Мы едем домой в полной тишине, явно без желания разговаривать друг с другом. Аврора сидит на заднем сиденье и смотрит в окно с отсутствующим видом. Я бы год жизни отдал за возможность заглянуть ей в голову и прочитать мысли.

Мы вернулись туда, откуда начали. Хотя, нет, начали-то мы с ночной прогулки и тогда Аврора не смотрела на меня, как на чудовище и не говорила такие мерзости. Регресс на лицо, и самое ужасное то, что я создал ситуацию своими же руками. Вспылил, выплеснул злость - и вот результат.

Меня оправдывает лишь то, что Аврора не имела никакого права лезть ко мне с идиотским претензиями, и тем более делать вид, будто ей не все равно, что будет с моей жизнью, оборвется она сегодня, завтра или мне повезет дожить до седой старости. Хотя, где я - а где везение.

Горько ухмыляюсь своим мыслям и в зеркале заднего вида замечаю недовольный взгляд Черной королевы. Хочется резко затормозить - и по фигу, что мы в потоке машин на главной улице города - скрутить ее так, чтобы и пошевелиться не могла, и спросить, в чем проблема. Но с этой невозможной женщиной ничего и никогда не работает так, как должно, поэтому я так сильно… ее боюсь.

Да, блядь, боюсь. Боюсь того, что она похожа на гарпун, нацеленный прямо мне в сердце и что бы я ни делал, куда бы ни бежал и за чем бы ни прятался - острие все равно «смотрит» в самое яблочко. И прицельный убийственный выстрел - лишь вопрос времени. Неважно, больное у меня сердце или здоровое - Аврора Шереметьева меня уничтожит, потому что ненавидеть ее больно, а любить будет еще больнее.

Мы приезжаем в «Атлас» в десятом часу ночи - и Аврора, не дав мне и шанса, сама распахивает дверцу и убегает к себе в комнату. А мне остается лишь негодовать и до боли в стопе пинать массивную бронзовую подставку под горшком с декоративной ивой.

Я едва ли сплю хоть час за ночь. Брожу по пустым комнатам, как Летучий голландец, который потерял якорь и не видит свет путеводный свет маяка. Я чужак в собственном доме и настолько же пуст, как пуста выпитая с горя бутылка коньяка. Несколько раз я порываюсь зайти к Авроре в комнату, но какая-то сила тянет меня прочь. Инстинкт самосохранения быть может? Что будет, если я увижу ее безмятежно спящей? В прошлый раз едва сдержался, чтобы не натворить глупостей, а теперь, когда знаю вкус ее поцелуя, я бы и копейки не поставил на свое терпение.

Я совершенно запутался.

Я больше не знаю, кто я: уродец, который молился на один взгляд школьной красавицы, или безбашенный спортсмен, поклявшийся отомстить жадной стервозной красотке.

Но утро меняет все, потому что стоит мне увидеть ее, я готов позволить проклятому гарпуну выстрелить, готов лично вложить ей в руки шпильку, которой она проткнет мою никчемную жизнь.

Она плакала. Глаза припухли и покраснели, и впервые я не вижу в них ничего. Она пуста точно так же, как и я.

— Собирайся, - говорю тихо, чтобы не спугнуть мою ар’сани.

— Я никуда с тобой не поеду, - безразлично отвечает Аврора, игнорируя завтрак на столе. Хочу сделать так, чтобы она поела, чтобы к щекам снова прилил румянец, а в глазах появилось хоть что-нибудь. Хочу сделать все то, чего не должен бы хотеть.

Долбаные противоречия разрывают на части, тянут в разные стороны, как дыба, на которую я сам себя обрек.

— Ты же хотела обсудить условия? - напоминаю наш вчерашний разговор. Поверить не могу, но я правда готов на компромисс. Ничего не понимаю.

— Я слушаю.

— Не здесь. Просто оденься и будь готова через полчаса.

— Это приказ? - Она холодная и отстраненная, и до нее не дотянуться. - А если я ослушаюсь? Уничтожишь меня? С каких снимков начнешь? С прошлогодней вечеринки у Сантино? - Прикладывает палец к губам, как будто раздумывает. Но и в этом нет ни единой настоящей эмоции, лишь позерство и притворство.

Раздражает. Бесит. Выносит, нахрен, мозг.

— Да, ар’сани, это приказ, - бросаю в ответ и быстро, пока не наломал дров, спускаюсь вниз.

Остается лишь надеяться, что она не полезет в бутылку.

К счастью, на этот раз благоразумие перевешивает чашу весов, и ровно через полчаса, минута в минуту, Аврора появляется во дворе. В простых джинсах и футболке, без макияжа и с девичьим «хвостиком» на затылке. Наверняка хотела сделать мне назло, думая, что я собираюсь покрасоваться своим трофеем на людях. И понятия не имеет, что оделась в самый раз.

