Я даже не удивляюсь, когда на третий день мне звонит Ольга. Уж не знаю, какими окольными путями раздобыла мой номер, но явно очень для этого расстаралась.

Она предлагает встретиться, говорит, что нам нужно обсудить кое-что важное. Сначала хочу послать ее куда подальше, но вовремя останавливаюсь и перевариваю услышанное еще раз. Даже не сомневаюсь, что она знает об аварии: об этом до сих пор кричат во всех новостях. Журналисты смакуют подробности «самой громкой свадьбы года». Еще бы, такой материал, есть, где разгуляться, вспомнить обо всяких приметах, которые мы нарушили, и о том, что у Даля-старшего есть партнеры по бизнесу, которых иначе, как странными личностями и не назовешь.

Меня выписали из больницы на следующий день, но я отказалась уходить одна. Сразу сказала, что выпишусь только вместе с Рэмом, а он, пусть и медленно, но идет на поправку.

Но ради встречи с Ольгой, я нарушаю правило и выбираюсь из больницы никому ничего не сказав. В квартале отсюда есть кафе, где мы и договорились встретиться. Я нарочно переодеваюсь в мешковатую кофту, попосильнее натягиваю капюшон и, закосив под мальчика, иду на встречу с женщиной, которую, пожалуй, жалею почти так е сильно, как и ненавижу.

Ольга уже на месте: сидит в самом углу, и я еще с порога замечаю, как нервно она постукивает по столу маникюром. А когда присаживаюсь рядом, то сразу обращаю внимание на пепельницу, в которой лежит два окурка со следами ужасного блеска цвета фуксии. Остатки такого же есть и Ольги на губах.

— Беременным вредно курить, — говорю я вместо приветствия.

Она поднимает голову, смотрит на меня перепуганными глазами. Да, я отделалась только синяками, но зато парочка особо ярких прямо у меня на лице и сейчас я выгляжу не как молодая новобрачная, а как мальчишка-беспризорник. Но я не просто так устроила этот маскарад.

— Я нервничаю, — пытается оправдаться Ольга, но быстро меняет тему. — Как он?

— Захотела увидеться, чтобы обсудить с женой здоровье ее мужа? — Я знаю, что не должна ерничать, но, ей богу, ситуация смешна до абсурда.

— Ждешь от меня поздравлений? — тут же выставляет рога Ольга.

— От тебя я жду только одного: уважать здоровье ребенка моего мужа.

Тест на отцовство пока не сделан. Еще до свадьбы Рэм выбрал клинику и даже побывал там. А потом, когда позвонил этот крашеной заразе, она заявила, что пару дней назад укатила по работе в Вену и приедет только через неделю. Вот, судя по всему, приехала и первым делом решила напомнить о себе.

Что ж, посмотрим, во что выльется наш «милый» разговор. Если честно, я пришла с парочкой козырей в рукаве и если она думает, что возраст и жизненный опыт играют ей на руку, то глубоко заблуждается. Ну и кроме того — я мысленно усмехаюсь — она совершенно наплевательски отнеслась к моим советам, поэтому так и осталась бегемотихой, которая мнит себя газелью. Поэтому львица во мне с удовольствием нарежет из нее стейк.

* * *

— Ну? — немного потороплю я, когда спустя пару минут Ольга так и не начинает разговор. Я уже и так понимаю, что она будет торговаться. И сейчас мерзкий механизм в ее голове находится в паре мгновений от полной боевой готовности. Но ведь и я пришла не с пустыми руками. — Послушай, у меня нет времени сидеть здесь и смотреть, как ты глотаешь никотин, который отравляет кровь ребенка. И, кстати.

Быстро, пока она не сообразила, что я собираюсь сделать, поднимаю телефон и делаю быстрый снимок. Она моргает пару раз, ослепленная вспышкой, и нервно сминает сигарету в пепельнице. Я на всякий случай сажусь чуть дальше и нарочно с довольно ухмылкой любуюсь полученным кадром. Ольга с сигаретой между пальцами — просто, блин, иллюстрация для журнала «Как стать матерью дауна». Мне настолько противно, что хочется схватить глиняную декоративную вазочку и зашвырнуть Ольге в голову. Вряд ли от этого ее мозги начнут работать в правильном направлении, но хотя бы какие-то шарики должны встать на место.

— В газетах пишут, что Рэм… — Ольга делает паузу, жадно смотрит на пачку сигарет на столе. — Что у него серьезная травма позвоночника и он на всю жизнь будет прикован к инвалидному креслу.

— Да, так и есть, — без заминки отвечаю я. И кривлюсь, потому что от одной этой мысли мне становится невыносимо больно до самого нутра.

— Но ведь медицина не стоит на месте, — бормочет она.

— Медицина может и не стоит на месте, и развивается семимильными шагами, но позвоночник Рэма и через десять лет останется там же, где был. И если ты думаешь, что эти вещи как-то связаны между собой, то у меня для тебя плохие новости.

