Утро выходного дня началось тяжело. Накануне я снова промучилась с тошнотой. Мне было так плохо, что Марго дважды порывалась вызвать «скорую», но в конечном итоге мой желудок успокоился и я, затолкав в ноздри вату, забралась под одело, чувствуя себе злой и обессиленной. Я спала и во сне проваливалась в бесконечную черную пропасть, где не было ничего, кроме пустоты, которая, словно водоворот, засасывала меня глубже и глубже, туда, где огромными алыми буквами горело число «семь». Именно столько дней Р’ран не давал о себе знать: ни сообщений, ни звонков, никаких признаков того, что он вообще помнит о моем существовании.
Я подготавливала себя к этому сценарию развития наших отношений каждый день и каждый час, но все равно проигрывала в поединке с болью. Иногда мне казалось, что еще немного, капелька отчаяния – и мое сердце просто взорвется, как надутый пакет из-под чипсов. Но каким-то чудом оно продолжало биться: час за часом, день за днем.
Марго с самого утра ушла в аптеку, сказав, что моя тошнота за пределами всего разумного, и она обязана что-то сделать, прежде чем связать меня и отправить в больницу. Я даже не сомневалась, что она всерьез рассматривает такой вариант, а не говорит ради красного словца.
Когда в дверь позвонили, стрелки часов перевалили за одиннадцать утра, и я даже не представляла, кто бы мог появиться в такую рань. На всякий случай накинула халат в пол, пряча под ним фланелевую пижаму в радугах и единорогах. Как ни странно, ее подарила Аврора, и, несмотря на явно детский вид, пижама была произведением какого-то модного дизайнера. Меня вполне устраивало то, что она мягкая, теплая и из натуральной ткани.
На пороге стоял Р’ран.
В безупречном, дорогом черном костюме, темно-синей рубашке, и с подстриженными волосами. Первую минуту я пыталась сосредоточиться хоть на чем-то, чтобы удержаться в этой реальности. Ему идет эта новая прическа, хотя, сомневаюсь, что в мире существует хоть что-то, способное испортить моего монстра.
— Собирайся, - коротко и резко скомандовал он, вторгаясь в дом с видом человека, который очень торопится.
— Куда? – машинально спросила я, и тут же мотнула головой. – Как у тебя…
— Я сказал, собирайся. Что именно тебе не понятно?
Зачем же так грубо. Не появляться целую неделю, не давать о себе знать и появиться только для того, чтобы отдавать приказы, словно салдафон.
— Мне непонятно, что ты делаешь в моем доме, - сохраняя терпение, сказала я, удерживая между нами дистанцию. Его запах и так обжег меня, сделал такой слабой и мягкой, что стало стыдно перед самой собой. Я никогда не валялась в ногах, и нет ни единой причины изменять этому жизненному принципу. Даже если все во мне, каждая клеточка и частичка, тянуться к нему, грозя разорвать кожу. – Потрудись объяснить, о чем речь. У меня другие планы и я не собираюсь менять их только потому, что ты вдруг вспомнил о моем существовании, Р’ран Шад’Арэн.
— Другие планы? – резким, как стеклянный клин, голосом, спросил он, щурясь, словно хищник. – Надеюсь, они не включают в себя посещение больницы и аборт?
— Как ты… - начала я и тут же замолчала.
Марго. Будь она неладна со своими принципами и правильностью, и материнской опекой, от которой меня, кажется, сейчас стошнит.
Я залепила рот ладонями, пулей вылетела прочь и заперлась в туалете, вместе с рвотой освобождая горькую обиду. Зачем она так со мной? Благими намерениями дорога в известное горячее место вымощена. Надо бы при случае напомнить Марго эту поговорку. И еще ткнуть в лицо паспортом, где ясно видно, что я достаточно взрослая для принятия самостоятельных решений о своем будущем.
Когда рвота, наконец, отступила, я осторожно вышла из туалета, молясь богам, чтобы Р’рана уже не было. Я не готова к нашей встрече. Не сейчас. Не когда я серо-зеленая, мокрая от того, что меня бросает то в жар, то в холод, и точно не в пижаме в идиотских единорогах. Даже если на бирке имя известного дизайнера.
Чуда не случилось: Р’ран стоял посреди гостиной, скрестив на груди руки, отчего его плечи казались еще более широкими, чем я помнила. В глазах моего монстра горел все тот же нехороший огонек. Я прикрыла рот тыльной стороной ладони, мысленно давая себе установку не приближаться к нему ни за что на свете, особенно если в приступе болезненной тоски захочу его поцеловать, потому что зубы я так и не почистила.
