— Ну? - торопит Аврора, стоя по другую сторону открытой двери. - Ты вампир? Тебе нужно специальное приглашение?

Она забавляется: клацает зубами и рычит, и сама над собой смеется.

Перевожу дыхание. Ничего страшного не случится. Это просто дом: четыре стены, два этажа, чердак, на котором мы всегда находили кучу диковинок, даже если сотый раз заглядывали в пыльные ящики и картонные коробки. Это просто дом, который я знаю почти так же хорошо, как «Атлас».

Переступаю порог и сглатываю, шатаюсь, словно кегля, сбитый до боли вкусным ароматом выпечки, кондиционера для белья - неужели за столько лет Марго его не сменила? - и особенного, ни на что не похожего запаха дома Шереметьевых.

Как я дал втянуть себя в это? Ведь собирался держаться подальше от прошлого?

— Одежду нужно высушить. - Аврора стягивает с меня рубашку, даже не стараясь скрыть, что теперь, когда глазеть на меня некому, идея видеть меня более раздетым ей по душе.

Очень трудно держать себя в руках, когда она прикасается к моим плечам, случайно пробегает пальцами по коже. Ко мне прикасались многие женщины, и они делали со мной куда более развратные вещи, чем простые случайные прикосновения, но только с Авророй я чувствую себя так, словно жонглирую факелами, сидя на пороховой бочке. Это все равно, что щекотать пером собственные пятки. Вот только смеяться совсем не хочется.

Я сразу же возбуждаюсь, и, блин, краснею, как полный придурок, потому что хочу попросить ее не останавливаться и зайти со мной так далеко, как ей захочется.

— У нас в доме не бывает мужчин, так что, прости, но сменной одежды для тебя нет. - Моя бабочка делает шаг назад, показывает в сторону коридора, который уходит вглубь дома. - Там ванна и полотенца. А я пока развешу рубашку на сушилке и посмотрю, что есть в холодильнике.

Послушно иду в ванну, но все-таки оборачиваюсь, ошарашенный зрелищем того, как Аврора украдкой зарывается носом в мою рубашку и крепче-крепче сжимает ткань пальцами.

Я быстро принимаю душ и, перевязав бедра полотенцем, смотрюсь в запотевшее зеркало. Есть ли хоть малейший шанс, что я не потеряюсь в ней окончательно?

Аврора тоже переоделась: теперь на ней футболка чуть ли не до самых колен, и волосы собраны в лохматый пучок на макушке. Она меня не замечает, и я получаю пару минут, чтобы полюбоваться, как она отчаянно сражается с кофемашиной. Эта женщина не умет делать совсем ничего, и это выглядит очень милым и непосредственным, как ее личная фишка.

— Боги, не пугай меня! - ругается она, когда случайно замечает мое присутствие.

Слишком старательно делает вид, что не смотрит на меня, и я несказанно этому рад, потому что снова краснею как полный придурок. Нужно отвлечься, нужно заняться делом, потому что полотенце, точнее то, что оно не так, чтобы скрывает, выдаст мои мысли с головой.

Пока я готовлю омлет с овощами, Аврора перебирает пультом телеканалы и останавливается на старом мультфильме про олененка.

— Тебе понравилась игра? - спрашиваю я осторожно, натирая кусок сыра.

— Я не знаю правил и не очень люблю смотреть, как кучка мужчин лупит друг друга за мяч, - откровенно говорит она. - Но ты хорошо смотришься на поле.

— Мне нравится то, что я делаю. Это… приятные ощущения.

На самом деле мне хочется сказать, что только на поле я и живу, потому что существование за пределами него едва ли можно назвать интересным. Игра и коллекционирование бабочек - вот и вся моя жизнь, хоть еще несколько дней назад, до того, как Аврора снова вошла в мою судьбу, я был уверен, что стал полноценным членом общества.

Я раскладываю омлет по тарелкам и ставлю одну рядом с моей бабочкой. Она тянет носом аромат, жмурится и, хватаясь за вилку, отправляет в рот первый кусочек.

— Я знала, что тебя можно подпускать к плите Марго, - говорит, стремительно поглощая мою стряпню.

