Мальвина преследует меня весь день.

Я не преувеличиваю, правда. Стоит перед глазами с очаровательным румянцем на щеках после нашего поцелуя и прямо умоляет бросить все и сорваться к ней. Хотя бы одним глазом посмотреть, как она справляется с шайкой мелких людоедиков. И я почти убеждаю себя, что в этом нет ничего странного, и даже прикидываю, сколько времени нужно, чтобы купить букет цветов, достойный моей строптивицы, но в последний момент наваливается куча дел.

Казалось бы: договора, финансовые отчеты, совещания и прочие скучные дела совершенно не способствую всяким «нижепоясным» мыслям. Но где там. Слава богу, хоть стояка нет, потому что очертания Машиной груди под больничной распашонкой преследуют меня даже на заседании коммерческого отдела. Пока мой финансовый директор выдает длинный отчет с кучей цифр, я думаю о том, что так и не заманил сокровище в свою берлогу. Смешно, если разобраться: вез домой, вез, да так и не довез.

В общем, вы поняли, что весь день проходит уныло до безобразия.

Еще и в конце, когда я уже на низком старте и отдаю последние указания Любе, приходит «звоночек» от начальника службы безопасности: на горизонте появилась Натали.

Сейчас я очень попрошу всех впечатлительных и щепетильных покинуть мою голову, потому что там будет предельная концентрация мата.

Какого, блядь, хера, она приперлась?

Да, есть на этой планете люди, способные довести меня и до такого состояния.

И человек этот — Наталья Шеворская. Модель, красавица, дважды разведенная охотница за сокровищами чужих кошельков. Женщина-сорока, которая становится в охотничью стойку от одного вида дорогих запонок. Нет, я не преувеличиваю.

Мы расстались незадолго до того, как на меня свалилась Маша, и с тех пор я всячески игнорирую все попытки со мной связаться. Отделаться часами в позолоте, увы, не получилось. Но даже у Шеворской не до такой степени не все дома, чтобы без приглашения, спустя полгода моего тотального игнора, вваливаться в офис. Значит, что-то случилось.

Фурия застает меня на средине мысли о том, что пора бы всерьез подумать о сторожевых псах, реагирующих на все, что пахнет стервой.

— Влад, твою мать! — взрывается эта секс-бомба, и меня щедро обдает приторно-сладким запахом вишни.

Вот гадство, ну зачем же так, я ведь вишню люблю, и сезон вот-вот начнется, а теперь напрочь отобьет охоту на год минимум.

— Вы не записаны, — пытается вступиться Люба, храбро бросаясь грудью на террористку в красном.

Я ей, конечно, признателен, но здесь справится только тяжелая артиллерия. Поэтому, поблагодарив мою верную Анку, шепчу: «Вызывай санитаров, если я через десять минут не выйду живой», отпускаю ее на свободу и закрываю дверь.

Пожелайте мне удачи, она мне понадобится.

Шеворская падает в кресло, с видом хозяйки вытягивает ноги и принимается тарабанить ногтями по столу. Ногтями. По. Стеклянной. Столешнице. Почему до сих пор не придумали заглушки на маникюр? Я бы купил пару наборов для вот таких хищниц.

— Натали, какой сюрприз. — Ноль радости и ноль удивления в моем голосе. Эта даже вежливость может принять за сигнал разворачивать боевые действия до полной капитуляции. — Каким ветром тебя сюда вдуло?

— Ты меня игнорируешь. — Она зачем-то еще и пальцем тычет, сперва в меня, потом в себя.

— Мы расстались, нет?

— Нет, мой хороший, это ты слинял.

Ну, если вдаваться в технические детали, то да — я просто свалил от нее ночью, оставив одну-одинешеньку в постели. Но, прошу заметить, одну-одинешеньку в люксовом номере, оплаченном на неделю вперед. И не где-нибудь, а в Рио. Черт его знает, зачем вообще дал втянуть себя в поездку, но вот проснулся в два ночи, смотрю — лежит рядом тело с сиськами четвертого размера — и у меня нет никакого желания трогать этот шедевр пластической хирургии. И вообще, скажу я вам, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на женщин, чьи сиськи не вдохновляют на подвиги.

Вопрос на повестке дня: какого хрена Шеворской от меня нужно?

Бросаю куцый взгляд на ее фигуру, вздыхаю с облегчением. Живота нет, хотя я без резинки не трахаюсь с шестнадцати лет. Есть, конечно, вариант, что передо мной замаскированная самка слона[1], но разве слоны не милейшие и добрейшие в мире существа?