Она хочется спрятаться на заднем сиденье, но я перехватываю ее на полпути и усаживаю рядом с водительским сиденьем. Понятия не имею, что происходит, но хочу, чтобы она была максимально близко. Чтобы отравляла собой и дальше.

И снова взаимная игра в молчанку, потому что так проще.

— Это что, музей? - спрашивает Аврора, когда я притормаживаю на парковке около старинного белоснежного здания с умопомрачительными витражами. - Ты привез меня в музей?

Наконец-то первый проблеск чего-то настоящего, живого на лице моей бабочки. Даже если это недоумение. И прострел взглядом в мою сторону, как будто она хочет еще раз убедиться, что я в самом деле настолько ненормальный.

— Уверен, никто и никогда не водил тебя в музеи, Вишенка.

Хотя я не то, чтобы уверен - это аксиома, истина ее жизни. Только придурок ведет роскошную женщину смотреть на картины мертвецов и мраморные изваяния, рискуя навлечь на нее тоску. «Нормальный мужик» повел бы ее в дорогой клуб или пригласил покататься на яхте. Но она - пустой кокон, и я должен наполнить ее чем-то настоящим.

В таких местах всегда немноголюдно, и здесь Авроре будет хорошо. Требуется несколько минут, чтобы моя бабочка привыкла к тишине и приятной прохладе пустых залов и коридоров. Я бы мог заказать нам экскурсовода, но не в этот раз.

Аврора пытается одернуть руку, когда я беру ее за запястье, но я настаиваю и крепло переплетаю наши пальцы. Удивительно, как органично смотрится на ее безымянном пальце кольцо. Мысль о том, что она носит его по принуждению, гложет червем, но разве это не моя вина? И разве это не часть моего дьявольского плана?

— Незачем изображать влюблённую парочку, если рядом нет ни души, - огрызается Аврора. - Мне неприятно и тебе лишняя статья расходов.

— Не считай мои деньги, Вишенка, - миролюбиво улыбаюсь я. - Я, конечно, не мультимиллионер, но могу позволить себе подержать за руку симпатичную девчонку.

Она слишком быстро отворачивается, но я все равно замечаю ее растерянность.

Мы гуляем между картинами, чьи названия и авторы мне хорошо знакомы. Я знаю на память историю создания каждого полотна, но… я сочиняю для Авроры сказки. На ходу выдумываю легенду о затворнице, чей печальный образ запечатлел влюбленный в ней старый художник, сочиняю красивую сказку о волшебной стране, спрятанной за абстрактными мазками. Аврора не верит и едва ли вникает, но вода камень точит и скоро она втягивается в мою игру. Улыбается, когда сочиняю совсем уж бредовую небылицу, и грустит, когда моя сказка обрывается на печальной ноте.

Мы останавливаемся около картины, на которой изображен канатоходец, балансирующий над огненной пропастью. Ничего необычного на первый взгляд, но ангел с белыми крыльями не делает ничего, чтобы спасти бедолагу, и лишь отстраненно наблюдает за тем, как на следующем шаге подопечный сделает роковую ошибку. А ангел с темными крыльями - у нее такие же прекрасные волосы, как и у моей бабочки - падает вниз. Огонь лижет черное оперенье, и всем ясно, что не спасется ни один из них.

Я нарочно не делаю никаких комментариев, да они и не нужны. Аврора просто смотрит на огромное полотно и в ее глазах сверкают слезы.

— Я бы упал для тебя, - говорю, становясь ей за спину. Нерешительно, совсем как тот уродливый мальчишка из прошлой жизни, провожу пальцем по ее оголенному локтю. И счастливо улыбаюсь толпе мурашек в ответ на невинное прикосновение[1].

— Ты ничего обо мне не знаешь.

— А ты все еще пытаешься отрицать очевидное.

Я одержим ею настолько, насколько вообще можно быть одержимым. Я не понимаю себя, но понимаю ее. Бегу от нее всю жизнь, понимая, что просто перебираю ногами внутри игрушечного колеса. Как можно сбежать от того, что нужнее воздуха?

Знаю, что рискую, но все-таки прикасаюсь губами к ее шее. Кожа теплая, гладкая, пахнет мылом и на вкус словно цветочная пыльца. Боги, пусть она молчит, пусть не говорит о деньгах, о том, что у нас договор, и что это - всего лишь игра. Пусть притворится для меня. Я согласен выпить яд ее лицемерия, я готов принять последствия.

Я так устал сражаться с собой. И тот парень на картине - это я. Я иду над пропастью, и я нарочно ставлю ногу мимо каната.

 [1] Для этой сцены почему-то очень подходит Aurora's Theme из компьютерной игры Child of Light. Послушать можно у меня на странице в ВК, в записи от сегодняшнего числа (27 апреля 2018) или найти трек среди моих видеозаписей в ВК