Она начинает кусать губы: остервенело стягивает зубами помаду, прокусывает кожу до крови. Смотреть противно, но я выдерживаю.

— Это просто нелепо, — вдруг говорит Ольга и я замечаю в ее взгляде первые проблески истерики. — То, что случилось.

— Почему же?

— Потому что из0за тебя Рэм перечеркнул пять лет наших отношений, а ты превратила его в калеку. И теперь из-за тебя у моего ребенка не будет полноценного отца.

— Жаль тебя расстраивать, Ольга, но у твоего ребенка еще раньше не стало полноценной матери, потому что женщина, которая сидит передо мной и травит плод никотином — это точно нее любящая мать.

Ольга почти срывается с места, почти заносит ладонь для пощечины, но я торможу ее коротким и резким:

— Сядь.

Клянусь, сейчас у нее такое лицо, что впору делать снимок и вставлять в учебники по психологии. Именно так выглядит человек, который не в состоянии противиться тому, кто, как он думает, куда слабее. Главная ошибка всех бывших: каждая уверена, что правда на ее стороне, что она все равно оставила неизгладимы след в душе мужчины, а его новая пигалица — лишь временная остановка на обратном пути.

— Ты об этом хотела поговорить? Или, дай угадаю! — Я прикладываю пальцы к вискам, закрываю глаза и делаю вид, будто устанавливаю прямую связь с космосом. Пусть эта зараза еще немного побеситься — в конечном итоге, мне это только на руку. — Интересуешься перспективами на будущее?

Она фыркает, пытается как-то прикрыть дерьмо, которое лезет у нее из всех щелей, но я смотрю куда глубже, чем Ольга даже может представить.

— Он мне не безразличен, — говорит она.

В это я охотно верю, но тот факт, что бегемотиха не прочь поухлестывать за львом не исключает ее нежелания связываться с хромым львом.

— Но я не могу так рисковать, — следует продолжение фразу.

Конечно, ты не можешь. Потому что в твоем меркантильном крохотном, как у стегозавра, мозгу, уже сложилась четкая схема развития отношений с моим Цербером: шантаж ребенком, попытки давить на жалость и внушать Рэму чувство вины. И еще качать деньги — как же без этого. Но вот незадача: не так то просто давить на жалость человеку, который сам прикован к инвалидному креслу до конца жизни. И тем более, его не выманить на прогулку под предлогом, что ребенку нужно изредка видеть родителей вместе.

Все эти якобы «хитрости» лежат настолько на поверхности, что даже смешно.

— Конечно, ты не можешь так рисковать, — говорю я совершенно спокойно, но без агрессии. Мне нельзя ее спугнуть. Не теперь, когда она почти распустила язык.

— Я должна знать, что обо мне и моем ребенке будет кому позаботиться.

— О ребенке, полагаю, потому что забота о тебе не входит в перечень отцовских обязанностей моего мужа.

— Рожая от него, я превращусь в мать-одиночку, — шипит эта корыстолюбивая гусыня.

— Ты рожаешь для себя, — поправляю я. Внимательно слежу за ее реакцией, стараясь не упустить момент «откровения». — Или тогда признай, что сама устроила этот залет, чтобы привязать к себе Рэма. А когда не получилось, решила использовать ребенка в качестве средства для усложнения нашей с Рэмом жизни. Жаль тебя разочаровывать, Ольга, но у тебя ничего не получится. Хоть хромой, хоть инвалид — Рэм останется моим мужем, и он точно не ударился головой настолько сильно, чтобы добровольно взвалить себе на шею обиженную. бегемотиху.

Она цепляется пальцами в столешницу и наклоняется ко мне через стол. Что за духи у нее? Морщусь и прикрываю рот ладонью.

— Я хочу гарантий — так ему и передай. Либо мы заключим договор, по которому я буду получать финансовое обеспечение на себя и ребенка с полным правом наследования, либо он никогда не увидит этого ребенка. Может быть сейчас это кажется глупостью, девочка, но через пару-тройку лет Рэм захочет большего, чем просто знать, что у него есть сын, от которого он отказался. И это понимание будет каждый день грызть его, отравлять любовь к вашим детям, если, конечно, они у вас будут, с учетом его состояния.

Мы смотрим друг на друга. Молча и напряженно, потому что нам не нужны слова, чтобы понять: это был самый настоящий грязный шантаж, расчетливый, выверенный и продуманный. И, конечно, она достаточно долго пробыла в отношениях с Рэмом, чтобы даже своим скудным умишком понять, что он не бесчувственная сволочь и не откажется от ребенка, даже если сейчас мысль об отцовстве ему претит.

— Это все? — сухо спрашиваю я. Пусть думает, что я начала паниковать — мне это на руку.

— Это мое предложение, деточка. Единственное, на которое я согласна.

Я молча встаю из-за стола, кладу в карман телефон и иду к двери.

Она свой ход сделала. Теперь дело за мной.