Сажусь за стол напротив, и когда Шеворская снова начинает тарабанить ногтями, с громким хлопком опускаю ладонь на стол. Здесь закаленное стекло, оно и не такое выдержит, а вот моя «гостья» вскидывается, кресло под ней с грохотом подскакивает.

— Не делай так, — предупреждаю, даже не пытаясь изображать вежливость.

А кто сказал, что я милый добрый парень? Я? Это было помутнение рассудка из-за Мальвины. Вообще я та еще сволочь, потому что в бизнесе, где люди зарабатывают миллионы каждый день, мягкотелые пуфики не выживают.

— Спрашиваю последний раз: зачем ты пришла?

— Мне нужны деньги, — говорит так запросто, как будто мы соседи, и она зашла за солью.

Если бы я не привык работать с людьми такого сорта, то честно бы даже обалдел. Но сейчас я только хмыкаю и киваю, мол, кто бы сомневался, что тебе нужны деньги.

— Работать не пробовала? Говорят, помогает.

— Я и так как каторжная работаю, — огрызается Шеворская, как будто в этом моя вина. — Но я не молодею, Влад. Самое время думать о будущем и укреплять тылы.

— О тылах раньше нужно было думать, Николь. — Развожу руками, вспоминая всем известную басню. — «Попрыгунья стрекоза лето красное пропела…»

Она кривится и ее губы в идеально-красной помаде превращаются в двух обнимающихся слизняков. Она их вечно подводит каким-то блеском, из-за чего кажется, что пила подсолнечное масло и не вытерла рот. Кстати, не помню, чтобы целовался с ней. И почему то от этого становится легче.

— Ты знаешь, что я не транжира.

Я знаю, что она никогда ни в чем себе не отказывала. Но это не только грех Шеворской — так живут все модельки. Они как бабочки, которые появляются на свет даже без рта и системы пищеварения, только чтобы прожить короткую красивую жизнь. Это естественный отбор. И все исключения лишь подчеркивают правило. Сколько вы знаете умных красивых моделей? Я ни одной, но говорят, они существуют.

— Это все хорошо, рад, что ты, наконец, придумала план на будущее, но я тут причем? — Бросаю взгляд на часы. У меня времени — всего ничего. Я ведь еще собирался заехать домой, пересесть на другие «колеса», переодеться, купить Маше цветы. Да у меня все по минутам расписано. — Ты меня задерживаешь.

— Спешишь к жене? — подмигивает она.

— Сплетни в наше время множатся в геометрической прогрессии.

Я не удивлен. Сказать мог кто угодно. Это только кажется, что столица огромна и здесь легко ни разу не встретиться на одной площадке. А на самом деле люди одного круга все друг о друге знают. Чихнуть не успеешь, как кто-то настрочит об этом в твиттер.

Шеворская называет сумму. На самом деле — ерунда. Ну как, ерунда. Больше, чем мужчина дает своей любовнице на погремушки, но меньше, чем нужно для хорошего финансового вложения.

— Это ничего не стоит для тебя. Я все верну.

— Собираешься купить конуру и открыть там салон для стрижки собак? — стебусь я.

Запомните: мужчины не любят попрошаек. Любимую женщину мы и так заваливаем подарками, и у нее просто нет необходимости просить. А вот те, у кого между ног терминал, настроенный только на прием, нам глубоко неприятны. Но мы их имеем в промежутках, пока ищем свое настоящее.

— Я собираюсь выкупить долю в новом проекте Донского, — говорит она. — Он делает хорошую скидку.

И я вдруг вспоминаю, что мы познакомились у него на юбилее. И что, кажется, Шеворская не просто так, а племянница его жены. Теперь понимаете, кто меня сдал?

— Что за новый проект?

— Он собирается снести какую-то рухлядь и сделать застройку под торговый центр. Если я вложусь в строительство, часть квадратных метров будет в моей собственности.

— Откроешь салон красоты и не будешь платить сумасшедшую аренду, — продолжаю я.

Эта рухлядь — Машин садик. Жопой чувствую.

Еще раз смотрю на часы, прикидываю время и, забросив ногу на ногу, говорю:

— Можешь поподробнее? Я заинтересовался.

[1] Слонихи вынашивают потомство в среднем 22 месяца (примерно два года)