— Буду считать это комплиментом. - Опираюсь бедрами на столешницу и, держа тарелку одной рукой, отламываю кусок омлета. В самом деле неплохо получилось. - Теперь можно признаться - я первый раз в жизни готовлю.

Аврора давится, кашляет и машет рукой, удерживая меня на расстоянии. Запивает кашель водой из стакана и чуть охрипшим голосом спрашивает:

— Как? Ты же тут корчил шеф-повара.

— Я просто люблю читать и смотреть кулинарные шоу, и у меня хорошая память.

С улыбкой стучу себя пальцем по лбу… и взгляд Авроры меняется. Только что она была веселой соблазнительницей, но, стоит лишь моргнуть - и я вижу настороженную, озадаченную девушку, которая, щурясь, всматривается в мое лицо.

Блядь!

— Мне нужно позвонить, - торопливо говорю я.

Неаккуратно ставлю тарелку на столешницу и выхожу в коридор. Прислоняюсь к стене, чтобы перевести дух и убедить себя в том, что она не может меня узнать. То есть, я хотел, чтобы она узнала, но не так и не сейчас, и до того, как решил, что смогу простить.

Сердце бешено колотится в груди, посылая в кровь порцию огня. Кажется, еще немного - и в моей груди откроется кратер, начнется извержение. Ноги быстро слабеют и я, как ни стараюсь, не могу стоять. Охаю, сползая по стене. Что я за тряпка такая?

Пред глазами все плывет, а в голове пульсирует только одна мысль: я действительно хочу простить мою бабочку. Кажется, она точно такая же, как и я, невольная заложница судьбы.

— Ма’ну? - перед замыленным взглядом мелькает тень. Ладони на моих щеках прохладные и мягкие. - Ма’ну, тебе плохо?

— Все в порядке, - тяжело дышу я.

— У Марго где-то есть аптечка, я сейчас…

Хватаю ее за руку и тяну на себя, вынуждая сесть сверху. Прикрываю глаза, чтобы перевести дыхание и попытаться справиться с приступом паники.

— Не надо никаких таблеток, Вишенка. Но если поцелуешь - оживу.

— Так и скажи, что просто хочешь ко мне поприставать.

— Хочу, - улыбаюсь я. - Тебя хочу, Вишенка.

Нам обоим становится не до смеха: я чувствую это по ее учащенному дыханию, по тому, как пальцы зарываются в мои влажные волосы. Аврора наклоняется к уху и говорит самую сексуальную вещь, какую я только слышал в своей жизни:

— В моей комнате односпальная жутко скрипучая кровать со старым матрасом.

— Прекрасно. - Открываю глаза и погружаюсь в темные океаны с обсидиановыми звездами. - Всю жизнь мечтал лишиться проклятой девственности на скрипучей кровати.

— Ты… что?! - Аврора хлопает ресницами, очень похожая на идеальную фарфоровую куколку. Даже трогать ее сейчас страшно. - Ты никогда не… не был с женщиной?

— Ну, технически, если говорить не о самом процессе, а о некоторых его тонкостях…

Она не дает закончить мое занудствование, затыкая рот поцелуем.

Мы прижимаемся друг к другу сильно и горячо, как будто падаем с безымянной высоты и у нас один на двоих спасительный парашют. Целуемся, проникая друг в друга воздухом, запахом и чувствами, которые втираем в кожу в безумных попытках стать еще ближе, хоть больше уже просто некуда.

Я фанат ее губ - теперь я это знаю. Если бы сейчас была последняя минута моей никчемной жизни, я бы попросил лишь еще немного поцелуев перед тем, как утонуть в пустоте. У ее поцелуев вкус вечности и немного - омлета. Почему-то думать о том, что моя бабочка пахнет жареными овощами и яйцами так смешно, что я невольно отрываюсь от Авроры, чтобы не задохнуться от хохота. В груди все еще нестерпимо болит, и взрыв смеха никак не способствует облегчению, но ничего не могу с собой поделать

— Совсем придурок, - недовольно ворчит Аврора, но пальцы в моих волосах продолжают недвусмысленно царапать кожу головы. Самые приятные ощущения в моей жизни: завуалированное требования перестать валять дурака и пойти дальше. - Ты притворялся, да?