— Мы теряем время, Нана, - сказал он таким тоном, будто даже фиалки Маргариты давно поняли, о чем речь.
— Я ничего не теряю, потому что не понимаю, что ты от меня хочешь. И буду очень благодарна, если сейчас ты уйдешь. Мне нездоровиться, как ты видишь.
— Вижу, что тебя тошнит, потому что ты носишь моего ребенка, - холодно сказал он.
— Маргарите нужно научиться держать язык за зубами, - пробормотала я себе под нос. – Я не собиралась делать аборт, - ответила, вспоминая его обвинение.
— Еще бы ты собралась, - рыкнул он и в два шага оказался рядом. Хлоп – и я уже в его крепкой хватке: руки у меня на плечах сжались так сильно, что, кажется, Р’ран собрался раздавить мою грудную клетку. – Ты должна была сказать мне, Нана. Ты, дьявол все задери, обязана была сказать мне о том, что ждешь ребенка. Что, блядь, у тебя в башке?!
Я была слишком истощена, чтобы сопротивляться. Лучше поберечь силы для разговора. Он точно не будет приятным.
— Ты вышвырнул меня, как котенка! Даже не дал мне слова сказать, словно я использованная… влажная салфетка!
— Влажная салфетка? – Монстр моргнул, пытаясь переварить метафору.
— Неважно. Я пытаюсь сказать, что ты не дал ни единого повода думать, что в твоей жизни осталось место для меня и наших отношений. Извини, Р’ран Шад’Арэн, но я не из тех женщин, которые бегают хвостиком в надежде на подачку. У тебя тяжелый период и я искренне надеюсь, что все разрешилось или разрешится в ближайшее время самым лучшим способом, но это не повод вести себя, как эгоистичный мудак.
То, как поменялся цвет его глаз, было сродни приставленному к уху мегафону, из которого доносилось: «Беги, Нана, беги!» И убежала бы, если бы была уверена, что мои руки не останутся у него в кулаках.
Вот теперь я ясно видела, какой в гневе Р’ран Шад’Арэн. И это никакая не гроза, и не шторм, и не лавина. Это чистый Апокалипсис, и если я срочно что-то не придумаю, он погребет меня так глубоко, что мои кости не найдут и через тысячи лет.
— Это я эгоистичный мудак?! – пророкотал он голосом, похожим на камнепад. Потянул вверх, вынуждая встать на цыпочки, заглядывая в мое лицо бешенными, звериными глазами. Мог бы – разорвал на клочки, наверняка. – А как насчет тебя, Нана? Как насчет того, что ты корчишь из себя благородную сраную невинность и распоряжаешься судьбой моего сына?
— Сына? – Пришла моя очередь глупых повторов.
Р’ран проигнорировал мои слова, опустив ладонь мне на живот. Этот жест был жестом собственника, жестом самца, заявляющего права на свое потомство.
И я почувствовала облегчение. Тошнота исчезла, голова перестала кружиться, взгляд прояснился. Мне снова было тепло и комфортно, и – о, боги! – впервые за много дней мысль о еде не вызвала во мне потребность снова «покричать в унитаз».
Наверное, все это так явно читалось на лице, что Р’ран без труда угадал мои мысли. Хмыкнул, явно довольный этой реакцией, и, скомкав пижаму в кулаке, задрал ее чуть ли не до груди. Миг – и его ладонь уже на моей коже. Я дернулась, словно распятая на высоковольтных проводах.
— Это мой ребенок, Нана. Не знаю, чем ты думала, полагая, что я откажусь от него.
— Я думала о том, что ребенку нужна семья.
— И именно поэтому я узнаю, что стану отцом от твоей сестры. – Теплые нотки снова испарились из его голоса. – Хрена с два ты будешь воспитывать его одна. Вышвырни из головы эту чушь, Шпилька, иначе, клянусь, я тебя выпорю долбаным ремнем. И поверь, я никогда не был так чертовски серьезен.
Зачем я кивнула?
— Хорошо, рад, что этот вопрос мы решили.
Он убрал руку с моего живота – и клянусь, я почувствовала, как что-то внутри, под кожей, потянулось вслед за ним. Когда рука моего монстра появилась снова, он держал в ней паспорта – мой и свой.
Так вот куда, по его мнению, я должна собираться.
