитаемый остров дней на тридцать.

— Что ты там видишь? — шепотом спрашивает она, указывая пальцем на одну из черно-белых клякс.

— Ночной мотылек? — предполагаю я, осторожно прихватывая зубами ухо моей Бон-Бон. — Колибри?

Ени заводит руку мне за голову, понимаясь на носочки, растягиваясь на мне струной. Еще пара таких нежностей и я передумаю быть принцем. Близок к этому, как никогда.

— Ну, сойдет, — дразнит Бон-Бон.

— Что, я прошел проверку? Пригоден к семейной жизни?

— Над этим еще работать и работать, но ты не безнадежен.

На этот раз я кусаю ее ухо чуть сильнее и, шлепком по заднице задаю направление в сторону кухни. Кто-то обещал покорять меня своими кулинарными талантами в конце концов.

Мы выкладываем продукты в холодильник, но часть Ени оставляет на столе. Предупреждает, что мне придется помогать, но видимо я кривлюсь слишком сильно, потому что она сокрушенно качает головой и предлагает взять блокнот из ее сумки. Так и делаю, но по пути захватываю из бара бутылку шампанского. По глазам Бон-Бон вижу, что она очень даже не против скрасить вечер под хороший алкоголь. Пока моя малышка занята пастой, открываю шампанское, наполняю бокал и протягиваю ей. Она кивает на свои перепачканные руки и тянется губами, недвусмысленно давая понять, что готова пить из моих рук. И я, чувствую себя больным извращенцем, смотрю, как она потихоньку глотает сладкий алкоголь, как пара капелек скатываются к уголку губ и скользят по подбородку. Бон-Бон пытается смахнуть их, но я ловлю ее руки и разводу в стороны.

— Вообще-то у меня нож, — бормочет она чуть охрипшим голосом, когда мои губы жадно впиваются во влажный след на коже.

— Пырнешь меня им, если я зайду слишком далеко, малышка.

— Ужин, Рэм… — стонет Бон-Бон, когда я подталкиваю ее к стойке. Нож лязгом падает где-то на полпути.

— Вот я тебе и съем, малышка.