Мотаю головой, не в силах справиться со смехом. Тело предало меня и голова тоже. Чувства переплелись так сильно, что реальность расплескивается тонким слоем по прошлому, покрывая старые раны слоем лечебного бальзама.

— Просто ты… омлет… на вкус, как омлет, - говорю я севшим от смеха голосом.

Аврора смотрит на меня во все глаза, и в них так много всего, что теперь совершенно очевидно - никакая она не пустышка. Или это я прозрел? Или влюбился?

— Сам ты омлет, - тепло улыбается она, снова раскрывая мои губы и вдыхая в них свой воздух. - Только я нежная сочная мякоть, а ты пережаренная горелая корочка.

Теперь уже мы смеемся вместе: целуемся и заливаемся весельем, падаем на пол, и только колено сидящей на мне Авроры не дает катиться по коридору клубком. Если есть в мире самые ненормальные романтические вещи, то мы как раз совершаем одну из них - в самый горячий момент наших странных отношений обзываем друг друга едой и находим это забавным.

Почему нельзя остановить все, как есть?

Мне внезапно становится не до смеха. Я лежу под моей ар’сани, обнимаю ее за талию и впитываю каждую эмоцию, которая вспыхивает на ее лице. Почему мы не можем быть двумя людьми без прошлого? Как две бумажных куклы, которых только что нарисовали и вырезали? Она нужна мне… вот такая. Смеющаяся, живая, яркая, как комета, украшающая скучный горизонт жизни. И это полностью противоречит моему плану опустошения.

— Все в порядке? - обеспокоенно спрашивает Аврора.

— Все идеально, - отвечаю я. Протягиваю руку, чтобы заправить за ухо выпавшую прядь, но локон тут же вываливается обратно и щекочет меня по носу. Аврора тут же наклоняется, чтобы поцеловать меня в кончик носа. Такие удивительные нежности, как будто мы знакомы тысячу лет и делали это миллион раз в прошлых жизнях. - Ты такая красивая, ар’сани. Удивительная.

Я знаю, что никогда не смогу причинить ей боль. Эта мысль - как внеземное озарение, откровение, посланное молящемуся грешнику. Однажды она уже украла сердце уродливого мальчишки и делает это снова. Нет ни единого шанса, что я выживу в нашем противостоянии. Аврора сильная - она переживет все, что пошлет ей судьба, тем более такого безумца, как я. А вот мне судьба приготовила незавидную участь. И самое смешное, что я не хочу ей противится.

— С завязанными глазами по струне над пропастью, - говорю я, приподнимаясь на локтях, чтобы быть максимально близко к ее губам. - С тобой, Вишенка, только так.

Она невесомо целует меня в губы, вскакивает на ноги и протягивает руку.

Послушно бегу за ней по ступеням на второй этаж. Здесь почти ничего не поменялось, но я закрываю глаза. Прошлое, как пес, гонится за мной, хоть я оставил его на предыдущей станции. Мне хочется попросить Аврору бежать быстрее, но она толкает дверь комнаты, втягивает меня внутрь и закрывает ее с громким хлопком. И я понимаю, что в ловушке, и что все это время бежал ему навстречу.

В ее комнате все точно так же: шкаф, письменный стол, старые мягкие игрушки на полках, даже подставка с ручками. Как будто не было многих лет, и только вчера я принес ей вот того смешного плюшевого утенка. Приходится до боли сжать кулаки, чтобы не прикасаться ни к чему. Не уверен, что смогу выдержать и не задать самый главный вопрос: почему, Аврора?

Она прижимается ко мне сзади и пальцы скользят по моей груди, оставляя розовые полосы от ногтей. Я дышу часто и глубоко, пытаюсь справиться с чувствами, но это бесполезно.

— Та самая скрипучая кровать, - говорю, разглядывая аккуратно застеленную розовым покрывалом кровать.

Слышу, как Аврора кивает, елозя носом по моей спине.