В ЗАГС.
— Сегодня мы просто распишемся, Шпилька, потому что я слишком зол, чтобы корчить из себя счастливого мужа. Но потом, если будешь прилежной сладкой девочкой, организуем свадьбу с платьями, гостями, деликатесами и прочей сахарной херней.
Да, Р’ран любил употреблять крепкие словечки, но сегодня его просто разрывало, и каждый раз, когда он выдавал что-то эдакое, я невольно прикрывала глаза. Кончилось тем, что он схватил меня за подбородок, задирая лицо так сильно, что у меня заныл шейные позвонки.
— Посмотри на меня, Нана, - приказал он.
Я послушалась – и утонула в его злости, растворилась, как сахар в горьком крепком кофе, и почила на самом дне. Ох, боги, вероятно, я совсем больная, потому что такого Р’рана я, кажется, люблю ровно так же сильно, как и другого, издающего фантастические мурлыкающе звуки после секса.
— Ты станешь моей женой. Сегодня. Лучше пойди своими ногами, и не провоцируй меня.
Хочу-хочу его спровоцировать. Хочу этого Р’рана: пусть чертовски злого, сорвавшегося с цепи, бешеного и, вероятно, лишенного сочувствия, но – живого. Не ту пустую оболочку, лишенную чувств, которую я видела в аэропорту.
— Не пойду, - делая осторожную попытку отступить, отказалась я.
Черный, как остывший ад, взгляд метнулся ко мне, выколачивая воздух из легких.
— Честно говоря, я сомневался, что тебе хватит ума вести себя взвешенно, - рыкнул он и прежде, чем я успела испугаться, взвалил на плечо.
Я пискнула, закрыла рот ладонями, почти уверенная, что меня стошнит прямо на его накрахмаленную рубашку и сшитый на заказ костюм. Но эти двое, отец и сын – почему бы нет, пусть будет сын? – явно каким-то непостижимым образом сговорились у меня за спиной. Я чувствовала себя почти… идеально.
И Р’ран, конечно, не мог простить мне это. Потому что в следующую секунду сдернул с меня штаны вместе с трусиками и очень крепко влепил по заднице. Это было больно! Так больно, что я впервые употребила матерное слово.
— Ты будешь меня слушаться, Шпилька, или не будешь – и твоя задница станет красной.
— Да пошел ты!..
Надо признать, следующий шлепок выбил из меня все желание пререкаться. Я пискнула, цепляясь в пиджак своего злющего монстра, пытаясь поднять голову, но в конечном итоге оставила эту затею, наслаждаясь видом его упругой задницы и узких бедер под тонкой тканью брюк.
А вот третьего шлепка я не ждала, поэтому от всей души закричала, посыпая голову Р’рана проклятиями.
— За что?! – выдавила, глотая обиду, пытаясь отдышаться от растекающейся по коже горячей «науки» от моего монстра.
— Это наперед, чтобы ты не забыла сказать: «да, согласна».
Уже в дверях мы – Р’ран и я у него на плече – столкнулись с Маргаритой. В эту минуту мне хотелось и обнять ее, и расцеловать, и попросить прощения за то, что всю свою жизнь мы с Авророй только то и делаем, что испытываем ее терпение и заставляем с нами нянчиться. Наверное, меня никогда не перестанет бесить ее привычка во все вмешиваться и решать за меня, как будет лучше. Но если подумать – разве она в и тоге не оказывается права?
— Учти: гвозди и молоток лежат на видном месте, - холодно и без намека на шутку сказала Марго, прежде, чем отойти от двери и освободить Р’рану дорогу. – Сделаешь ей больно еще хоть раз…
Сестра многозначительно выгнула бровь и, клянусь, в этот момент Р’рана несильно тряхнуло. Сомневаюсь, что он всерьез воспринимает ее угрозы, но наверняка он не настолько беспечен, чтобы совсем сбрасывать ее со счетов.
— Не сделаю, Маргарита, клянусь, - серьезно и сдержанно пообещал мой монстр. Прозвучало так, будто он клялся не Марго, а себе самому. – Спасибо, что ты мудрее Наны.
— Вас обоих, если уж на то пошло, - бросила она, все еще не размениваясь даже на скупую улыбку.
