На работу я выхожу, как в поговорке — с корабля на бал.

По случаю какого-то удачного приобретения целого пакета каналов, в «ТАР» устраивают что-то вроде местечкового корпоратива. Виктория коротко посвящает меня в подробности: скоро в офисе будут большие перемены, все очень загадочно и в целом положительно со всех сторон. Только краем уха слышу сплетни о том, что владелец перекупил акции у своего прямого конкурента, по совместительству отца своей жены.

И эта новость меня… радует?

Я убегаю от этой радости целый день: сначала, когда Виктория отпускает меня «буквально на тридцать минут», чтобы я переоделась к вечеру, потом — когда ношусь по этажам, собирая для нее информацию, выполняя мелкие поручения. У меня с собой совсем ничего, поэтому приходиться забежать в стоковый магазин, взять первое же попавшееся под руку приличное платье и туфли — и мигом обратно в офис.

Но мысль все-таки догоняет меня, как раз, когда я вхожу в соседнюю кофейню, чтобы принести Виктории их фирменный кофе с бейлисом. Кофейня отрылась на прошлой неделе, но все сотрудники «ТАР» то и дело мелькают с фирменными черно-белыми полосатыми стаканчиками.

Я занимаю очередь — и мысль о том, что жениться ради бизнеса, очень в духе Габриэля.

Он мерзавец и просто черствая свинья, но Крюгер из тех, кто, не задумываясь, положит жизнь, лишь бы реализовать свои финансовые интересы. А, значит, его брак — это просто еще одна ступенька к цели.

Убеждаю себя, что мне должно быть все равно, что думать о нем, как о возможном свободном человеке после всего, что он говорил и делал, просто иррационально и не логично. Но я все равно думаю. Так долго, что начинаю чувствовать знакомый запах одеколона. Наверное, выгляжу очень глупо со стороны, стоя в очереди с закрытыми глазами и катая во рту несуществующий терпкий аромат кожаного салона автомобиля, помноженный на нотки грейпфрута.

Получаю заветный стаканчики — один, с латте, беру для себя — и пулей лечу к двери, потому что минуту назад прилетела эСэМэСка от Виктории, что я срочно ей нужна.

Дверь распахивается у меня перед носом, я пытаюсь отойти, но сзади кто-то напирает плечом. Толчок, от которого я почти теряю равновесие, но упасть мешает только стоящий впереди человек. Изо всех сил пытаюсь не опрокинуть на него кофе, но пара капель все-таки выплескиваются через прорезь в пластиковой крышке.

— Я прошу прощения, — пытаюсь извиниться я, уже в уме подсчитывая, хватит ли денег на химчистку. — У меня есть влажные сал…

— Ага, у тебя всегда все есть, — слышу знакомый голос.

Габриэль.

Словно звонкий щелчок по носу от Судьбы: «Держи, девочка, добегалась, но не убежала».

Я пытаюсь уступить ему проход, чтобы не создавать столпотворение, но Габриэль успевает раньше: отступает и волна человеческих тел выносит меня наружу. Пальцы так крепко обхватывают стаканчики, что те едва не лопаются по швам. Я отворачиваюсь, торопливо делаю несколько шагов, чтобы увеличить расстояние между собой и Элом.

Выдыхаю, готовлюсь услышать очередную гадость в спину или его коронное «грязнуля».

И ничего. Совсем ничего.

Я не буду поворачиваться, не буду нарываться на его насмешливый взгляд, не дам ни полграмма повода думать, что мне есть до него хоть какое-то дело.

Я не буду.

Я не повернусь.

Это просто идиотское любопытство.

Это часть моей болезненной зависимости.

К черту!

Габриэля на улице нет, но рядом, у обочины, припаркован его «Мерседес». Мне нужно скорее бежать на работу, но мои ноги вросли в мокрый липкий снег, и вряд ли меня теперь вытащить без буксира. Внутренний голос шепчет: беги, Кира, радуйся, добилась, чего хотела. Но я стою, как вкопанная. Жду чего-то. На что-то надеюсь.

Хотя, все я знаю, но эта правда слишком ослепительно смертельная, чтобы позволить ей рушить столпы моей веры.

Габриэль появляется через минуту: в одной руке стаканчик с кофе, другой плотно прижимает к уху телефон. Я до крови прикусываю губу, гашу нерациональную попытку как-то привлечь его внимание. Он ведь должен меня увидеть, на мне горчичное пальто, я торчу в паре метров от его машины. Я неуклюжий слон в посудной лавке.

Но Эл ныряет в салон авто, так ни разу и не посмотрев в мою сторону.

«Мерседес» выруливает на дорогу и скрывается за поворотом.

Это ведь хорошо? Это именно то, чего я добивалась, о чем мечтала каждый раз, попадая под град его оскорблений, под его попытки купить то, что продается. Хотела, чтобы Габриэль просто не видел меня, даже если я буду торчать у него под носом, будто мне повезло заполучить Мантию-невидимку.