Не могу больше, должен ее видеть. Поворачиваюсь - и натыкаюсь на полные глаза паники. Она вдруг делает шаг назад, словно оказалась в клетке с тигром. Приходится идти за ней следом, пока моя бабочка пятится к двери. Натыкается на нее спиной и протягивает ладонь к ручке, но я ловлю ее на полпути и переплетаю пальцы со своими.

— Нам нельзя заходить так далеко, - говорит Аврора. Ноль уверенности в голосе. Себя убедить не может, а уж меня и подавно. - Это же просто смешно.

— Ни капли не смешно, - говорю я, пальцами второй руки забирая вверх ее футболку.

По чуть-чуть, превращая ткань в гармошку, обнажаю бедро и живот. Аврора хватает меня за локоть, чуть не до крови вонзает ногти в кожу и мотает головой.

— Я не красива, не смотри на меня, - молит чуть ли не со слезами на глазах.

Что за глупости?

— У меня шрамы, - всхлипывает, готова разрыдаться в любой момент.

— Покажи мне их, - «нажимаю» интонацией я. Нужно быть решительным и за себя, и за нее, иначе мне никогда не выколотить из моей бабочки глупый страх и еще более глупые мысли о том, что пара шрамов могут сделать ее хоть на каплю безобразнее. - Аврора, покажи мне каждый из них.

Наши взгляды сражаются в коротком поединке, в котором победа достается мне. Удивление в глазах Авроры красноречиво говорит, что для нее это было неожиданностью. Но она послушно, как загипнотизированная, стягивает футболку через голову, неосторожно цепляя воротом пучок волос, и они свешиваются набок.

Однажды мое сердце уже остановилось и ожило лишь благодаря порции электрических разрядов. Может показаться фантастикой, но я чувствовал каждый удар тока, который впрыскивал в меня жизнь пополам с болью. Но по сравнению с тем, что происходит со мной сейчас, те фантомные ощущения кажутся просто блеклой дымкой.

Аврора идеальна. Безупречна. Поразительна.

Я не могу подобрать нужные слова, потому что все они не отражают и малой доли моих эмоций.

Она стоит около двери в одних крохотных кружевных трусиках и не знает, куда деть руки, хоть порывается прикрыться.

— Не надо, - говорю я, и бабочка опускает их вдоль тела, притихшая и послушная.

Наверное, это прозвучит как бред, но в этот момент, когда она стоит передо мной совершенно обнаженная, я любуюсь совсем не ее грудью, хоть она просто потрясающая. Я смотрю на рисунки шрамов на белой коже: два небольших над левой грудью, один глубокий над правыми ребрами, несколько косых на животе. Уверен, парочка есть и на спине тоже.

— Это из-за той аварии, - бормочет Аврора.

— Вишенка, ты можешь просто… помолчать?

Она поджимает губы, кажется, немного обиженная. Но я просто не знаю, как сказать ей, что слова все портят. Мне не нужны ее попытки оправдать себя, потому что ей не нужны оправдания. Все «уродство» - только у нее в голове, ведь каждый шрам - он словно мазок судьбы на коже, тайнопись жизни. И только я могу прочесть это послание.

Аврора вздрагивает, когда я провожу пальцами по выпуклым полоскам шрамов. Дрожь отдается в мое сердце, и это куда сильнее, чем разряд на столе реанимации. Ноги подкашиваются - и я осторожно опускаюсь перед моей бабочкой на колени. Прикасаюсь губами к шрамам на животе, Аврора отзывается вздохом и снова цепляется мне в волосы. Второй раз стою перед ней на коленях и нахожу это странно приятным, потому что все равно я - победитель, а Аврора - моя добровольная пленница.

— Мне нравятся твои шрамы, ар’сани, - говорю, любуясь каждым из них.

— Это потому, что ты псих, - смущается она. Злится самую малость, но это лишь придает пикантности коктейлю чувств в ее глазах.

— Это потому что мы с тобой совершенно одинаковые, Вишенка.

— У тебя нет шрамов.

— Есть, но они все в душе и на сердце. Там, где никто не увидит.

Аврора понимает - это ясно без слов.