Мне выть хотелось от того, что вот так, вниз головой, я пропускаю самое интересное, но я предпочитала помалкивать. Три шлепка Р’рана превратились в волшебство, которое отбило у меня охоту спорить, хотя, видят боги, мне до чертиков хотелось вывернуться и высказать моему монстру все, что во мне накопилось за эти дни. Выплеснуть на него всю обиду, все пролитые слезы, все часы, которые я провела, взглядом гипнотизируя телефон и срываясь на каждый звонок в дверь. Но… я молчала, догадываясь, что эта не очень свойственная мне импульсивность может быть еще одним проявлением беременности. Я читала о том, что в первом триместре случаются частые вспышки неконтролируемых эмоций.
Уже на улице, когда Р’ран, как мешок, сбросил меня на заднее сиденье машины, я вдруг сообразила, что он всерьез собирается ехать в ЗАГС прямо сейчас. И если монстр, как всегда, выглядел так, будто только что сошел с подиума, где рекламировал дизайнерский костюм, то я, судя по всему, буду первой в мире девушкой, которая выходит замуж в пижаме. В проклятой пижаме с единорожками!
— Мне нужно переодеться, - сказала я.
— Черта лысого, - огрызнулся Р’ран, заводя мотор.
Я метнулась к двери, собираясь выскочить из машины, но защелки безопасности громко клацнули у меня перед носом.
— Р’ран, прекрати! – снова закипела я. Что он себе думает? Пещерный человек!
— Сядь спокойно, Шпилька, и наслаждайся последними часами, пока еще можешь делать это безболезненно.
В зеркало заднего вида его черный взгляд пообещал мне, что даже если раздумаю брыкаться, стану шелковой и послушной, он все равно не откажется от своего обещания поучить меня смирению.
Я больная. Сумасшедшая. Съехавшая с катушек. Но… пусть уже это случиться поскорее.
Понятия не имею, как Р’рану это удалось, но возле ЗАГСа нас не караулили газетчики. Хотя, когда он на руках нес меня по лестнице, и я немного осмотрелась, то без труда заметила парочку очень недвусмысленно одетых во все черное ребят, взявших улицу в невидимое оцепление. Слава богам, потому что понятия не имею, что бы делала, попади в газеты фотографии нашей свадьбы: роскошного Темного принца и меня, мучающейся токсикозом всклокоченной девчонки в дурацкой пижаме.
— Помнишь, за что получила по заднице третий раз? – елейным тоном спросил Р’ран, наклонившись к моему уху и очень убедительно изображая романтический поцелуй, пока ведущая прочищала горло кашлем, чтобы начать.
— Боюсь, ты этого не узнаешь до «момента Икс», - из чистой вредности съязвила я.
Он медленно, явно зверея, втянул воздух через ноздри, взглядом подвергая мое несчастное тело всем мыслимым и немыслимым пыткам.
— Коротко и быстро, - рыкнул он на несчастную женщину, когда она с сияющей улыбкой завела «В этот радостный день два любящих сердца…» - Мы согласны.
Женщина моргнула, потихоньку закрыла папку с гербом и протянула нам бумаги для подписей.
— Не вздумай, - предупредил Р’ран, когда я стрельнула в него насмешливым взглядом. – Не смей, Нана, потому что, обещаю, привяжу тебя к кровати и затрахаю до состояния «Моя молодая женушка не может выйти из комнаты своими ногами».
Краем глаза я заметила округлившиеся глаза несчастной работницы ЗАГСа. Наверняка ей не каждый день попадаются вот такие невоздержанные на язык «властный мужчины». Видимо так же часто, как и невесты в пижамах. От комичности ситуации я не смогла сдержать смешок.
— Я выйду замуж за это чудовище, - сказала я с улыбкой, взяла протянутое женщиной пером с наконечником из лунного металла и поставила росчерк в документах о браке.
Р’ран повторил то же самое, а я подумала, что даже наши подписи рядом смотрятся очень символично: его, размашистая, острая и резкая, и моя – мягкая, аккуратная, всегда одинаковая вне зависимости от моего настроения. Аврора, например, все время жаловалась, что когда злится, то обязательно «накрутит» лишних завитушек.
Монстр схватил меня за руку, выволок из зала, даже не дожидаясь обязательного «Объявляю вас мужем и женой». Я собиралась спросить про кольца, но вовремя прикусила язык. Когда бы он успел, если только сегодня вспомнил о моем существовании, и то благодаря Маргарите. Женитьба на мне явно не входила в его планы.
Мысль об этом скрутила живот болезненными спазмами.
Можно притвориться, что мы женаты, но стать мужем и женой понарошку нельзя.