Я пытаюсь запить ком в горле совершенно безвкусным кофе и переставляю ноги в сторону офиса. Именно так, не иду, а топаю, словно механическая игрушка, и завода хватает как раз до кабинета Виктории. Она забирает стаканчик, жадно пьет, нахваливая потрясающий аромат, и тут же хоронит все мои мысли под обвалом работы. Ничего срочного, но это очень в ее стиле: устраивать бурю в стакане воды, и паниковать без повода. Благодаря этому я научилась всегда быть в тонусе. Правда, сейчас это совсем не так.

— Ты пойдешь делать прическу? — спрашивает Виктория, когда я возвращаюсь и кладу ей на стол весь нужный материал. Она одобряюще кивает, нахваливая мой педантизм: все разложено по папкам, помечено маркером, со ссылками и сносками. — Ну так что, идешь прихорашиваться? Девочки все пораньше уходят.

У меня нет денег на салон, потому что почти все ушло сперва на лекарства маме, потом на таблетки от гриппа уже себе. А из заначки за аренду я не возьму даже под страхом смертной казни.

— Генеральный сказал, хозяин может заехать, — загадочно говорит Виктория. — Он же без пяти минут холостяк, девочки уже за места в очереди дерутся.

Мое сердце словно окунают в кипяток: кровь мгновенно свертывается, намертво перекрывает ход. И к груди снова подкатывает противная паника, от которой рука уже на чистых рефлексах тянется в карман за баллончиком. Не жду, когда укроет с головой — делаю вдох, другой. Виктория обеспокоенно косится, но я жестами даю понять, что все в порядке.

— Если тебе нужно сделать прическу — беги, я разрешаю.

Я благодарю, и использую шанс чтобы просто сбежать.

Не пойду я ни на какой корпоратив. Не буду испытывать терпение хищника, не буду кормить свою зависимость. Это болезнь, просто синдром Жертвы. Я сильнее своих комплексов, я смогу.

Но, конечно же, я иду. Надеваю простое черное платье до колен с длинными рукавами, скрывающими ожог, собираю волосы заколкой в прическу «классический беспорядок», и даже наношу легкий макияж. Я и правда худая, и тазовые кости немного оттопыривают ткань. Те самые пресловутые кости из поговорки, на которые «мужчины не собаки» не бросаются.

Я опаздываю на час, а то и больше, потому что только с третьей попытки чудом втискиваюсь в битком набитый вагон в метро, а потом пешком, два квартала, мысленно радуясь, что догадалась оставить туфли в офисе, а в моих любимых «дутиках», я как танк, который не боится грязи.

И возле самого крыльца наталкиваюсь на Алекса. Он в коротком пальто, со стильным полосатым шарфом вокруг шеи и с переброшенной через плечо сумкой от фотоаппарата.

— Здравствуйте, Кира, — улыбается он от уха до уха, и я невольно улыбаюсь в ответ. У этого человека просто заразительная улыбка, из тех, на которые невозможно не ответить. Тычет пальцев сторону небоскреба и говорит: — Буду сегодня собирать компромат, но в счетах это обзовут «оплатой фотоуслуг».

— Тогда я буду держаться от вас подальше, — делано пугаюсь я.

— Предлагаю просто быть моей парой. — Он галантно подставляет локоть. — Я готов подписать договор на салфетках, что обязуюсь не использовать ваши фото ни в каких корыстных или порочащих вас целях. Только, — он поправляет очки, — для личного удовольствия.

Я беру его под руку и дарю благодарную улыбку, потому что Алекс понимающе подстраивается под мой черепаший шаг. Только что я почти пробежала пару кварталов, легкие до сих пор до отказа заполнены еще по зимнему холодным мартовским воздухом.

Ступенька, еще ступенька.

Поднимаю взгляд — и на крыльце появляется Габриэль. Делает пару шагов вниз, нам навстречу. Останавливается, смотрит прямо на меня, скользит взглядом ниже, на локоть Алекса, за который я держусь двумя руками. Этот взгляд сходит на нас, будто лавина. Наверное, и Алекс что-то такое чувствует, потому что мы одновременно останавливаемся.

Эл «не в форме»: вместо костюма — темные потертые джинсы, белый свитер «в облипку». В широком вороте-«лодочкой» видны ключицы, на крепкой шее — короткий кожаный ремешок с синим плоским камешком.

Габриэль укладывает ладони в передние карманы джинсов, опускает голову, так, что темные волосы наглухо прячут взгляд. Мы проходим мимо: Алекс сдержанно кивает, я одними губами мямлю «Добрый вечер». Сил хватает только, чтобы продолжать улыбаться своему спутнику и держать спину ровно, словно меня позвоночником насадили на вертел.

— Ты снова ни хрена нормально не питаешь, Кира, — слышу знакомое бешенство в голосе.

— У меня все хорошо, — отвечаю я. Зачем? Какая разница, что он так говорит, это все равно лишь очередная порция оскорблений.

— Я так не думаю, грязнуля.

Понятия не имею, как у него это получается: одним словом снова заставить себя ненавидеть, жалеть, что я вообще думала о нем все эти дни и изо всех сил желать, чтоб он под землю провалился.

— Кира со мной, — спокойно, но уверенно встревает Алекс.

Габриэль дико усмехается, как будто аватар злого божества, и наклоняясь прямо к Алексу, раненым диким зверем хрипит:

— Тронешь ее — и я сыграю на твоих костях в «Ударь суриката».

— Большой злой мужик? — зачем-то продолжает его злить Алекс.

— Большой злой мужик, который будет ее трахать этой ночью, — огрызается Эл. — Но сначала, блядь, накормит, потому что с такими «кавалерами» она скоро будет тарахтеть костями.

— У тебя все нормально? — подается вперед Алекс. — Выглядишь каким-то больным уродом.

— Я замерзла, — пытаюсь влезть меду ними я. — Алекс, прости, у нас старые обиды, ты ни при чем. Давай зайдем внутрь?

Эл успевает вынуть руки и схватить меня за плечи, будто я — всецело его собственность.

Разворачивает, делает шаг вниз, полностью загораживая свой спиной. Если бы захотела — я бы запросто могла вцепиться зубами ему в затылок, потому что почти воткнулась в него носом.

— А теперь попробуй протянуть к ней руки, — бросает вызов Алексу. — И посмотришь, что я с ними сделаю.

Нормальная женщина на моем месте прямо сейчас взяла бы сумку и отлупила Крюгера по чему придется, и я в шаге от того, чтобы позволить себе эту выходку, но в памяти всплывает наша последняя встреча, и звук удара, и красная полоса на лице Эла.

Пальцы до боли сжимаются на сумке, пытаюсь выдохнуть, найти, за что уцепиться, чтобы сохранить равновесие и не сделать еще хуже. Я знаю, на что способен Габриэль Крюгер. И он нарочно провоцирует Алекса, чтобы превратить драку в огромное бетонное препятствие между нами. Придумал себе, что у нас с Алексом отношения, и теперь пытается просто испортить мне жизнь. Снова позорит, снова говорит глупости, как и не было этого месяца. Господи, неужели это я еще утром переживала, что мерзавец Эл даже не глянул в мою сторону? У мня случилось помутнение рассудка из- за болезни.

— Ты же не ее парень, — делает шаг к Габриэлю Алекс. Теперь они друг напротив друга, разделенные несколькими сантиметрами воздуха, в котором трещат невидимые молнии. — Ты же Габриэль Крюгер, да? Ты вообще женат, мужик, остынь.

— Ты слишком много разговариваешь, — бросает Эл и я вижу, как под тканью свитера напрягается его спина, мышцы перекатываются по плечам. — Просто вали на это странное веселье. Один.

— Но я не один, — не сдается Алекс.

— «Я не один» и «я с Кирой» — разные вещи, так что пошел на хуй отсюда, — неожиданно стеклянным голосом, говорит Эл. Только что бушевал — и вдруг, словно Океан забвения, совершенно спокоен.

— Хватит! — все-таки срываюсь я.

Нужно держать себя в руках, не забывать, что рядом — Эл, который тут же расковыряет любую моя слабость до размеров Вселенной, с удовольствием набросает туда мусора и раскаленной ненависти, а потом обильно польет презрением.

— Алекс, спасибо большое за помощь. — Пытаюсь вложить в улыбку всю мою искреннюю благодарность, которая действительно безгранична, но вряд ли получается хорошо. Челюсти сводит от желания вцепиться зубами в проклятый затылок Крюгера. — Я скоро подойду, хорошо?

— Уверена, Кира? — с сомнением переспрашивает Алекс.

— Да, конечно. — На самом деле я ни в чем не уверена, потому что, когда рядом Эл, произойти может все, что угодно: либо совсем ничего, либо катастрофа уровня пришествия всадников Апокалипсиса. — Со мной все будет хорошо.

— Она врет, придурок, — бьет холодом насмешки Эл, — я ее сожру с потрохами. Во всех самых поганых смыслах этого слова.

Алекс взвинчивается, и мне стоит больших усилий не дать ему сорваться. Минуту, длиной в бесконечность, мы с Алексом просто пересматриваемся, но он все-таки уступает. Кивает мне, не Габриэлю и обещает, что если я не появлюсь через пятнадцать минут, он вызовет полицию и ему плевать, что имя Крюгер оскандалится в прессе. Эл издевательски хмыкает. В самом деле, какая пресса, какой скандал? Он уже подгреб под себя все крупные издательства, телеканалы и радиоволны. А те, что остались, просто утонут в громком голосе той информации, которой Эл прикажет забить весь эфир. Именно поэтому Дима всегда обходил его стороной: кто владеет средствами массово информации, тот владеет миром, и тому нечего делать — испортить карьеру перспективному политику.

Стоит Алексу пропасть из поля нашего зрения, как Эл поворачивается ко мне.

Я ему до плеч, но сейчас стою выше на пару ступенек, поэтому наши лица на одном уровне.

Надеюсь, прямо сейчас небеса разверзнуться и меня отрезвит ударом молнии, потому что я просто тону в янтарной злобе его глаз.